— Жаль. — От рыжего повеяло разочарованием.
А мне вдруг стало смешно. И я задала вопрос, который долго уже витал на границе сознания:
— Слушай, а сколько тебе лет?
— Двадцать! А тебе?
— Двадцать четыре. Но мне тут ещё одна мысль в голову пришла. А представления о времени у нас совпадают?
Он с любопытством отодвинулся, снова заглядывая мне в лицо, и мы углубились в подсчёты, сверяя часы. Я даже задействовала первую ступень конструирования и моделирования, чтобы создать визуальную таблицу с условными кружочками и палочками вместо цифр. На Тейта эти спецэффекты особого впечатления не произвели, кстати — неудивительно, учитывая, что здесь в ходу магия.
Вскоре выяснилось, что день делился тут на пятнадцать равных отрезков — десять на бодрствование, пять на сон. Один отрезок назывался "сет", и уже он дробился на сотню фрагментов поменьше — на "каты". Несложное сравнение показало, что их каты и наши минуты — примерно одно и то же. Значит, и сутки длятся столько же.
— Удобно, — вслух констатировала я. — Легче будет переучиваться. Но надо же, как совпадают мелочи в разных мирах…
— Пф, нашла чему удивляться, — фыркнул Тейт, с любопытством трогая пальцем полупрозрачную схему расчётов. Она дрогнула и расплылась, точно круги по воде пошли. — Ритуал вытягивает самых подходящих. Зачем свободным "выдернутый" вроде айра, с щупальцами и жвалами? Или тот, кто от нашей еды и воздуха в два счёта загнётся? Выбирают людей из похожих миров. Наверно, и всякое такое тоже совпадает.
Что ж, в логике ему не откажешь. Как незабвенным "ритуалам". Вот ещё важный пункт, магические заклинания обладают волей и интеллектом? Или это просто программы, вроде компьютерных и биокинетических?
Задать этот крайне любопытный вопрос не получилось.
Тейт внезапно схватил меня за плечи и отшвырнул себе за спину.
От удара воздух из лёгких вышибло. Я с трудом поднялась на колени, прокашливаясь — и позорно пискнула.
На том месте, где мы сидели мгновение назад, из земли торчала здоровенная гибкая змея с треугольной головой — бледно-зелёная с лиловыми размытыми полосами. Три алых глаза смотрели каждый в свою сторону. Рыжий стоял напротив неё, сцепив пальцы в замок, бледный и сосредоточенный.
Купол эмпатии ничего не регистрировал. Айр? Бездушный?
Видимо, так.
А потом змеюка вдруг растопырила на голове громадный веер из полупрозрачной розоватой кожи или плёнки, влажный и трепещущий. Тейт резко разомкнул руки — и пространство на десять шагов впереди него мгновенно обратилось в ревущий огненный кошмар. Змея буквально растаяла. От нахлынувшего жара меня опять скрутило в приступе кашля, а волосы затрещали.
Шрах, надеюсь, не вспыхнут!
— Дурак, ой, дурак, — застонал рыжий, закинул меня на спину, не позволяя даже продышаться толком, и ломанулся прямиком через заросли. — Отвлёкся. Засекли!
— И теперь что? — крикнула я ему в самое ухо, с трудом поймав равновесие.
— Теперь всё полный отстой!
Понятно было и без эмпатии, честно говоря.
Он резко свернул и ломанулся в заросли высокой травы с фиолетовыми метёлками. Я ойкнула — закрывайся не закрывайся, а узкие жёсткие листья резали, как бритва. Руки быстро покрылись мелкими порезами. Позади что-то взвыло и захлюпало, точь-в-точь, как ночью. Трава резко закончилась — обрывом под ногами, слепящим солнцем в лицо. Мимо что-то просвистело, шипя, как гаснущий фейерверк, и часть противоположного берега почернела, обваливаясь в ревущую реку внизу.
Я не орала по одной причине — воздуха не хватало.
На той стороне рыжий мгновенно развернулся на пятках, выпустил меня, освобождая руки, что-то сделал — и заросли сизоватой травы полыхнули гигантским костром. В ответ вылетел чёрный масляный шар, шипящий и искрящий.
Тейт ругнулся — и с размаху отшвырнул его ногой обратно, по плавной дуге. Я только и успела заметить, как вокруг ботинка вспыхнул огнистый ореол.
— Подавитесь!
