9


И все же, когда Вуди отключал систему охраны, слова «Система отключена» разбудили Меган Букмен. Громкость была понижена почти во всем доме, но у себя в спальне Меган нарочно сделала звук погромче, чтобы всегда знать, когда сын отправлялся на заднее крыльцо.

Встав с постели, она прошлепала босыми ногами туда, где в стену был вмонтирован монитор «Крестрон». От ее прикосновения сенсорный экран засветился. Появилось меню, в котором Меган выбрала опцию «Камеры». Вокруг дома были установлены четырнадцать двухкамерных модулей. Одна камера такого модуля делала запись при дневном свете или включенном наружном освещении. Другая работала в инфракрасном диапазоне, когда, как сейчас, не было солнца и не горели фонари.

Система аудиовизуального наблюдения преобразовывала инфракрасные изображения в волны, длина которых приближалась к 555 нанометрам. Это соответствовало зеленой части спектра, к которой человеческий глаз был наиболее восприимчив. И тем не менее картинка на экране монитора не передавала деталей. Хотя Меган видела Вуди, сидевшего на верхней ступеньке и смотревшего в сторону леса, он был светло-зеленым силуэтом среди теней разных оттенков зеленого, похожим на лесного духа, которого любопытство привело к человеческому жилью.

При нем, конечно же, были тактический фонарь и сигнальный рожок. Вуди никогда не забывал брать их с собой.

При первых признаках опасности он нажмет кнопку клаксона и поспешит в дом. Меган не опасалась того, что Вуди может не распознать угрозу. Он боялся чужих людей и всего, что не входило в его привычный круг.

Пайнхейвен не был рассадником преступности. Даже эпидемия наркотиков, захлестнувшая страну, еще не добралась до этого тихого провинциального городка. Дом Меган стоял на самой окраине. В Пайнхейвене она родилась и выросла. Вернувшись сюда, она чувствовала себя в безопасности.

Конечно, то, что Вуди сейчас сидит один на заднем крыльце, не было идеальной ситуацией. Но ему уже одиннадцать. Он ценил независимость, доступную в его состоянии. Меган не могла круглосуточно находиться рядом с ним. Для них обоих было бы нехорошо, если бы она держала его на привязи страха, как на поводке.

Меган вернулась в кровать. Обычно ей требовалось полчаса, чтобы снова заснуть.

К изголовью кровати был прикреплен небольшой оружейный сейф. Ложась спать, Меган открывала его, чтобы держать оружие в пределах досягаемости, а вставая, закрывала. В сейфе хранился универсальный самозарядный 9-миллиметровый пистолет фирмы «Хеклер и Кох» с магазином на десять патронов.

Этот пистолет она купила через неделю после гибели Джейсона. Затем стала брать уроки стрельбы у бывшего полицейского, открывшего школу самообороны. Она и сейчас, три года спустя, регулярно упражнялась в стрельбе.

Лежа без сна в темноте, Меган задавалась вопросом: действительно ли она чувствует себя в безопасности, как утверждает?





10


По мнению Ли Шекета, юго-запад Юты – полное дерьмо. От Сидар-Сити до границы штата – шестьдесят миль по штатному шоссе 56. Суровый, освещенный бледной луной пейзаж. Он едет по местам, где ни одного кафетерия «Старбакс», ни одного суши-ресторана. Глушь, словно он находится в пустыне. Но Ли по-прежнему убежден, что ехать по третьестепенным дорогам безопаснее. Здесь меньше полиции, чем на федеральных трассах.

Однако по сравнению с юго-востоком Невады Юта кажется ему цветущим раем. Он едет по двухполосным дорогам округов Линкольн и Най. Вот где настоящая пустыня. Жгучее солнце поднимается здесь как предзнаменование надвигающегося термоядерного кошмара. От сонного городишки Кальенте до такой же дыры под названием Рейчел он проезжает восемьдесят миль по невадской глухомани. До следующего населенного пункта ехать еще пятьдесят четыре мили по совершенно пустой дороге. Она кажется Ли местом для харакири, куда выползают уставшие, отчаявшиеся гремучие змеи и ждут, когда колеса судьбы освободят их от удручающей скуки пустынной жизни.

Вдалеке, по обеим сторонам дороги, мелькают поселения вроде Хико и Эш-Спрингс. Туда ведут штатные и окружные дороги. А в места вроде Темпьюта или Адавена можно добраться только по грунтовым дорогам. Без десяти семь он останавливается на заправочной станции, к которой примыкает магазинчик, торгующий товарами первой необходимости. Позади стоит жилой дом. Заправка находится на перекрестке дорог, в нескольких милях от Уорм-Спрингса. Бензин в двух колонках стоит дороже обычного, его марка Ли незнакома. Светло-желтая штукатурка магазинчика облупилась. Его крыша покрыта голубой керамической плиткой.

От прежней жизни Шекета ничего не осталось, до его новой жизни с Меган в Калифорнии еще нужно доехать, а пока, с самого выезда из Сидар-Сити, он пребывал в паршивом настроении. Милю за милей этот эквивалент пустыни Мохаве высасывал из него последние капли человеческой доброты, те, что еще не успела высосать нескончаемая несправедливость, которую ему пришлось вытерпеть.

Заправочные колонки моложе нефти, из которой сделан залитый в них бензин, но они не принадлежат к поколению заправок, умеющих считывать данные кредитных карт. Он идет в магазин, предъявляет кассиру карту «Visa» на имя Натана Палмера и просит включить колонку.

