— Майя… ты влюбленной выглядела. И довольной. Конечно, я рад был бы, чтобы у тебя сложилось все, и считал тебя достаточно мудрой, чтобы сделать верный выбор. И никогда бы не стал… — он запинается, а потом хмурится, сжимая сильнее руль. — Мне стоило получше присмотреться к твоему избраннику?

Я медлю.

Что было бы, если бы отец устраивал проверки тем, с кем я нахожусь рядом?

Мне бы это не понравилось…

«Зато избавило бы от ложных надежд и лживых подруг гораздо раньше», — шепчет внутренний голос, но я отмахиваюсь от него.

— Нет, не стоило бы, — говорю уверенно. — И мы с ним больше не вместе — и не будем.

Мы доезжаем до элитной многоэтажки в полном молчании, но оно вполне уютном.

Отец заносит мою сумку в гостевую спальню. Там уже стоят мои чемоданы и несколько коробок, и меня радует, что никто их не трогал и не распаковывал, давая мне возможность самой решить, что делать с ними.

— После обеда я на несколько дней в область еду, разобраться надо кое с чем, — говорит мне. — Вернусь ближе к вечеру в пятницу — планирую пойти на одно мероприятие… составишь мне компанию?

— Конечно, почему нет.

— У тебя как, отпуск закончился? На работу завтра?

— На работу, — соврать получается легко. Я ведь и правда иду завтра на два собеседования.

Мы прощаемся, и я отправляюсь в душ. А потом берусь за ежедневник — так и пользуюсь бумажным, никак не привыкну к электронному — и просматриваю записи и запланированные дела.

Взгляд останавливается на дате, и сердце пропускает удар.

Пятница.

Двадцать шестое апреля.

Черт… это же не то, что я думаю?





4




— Вы замужем?

Хочется неприлично хохотнуть, но я только с садистким удовольствием, направленным на не слышащего меня Каримова, отвечаю:

— Нет. И не планирую.

Мне задают этот вопрос на собеседовании уже третий раз за последние два дня.

Замужем ли, есть ли жених, планирую ли я в ближайшие годы детей… И я отвечаю неизменно отрицательно, убедив даже себя, что мой паспорт без единой печати — самый настоящий, а тот, старый, не всплывет. Как и наша с Каримовым история.

Не сейчас так точно.

Если бы ему хотелось, он давно бы поставил всех в известность — но по какой-то причине ему нужно, чтобы я оставалась его несуществующей в реальности женой… Значит, мне ничего не стоит «не существовать».

— Почему вы хотите работать в нашей компании?

— Чем вы лучше других кандидатов?

— Что вы можете предложить, чтобы улучшить эти показатели?

— Почему вы решили, что у вас достаточно для этого опыта? Наши клиенты — весьма взыскательная и богатая публика, а вашем случае…

В моем случае у меня были самые изысканные приемы и поездки.

И непрекращающееся воспитание, которое бриллиантовой чешуей покрывало слабую и наивную плоть — чешуйка за чешуйкой. Я это потом поняла, гораздо позже, что Каримов воспитывал меня под себя во всех смыслах. Делал меня покорной и страстной в постели, уверенной и светской — для окружающих. Выращивал… что не сразу, но дало свои плоды.

От многих ростков я отказалась, чтобы только не вспоминать лишний раз, не тянуться наверх, не будоражить все то, что было похоронено в тот вечер, в его доме… но недавно поняла, что зря. Это успело стать моим. Пусть я и не могла подтвердить это… Что там в моем резюме? Приличное образование — но не для Москвы — грамотность, второй язык и желание работать? Вряд ли опыт работой официанткой, затем — дважды — секретарем показывает, что я действительно прийдусь к месту в этом ивент-агентстве, известном своими масштабными праздниками.

— Опыта у меня, возможно, и нет, — отвечаю спокойно. Не тушуюсь. У меня есть где жить и что покушать, значит я могу себе позволить найти действительно достойное место. — Но есть идеи, четкое представление, как себя вести и что можно, а что не следует предлагать в тех или иных случаях. Есть цель…

— Цель? И какая именно? — подается вперед довольно симпатичный мужчина в нестандартно ярком костюме.


— Вряд ли вы обрадуетесь, если я скажу, что хочу занять должность коммерческого директора? — мне вдруг делается весело, когда я вижу, что глаза этого самого коммерческого директора распахиваются от изумления. Я уже уверена, что меня не возьмут. То, что им понравилась моя внешность и умение разговаривать по телефону, не может перечеркнуть недостаточность прошлого опыта. — Тогда не буду. Я хочу… создавать самые масштабные в России мероприятия. Стать частью опытной команды и гордиться тем, что я делаю как эта часть. Реализовывать безумные проекты. Забраться высоко… вот моя цель.

— А вы самоуверены, — он откидывается на кресле, глядя на меня через опущенные веки. Возможно, кто-то сказал ему, что так он выглядит более взросло и проницательно — или он сам так решил. Но я вижу только «казаться, а не быть». Ему идти и идти до действительно выворачивающих тебя взглядов.

Интервьюер задает еще несколько вопросов, а затем говорит стандартную для всех фразу:

— Мы вам позвоним.

