– Может, – произнес инспектор, – ты хочешь поговорить со мной наедине, Соль?

Я кивнула.

– Можешь идти, Хеён. Возвращайся на пост. Без нашего ведома никто не должен войти или выйти из поместья госпожи Кан.

– Но господин… – в ее голосе явно слышалось сомнение. Тем не менее тамо проглотила возражения и покинула кабинет.

Мы с инспектором Ханом остались одни. Серый свет, лившийся через бумагу с улицы, освещал высокий книжный шкаф, черную лакированную шкатулку и низкий столик, ледяным огнем омывал ширму позади мужчины.

Я быстро составила в уме план: когда все разойдутся со двора, я сбегу из кабинета и, пока никто не ничего не понял, выскользну из ведомства. Убийца с паланкином уже наверняка на полпути к сараю на горе. Что случится с Урим, если я не успею? Времени у меня было в обрез.

Я подняла ресницы, чтобы взглянуть на изнеможенное, исхудалое лицо инспектора, но тут же вспомнила, как хорошо он считывает людей. Я не сомневалась: он заметит в моих глазах коварные планы. Вместо этого я окинула взглядом его широкие плечи и шею, и в уме всплыло еще одно непрошенное воспоминание: я прижимаюсь ухом к плечу мальчишки, теплому, как ондоль. «Тук-тук-тук», – грохочет дымная печка, нагревая камни, спрятанные под его грубой одеждой.

«Джонъюн-а…» – брат посмотрел на меня жутковатыми бледными глазами. Круглое юношеское личико мгновенно осунулось, превратившись в сплошные кости и острые углы.

Все поры у меня на теле как будто разом открылись, меня прошиб ледяной пот. Сердце яростно билось в груди.

«Он не мой брат. Ни в коем случае не мой брат».

Всем естеством я хотела сейчас очутиться как можно дальше от инспектора. Я аж забыла, зачем пришла. Только вид моих пустых рук воскресил в памяти умоляющий взгляд Урим.

– Ну? – напомнил о себе инспектор Хан. – Что же ты хотела мне поведать?

С улицы все еще доносился голос Хеён. Я закусила нижнюю губу. Мысли вихрем роились в голове. Я ведь могла помочь Урим иначе. Похитивший ее человек сидит сейчас прямо передо мной, и я точно была в этом уверена. Мужчина в бамбуковой шляпе следил за Урим – как-то же он узнал, что она сегодня будет в заброшенном поместье, а Хеён и трое других полицейских, находившиеся в прямом подчинении инспектора Хана, следили за домом ее хозяйки. Скорее всего, мужчина в бамбуковой шляпе тоже был одним из его шпионов, которому инспектор поручил похитить служанку.

А если все именно так, то инспектор Хан мог передумать и отпустить ее. Придется его убедить. Да, это опасно, и все может обернуться просто ужасно, но я напомнила себе об уроке инспектора: ищи людские слабости и дави на них.

– Я ее нашла, – прошептала я.

– Кого нашла?

– Форму, которую вы оставили в Доме ярких цветов. Окровавленную.

Он замер, как если бы его пронзили мечом.

– Ты кому-нибудь об этом рассказала?

– Нет, – я вздернула подбородок, чтобы показать ему: со мной придется считаться. Хотя на самом деле каждая косточка внутри меня дрожала. – Это ведь была кровь госпожи О, да?

Уголок его губ приподнялся, совсем чуть-чуть.

– Где форма, – это был не вопрос, это был приказ.

Сковав голос сталью, я ответила:

– Никто об этом не узнает, господин, если вы поможете Урим.

– Урим? – спокойно отреагировал инспектор, но я заметила, как у него дернулись пальцы. – Что тебе известно о служанке Урим?

– Ее хозяйка проводила меня к подножию горы Инван после того случая с тигром. Обещаю, господин, я не буду дальше рыться.

– В чем рыться?

– В вашем прошлом. Если вы вернете Урим целой и невредимой.

