Кажется, начинаю ему симпатизировать.
— У вас нельзя ночевать рядом? Неприлично?
— Зависит от ситуации, — ответила я, чувствуя облегчение. Забавно получается — в разъяснении таких вот мелочей и заключается работа псионика-сопровождающего. С делегациями так же трудно? Судя по дядиным лекциям — нет. А тут — сплошные подводные камни. Разница между мирами сказывается или банальная личная заинтересованность? — Если просто ночевать, когда выбора нет, то ничего такого. В моей стране, по крайней мере.
— У нас тоже, — заметно повеселел Тейт и похлопал по земле рядом с собой. — Иди сюда. Между мной и костром не замёрзнешь. И не подберётся к тебе никто. У меня реакции хорошие. Лучше, чем почти у всех, — похвастался он скромно.
Я думала, что не усну ещё долго, тем более что подушка из рыжего получилась костлявая и вертлявая. Но вырубилась почти сразу — сказалось напряжение. Два выхода на четвёртую ступень эмпатии в день — не мой предел, но близко к тому. Холод ночью действительно не мучил, однако проснуться пришлось дважды. Сначала от жутких воюще-хлюпающих звуков невдалеке, словно кто-то огромный оглушительно стонал, захлёбываясь водой.
— Айры, — сонно пояснил Тейт, принюхался к ночному воздуху, привстав на локте, и снова вытянулся, крепко обнимая меня под грудью. Жар от него шёл, как от электроодеяла. — Спи. Нас не найдут. Жрут кого-то другого.
Так себе успокоение, на самом деле.
Второй раз он разбудил меня сам. Хлопнул по ноге с силой, до синяка, и отшвырнул что-то визжащее за пределы светового круга от костра — всё это даже не просыпаясь. Вот уж действительно уникальные рефлексы.
Третье пробуждение пришлось на рассвет. Рыжий растолкал меня, погасил костёр и закидал его землёй, потом сбегал к ручью и принёс воды в хитро свёрнутом листе. Разрешил глотнуть немного, ополоснуть лицо и руки, отпустил на минуту за кусты под строгим контролем — и мы стали выбираться из оврага.
Теперь, при свете, я смогла хотя бы немного оценить окрестный рельеф и флору. То, что ночью показалось открытым пространством, было на самом деле колоссальной каверной, каменной чашей с сильно загнутыми внутрь краями-скалами. Небо почти как у нас — бледное, рассвет розовато-золотистый. Растительность экзотическая, но в целом узнаваемая — те же листья, иголки, ветви и корни. Правда, частая щётка кустов обратились на заре в траву высотой в два человеческих роста, ещё и цветущую к тому же ярко-розовыми метёлками. Листва была зелёная, но с отчётливым синим подтоном, некоторые растения вообще выглядели сизыми и лиловатыми.
— Нам туда, — сразу указал рыжий на противоположный край "чаши". — Там проход и транспорт. Идти надо сейчас, и причём быстро.
— Почему? — спросила я, чувствуя, что ответ мне не понравится.
— Погоня. Ты нужна свободным. Редкая добыча. Ну, как, бежим?
— Спрашиваешь!
И мы побежали.
Темп был ниже, чем вчера — уже хорошо. Биокинез поначалу выручал — позволял регулировать дыхание и усталость, минимизировать последствия перенапряжения для мышц и связок. Но с первой ступенью много не сделаешь, да и за пределы возможностей организма не выйдешь — отвратительно нетренированного организма, стыдно признать. Хотя Тейт явно вёл меня по лёгкой дороге, избегая участков с завалами, резкими подъёмами и высокой травой, а когда требовалось — сам переносил через трудные места, через два часа я была выжата. Своеобразный рекорд, дядя Эрнан бы оценил, но он, к сожалению, остался в другом мире.
Язва Лоран тоже, к счастью.
Надо было прояснить одну вещь, чем скорее, тем лучше.
— У вас тут… все такие? Выносливые?
Рыжий сел рядом со мной на корточки, сочувственно погладил по голове:
— Нет. Говорю же, я сильный. Почти самый. Хочешь, понесу? Мне не сложно.