За обрывом раскинулся лес, утопающий в голубоватых мхах. Там пахло чем-то кислым и сырым, на грани тошноты. Чистого пространства без рыхлой голубой "губки" практически не было. Рыжий избегал наступать на неё и скакал с одного поваленного дерева на другое, с камня на камень. Две щетинистые химеры, которые ринулись за нами, отстали очень быстро — вляпались в одно такое голубоватое мшистое пятно, а выскочили обратно уже с оголёнными костями. Одна, похожая на ежа с жилистыми ножками, сразу завалилась набок и затихла, а другая, более массивная, сделала ещё несколько шагов и опрокинулась, конвульсивно дрыгая оплавленной лапой.
Меня перекосило от ужаса.
Если промахнёмся и рухнем в этот красивый мягкий мох…
За лесом была ещё одна расщелина, ещё шире и глубже, затянутая желтоватой паутиной. Тейт пересёк её по упавшему дереву, потом развернулся, двинул рукой — и ствол с чудовищным хрустом надломился посередине.
Надломился — но не упал, остался жалким подобие моста. А паутина предвкушающе зашевелилась, и кто-то внизу заклекотал и защёлкал.
Впереди высилась колоссальная скальная стена. Но до неё путь лежал через ровное, абсолютно открытое поле сплошь в сизых жёстких вьюнах. Справа и слева наперерез нам скользили в полуметре над землёй люди в балахонах. И простейшие подсчёты говорили, что мы сойдёмся в одной точке, аккурат посередине…
Тейта это не смутило.
Они ринулся вперёд с удвоенным энтузиазмом, передвигаясь гигантскими прыжками, и оглушительно свистнул на ходу. Затем поднапрягся, взвился особенно высоко…
…и шлёпнулся на спину очередной химеры, прозрачной, как стекло, и шершавой на ощупь — то ли в жёстких перьях, то ли в чешуе.
— Ну, ну! — заорал рыжий, с размаху ударяя кулаками по невидимой спине.
Существо вздрогнуло, встопорщило "пёрышки", стремительно темнея, и взмыло в небо неприлично оранжевой птицей о четырёх мощных крылах. Тейт слегка отъехал назад, к подобию седла, попал ногами в крепления, перехватил одной рукой какие-то ремни и ловко пристроил меня впереди себя, крепко обнимая поперёк живота.
Эмпатический купол к тому времени сжался до неприлично маленького диаметра. Но большего нам, похоже, и не нужно было. Я бессильно обмякла — слишком много впечатлений и усилий. Лицо щипало, от волос несло палёным.
Чучело по имени Трикси, да.
— Эй, взбодрись! — затормошил меня рыжий и требовательно прикусил за ухо. — Ну, не будь занудой! У нас получилось. Смотри!
Он потянул за ремни, заставляя свою птицу сделать широкий плавный круг. Пересилив дурноту, я повернула голову, глядя вниз.
Отсюда, с высоты, смертоносная долина напоминала фантастический каменный цветок с полураскрытыми лепестками. В стороны от неё тянулись горные цепи — как складки лоскутного одеяла, где-то зеленоватые, покрытые растительностью, а где-то белые от снега. И даже красные — от чего именно, ума не приложу. По левую руку от солнца скалы задирались выше, по правую — постепенно сходили на нет и упирались во что-то гладкое, синеватое, сверкающее… Озеро, море, океан?
Наверное, океан. Какой огромный…
От ощущения головокружительной высоты и простора дух захватывало.
— Красиво? — с гордостью спросил рыжий, точно всё вокруг было плодом его неустанных трудов или, по крайней мере, частной собственностью.
— Красиво, — признала я.
Пожалуй, кое в чём мы сходились, несмотря на культурные различия.
Глава 3. Худший ученик
Снаружи камни, травы, дёрн, вьюны,
а внутри сплошные проблемы и хаос.
(Из свитка "Загадки Лагона")
Единственное, из-за чего я всегда завидовала своей пустоголовой кузине, — это умение высыпаться в путешествиях и выглядеть блистательно после самой тяжёлой дороги.
Помню, два года назад, когда случилась какая-то путаница с билетами и нас посадили в конце салона, у самых туалетов, а полёт проходил от турбулентности до турбулентности, Лоран безмятежно продремала весь восьмичасовой рейс до Шерерских островов и потом спустилась по трапу такой же ослепительной стервой-блондинкой, какой и поднялась на борт. У неё даже локоны не развились. Ну, а меня даже тётя Глэм при встрече не узнала из-за вороньего гнезда на голове и шикарных синяков под глазами от недосыпа… Но стоит ли упоминать о таких мелочах?