Улыбаюсь — вполне даже искренне — киваю и выхожу.

На улице на удивление тепло, и я с удовольствием подставляю лицо солнцу. Прям чувствую, как от прикосновения лучей веснушки становятся ярче…

— А они будут ярче весной, золотая? Я хочу увидеть каждую…

— Прочь из моей головы!

Какой-то мужчина шарахается от меня, а я ускоряю шаг.

В торговом центре немноголюдно — в нем нет масс-маркета, а значит и толп людей. Я иду вдоль витрин, рассматривая выставленные платья и захожу в уже знакомый бутик. У меня несколько вечерних нарядов, но за два года в Москве я не раз и не два надевала их на приемы, куда ходила в том числе с отцом, так что стоит уже купить что-то новое. Пусть некоторые из его знакомых успели сменить жен, всегда найдутся те, кто обсудит — и осудит — прошлогоднее платье.

Этому меня тоже научил Каримов.

Делать вид, что играешь по правилам общества, в котором вращаешься, для того, чтобы за внешними мелочами люди не видели твоего настоящего характера и мотивов.

Я выбираю наряд редкого для меня черного цвета, который контрастирует с по-зимнему светлой кожей и рыжими волосами — макияж сделаю яркий, чтобы не выглядеть бледным пятном. Придирчиво оглядываю обнаженные руки, плечи, спину и прихожу к выводу, что все идеально. И как-то… опасно, что ли. Более агрессивно чем то, что я обычно ношу.

Даже отец этим вечером смотрит на меня недоверчиво, будто не признает. Но потом расплывается в улыбке и шутит:

— Красотка. И все потому, что в тебе ни единой моей черты.

Хохочу.

— Да уж, я мамина дочка.

— Подозреваю, что и через двадцать лет будешь выглядеть как она…

Чуть медлю, но все таки достаю телефон и открываю галерею, где мы с мамой делали селфи.

Он смотрит жадно, а я отворачиваюсь, чтобы не смущаться самой и не смущать его. И в который раз задаюсь вопросом, что было бы… нет, об этом лучше не спрашивать себя. Даже мысленно. Если впустить в мою жизнь сослагательное наклонение, станет совсем туго.

— Что за мероприятие? — уточняю нейтральным тоном, когда мы выходим.

— Годовщина очередной бизнес-ассоциации и благотворительный бал, — чуть морщится, пока я помогаю ему завязать бабочку. — Как понимаешь, всем лучше быть.

Киваю с облегчением.

Годовщину празднуют с размахом, в роскошном отеле. Оркестр, цветы, каскадом свисающие с потолка, официанты в белоснежных перчатках.

Мы переходим от одной группы гостей к другой, пока не сталкиваемся… с Ириной.

Странно, но я даже не задавалась вопросом, почему отец пригласил меня в качестве спутницы, а не свою жену. Так уж повелось у нас — он видел, что я не сближаюсь с его семьей и не настаивал, что мы жили в параллельных Вселенных. Но, судя по напряженному лицу Ирины, и тому, как удивился ее присутствию отец, сегодня что-то пошло не так.

— Какая встреча, — шипит она змеей, покачиваясь, и я понимаю, что женщина выпила — и довольно много.

— Ира? Кажется я не… — начинает отец, но та его перебивает.

— Конечно, ты «не», — даже слюной начинает брызгать — или мне кажется? — Ты не соизволил мне сообщить об этом мероприятии, как и о том, что теперь везде ходишь со своей дочуркой, и живешь с ней, и все хочешь отдать… Я вот думаю — может она вовсе и не дочь тебе, а…

Он подается вперед, хватает ее за предплечье и бросает резко:

— Заткнись немедленно и оставь свои грязные подозрения при себе. Если я пригласил Майю, а не тебя, значит были причины. А тебе следует перестать пить и вести себя как истеричка. Мне по хрен, что ты выставляешь себя дурой — но мне не по хрен, что ты при этом носишь мою фамилию. Поэтому сейчас ты мило улыбнешься окружающим, сходишь в уборную и приведешь себя в порядок, а потом я провожу тебя к машине. Домой поедешь. Понятно?

Я никогда не видела отца таким резким и злым.

Ирина поджимает губы и уходит, не рискуя больше спорить, а я спрашиваю напряженно:

— Что происходит? И о каких причинах ты говорил? Ну… что пригласил меня?

— Достала меня потому что, — рычит и запускает пальцы в волосы. — Домой возвращаться не хочется… уж тем более ходить с ней куда-то. Ну это мои проблемы, не буду тебя ими грузить. Побудь пока здесь, я проконтролирую её, чтобы еще чего не наговорила и уехала. И вернусь.

Киваю.

Мне жаль отца. Несмотря на то, что к Ирине я отношусь настороженно, она кажется мне вполне надежным тылом. Вроде бы и подать себя умеет, и вполне справляется с огромным хозяйством и многочисленными гостями в отцовском доме… Что же там такое произошло у них? Она ведь явно не в себе, мне даже не было обидно за ее слова…

Отступаю к колонне, чтобы не торчать в одиночестве посреди зала, и беру бокал шампанского.