— Хочу, — позорно сдалась я, уже не думая о культурных различиях, провокациях для аборигенов и прочей шелухе. Смотри пункт второй, про рациональные действия. Если не могу идти сама, а за нами погоня — надо довериться. — Только не головой вниз, как вчера. Мне нельзя, особенно если долго.
— Так никому нельзя, — искренне смутился Тейт. — Извини. Я тогда не подумал.
В итоге пришлось забраться ему на спину и обхватить руками за плечи. Он поддерживал меня под коленки и умудрялся бежать почти так же резво, как вчера. Несколько раз мы натыкались небольшие реки и провалы в земле. Рыжий, не снижая скорости, перескакивал и нёсся дальше. Но только закралась мысль исследовать биокинезом этакое неутомимое и выносливое чудо, как он повёл конопатым носом и скомандовал:
— Привал. Вроде оторвались, можно отдохнуть.
Сказал — и отдохнул. Сбросил меня на землю без всякой деликатности, сам повалился рядом и вытянулся минут на пятнадцать, закрыв глаза и глубоко дыша. Бледные щёки покрылись красноватыми пятнами, грудь резко вздымалась и опускалась.
Я решила воспользоваться временем и хоть немного привести себя в порядок. Волосы удалось кое-как разобрать пальцами. Заплетённая коса не держалась — связать конец было нечем. Платье испортилось безнадёжно; ярко-красными остались только несколько участков, остальное впитало грязь, едкий травяной сок и плесень из подземелий.
Тейт очнулся, когда я вертела в руках ободок усилителя и прозрачный усик микрофона, думая, куда бы их пристроить. Не на голове же носить постоянно, право слово. Хватило и того, что ночевать с ними пришлось. Выкинуть тоже жалко…
— Это что? — среагировал он мгновенно, гибко поднялся и подсел ко мне почти вплотную. — Техника?
— Вроде того, — склонила я голову к плечу в знак согласия.
— О, круто! А можно посмотреть? Что она делает?
— Звук речи усиливает. Там кнопка включения и колёсико, чтоб интенсивность регулировать…
— Пробовать тут не будем, — благоразумно рассудил Тейт, покрутил обруч и прикрепил себе на бок, под специальный ремешок. — А то все айры сбегутся со свободными вместе. Дома посмотрим. Если заработает, то продадим в ложу искусников. На выручку закупим тебе одежду и другое, что нужно. Иномирная техника редкая, она обычно взрывается от перехода. Вот бывает, что выдёргивают человека, а у него такая штука на шее или на груди. Рванёт — вот тебе и дыра. А вызыватель с пустыми руками и злющий, короче, всё кисло. С мертвецом никаких резонансов. Даже для извращенцев, — смешно наморщил он нос.
Но веселиться что-то расхотелось. Да, можно сказать, что мне повезло — и выжила, и попала к нормальному человеку. Больно мерзкими оказались оба образа, которые сопровождали речь — и "выдернутые" с чудовищными ранами, явно воспоминание, а не воображаемая картинка… и те самые извращенцы.
Похоже, что с кем-то из них у маленького Тейта были свои счёты. Даже странно, что у него такая психика здоровая после этого. Или я что-то поняла не так?..
Ладно, лучше пока не закапываться глубоко. Есть вопросы и более насущные, бытовые.
— Слушай, а как у вас одеваются?
Он повернулся ко мне в упор и смерил внимательным взглядом, а затем ответил:
— Увидишь. Такое, как у тебя, не носят. Вроде моего — в принципе многие надевают, но это не одобряется. Хотя когда ты сильный, то можно хоть в двух верёвочках расхаживать, а если кто сделает замечание… — Тейт с тонким намёком улыбнулся, слегка показав безупречно белые зубы. И вдруг спросил: — А можно потрогать?
От неожиданности я как-то пропустила образ мимо, хотя купол был концентрированный, на второй ступени, и растерялась.
— Потрогать — что?
— Тебя, — ответил он с убийственной прямотой.
Ворох образов на заднем плане был на редкость разнообразный, но любопытство откровенно превалировало. Вот и думай, на самом деле он такое дикое дитя природы или интриган, который лелеет коварные планы.
