Отец морщится:
— Не совсем… но я все равно постараюсь её убедить.
— А если не получится? — спрашиваю после долгой паузы. — Не пожалеешь, что затеял все это?
— Нет.
Качаю головой.
Кто бы мог подумать… неужели мои родители могут быть вместе?
Это вызывает двоякие чувства. Будь мама моей подругой, я бы первая заявила, чтобы не смела прощать — тогда он поступил отвратительно. Но я же простила… приняла его ошибку. Так почему стоит отказать ей в этой возможности?
— Давай договоримся, что ты не будешь и дальше углубляться в мою ситуацию, — говорю по размышлении. — А что касается вас… Хочу сразу предупредить — в любом случае я буду на маминой стороне.
— Я готов и к этому, — снова трет ладонью лоб. Похоже, он устал также, как я. — Так что… конспиративная квартира раскрыта?
— Угу. И подвергнута «обыску», — показываю я пальцами кавычки.
— Может в ресторан и гостиницу? — спрашивает с надеждой.
— Домой, — качаю головой, — давай закажем только что-то поесть. И позвони уже Ирине… не надо снова исчезать, чуть только проблемы не касаются твоего бизнеса.
Смотрит с изумлением. Но кивает. А потом привлекает меня к себе и прижимает сильно-сильно.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не я тебя воспитывал.
8
За какой-нибудь месяц мой собственный мир опять стремительно меняется. Раньше это меня пугало — необходимость жить в эпоху перемен. Ощущение, насколько все в беспорядке в моей жизни, что так легко и стремительно несется в водовороте судьбы, налетая на каменистый берег и получая вмятины, пробоины, которые надо спешно латать, повреждения, ограничивающие дальнейшее существование каких-нибудь функций…
Но… жизнь-то приобретала при этом все менее идеальные формы и становилась похожа на настоящую.
«Не дай Бог жить в эпоху перемен, если вы не готовы этими переменами воспользоваться».
Немного странно, местами необычно, но я вдруг понимаю, что взрослый человек, если он достаточно уверен в себе и своих действиях, в состоянии навести порядок в большинстве сфер своей жизни не за годы, а за считанные дни.
И у меня есть у кого этому поучиться.
Отец, несмотря на то, что я прошу не вмешивать меня и мое прошлое в его настоящее, разрывает деловые отношения с Каримовым. Уж не знаю, о чем он там с тем говорит — а он говорит, сам предупреждает меня об ужине — но возвращается задумчивым, уверенным в своей правоте и в том, что санкций со стороны Ильи не будет.
А с его…
— Да какие санкции, — морщится. — Подспудно мстить и искать прорехи в бизнесе того, который, по факту, спас мой? А вот за тебя я ему в морду дал.
— Ч-чего? — поперхиваюсь я чаем, который пью в этот момент, и в шоке ищу на лице папы следы боев без правил. Ну не мог Каримов не ударить в ответ — а если не ударил, это хуже. Это может означать, что ударит по другому…
— Он ниже метил, — снова морщится отец, а я только и могу, что сделать жест рука-лицо. А потом хохочу.
— Вы что, и правда подрались? Как мальчишки?
— Немного, — бурчит отец. — Но как мужчины остались без претензий друг к другу.
А он же дорожил этой их дружбой…
Это я понимаю тоже внезапно.
Прежде мне даже в голову не приходило, что с Каримовым можно дружить, я его с этой точки зрения не рассматривала — для меня он был, поначалу, слишком чужим, слишком выпадающим из моей жизни элементом, потому я на него вовсе старалась не смотреть. Потом он оказался так близко, что я видела только крупные детали, которые были у меня перед глазами.
А затем… так далеко, что я жмурилась каждый раз, когда нечаянно смотрела в ту сторону.
Вот только отец выбирает — снова — меня. И я ему за это благодарна.