Сейчас, после нелепо короткого ночного сна и безумного забега через долину-ловушку, самым рациональным решением было бы отдохнуть хотя бы в полёте, чтобы не представать перед обитателями Лагона угрюмой дикаркой. Благо взмахи крыльев гигантской птицы вскоре перестали ощущаться, а держал меня Тейт крепко. Но стресс подействовал как хорошая инъекция кофеина. Все три с лишним часа — два сета или около того, по уверению рыжего — я только и делала, что вертела головой и задавала вопросы. Да и поглядеть было на что.
Ландшафт поражал воображение — как в хорошем смысле, так и в дурном. Путешествовать с группой Эрнана мне приходилось достаточно; десятую часть обитаемого мира мы объехали точно. Однако таких перепадов высоты у нас, думаю, нигде не было. Западная Арраска с её каньонами и пиками по сравнению со здешними пейзажами была всё равно что песчаные карьеры рядом с настоящими горами. К тому же рельеф менялся столь резко, что впору заподозрить — его сформировали искусственно; в общем, Тейт и подтвердил это косвенно, сообщив, что в древности окрестными землями "много занимались".
Думать не хочу, что он подразумевал. Воздействие такой силы…
Первую горную гряду мы миновали по ущелью — грандиозному, глубиной километров двенадцать, не меньше. То был настоящий естественный лабиринт: повороты, развилки, слияния, слепые "тоннели"-перемычки между разными "рукавами". Но рыжий ориентировался там вполне уверенно. Несколько раз мы пересекали тайные долины в обрамлении загнутых внутрь скальных "лепестков", и каждая следующая не была похожа на предыдущую. Одну из них я вообще издали приняла за море: она переливалась изумительными оттенками синего, от светлой бирюзы до насыщенного кобальта, от ультрамарина до нежного бледно-голубого, а на подлёте слышался низкий гул и ритмичный плеск. Запах йода и плесени там стал особенно сильным.
— Опасно, — качнул поводьями рыжий, когда заметил, как я засматриваюсь на это чудо. — Надо уходить выше.
— А что внизу?
— Ну… — растерялся он, не зная, как объяснить нечто очевидное с его точки зрения. — Помнишь такую голубую штуку в лесу, где за нами айры бежали?
Тут же ярко представилась химера с оголёнными костями. Захотелось поджать ноги, хотя до смертоносной синевы было километров пять или около того.
Ущелье вывело в долину, точно сшитую из клочков. За чередой сказочно-изумрудных холмов там мог вдруг разостлаться ковёр из алых и пурпурных цветов, а затем сразу, без намёка на переход, воздвигалась стена деревьев-великанов, обрамляющих глубокую воронку в земле или тёмно-синее озеро. Две широкие реки стекали с гор и ближе к краю долины сливались в одну, и в общем русле россыпью лежали мелкие островки, словно кто-то просыпал коробку с детскими карамельками. Здесь Тейт заставил свою оранжевую птицу спуститься и пролететь ниже; её тень скользила по водной глади, и кто-то в глубине, быстрый и едва различимый, гнался следом, так что иногда можно было разглядеть сверкающий гребень или гибкий хвост.
За долиной скалы опять начали задираться к небу. И стало ясно: то, что поначалу казалось скоплениями облаков, на самом деле горные пики. По самым скромным подсчётам — километров пятнадцать высотой! А то и больше… Вершины терялись в тучах, словно нарочно согнанных в стаю вокруг каменных исполинов.
Мимо одного из таких колоссов мы как раз и пролетали, когда рыжий вдруг наклонился к моему уху и интимным тоном сообщил:
— Лагон — тайное место, цитадель. Но всё равно каждый маг может найти сюда дорогу. Только пускают не любого.
— Тебя-то, надеюсь, пустят? — поинтересовалась я осторожно.
Эмпатический купол к тому времени был свёрнут до минимума, чтобы сэкономить силы. Но если словарного запаса хватало для общения, то различать оттенки интонаций пока ещё получалось не слишком хорошо. И то, что вытворил Тейт вместо ответа, повергло меня в шок.
Рыжий цокнул языком и дёрнул за один из ремней. Птица встрепенулась… и резко сложила крылья.
Чёрно-алые скалы рванули навстречу с быстротой и неотвратимостью экспресса в подземке. Точно не мы на них падали, а они — на нас. Дыхание перехватило, из глаз брызнули слёзы. Склон оскалился бритвенно острыми сколами — и разбиться не успеешь, разрежет на подлёте, без боли.