Ну да, коварные планы. По соблазнению окольными путями девушки из другого мира, которая де-факто в полной его власти.
— Зачем?
— Любопытство. Вчера темно было, а сейчас разглядеть хочется, — объяснил рыжий, нахально глядя из-под свесившихся прядей. Наполовину врал, между прочим — судя по мысленным образам, интересна ему была моя реакция на вопрос, а не только сама внешность.
Ну, что ж, в эту игру и вдвоём играть можно. Он наблюдает за мной, а я — за ним.
Чудесное времяпрепровождение. Самое то во время погони.
— Ну, давай, — вздохнула я.
Тейт с готовностью придвинулся ещё ближе, хотя куда уж там. Дыхание у него немного участилось, сердцебиение тоже — и не заметишь без сверхчувств. С минуту он просто сканировал меня взглядом — вниз-вверх, как робот, а потом с осторожностью протянул руку и дотронулся до волос. Отделил один локон, намотал на палец, несильно дёрнул, погладил, завёл за ухо.
— Тёмные, очень… Чёрные.
— Это редкость? — сразу напряглась я. Сильно выделяться не хотелось. — Здесь таких не бывает?
— Бывают, но такие тёмные — нечасто, — зачарованно вздохнул он и покачнулся из стороны в сторону всем корпусом, рассматривая с разных углов. Выглядело это диковато. — А тут что? — дотронулся он до металлического колечка в ухе.
— Серёжка. У нас их носят для красоты.
— Там дырка насквозь? — искренне удивился рыжий. — Странно как. И не больно?
— Нет. Прокалывают специальным аппаратом, не чувствуешь ничего…
Его интересовало всё. Отсутствие швов на платье, мелкие шипы на подошвах моих туфель, широкие золотистые узоры на запястьях с голографическими "капельками" — временных татуировок здесь не знали, и в то, что такая яркая штука через пару месяцев поблекнет и сойдёт, он сразу даже не поверил. Особенно рыжего заинтересовали кисти рук. Он каждый палец рассмотрел, а сверкающую инкрустацию на ногте безымянного даже лизнул.
Я тоже наблюдала — и не только за его мысленным фоном. Смотрела и… трогала, да.
Почему нет, в конце концов.
Вблизи и при ярком дневном свете Тейт показался ещё симпатичнее, чем вчера. Волосы были пронзительно рыжими — не как медь, а как апельсин, только с уклоном в густую красноту у корней, прямыми, глянцево блестящими и безбожно спутанными. А кожа под лёгким слоем пыли — очень гладкой и нежной, кузина Лорен бы от зависти отравилась своими чудо-сыворотками. Кисти рук и ступни были крупными, но аккуратными — вытянутыми, не слишком широкими. Подушечки пальцев — откровенно грубоватыми, скорее, больше на мозоли похожими. Удлинённые ногти — твёрдыми, пластиковый усик микрофона такими легко процарапать насквозь.
Но поразило меня не это. Ну, невысокий, ну, жилистый и сильный, мало ли таких. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с данными от природы везёт…
— У нас глаза одинаковые, — сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.
Он резко дёрнул головой вбок — то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта — и рефлекторно опустил ресницы.
— Угу.
Удивляться было чему. Мои глаза, как и большинство ярких черт и особенностей, являлись исключительно маминой заслугой — то есть опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня не было врождённых пороков и сколько-нибудь серьёзных проблем с кожей или волосами — как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие чёрные волосы… и синие глаза, очень тёмные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.
Но я-то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественно?
Спросить он не позволил. Подался вперёд с нечеловеческой резвостью, сгрёб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей — и вдруг лизнул в щёку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.
У меня сердце чуть сквозь рёбра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.
От рыжего — никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятно влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого-то другого.
Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.
— Ты чего, Тейт?
Он, кажется, улыбнулся, и честно ответил:
— Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит, и мне что-нибудь обломится?
Я хихикнула против воли. "Прокатит", "обломится"… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветёт невиданным богатством оттенков.
— Не обломится. — Не сейчас — точно, когда у меня от стресса ум за разум заходит, ужасно хочется наплевать на три правила Эрнана и положиться на сильного и вроде бы доброго чужака.