– Верну ее? – удивленно переспросил он. – Что значит «верну»?

– Она и слова против вас не скажет, клянусь.

– Против меня? – резко отозвался инспектор. – С чего ты взяла, что я знаю, где она?

– Уверена, у вас есть причины так поступать. Я никому не расскажу. И об ученом Ане с госпожой О тоже, клянусь.

– Так вот, значит, что ты думаешь. Ты вообразила, что я как-то в этом замешан. – Я взглянула ему прямо в глаза, и на какое-то тревожное мгновение мне почудилось, что я смотрю в свои собственные. Я быстро отвернулась. – И ты в этом абсолютно уверена.

Он совершенно спокойно встал, как будто просто хотел взять с полки книжку. Пересек комнату, остановился перед раздвижной дверью. Даже не глядя на меня, произнес:

– Скажу тебе только одну вещь. Не смей снова мне мешать, или я…

– Ваш халат у меня, – напомнила я его спине. Дрожь в моем голосе с головой выдавала мой страх. – Вы можете от меня избавиться, но я хорошо его спрятала. Мир узнает о ваших злодеяниях. Даже если вы меня убьете, люди обо всем узнают.

Я задержала дыхание. Купится ли он на мое вранье?


– Думаешь? – его голос был холодным, как заснеженные вершины горы Тхэбэк. Он оглянулся на меня через плечо, свысока, его губы искривила улыбка. Кажется, я его позабавила. – Поведай свой маленький секрет миру. Тебе все равно никто не поверит. Ты же всего лишь девчонка. Хотя нет, ты даже хуже. Ты простая тамо.

Одним движением руки он сорвал с меня маску, так быстро, что мне на глаза навернулись слезы. Я моргнула, и с ресниц сорвалась обжигающая капля. Я сама не могла понять, отчего плачу. Но, глядя на инспектора Хана, я забыла об Урим. Мои мысли занимал только брат. Ушедший. Погибший. Нет, даже хуже, чем погибший: ставший отвратительным незнакомцем.

Я поднялась на ноги. Не успев осознать, что происходит, я кинулась к инспектору и впилась ногтями ему в щеку, словно пытаясь содрать его маску. Сердце грохотало о ребра, и все же, отшатнувшись, я ощутила растущую в груди отрешенность. На его щеке расцвела ранка от моих обкусанных ногтей, но мне было плевать.

– Не мой брат, – прошептала я, попятившись. – Ни в коем случае не мой брат.

Прижимая руку к кровавой царапине, он не сводил с меня глаз, пока я, спотыкаясь, выходила из кабинета и пересекала двор. Я не знала, куда бегу, но знала откуда. Я совершила преступление – напала на чиновника. Однако времени гнить в тюрьме у меня не было. Не сейчас.





Шестнадцать




На следующий день я стояла на дороге, вившейся через поле тростника. Золотые колосья колыхались на ветру. На голубом, как море, небе ярко пылало солнце, и мне пришлось заслониться от него рукой.

«Если это не инспектор Хан, то кто же тебя похитил, Урим?»

Из ведомства я тут же бросилась к поместью госпожи Кан и, пока на смену одним шпионам заступали другие, подбежала ко входу. Тем не менее меня ждало разочарование. Испуганная служанка ответила, что сейчас не самое лучшее время, да и вообще хозяйки дома нет. Значит, искать Урим мне придется одной. Но сколько бы я ни расспрашивала, мужчину в бамбуковой шляпе с паланкином никто не видел. Лишь какой-то уличный мальчишка указал пальцем на ворота крепости и сообщил, что видел, как похожий мужчина покидал столицу.

Со дня до ночи я искала Урим, представляя, что ей уже наверняка отрезали нос. Но что на улицах вокруг крепости, что на близлежащих горах, нигде не нашлось ни единого ее следа: ни обрывка ткани на ветке, ни потерянной соломенной сандалии, ни даже капель крови. Какая-то старушка заметила меня, когда я в исступлении и изнеможении брела по дороге, и разрешила переночевать у нее в лачуге. Но мне не спалось. Все мои мысли были заняты Урим. Она словно растворилась с лица земли.

