Фриман сорвал с пояса плотный пластиковый наручник-стяжку и опустился на одно колено перед распростертым злоумышленником, намереваясь завести этому придурку руки за спину и скрепить их стяжкой.

Палмер дернулся, перекатился на спину и попытался сесть. Он яростно шипел, как змея, над которой издевались.

От сердцебиения у Фримана дрожали руки. Наручник выскальзывал из его липких от пота пальцев. Он отполз назад, нащупал электрошокер и вдавил медные прутья злоумышленнику в живот. Палмер царапал жесткую землю, словно его пальцы были когтями, скребущими по обыкновенному песку. Фриман снова и снова нажимал кнопку электрошокера. Палмер запрокинул голову. Жилы на его шее выпячивались, будто стальные канаты. Фриман дал еще один разряд, затяжной. И тогда Палмер обмяк. Был ли он просто без сознания или мертв, Фримана это не волновало.

Он встал на колени, перевернул Палмера лицом вниз и стянул ему руки пластиковыми наручниками, жестче, чем допускали правила. Потом добавил вторые наручники, хотя и не слышал, чтобы кому-то удавалось высвободиться и из одних. После этого он стянул наручниками его лодыжки, скрепив петли еще одними.

Пощупав пульс на шее Палмера, Фриман испытал разочарование: мерзавец был жив.

Пока он возился с Палмером, Уолтер Кольт сумел доползти до патрульной машины и сесть, привалившись к правому боку. С обеих его рук капала кровь. Палмер откусил ему левый мизинец. Указательный палец болтался на полоске кожи. Нижняя часть подбородка была так жестоко искусана, что качалась и, казалось, вот-вот оторвется от кости. Он плакал, как ребенок, возможно от физиологического шока.

Фриман Джонсон рванул дверцу с водительской стороны, протянул руку и схватил микрофон рации. Он вызвал «скорую помощь», объяснив, что пострадал его напарник, получивший критические раны. Сообщив свое местонахождение, он попросил прислать как можно более мощное подкрепление, «столько народу, сколько сможете отправить». Он опасался, что батареи электрошокера почти сели. Пластиковые наручники выдержат, они никогда не подводили. Но прежде чем увозить Палмера отсюда, кто-то должен засунуть ему в рот кляп, а Фриман не собирался этого делать без солидной поддержки.

Он вылез из машины, открыл багажник, достал аптечку первой помощи, после чего присел рядом с Уолтером. Руки напарника кровоточили, но не настолько, чтобы до приезда «скорой» накладывать жгут. Он дал Уолтеру два бинта, чтобы тот прижал к ладоням. Прикасаться к подбородку он не решался.

– Держись, дружище. «Скорая» уже едет. Еще пять минут, и они будут здесь. Может, даже раньше.

– Боже мой, – дрожащим голосом произнес Уолтер.

Палмер успел очнуться. Он бормотал ругательства и пытался перевернуться, дергал связанными руками и дрыгал ногами. Он неестественно выгибал спину, как будто мог, подобно змее, сомкнуть позвонки и выпрямить верхнюю часть туловища, но не сумел, и это вызвало новые потоки ругательств.

– Ты видишь, что он вытворяет? – спросил Уолтер. – Застрели этого гада. Застрели, пока не поздно.

Фримана прошиб озноб. Он впервые видел, чтобы напарник кого-то боялся. Фриман встал, взял электрошокер и стоял так, слушая нарастающие звуки полицейских сирен. Сюда ехало подкрепление.

Над узкой лесной дорогой не светила луна, не мерцали звезды. Только холодный ветер грохотал над головой, словно там неслись колесницы Армагеддона. Вокруг густой, темный лес и какая-то наползающая таинственность. Такого в жизни Фримана Джонсона еще не было.





66


Мигалки полицейских машин отбрасывали синие и красные отсветы на лобовое стекло и приборную доску «рейнджровера».

Кипп и Бен застряли в веренице машин. Движение по Гринбрайер-роуд в северном направлении было перекрыто.

Бен ждал терпеливее, нежели Кипп. Пес шумно и беспокойно дышал.

– Что с тобой, приятель?

Бен ничего не знал о мальчике. Тот перестал кричать, и теперь Провод доносил лишь его жалостливые вздохи, свидетельствующие о полном отчаянии.

На этой планете только два вида существ были связаны тысячелетиями совместной жизни. Может быть, больше ста тысяч лет. Люди и собаки.

Собаки стали верными спутниками людей на несколько тысяч лет раньше лошадей и кошек.

Они вместе охотились, когда охота была единственным способом выжить.

Они защищали друг друга от всех угроз первобытного мира, когда природа была куда более жестокой, чем сейчас.

Из всех существ Земли только люди и собаки умели самозабвенно играть и наслаждаться игрой. Так было всегда.

Этот союз людей и собак предполагал некую общую судьбу, которая пока еще не проявилась.

Дороти в это верила.

Она была уверена, что Кипп и другие члены Мистериума представляют собой следующую стадию в общей судьбе человечества и собак и что они изменят мир.

И вот этот мальчик, сам того не зная, пользовался Проводом. Значит, в недалеком будущем узы, связывавшие человека и собаку, станут еще теснее.

Кипп чувствовал, что находится на пороге события исторической важности.

Полицейские неспешно переходили от машины к машине, расспрашивали водителей и заглядывали в багажники.

Событие исторической важности приближалось, а полиция блокировала проезд по Гринбрайер-роуд. Кипп чувствовал: если досада его совсем одолеет, придется вылезать и делать пи-пи.