— У вас нельзя ночевать рядом? Неприлично?
— Зависит от ситуации, — ответила я, чувствуя облегчение. Забавно получается — в разъяснении таких вот мелочей и заключается работа псионика-сопровождающего. С делегациями так же трудно? Судя по дядиным лекциям — нет. А тут — сплошные подводные камни. Разница между мирами сказывается или банальная личная заинтересованность? — Если просто ночевать, когда выбора нет, то ничего такого. В моей стране, по крайней мере.
— У нас тоже, — заметно повеселел Тейт и похлопал по земле рядом с собой. — Иди сюда. Между мной и костром не замёрзнешь. И не подберётся к тебе никто. У меня реакции хорошие. Лучше, чем почти у всех, — похвастался он скромно.
Я думала, что не усну ещё долго, тем более что подушка из рыжего получилась костлявая и вертлявая. Но вырубилась почти сразу — сказалось напряжение. Два выхода на четвёртую ступень эмпатии в день — не мой предел, но близко к тому. Холод ночью действительно не мучил, однако проснуться пришлось дважды. Сначала от жутких воюще-хлюпающих звуков невдалеке, словно кто-то огромный оглушительно стонал, захлёбываясь водой.
— Айры, — сонно пояснил Тейт, принюхался к ночному воздуху, привстав на локте, и снова вытянулся, крепко обнимая меня под грудью. Жар от него шёл, как от электроодеяла. — Спи. Нас не найдут. Жрут кого-то другого.
Так себе успокоение, на самом деле.
Второй раз он разбудил меня сам. Хлопнул по ноге с силой, до синяка, и отшвырнул что-то визжащее за пределы светового круга от костра — всё это даже не просыпаясь. Вот уж действительно уникальные рефлексы.
Третье пробуждение пришлось на рассвет. Рыжий растолкал меня, погасил костёр и закидал его землёй, потом сбегал к ручью и принёс воды в хитро свёрнутом листе. Разрешил глотнуть немного, ополоснуть лицо и руки, отпустил на минуту за кусты под строгим контролем — и мы стали выбираться из оврага.
Теперь, при свете, я смогла хотя бы немного оценить окрестный рельеф и флору. То, что ночью показалось открытым пространством, было на самом деле колоссальной каверной, каменной чашей с сильно загнутыми внутрь краями-скалами. Небо почти как у нас — бледное, рассвет розовато-золотистый. Растительность экзотическая, но в целом узнаваемая — те же листья, иголки, ветви и корни. Правда, частая щётка кустов обратились на заре в траву высотой в два человеческих роста, ещё и цветущую к тому же ярко-розовыми метёлками. Листва была зелёная, но с отчётливым синим подтоном, некоторые растения вообще выглядели сизыми и лиловатыми.
— Нам туда, — сразу указал рыжий на противоположный край "чаши". — Там проход и транспорт. Идти надо сейчас, и причём быстро.
— Почему? — спросила я, чувствуя, что ответ мне не понравится.
— Погоня. Ты нужна свободным. Редкая добыча. Ну, как, бежим?
— Спрашиваешь!
И мы побежали.
Темп был ниже, чем вчера — уже хорошо. Биокинез поначалу выручал — позволял регулировать дыхание и усталость, минимизировать последствия перенапряжения для мышц и связок. Но с первой ступенью много не сделаешь, да и за пределы возможностей организма не выйдешь — отвратительно нетренированного организма, стыдно признать. Хотя Тейт явно вёл меня по лёгкой дороге, избегая участков с завалами, резкими подъёмами и высокой травой, а когда требовалось — сам переносил через трудные места, через два часа я была выжата. Своеобразный рекорд, дядя Эрнан бы оценил, но он, к сожалению, остался в другом мире.
Язва Лоран тоже, к счастью.
Надо было прояснить одну вещь, чем скорее, тем лучше.
— У вас тут… все такие? Выносливые?
Рыжий сел рядом со мной на корточки, сочувственно погладил по голове:
— Нет. Говорю же, я сильный. Почти самый. Хочешь, понесу? Мне не сложно.
