– Госпожа О обратилась в католическую веру два года назад. Она призналась матери, что ставит учение превыше кровных связей. Служанка Сои упоминала, что сословие простолюдинов не появилось само по себе, а когда я расспросила ее, она созналась, что на эти слова ее сподвигло католическое учение ее хозяйки.

– Католичка… – В устах инспектора одно это слово весило не меньше железа. – Тамо Соль, ты понимаешь, почему твое открытие все меняет?

– Нет, господин, – я затаила дыхание.

– Среди католиков поговаривают, что тысяча иностранных кораблей приплывет к берегам между Пупхёном и Инчхоном. Ты ведь не хочешь, чтобы в наше королевство вторглись иностранцы с запада?

Я мало что знала о западе, но мне точно не по душе были перемены.

– Конечно, нет, господин.

– Я тоже. Больше ста лет мы берегли наш покой от японских полководцев и посягавших на нас выходцев с запада, а теперь мне только и остается гадать, не было ли все это напрасно. – Ему было всего двадцать семь зим, но из-за седых волос за ухом он выглядел на десять лет старше, на десять лет более уставшим. – Госпожа О – дочь «южанина», так что, полагаю, даже удивляться не надо, что она оказалась еретичкой.

– Я слышала, господин, что именно «южная партия» первой начала распространять это учение, верно?

– Верно. И существуют определенные причины, почему быть дочерью «южанина» так опасно. Ты девушка, так что можешь быть не в курсе политических событий и споров вокруг восстания в Индоне.

– Я знаю об этом, господин, – поспешно заверила его я.

– Знаешь? – в его голосе зазвучал интерес. – Расскажи, что тебе известно.

С тех пор как госпожа Кан поделилась со мной причинами грядущих преследований католиков, мои вечно развешенные уши особенно чутко улавливали слухи о восстании, случившемся неделю назад. Я достала из колодца украденных знаний все, что знала, и выложила инспектору Хану:

– Члены «южной партии» считают, что старого короля отравила «партия старых», а королева-регентша Чонсун им помогла, так что они учинили расправу над канцелярией Индона. Регентша казнила всех причастных. Теперь никто не осмелится клеветать на нового правителя.

– Ты права. А казнь – это первый признак скорой политической атаки. Спустя столько лет регентша надеется наконец-то стереть в пыль «южную партию».

Я собрала его слова в единую картину.

– И вы думаете, что юную госпожу О убил политический противник?

– Мне еще предстоит дальнейшее расследование, однако твои сообщения значительно усложняют дело. Мне бы не помешало осмотреть ее вещи. Тем не менее получить ордер на обыск знатного дома можно только в случае государственной измены…

Он замолчал, и в тишине я огляделась. Я впервые оказалась в кабинете инспектора. Чай ему всегда приносила только Хеён, так что у меня не было повода заглянуть внутрь. Здесь было тесно и чисто. Стены с обеих сторон были завешены узкими полками со свитками и шитыми книгами, а единственным красивым предметом в этом строгом кабинете была черная лакированная шкатулка для документов с золотыми узорами. За инспектором стояла раскладная ширма, по каждой шторке которой стекали китайские иероглифы.

Инспектор Хан проследил за моим взглядом и поинтересовался:

– Можешь прочитать, что написано?

– Нет, господин.

– Хё, че, чхун, син, йе, ый, ём и чи, – зачитал он мне ханча и перевел ее на хангыль: – Сыновняя почтительность, братская любовь, верность, доверие, этика, справедливость, честность и стыд. Это величайшие конфуцианские добродетели. – Его глаза блуждали по моему лицу, будто измеряя и взвешивая мой характер. – Какими обладаешь ты, тамо Соль?

Я закусила нижнюю губу.

– Верностью. Я могу сомневаться, но всегда готова за нее бороться. А вы, господин?

Начался дождь, капли забарабанили по бумаге ханджи в окне. Где-то на улице чирикали птицы и хлюпала грязь под ногами совершавших обход слуг.

– Стыдом, – после долгого молчания ответил инспектор Хан. – Его у меня в избытке.





Семь




На следующий день я аккуратно, словно бабочка на листок, опустилась на колени; все-таки вплетенные в мускулы долгие часы тренировок давали о себе знать. На душе было легко, ведь меня больше не отягощала ложь Кёна. Я налила в пиалу командора Ли чай и выпрямилась, а затем, опустив голову и не поворачиваясь к нему спиной, медленно отошла назад и села рядом с двумя другими тамо возле стены.

Командор Ли пригласил старшего полицейского Сима на чай. Они говорили о погоде, о советнике Чхои и его сыне, но в конце концов разговор свелся к одному имени: инспектор Хан Дохюн.

– Вы с ним крайне похожи. – Обычно голос командора Ли напоминал гром, однако сегодня он скорее был похож на голос усталого старика. – За исключением одного: инспектор Хан цепляется за прошлое, а ты от своего пытаешься сбежать.

– Причем безуспешно, – добавил полицейский Сим.

– Тогда старайся вдвое больше, добейся чего-нибудь в этой жизни. Время никого ждать не будет.

Командор Ли махнул рукой, разрешая пить, и полицейский Сим залпом влил в себя чай. Меня передернуло – я-то знала, что в пиале самый настоящий кипяток. Но, похоже, несмотря на внешнее спокойствие, полицейский Сим слишком нервничал, чтобы заметить такую мелочь.