И с Ириной он разводится. Быстро, тихо — для меня, конечно, у него самого, полагаю, все с шумом происходит.
Он оставляет ей хорошие отступные в виде квартиры в центре, оплаты обучения ее сына и достойного содержания. И даже обещает, что если бывший пасынок возьмется за ум, он поможет ему и с работой, и с бизнесом. Ирину я вижу всего раз и то случайно — прихожу в офис отца и сталкиваюсь с ней в приемной. Я готовлюсь дать отпор, но женщина выглядит так, что хочется не драться с ней, а жалеть. И вряд ли в ее взгляде только боль от потери денежных знаков.
— Она ведь… неравнодушна к тебе, — говорю тихонько, когда подхожу к отцу.
— И они мне не чужие, — вздыхает. — Столько лет рядом. Какое-то время я даже уверен был, что люблю Иру, пусть и с этими ее закидонами и игрой в аристократию… Поэтому я постарался обеспечить их будущее.
— Пап, тебе нет необходимости оправдываться.
— Есть. Вас я оставил ни с чем, — как всегда, к себе он относится без сантиментов.
— Компенсируешь теперь?
— Компенсирую.
Если бы дело было только в этом, я бы, наверное пыталась его остановить. И от развода, и от скоропалительных решений во многих сферах. Но я вижу, что дело совсем в другом.
Вижу, как горят его глаза, когда он разговаривает с мамой по телефону. Вижу как жадно он роется в фотках на моем телефоне. Как осторожно, боясь сделать неправильный шаг, расспрашивает меня о нашем прошлом. И шлет ей подарки, ездит…
Я сама чувствую себя трепетной мамочкой, у которой дети влюбились. И любуюсь по фэйс-тайм счастливым маминым лицом — её глаза тоже сияют, и я так боюсь, что этот блеск потухнет снова, что готова принять даже такую странную правду и выворот судьбы, что происходит в наших жизнях.
— Я не влюбилась, — отрицательно качает она головой на мой вопрос.
— Ой, вот не надо…
— Я и не переставала любить.
Замираю.
Мама смотрит на меня честно и открыто. Молча. Я знаю, что она пока не принимает окончательного решения, но только теперь понимаю, что дело вовсе не в любви. Любит ведь, и правда любит, несмотря на годы ненависти, которой она подавляла эту слишком болезненную любовь, несмотря на все, что ей пришлось пережить — в том числе по вине отца.
— Тогда почему ты не…
— Потому что для совместной жизни еще и доверие нужно. А доверять, оказывается, сложнее, чем любить.
Киваю.
И в очередной раз решаю не лезть. У меня нет на это времени особо, если честно. Как и на поиск квартиры — отец и рад, что хоть иногда меня видит за ужином или завтраком, сам он тоже часто остается в городе. Новая работа захватывает меня с головой. И пусть сверхурочные и занятость в выходные являются частью процесса, я не всегда успеваю пообедать, а зарплата, пока, не сильно выше, чем на моей предыдущей работе, чувствую себя на своем месте.
Вижу перспективу. Рост.
Главное, ощущаю дрыжики внутри от того, что я делаю. И с удовольствием делюсь с родителями — с каждым по отдельности — своими находками, идеями и байками о происходящем, которые у меня тоже появились уже, и очень благодарна, что мама не спрашивает, чего же я так долго ждала и не увольнялась с предыдущего места.
А отец не уточняет, не следует ли ему купить для меня собственное агентство.
Мне хватает и себя для таких вопросов… Их в моей голове множество.
Не на каждый я готова ответить честно самой себе.
Например, как сложилась бы моя жизнь, не встреть я Каримова? Решилась бы на переезд или встречу с отцом? Стала бы настолько сильной?
Чего на самом деле он хочет добиться, выдвигая столь странные условия? И столь уж мне неприятна сам факт его воспитания и методов, если было много моментов в прошлом, когда я этим откровенно наслаждалась?