— Хочу, — позорно сдалась я, уже не думая о культурных различиях, провокациях для аборигенов и прочей шелухе. Смотри пункт второй, про рациональные действия. Если не могу идти сама, а за нами погоня — надо довериться. — Только не головой вниз, как вчера. Мне нельзя, особенно если долго.
— Так никому нельзя, — искренне смутился Тейт. — Извини. Я тогда не подумал.
В итоге пришлось забраться ему на спину и обхватить руками за плечи. Он поддерживал меня под коленки и умудрялся бежать почти так же резво, как вчера. Несколько раз мы натыкались небольшие реки и провалы в земле. Рыжий, не снижая скорости, перескакивал и нёсся дальше. Но только закралась мысль исследовать биокинезом этакое неутомимое и выносливое чудо, как он повёл конопатым носом и скомандовал:
— Привал. Вроде оторвались, можно отдохнуть.
Сказал — и отдохнул. Сбросил меня на землю без всякой деликатности, сам повалился рядом и вытянулся минут на пятнадцать, закрыв глаза и глубоко дыша. Бледные щёки покрылись красноватыми пятнами, грудь резко вздымалась и опускалась.
Я решила воспользоваться временем и хоть немного привести себя в порядок. Волосы удалось кое-как разобрать пальцами. Заплетённая коса не держалась — связать конец было нечем. Платье испортилось безнадёжно; ярко-красными остались только несколько участков, остальное впитало грязь, едкий травяной сок и плесень из подземелий.
Тейт очнулся, когда я вертела в руках ободок усилителя и прозрачный усик микрофона, думая, куда бы их пристроить. Не на голове же носить постоянно, право слово. Хватило и того, что ночевать с ними пришлось. Выкинуть тоже жалко…
— Это что? — среагировал он мгновенно, гибко поднялся и подсел ко мне почти вплотную. — Техника?
— Вроде того, — склонила я голову к плечу в знак согласия.
— О, круто! А можно посмотреть? Что она делает?
— Звук речи усиливает. Там кнопка включения и колёсико, чтоб интенсивность регулировать…
— Пробовать тут не будем, — благоразумно рассудил Тейт, покрутил обруч и прикрепил себе на бок, под специальный ремешок. — А то все айры сбегутся со свободными вместе. Дома посмотрим. Если заработает, то продадим в ложу искусников. На выручку закупим тебе одежду и другое, что нужно. Иномирная техника редкая, она обычно взрывается от перехода. Вот бывает, что выдёргивают человека, а у него такая штука на шее или на груди. Рванёт — вот тебе и дыра. А вызыватель с пустыми руками и злющий, короче, всё кисло. С мертвецом никаких резонансов. Даже для извращенцев, — смешно наморщил он нос.
Но веселиться что-то расхотелось. Да, можно сказать, что мне повезло — и выжила, и попала к нормальному человеку. Больно мерзкими оказались оба образа, которые сопровождали речь — и "выдернутые" с чудовищными ранами, явно воспоминание, а не воображаемая картинка… и те самые извращенцы.
Похоже, что с кем-то из них у маленького Тейта были свои счёты. Даже странно, что у него такая психика здоровая после этого. Или я что-то поняла не так?..
Ладно, лучше пока не закапываться глубоко. Есть вопросы и более насущные, бытовые.
— Слушай, а как у вас одеваются?
Он повернулся ко мне в упор и смерил внимательным взглядом, а затем ответил:
— Увидишь. Такое, как у тебя, не носят. Вроде моего — в принципе многие надевают, но это не одобряется. Хотя когда ты сильный, то можно хоть в двух верёвочках расхаживать, а если кто сделает замечание… — Тейт с тонким намёком улыбнулся, слегка показав безупречно белые зубы. И вдруг спросил: — А можно потрогать?
От неожиданности я как-то пропустила образ мимо, хотя купол был концентрированный, на второй ступени, и растерялась.
— Потрогать — что?
— Тебя, — ответил он с убийственной прямотой.
Ворох образов на заднем плане был на редкость разнообразный, но любопытство откровенно превалировало. Вот и думай, на самом деле он такое дикое дитя природы или интриган, который лелеет коварные планы.