А Тейт, сволочь, хохотал в голос!
А мне вдруг стало смешно. И я задала вопрос, который долго уже витал на границе сознания:
— Слушай, а сколько тебе лет?
— Двадцать! А тебе?
— Двадцать четыре. Но мне тут ещё одна мысль в голову пришла. А представления о времени у нас совпадают?
Он с любопытством отодвинулся, снова заглядывая мне в лицо, и мы углубились в подсчёты, сверяя часы. Я даже задействовала первую ступень конструирования и моделирования, чтобы создать визуальную таблицу с условными кружочками и палочками вместо цифр. На Тейта эти спецэффекты особого впечатления не произвели, кстати — неудивительно, учитывая, что здесь в ходу магия.
Вскоре выяснилось, что день делился тут на пятнадцать равных отрезков — десять на бодрствование, пять на сон. Один отрезок назывался "сет", и уже он дробился на сотню фрагментов поменьше — на "каты". Несложное сравнение показало, что их каты и наши минуты — примерно одно и то же. Значит, и сутки длятся столько же.
— Удобно, — вслух констатировала я. — Легче будет переучиваться. Но надо же, как совпадают мелочи в разных мирах…
— Пф, нашла чему удивляться, — фыркнул Тейт, с любопытством трогая пальцем полупрозрачную схему расчётов. Она дрогнула и расплылась, точно круги по воде пошли. — Ритуал вытягивает самых подходящих. Зачем свободным "выдернутый" вроде айра, с щупальцами и жвалами? Или тот, кто от нашей еды и воздуха в два счёта загнётся? Выбирают людей из похожих миров. Наверно, и всякое такое тоже совпадает.
Что ж, в логике ему не откажешь. Как незабвенным "ритуалам". Вот ещё важный пункт, магические заклинания обладают волей и интеллектом? Или это просто программы, вроде компьютерных и биокинетических?
Задать этот крайне любопытный вопрос не получилось.
Тейт внезапно схватил меня за плечи и отшвырнул себе за спину.
От удара воздух из лёгких вышибло. Я с трудом поднялась на колени, прокашливаясь — и позорно пискнула.
На том месте, где мы сидели мгновение назад, из земли торчала здоровенная гибкая змея с треугольной головой — бледно-зелёная с лиловыми размытыми полосами. Три алых глаза смотрели каждый в свою сторону. Рыжий стоял напротив неё, сцепив пальцы в замок, бледный и сосредоточенный.
Купол эмпатии ничего не регистрировал. Айр? Бездушный?
Видимо, так.
А потом змеюка вдруг растопырила на голове громадный веер из полупрозрачной розоватой кожи или плёнки, влажный и трепещущий. Тейт резко разомкнул руки — и пространство на десять шагов впереди него мгновенно обратилось в ревущий огненный кошмар. Змея буквально растаяла. От нахлынувшего жара меня опять скрутило в приступе кашля, а волосы затрещали.
Шрах, надеюсь, не вспыхнут!
— Дурак, ой, дурак, — застонал рыжий, закинул меня на спину, не позволяя даже продышаться толком, и ломанулся прямиком через заросли. — Отвлёкся. Засекли!
— И теперь что? — крикнула я ему в самое ухо, с трудом поймав равновесие.
— Теперь всё полный отстой!
Понятно было и без эмпатии, честно говоря.
Он резко свернул и ломанулся в заросли высокой травы с фиолетовыми метёлками. Я ойкнула — закрывайся не закрывайся, а узкие жёсткие листья резали, как бритва. Руки быстро покрылись мелкими порезами. Позади что-то взвыло и захлюпало, точь-в-точь, как ночью. Трава резко закончилась — обрывом под ногами, слепящим солнцем в лицо. Мимо что-то просвистело, шипя, как гаснущий фейерверк, и часть противоположного берега почернела, обваливаясь в ревущую реку внизу.
Я не орала по одной причине — воздуха не хватало.
На той стороне рыжий мгновенно развернулся на пятках, выпустил меня, освобождая руки, что-то сделал — и заросли сизоватой травы полыхнули гигантским костром. В ответ вылетел чёрный масляный шар, шипящий и искрящий.
Тейт ругнулся — и с размаху отшвырнул его ногой обратно, по плавной дуге. Я только и успела заметить, как вокруг ботинка вспыхнул огнистый ореол.
— Подавитесь!