Действительно ли он «взял меня в жены» исключительно из прихоти и необходимости, а не потому, что увидел что-то во мне? Ведь таких вокруг было множество… почему я?
И если он совсем не любил… что пытается сделать сейчас? Почему не отпускает? Я ведь понимаю — не мстит. И догадываюсь — но только очень осторожно, чтобы с трудом выстраиваемая в моей голове система не рухнула, погребая меня под осколками — что он все-таки знает больше правды, чем тогда, когда вышвыривал меня из квартиры.
И, пожалуй, самый главный вопрос, который я не готова даже задать, не то что отвечать на него.
А что стало с моей любовью к Каримову? Она точно растворилась, как я полагала, в той кислоте, которой меня облили?
И действительно ли я хотела бы никогда-никогда не встречать его? В жизни?
Правда, все эти вопросы не мешают мне найти адвоката — точнее, пойти в ту контору, которую посоветовал отец, верный своему обещанию не расспрашивать ни о чем, но помогать. И взрослый, грузный дядька долго-долго выслушивает меня и мою историю, которую я вполне могу теперь рассказать без эмоций и истерик — и даже вспомнить отдельные пункты всех подписанных мной контрактов — а потом, пожевав нижнюю губу, заявляет, что это будет, долго, дорого и кроваво, но…
Возможно.
А еще можно попробовать оторвать жирный ломоть от активов Каримова.
При этих словах в глазах адвоката появляется алчный блеск, но я качаю головой. Я могу сколько угодно громогласно заявлять, что буду использовать его также, как он использовал меня. Но, по факту, мне никогда не были нужны его деньги.
Зато теперь я чувствую себя уверенней. Раз у меня есть план Б — пусть даже и решила дождаться третьего условия.
Мне ведь и правда делается интересно, что он придумает… Показал, как легко поверить в плохое о человеке, «удалил» лживое окружение — уверена и с подругой он постарался — убедился, что я могу сопротивляться, и что теперь?
— Не совсем… но я все равно постараюсь её убедить.
— А если не получится? — спрашиваю после долгой паузы. — Не пожалеешь, что затеял все это?
— Нет.
Качаю головой.
Кто бы мог подумать… неужели мои родители могут быть вместе?
Это вызывает двоякие чувства. Будь мама моей подругой, я бы первая заявила, чтобы не смела прощать — тогда он поступил отвратительно. Но я же простила… приняла его ошибку. Так почему стоит отказать ей в этой возможности?
— Давай договоримся, что ты не будешь и дальше углубляться в мою ситуацию, — говорю по размышлении. — А что касается вас… Хочу сразу предупредить — в любом случае я буду на маминой стороне.
— Я готов и к этому, — снова трет ладонью лоб. Похоже, он устал также, как я. — Так что… конспиративная квартира раскрыта?
— Угу. И подвергнута «обыску», — показываю я пальцами кавычки.
— Может в ресторан и гостиницу? — спрашивает с надеждой.
— Домой, — качаю головой, — давай закажем только что-то поесть. И позвони уже Ирине… не надо снова исчезать, чуть только проблемы не касаются твоего бизнеса.
Смотрит с изумлением. Но кивает. А потом привлекает меня к себе и прижимает сильно-сильно.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не я тебя воспитывал.
8
За какой-нибудь месяц мой собственный мир опять стремительно меняется. Раньше это меня пугало — необходимость жить в эпоху перемен. Ощущение, насколько все в беспорядке в моей жизни, что так легко и стремительно несется в водовороте судьбы, налетая на каменистый берег и получая вмятины, пробоины, которые надо спешно латать, повреждения, ограничивающие дальнейшее существование каких-нибудь функций…
Но… жизнь-то приобретала при этом все менее идеальные формы и становилась похожа на настоящую.
«Не дай Бог жить в эпоху перемен, если вы не готовы этими переменами воспользоваться».