Глядя на раскинувшиеся передо мной просторы, я вспомнила шепот сестры: «Мир кажется таким громадным, когда теряешь кого-то». Теперь я понимала, что она имела в виду.

К утру, едва передвигая усталыми ногами, я побрела к воротам крепости, где уже выстроилась длинная очередь из крестьян с тележками, груженными едой. Казалось, я простояла в этой очереди целую вечность. Подойдя ближе к воротам, я осознала, что красное пятнышко вдали – это на самом деле свирепого вида стражник в ярко-красной одежде, с широким носом и напряженно сжатыми губами. Сердце забилось тяжело, медленно; от страха мне стало трудно дышать. Он же в любой момент может закричать: «Схватите ее! Она посмела ударить полицейского!» Надо было бежать из столицы как можно скорее, но я не могла бросить Урим. Я не вынесу груза вины.

Наконец я оказалась перед стражником. Он был на две головы выше и башней возвышался надо мной, пока проверял документы, а потом указал мне на вход.

– Следующий! – взревел он.

Я вошла в Ханян, и меня даже никто не схватил. Нервный клубок внутри развязался, по ногам пробежала дрожь облегчения. Пока что я в безопасности.

Немного оправившись, я решила пройтись по улице. Иногда я останавливалась перед всякими заведениями: лавками, где продавали черные шляпы, серебро, нефрит или мед, крытыми ларьками с разложенными на соломенных циновках товарами, мясными лавками, где стоял медный запах крови. Я не теряла веры, что найду Урим, и каждому торговцу показывала ее портрет, который прошлой ночью нарисовала угольком на обороте листа с рисунком брата. На этом портрете я запечатлела ее широкие глаза, круглое лицо и самую запоминающуюся черту – маленькие, крошечные губы.

– Вы видели эту девушку? – без устали повторяла я.

Но ответ всегда был один:

– Нет.

Я обошла еще несколько лавок, прежде чем оказалась перед калиткой из хвороста, ведущей к гостинице. На огромном помосте сидели мужчины и женщины: ели, пили, курили трубки. Я опросила, как мне казалось, всех торговцев в столице, но вот в гостиницу зайти не додумалась – все мои мысли занимали Северный и Восточный округа. А ведь в гостиницу стекались все путники из-за стен города. Наверняка кто-нибудь из них видел Урим!

Я вошла во двор и показала одному из постояльцев рисунок.

– Вы эту девушку не узнаете?

Я внимательно осмотрела все лица в надежде, что сейчас чьи-нибудь брови взметнутся вверх, что кто-нибудь ее узнает. Впрочем, похоже, в их воспоминаниях не было ни единого следа Урим.

Я в смятении провела рукой по лицу. Я не знала, что делать. Я целое утро бродила по холодному городу, и щеки у меня так замерзли, что я не чувствовала собственных прикосновений.

Ко мне подошла госпожа Сон с подносом бутылок.

– Снова ты?

Она накрыла на стол перед посетителями и повернулась ко мне. Брови ее вздернулись от удивления.

– Ты только посмотри на себя, – грубо бросила женщина, и я уж было подумала, что она меня сейчас прогонит. – Пойдем. Я знаю, что тебе нужно.





* * *


Я села на краю кухонной террасы, среди огромных блестящих коричневых горшков с соевым соусом, соевой пастой и разносолами. Позади желтела облетевшая с деревьев листва.

Вскоре вернулась госпожа Сон с маленьким столиком, на котором стояли две миски: одна с воздушным белым рисом, вторая – с рагу с твенджаном[49]. Женщина поставила столик передо мной, и я успела разглядеть в ее зрачках свое отражение: бледное лицо, встрепанные ветром волосы. Она жалела меня.

– Ешь, – взмахнула госпожа Сон рукой. – Ты тощая, как палка.