Кассир наверняка является и владельцем заправки. Шекет возненавидел его с первого взгляда. Старый. Толстый. На нем брюки цвета хаки, которые держатся на подтяжках, белая футболка и соломенная шляпа с узкими полями. Весь этот наряд кажется сценическим костюмом, словно этот человек играет пустынного недотепу.

Шекет заливает бак, возвращается, чтобы подписать бланк оплаты и получить назад свою карту.

– Не правда ли, прекрасное утро? – говорит этот старый дурень.

– Жарит, как в духовке, – отвечает Шекет.

– Это потому, что вы не из наших краев. Для нас утро вполне сносное.

– Откуда вы знаете, что я не из ваших краев?

– Видел номера, когда вы подъезжали. В Неваде таких нет. Кажется, это номера Монтаны.

Шекету не до разговоров. Он сосредотачивается на подписи, поскольку вдруг забывает имя, выдавленное на кредитной карте. Он едва не подписывается «Ли Шекет». У него что-то с головой.

– Сегодня только восемьдесят два градуса[5], – говорит кассир. – Для наших мест, да еще в это время года, такая температура считается прохладной.

Шекет расписывается правильно: «Натан Палмер». Поднимает голову и смотрит в слезящиеся глаза старика.

– О каких местах вы говорите? О тех, что у вас ниже пояса?

– Прошу прощения, я не понял?

– За что вы просите прощения?

Кассир хмурится и подталкивает карту к Шекету.

– Хорошего вам дня.


Шекет не понимает, отчего он испытывает злость и презрение по отношению к незнакомцу. Это его немного пугает, но остановиться он не может.

– За что вы просите прощения? – снова спрашивает Шекет. Этот придурок злит его своей фальшиво-дружелюбной манерой. Ишь, соседа нашел. – Может, вы пукнули? Вас за это простить?

– Я не хотел вас обидеть, – говорит кассир и отводит взгляд.

– Вы считаете, что обидели меня?

– Сэр, я искренне верю, что нет.

В голове Шекета нарастает гудение, словно у него в мозгу осы устроили себе гнездо.

– Значит, вы в это верите? – Кассир смотрит в окно, надеясь, что к заправке подъедет еще кто-то. Но возле колонок пусто. Только проплывающее облако на минуту затеняет заправочную станцию и участок дороги. Напряжение старика, его подавляемый страх возбуждают Шекета. – У вас есть основополагающее убеждение? – спрашивает он, беря с прилавка шоколадный батончик.

Когда-то у Шекета были основополагающие убеждения и пределы допустимого. Он в этом уверен. Вот только не может вспомнить, какими были эти пределы.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает старик.

– Скажем, вы верите в Бога?

– Да, сэр, верю.

– Верите?

– Да, сэр.

– А где Бог? – спрашивает Шекет, разворачивая батончик и бросая обертку на пол.

Старик снова смотрит ему в глаза.

– Где Бог? – переспрашивает он.

– Я вот думаю, где, по-вашему, Он находится?

– Бог везде.

– Даже в этом холодильнике с пивом и газировкой? – Кассир молчит. Шекет откусывает от батончика, жует, затем выплевывает липкий комок на прилавок. – У этой штуки вкус дерьма. Срок годности прошел еще десять лет назад. Что ваш Бог думает насчет вашей торговли подобной дрянью? Может, Он не замечает? И все же где Он? Может, Бог прячется в пакетах с картофельными чипсами и чипсами «Доритос»?

Кассир смотрит на процессор для считывания кредитных карт.

– Я считал вашу карту. Она электронная. Считывание происходит по телефону. Номер и имя, они уже там, в офисе «Visa». Покупка отражена.

Старик его убеждает: если здесь произойдет нечто чрезвычайное, останется доказательство, что Натан Палмер в такое-то время заезжал на заправку и расплатился по карте с таким-то номером.

Но Шекет, разумеется, не Натан Палмер.

Сердитое жужжание в его голове становится еще злее. Нужно что-то сделать, чтобы остановить это жужжание. Он знает, что именно.

Он снова откусывает от батончика, жует и выплевывает на прилавок.

– Или Бог в этих журналах? У вас ведь наверняка есть грязные журнальчики? Есть порнушка?

У толстяка начинает дрожать уголок рта, что еще сильнее возбуждает Шекета.

Однако дрожь напоминает ему о его деде – добром человеке, у которого была такая же дрожь. Ему становится жаль беднягу-кассира. Но жалость быстро проходит.

– А вы не из разговорчивых. Только и назвали это паршивое утро прекрасным и на большее вас не хватило.

Шекет бросает в старика остатком шоколадного батончика, и тот прилипает к белой футболке.

Шекет не является Натаном Палмером, но какое-то время ему придется пользоваться водительскими правами и кредитной картой, выданными на имя Палмера. Расплатись он наличными, он был бы свободнее в своих действиях и нашел бы более радикальные способы убрать гул в голове.

– Согласитесь, что вы удачливый подонок, – говорит он старику. Старик не отвечает. – Я сказал, что вы удачливый подонок. Не слышу ответа.

– Я этого не замечал.

– Чего не замечали? Тогда ваша глупость равнозначна вашей удачливости. Повторяю: вы – удачливый подонок. И сегодня вам крупно повезло, дедуля. Я выйду отсюда, оставив вам способность дышать. Но если вздумаете позвонить шерифу и вякнуть об этом, знаете, что с вами будет?

– Я никому не собираюсь звонить.

– Если какой-нибудь коп меня тормознет, пусть лучше пристрелит, и поскорее. Если же он этого не сделает, я сам его пристрелю, а потом вернусь сюда и запихну пистолет в вашу жирную задницу.

– Я никому не собираюсь звонить, – повторяет старик.