Немного странно, местами необычно, но я вдруг понимаю, что взрослый человек, если он достаточно уверен в себе и своих действиях, в состоянии навести порядок в большинстве сфер своей жизни не за годы, а за считанные дни.
И у меня есть у кого этому поучиться.
Отец, несмотря на то, что я прошу не вмешивать меня и мое прошлое в его настоящее, разрывает деловые отношения с Каримовым. Уж не знаю, о чем он там с тем говорит — а он говорит, сам предупреждает меня об ужине — но возвращается задумчивым, уверенным в своей правоте и в том, что санкций со стороны Ильи не будет.
А с его…
— Да какие санкции, — морщится. — Подспудно мстить и искать прорехи в бизнесе того, который, по факту, спас мой? А вот за тебя я ему в морду дал.
— Ч-чего? — поперхиваюсь я чаем, который пью в этот момент, и в шоке ищу на лице папы следы боев без правил. Ну не мог Каримов не ударить в ответ — а если не ударил, это хуже. Это может означать, что ударит по другому…
— Он ниже метил, — снова морщится отец, а я только и могу, что сделать жест рука-лицо. А потом хохочу.
— Вы что, и правда подрались? Как мальчишки?
— Немного, — бурчит отец. — Но как мужчины остались без претензий друг к другу.
А он же дорожил этой их дружбой…
Это я понимаю тоже внезапно.
Прежде мне даже в голову не приходило, что с Каримовым можно дружить, я его с этой точки зрения не рассматривала — для меня он был, поначалу, слишком чужим, слишком выпадающим из моей жизни элементом, потому я на него вовсе старалась не смотреть. Потом он оказался так близко, что я видела только крупные детали, которые были у меня перед глазами.
А затем… так далеко, что я жмурилась каждый раз, когда нечаянно смотрела в ту сторону.
Вот только отец выбирает — снова — меня. И я ему за это благодарна.
И с Ириной он разводится. Быстро, тихо — для меня, конечно, у него самого, полагаю, все с шумом происходит.
Он оставляет ей хорошие отступные в виде квартиры в центре, оплаты обучения ее сына и достойного содержания. И даже обещает, что если бывший пасынок возьмется за ум, он поможет ему и с работой, и с бизнесом. Ирину я вижу всего раз и то случайно — прихожу в офис отца и сталкиваюсь с ней в приемной. Я готовлюсь дать отпор, но женщина выглядит так, что хочется не драться с ней, а жалеть. И вряд ли в ее взгляде только боль от потери денежных знаков.
— Она ведь… неравнодушна к тебе, — говорю тихонько, когда подхожу к отцу.
— И они мне не чужие, — вздыхает. — Столько лет рядом. Какое-то время я даже уверен был, что люблю Иру, пусть и с этими ее закидонами и игрой в аристократию… Поэтому я постарался обеспечить их будущее.
— Пап, тебе нет необходимости оправдываться.
— Есть. Вас я оставил ни с чем, — как всегда, к себе он относится без сантиментов.
— Компенсируешь теперь?
— Компенсирую.
Если бы дело было только в этом, я бы, наверное пыталась его остановить. И от развода, и от скоропалительных решений во многих сферах. Но я вижу, что дело совсем в другом.
Вижу, как горят его глаза, когда он разговаривает с мамой по телефону. Вижу как жадно он роется в фотках на моем телефоне. Как осторожно, боясь сделать неправильный шаг, расспрашивает меня о нашем прошлом. И шлет ей подарки, ездит…
Я сама чувствую себя трепетной мамочкой, у которой дети влюбились. И любуюсь по фэйс-тайм счастливым маминым лицом — её глаза тоже сияют, и я так боюсь, что этот блеск потухнет снова, что готова принять даже такую странную правду и выворот судьбы, что происходит в наших жизнях.
— Я не влюбилась, — отрицательно качает она головой на мой вопрос.