– Сколько тебе сейчас лет?


– Тридцать, – ответил Сим.

– На три года старше инспектора Хана. Приглядывай за ним, как старший брат за младшим, чтобы он не наделал глупостей.

– Конечно, ёнгам.

Воздух наполнила такая тишина, что я услышала, как Эджон сглотнула. Должно быть, она чувствовала нарастающее напряжение, потому что ее щеки покрыл румянец, который разрастался и разрастался, пока все лицо не стало цветом напоминать ягоду годжи. Только спустя мгновение я ощутила на себе чужой взгляд. Командор Ли оторвался от разговора с полицейским Симом и смотрел в нашу сторону. Я перевела взгляд обратно в пол, задержала дыхание. Теперь щеки покалывало и у меня.

– Налейте нам еще по пиале, а потом уходите. Все, – приказал командор Ли.

Я быстро исполнила, что было велено, и уже было попятилась к выходу, когда глубокий раскатистый голос командора заставил меня остановиться:

– Кроме тебя, тамо Соль. Ты останься.

Я? В голове образовался тугой клубок ужаса, больно уколовший меня за левым глазом.

Обычно тамо подчинялись приказам беспрекословно, однако сейчас остальные девушки ошарашенно замерли на пороге. Впрочем, длилось это всего мгновение – они тут же покинули помещение, оставив меня одну.

Я не имела ни малейшего представления, зачем я им понадобилась. А от трясущихся рук командора Ли мне и вовсе стало не по себе. Он поднял и тотчас опустил пиалу на стол, словно боясь не донести ее до рта, но я успела заметить, что отражение на поверхности чая пошло рябью. Когда мужчина заговорил, голос его дрожал:

– Сегодня ко мне приходил инспектор Хан, чтобы признаться в содеянном. По всей видимости, Кён и служанка Сои поведали тамо Соль кое-какую тайну. Надеюсь, она ни с кем ею не делилась.

– Конечно, нет, господин! – спешно заверила его я. – Только с инспектором Ханом.

Оба мужчины уставились на меня. Для них я была не более чем занозой, лезущей в полицейские дела. Жар с щек переполз к бровям, к кончикам ушей. На лбу выступили капли пота. В конце концов полицейский Сим прочистил горло, отводя от меня пристальное внимание.

– Ёнгам, в распространении этой информации следует винить Кёна, а не Соль, – встал он на мою защиту. – Это он во все горло кричал перед полицейскими о том, где был инспектор в ночь убийства.

– Мне об этом не доложили. Слухи теперь разнесутся по всей столице, а ведь существуют люди… – командор Ли понизил голос, – существуют люди, которые и так никогда не верили инспектору, сколь бы достойно он себя ни проявлял. Этот случай всколыхнул прошлое.

– Вот по этому поводу я и хотел с вами поговорить, ёнгам, – признался полицейский Сим. – В ночь убийства я вместе с инспектором Ханом был в Доме ярких цветов. Он был одет в траурные одежды и скорбел по отцу. Вы же знаете, командор, его отец уже больше десяти лет как скончался, как раз в ту самую ночь. Поэтому инспектор выпил больше обычного.

Воцарилось напряженное молчание. У меня занемели ноги, и от каждого, даже малейшего движения невыносимо покалывало колени. Мне и так было неудобно, однако от слов полицейского Сима стало совсем не по себе, и я никак не могла понять, в чем причина.

– Сколько времени ты с ним провел?

– С начала комендантского часа и почти до рассвета. С нами была госпожа Ёнок.

Ёнок. Для меня это имя пестрило всеми оттенками розового. Я о ней слышала: эта кисэн славилась красотой и умом и развлекала влиятельных людей в поместье у подножия горы Нам.

– Мы почти всю ночь пили и разговаривали. Инспектор уехал первым, а я еще на некоторое время задержался в Доме ярких цветов. Должно быть, он встретил служанку Сои на пути домой.

– Только вот домой он так и не вернулся, – голос командора Ли потух. – По твоим словам, инспектор Хан уехал из Дома ярких цветов на рассвете. Он столкнулся со служанкой Сои, но, как мне известно, до дома не доехал. Куда же он делся?

Полицейский Сим молчал.

Я молчала.

Казалось, этот вопрос окончательно сбил с толку нас обоих.

А потом, к моему удивлению, командор Ли повернулся ко мне.

– Ты что думаешь, тамо Соль?

Я облизнула пересохшие губы. На языке чувствовался лишь вкус сомнений и боязливого заикания. Меня не учили отвечать командору Ли – наоборот, я должна была держаться рядом с ним незаметно.

Я ответила едва слышным шепотом, но он приказал мне говорить громче и четче.

– Куда бы инспектор ни поехал, – повторила я, – когда он отправился в путь, госпожа О уже была убита.

– Это… это… – С каждым словом лицо командора Ли прояснялось, а в голос возвращалось спокойствие. – Это и действительно так.

Полицейский Сим взглянул на меня, на его губах промелькнула легкая улыбка. Я ответила ему тем же. Мы служили одному и тому же человеку, а значит, были товарищами и узнавали друг друга издалека.





* * *


Меня отпустили, и я, захватив поднос, вышла из гостевого зала на улицу, в тень павильона.

«Совсем скоро мы узнаем, кто же был любовником госпожи О».