Ну да, коварные планы. По соблазнению окольными путями девушки из другого мира, которая де-факто в полной его власти.
— Зачем?
— Любопытство. Вчера темно было, а сейчас разглядеть хочется, — объяснил рыжий, нахально глядя из-под свесившихся прядей. Наполовину врал, между прочим — судя по мысленным образам, интересна ему была моя реакция на вопрос, а не только сама внешность.
Ну, что ж, в эту игру и вдвоём играть можно. Он наблюдает за мной, а я — за ним.
Чудесное времяпрепровождение. Самое то во время погони.
— Ну, давай, — вздохнула я.
Тейт с готовностью придвинулся ещё ближе, хотя куда уж там. Дыхание у него немного участилось, сердцебиение тоже — и не заметишь без сверхчувств. С минуту он просто сканировал меня взглядом — вниз-вверх, как робот, а потом с осторожностью протянул руку и дотронулся до волос. Отделил один локон, намотал на палец, несильно дёрнул, погладил, завёл за ухо.
— Тёмные, очень… Чёрные.
— Это редкость? — сразу напряглась я. Сильно выделяться не хотелось. — Здесь таких не бывает?
— Бывают, но такие тёмные — нечасто, — зачарованно вздохнул он и покачнулся из стороны в сторону всем корпусом, рассматривая с разных углов. Выглядело это диковато. — А тут что? — дотронулся он до металлического колечка в ухе.
— Серёжка. У нас их носят для красоты.
— Там дырка насквозь? — искренне удивился рыжий. — Странно как. И не больно?
— Нет. Прокалывают специальным аппаратом, не чувствуешь ничего…
Его интересовало всё. Отсутствие швов на платье, мелкие шипы на подошвах моих туфель, широкие золотистые узоры на запястьях с голографическими "капельками" — временных татуировок здесь не знали, и в то, что такая яркая штука через пару месяцев поблекнет и сойдёт, он сразу даже не поверил. Особенно рыжего заинтересовали кисти рук. Он каждый палец рассмотрел, а сверкающую инкрустацию на ногте безымянного даже лизнул.
Я тоже наблюдала — и не только за его мысленным фоном. Смотрела и… трогала, да.
Почему нет, в конце концов.
Вблизи и при ярком дневном свете Тейт показался ещё симпатичнее, чем вчера. Волосы были пронзительно рыжими — не как медь, а как апельсин, только с уклоном в густую красноту у корней, прямыми, глянцево блестящими и безбожно спутанными. А кожа под лёгким слоем пыли — очень гладкой и нежной, кузина Лорен бы от зависти отравилась своими чудо-сыворотками. Кисти рук и ступни были крупными, но аккуратными — вытянутыми, не слишком широкими. Подушечки пальцев — откровенно грубоватыми, скорее, больше на мозоли похожими. Удлинённые ногти — твёрдыми, пластиковый усик микрофона такими легко процарапать насквозь.
Но поразило меня не это. Ну, невысокий, ну, жилистый и сильный, мало ли таких. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с данными от природы везёт…
— У нас глаза одинаковые, — сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.
Он резко дёрнул головой вбок — то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта — и рефлекторно опустил ресницы.
— Угу.
Удивляться было чему. Мои глаза, как и большинство ярких черт и особенностей, являлись исключительно маминой заслугой — то есть опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня не было врождённых пороков и сколько-нибудь серьёзных проблем с кожей или волосами — как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие чёрные волосы… и синие глаза, очень тёмные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.
Но я-то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественно?
Спросить он не позволил. Подался вперёд с нечеловеческой резвостью, сгрёб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей — и вдруг лизнул в щёку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.
У меня сердце чуть сквозь рёбра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.
От рыжего — никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятно влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого-то другого.
Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.
— Ты чего, Тейт?
Он, кажется, улыбнулся, и честно ответил:
— Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит, и мне что-нибудь обломится?
Я хихикнула против воли. "Прокатит", "обломится"… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветёт невиданным богатством оттенков.
— Не обломится. — Не сейчас — точно, когда у меня от стресса ум за разум заходит, ужасно хочется наплевать на три правила Эрнана и положиться на сильного и вроде бы доброго чужака.