За обрывом раскинулся лес, утопающий в голубоватых мхах. Там пахло чем-то кислым и сырым, на грани тошноты. Чистого пространства без рыхлой голубой "губки" практически не было. Рыжий избегал наступать на неё и скакал с одного поваленного дерева на другое, с камня на камень. Две щетинистые химеры, которые ринулись за нами, отстали очень быстро — вляпались в одно такое голубоватое мшистое пятно, а выскочили обратно уже с оголёнными костями. Одна, похожая на ежа с жилистыми ножками, сразу завалилась набок и затихла, а другая, более массивная, сделала ещё несколько шагов и опрокинулась, конвульсивно дрыгая оплавленной лапой.
Меня перекосило от ужаса.
Если промахнёмся и рухнем в этот красивый мягкий мох…
За лесом была ещё одна расщелина, ещё шире и глубже, затянутая желтоватой паутиной. Тейт пересёк её по упавшему дереву, потом развернулся, двинул рукой — и ствол с чудовищным хрустом надломился посередине.
Надломился — но не упал, остался жалким подобие моста. А паутина предвкушающе зашевелилась, и кто-то внизу заклекотал и защёлкал.
Впереди высилась колоссальная скальная стена. Но до неё путь лежал через ровное, абсолютно открытое поле сплошь в сизых жёстких вьюнах. Справа и слева наперерез нам скользили в полуметре над землёй люди в балахонах. И простейшие подсчёты говорили, что мы сойдёмся в одной точке, аккурат посередине…
Тейта это не смутило.
Они ринулся вперёд с удвоенным энтузиазмом, передвигаясь гигантскими прыжками, и оглушительно свистнул на ходу. Затем поднапрягся, взвился особенно высоко…
…и шлёпнулся на спину очередной химеры, прозрачной, как стекло, и шершавой на ощупь — то ли в жёстких перьях, то ли в чешуе.
— Ну, ну! — заорал рыжий, с размаху ударяя кулаками по невидимой спине.
Существо вздрогнуло, встопорщило "пёрышки", стремительно темнея, и взмыло в небо неприлично оранжевой птицей о четырёх мощных крылах. Тейт слегка отъехал назад, к подобию седла, попал ногами в крепления, перехватил одной рукой какие-то ремни и ловко пристроил меня впереди себя, крепко обнимая поперёк живота.
Эмпатический купол к тому времени сжался до неприлично маленького диаметра. Но большего нам, похоже, и не нужно было. Я бессильно обмякла — слишком много впечатлений и усилий. Лицо щипало, от волос несло палёным.
Чучело по имени Трикси, да.
— Эй, взбодрись! — затормошил меня рыжий и требовательно прикусил за ухо. — Ну, не будь занудой! У нас получилось. Смотри!
Он потянул за ремни, заставляя свою птицу сделать широкий плавный круг. Пересилив дурноту, я повернула голову, глядя вниз.
Отсюда, с высоты, смертоносная долина напоминала фантастический каменный цветок с полураскрытыми лепестками. В стороны от неё тянулись горные цепи — как складки лоскутного одеяла, где-то зеленоватые, покрытые растительностью, а где-то белые от снега. И даже красные — от чего именно, ума не приложу. По левую руку от солнца скалы задирались выше, по правую — постепенно сходили на нет и упирались во что-то гладкое, синеватое, сверкающее… Озеро, море, океан?
Наверное, океан. Какой огромный…
От ощущения головокружительной высоты и простора дух захватывало.
— Красиво? — с гордостью спросил рыжий, точно всё вокруг было плодом его неустанных трудов или, по крайней мере, частной собственностью.
— Красиво, — признала я.
Пожалуй, кое в чём мы сходились, несмотря на культурные различия.
Глава 3. Худший ученик
Снаружи камни, травы, дёрн, вьюны,
а внутри сплошные проблемы и хаос.
(Из свитка "Загадки Лагона")
Единственное, из-за чего я всегда завидовала своей пустоголовой кузине, — это умение высыпаться в путешествиях и выглядеть блистательно после самой тяжёлой дороги.
Помню, два года назад, когда случилась какая-то путаница с билетами и нас посадили в конце салона, у самых туалетов, а полёт проходил от турбулентности до турбулентности, Лоран безмятежно продремала весь восьмичасовой рейс до Шерерских островов и потом спустилась по трапу такой же ослепительной стервой-блондинкой, какой и поднялась на борт. У неё даже локоны не развились. Ну, а меня даже тётя Глэм при встрече не узнала из-за вороньего гнезда на голове и шикарных синяков под глазами от недосыпа… Но стоит ли упоминать о таких мелочах?