— Ой, вот не надо…
— Я и не переставала любить.
Замираю.
Мама смотрит на меня честно и открыто. Молча. Я знаю, что она пока не принимает окончательного решения, но только теперь понимаю, что дело вовсе не в любви. Любит ведь, и правда любит, несмотря на годы ненависти, которой она подавляла эту слишком болезненную любовь, несмотря на все, что ей пришлось пережить — в том числе по вине отца.
— Тогда почему ты не…
— Потому что для совместной жизни еще и доверие нужно. А доверять, оказывается, сложнее, чем любить.
Киваю.
И в очередной раз решаю не лезть. У меня нет на это времени особо, если честно. Как и на поиск квартиры — отец и рад, что хоть иногда меня видит за ужином или завтраком, сам он тоже часто остается в городе. Новая работа захватывает меня с головой. И пусть сверхурочные и занятость в выходные являются частью процесса, я не всегда успеваю пообедать, а зарплата, пока, не сильно выше, чем на моей предыдущей работе, чувствую себя на своем месте.
Вижу перспективу. Рост.
Главное, ощущаю дрыжики внутри от того, что я делаю. И с удовольствием делюсь с родителями — с каждым по отдельности — своими находками, идеями и байками о происходящем, которые у меня тоже появились уже, и очень благодарна, что мама не спрашивает, чего же я так долго ждала и не увольнялась с предыдущего места.
А отец не уточняет, не следует ли ему купить для меня собственное агентство.
Мне хватает и себя для таких вопросов… Их в моей голове множество.
Не на каждый я готова ответить честно самой себе.
Например, как сложилась бы моя жизнь, не встреть я Каримова? Решилась бы на переезд или встречу с отцом? Стала бы настолько сильной?
Чего на самом деле он хочет добиться, выдвигая столь странные условия? И столь уж мне неприятна сам факт его воспитания и методов, если было много моментов в прошлом, когда я этим откровенно наслаждалась?
Действительно ли он «взял меня в жены» исключительно из прихоти и необходимости, а не потому, что увидел что-то во мне? Ведь таких вокруг было множество… почему я?
И если он совсем не любил… что пытается сделать сейчас? Почему не отпускает? Я ведь понимаю — не мстит. И догадываюсь — но только очень осторожно, чтобы с трудом выстраиваемая в моей голове система не рухнула, погребая меня под осколками — что он все-таки знает больше правды, чем тогда, когда вышвыривал меня из квартиры.
И, пожалуй, самый главный вопрос, который я не готова даже задать, не то что отвечать на него.
А что стало с моей любовью к Каримову? Она точно растворилась, как я полагала, в той кислоте, которой меня облили?
И действительно ли я хотела бы никогда-никогда не встречать его? В жизни?
Правда, все эти вопросы не мешают мне найти адвоката — точнее, пойти в ту контору, которую посоветовал отец, верный своему обещанию не расспрашивать ни о чем, но помогать. И взрослый, грузный дядька долго-долго выслушивает меня и мою историю, которую я вполне могу теперь рассказать без эмоций и истерик — и даже вспомнить отдельные пункты всех подписанных мной контрактов — а потом, пожевав нижнюю губу, заявляет, что это будет, долго, дорого и кроваво, но…
Возможно.
А еще можно попробовать оторвать жирный ломоть от активов Каримова.
При этих словах в глазах адвоката появляется алчный блеск, но я качаю головой. Я могу сколько угодно громогласно заявлять, что буду использовать его также, как он использовал меня. Но, по факту, мне никогда не были нужны его деньги.
Зато теперь я чувствую себя уверенней. Раз у меня есть план Б — пусть даже и решила дождаться третьего условия.
Мне ведь и правда делается интересно, что он придумает… Показал, как легко поверить в плохое о человеке, «удалил» лживое окружение — уверена и с подругой он постарался — убедился, что я могу сопротивляться, и что теперь?