Сейчас, после нелепо короткого ночного сна и безумного забега через долину-ловушку, самым рациональным решением было бы отдохнуть хотя бы в полёте, чтобы не представать перед обитателями Лагона угрюмой дикаркой. Благо взмахи крыльев гигантской птицы вскоре перестали ощущаться, а держал меня Тейт крепко. Но стресс подействовал как хорошая инъекция кофеина. Все три с лишним часа — два сета или около того, по уверению рыжего — я только и делала, что вертела головой и задавала вопросы. Да и поглядеть было на что.
Ландшафт поражал воображение — как в хорошем смысле, так и в дурном. Путешествовать с группой Эрнана мне приходилось достаточно; десятую часть обитаемого мира мы объехали точно. Однако таких перепадов высоты у нас, думаю, нигде не было. Западная Арраска с её каньонами и пиками по сравнению со здешними пейзажами была всё равно что песчаные карьеры рядом с настоящими горами. К тому же рельеф менялся столь резко, что впору заподозрить — его сформировали искусственно; в общем, Тейт и подтвердил это косвенно, сообщив, что в древности окрестными землями "много занимались".
Думать не хочу, что он подразумевал. Воздействие такой силы…
Первую горную гряду мы миновали по ущелью — грандиозному, глубиной километров двенадцать, не меньше. То был настоящий естественный лабиринт: повороты, развилки, слияния, слепые "тоннели"-перемычки между разными "рукавами". Но рыжий ориентировался там вполне уверенно. Несколько раз мы пересекали тайные долины в обрамлении загнутых внутрь скальных "лепестков", и каждая следующая не была похожа на предыдущую. Одну из них я вообще издали приняла за море: она переливалась изумительными оттенками синего, от светлой бирюзы до насыщенного кобальта, от ультрамарина до нежного бледно-голубого, а на подлёте слышался низкий гул и ритмичный плеск. Запах йода и плесени там стал особенно сильным.
— Опасно, — качнул поводьями рыжий, когда заметил, как я засматриваюсь на это чудо. — Надо уходить выше.
— А что внизу?
— Ну… — растерялся он, не зная, как объяснить нечто очевидное с его точки зрения. — Помнишь такую голубую штуку в лесу, где за нами айры бежали?
Тут же ярко представилась химера с оголёнными костями. Захотелось поджать ноги, хотя до смертоносной синевы было километров пять или около того.
Ущелье вывело в долину, точно сшитую из клочков. За чередой сказочно-изумрудных холмов там мог вдруг разостлаться ковёр из алых и пурпурных цветов, а затем сразу, без намёка на переход, воздвигалась стена деревьев-великанов, обрамляющих глубокую воронку в земле или тёмно-синее озеро. Две широкие реки стекали с гор и ближе к краю долины сливались в одну, и в общем русле россыпью лежали мелкие островки, словно кто-то просыпал коробку с детскими карамельками. Здесь Тейт заставил свою оранжевую птицу спуститься и пролететь ниже; её тень скользила по водной глади, и кто-то в глубине, быстрый и едва различимый, гнался следом, так что иногда можно было разглядеть сверкающий гребень или гибкий хвост.
За долиной скалы опять начали задираться к небу. И стало ясно: то, что поначалу казалось скоплениями облаков, на самом деле горные пики. По самым скромным подсчётам — километров пятнадцать высотой! А то и больше… Вершины терялись в тучах, словно нарочно согнанных в стаю вокруг каменных исполинов.
Мимо одного из таких колоссов мы как раз и пролетали, когда рыжий вдруг наклонился к моему уху и интимным тоном сообщил:
— Лагон — тайное место, цитадель. Но всё равно каждый маг может найти сюда дорогу. Только пускают не любого.
— Тебя-то, надеюсь, пустят? — поинтересовалась я осторожно.
Эмпатический купол к тому времени был свёрнут до минимума, чтобы сэкономить силы. Но если словарного запаса хватало для общения, то различать оттенки интонаций пока ещё получалось не слишком хорошо. И то, что вытворил Тейт вместо ответа, повергло меня в шок.
Рыжий цокнул языком и дёрнул за один из ремней. Птица встрепенулась… и резко сложила крылья.
Чёрно-алые скалы рванули навстречу с быстротой и неотвратимостью экспресса в подземке. Точно не мы на них падали, а они — на нас. Дыхание перехватило, из глаз брызнули слёзы. Склон оскалился бритвенно острыми сколами — и разбиться не успеешь, разрежет на подлёте, без боли.
А Тейт, сволочь, хохотал в голос!