67



Шериф Хейден Экман счел показания Меган вполне адекватными, после чего его помощники Карриктон и Ардженто покинули дом.

Перед отъездом Ардженто помог шерифу поставить на место опрокинутый комод. Экман присел на краешек кресла. Меган оставалась возле кровати Вуди.

Шериф сразу почувствовал антагонизм, возникший между Меган и Карриктон. Он извинился за агрессивный стиль допроса, присущий его помощнице, но тут же сказал, что эта женщина прекрасно справляется со своей работой и вообще на хорошем счету.

Меган однажды довелось встретиться с Лайлом Шелдрейком, прежним шерифом – скромным, простоватым человеком с морщинистым лицом и седыми волосами, от которых как будто исходило свечение. Она ничего не знала о Шелдрейке, но те, кто давно был с ним знаком, считали бывшего шерифа порядочным и преданным своему делу. Говорили также, что Экман победил его не самым честным образом. Новый шериф с его елейными манерами не вызвал у Меган доверия, не помогли даже извинения за нахрапистость Карриктон. Почему-то нынче американцев тянуло к таким политикам, виртуозно умеющим создавать добродетельный имидж собственной персоны и одновременно клеветать на своих оппонентов.

Экман не захотел заново выслушивать все, о чем Меган успела рассказать Карриктон. Его сразу заинтересовало то, что она была знакома с нападавшим и знала, как того зовут. Ли Шекет.

– Скажите, мисс Букмен…

– Миссис Букмен, – поправила его Меган.

– Да, конечно. Извините. Скажите, миссис Букмен, он когда-нибудь называл себя Натаном Палмером? Может, в шутку или придумал себе такой псевдоним.

– Нет, насколько мне известно, нет. Но на самом деле я не знаю. В последний раз я видела его лет восемь назад, на корпоративе, где я была с мужем. А до этого… В колледже я недолгое время встречалась с ним. Но это было тринадцать лет назад.

– Вы говорили, он работал генеральным директором «Рефайн инкорпорейтед», входящей в империю Дориана Перселла?

– Да.

– Вам известно о грандиозном пожаре, случившемся в Спрингвилле, штат Юта? Сгоревший лабораторный комплекс принадлежал корпорации «Рефайн».

– Нет, шериф. Я стараюсь не смотреть новости. Мне нечего противопоставить ньюсмейкерам, кроме моего искусства. Я стараюсь сохранять позитивный настрой в мире, где остается все меньше позитива.

– Скорее всего, Шекет сбежал, не желая брать на себя ответственность за гибель девяноста двух человек, заживо сгоревших в этом комплексе.

Меган поморщилась, но ей было нечего сказать о страшной трагедии, имевшей самое прямое отношение к кому-то, но не к ней.

– Тогда тем более у вас есть серьезные основания для его быстрой поимки. С ним творится что-то чудовищное.

– У вас есть фотографии Ли Шекета?

– Вы наверняка можете найти их в Интернете.

– Не сомневаюсь. Сейчас мы располагаем лишь водительским удостоверением на имя Натана Палмера. Если у вас есть фото, это мгновенно подтвердит, что Шекет и Палмер – одно лицо.

– Ли Шекет был на нашей свадьбе. В свадебном альбоме есть несколько его фотографий. С тех пор он мало изменился, если не считать перекрашенных волос. Он долгое время носил бородку, но она появилась у него позже. На снимках он без бороды. Так что изменился лишь цвет волос.

– Вас не затруднит показать мне этот альбом?

– Я не хочу отходить от Вуди. Предлагаю вам самому спуститься в кабинет. На одной из полок вы увидите альбомы. Их там восемь или даже десять. У свадебного – белая обложка и золотой обрез страниц. Принесите мне альбом, и я найду снимки Ли Шекета.

Пока шериф ходил за альбомом, Меган тихо разговаривала с Вуди, уверяя сына, что теперь они в безопасности, что Шекета обязательно найдут, а сюда он уже никогда не вернется. Однако ее уверения были скорее надеждой, чем реальностью. Наверное, Вуди улавливал разницу и потому не возвращался из глубокого укрытия, выстроенного им для своей души.

В доме по-прежнему завывал ветер. Этот вой был не просто звуком природной стихии, лишенным какого-либо смысла. Это выло и кричало отъявленное безумие, поднявшееся из черной бездны. Меган вспомнилась картина Франсиско Гойи «Сатурн, пожирающий своих детей»: нигилистическое полотно, пронизанное такой безумной жестокостью, что зрители испытывали неподдельный страх, который потом неделями преследовал в кошмарных снах.

Шекет разбил одно из боковых окон у входной двери. Меган решила, что утром позвонит Верне Брикит и попросит ее мужа Сэма забить раму фанерой. Потом она вызовет стекольщика. Сигнализация не повреждена, это главное. Вторжение Шекета показало, что нужны дополнительные меры безопасности. Меган решила поставить двойные засовы на каждую дверь. Отныне каждое подъемное окно будет запираться не на задвижку, а на ключ. У Меган была запасная обойма для пистолета. Теперь эту обойму, полностью заряженную, она всегда будет держать рядом с пистолетом. Отныне все окна днем и ночью будут оставаться зашторенными – никто не должен видеть, что происходит внутри дома.

Но и эти ухищрения не принесут ей спокойствия.

Пока Шекета не схватят, она не будет чувствовать себя в безопасности.

По правде говоря, настоящее чувство безопасности придет к ней лишь с его смертью.

«Мы все делаем ошибки. Согласна? Вот и я сделал ошибку, когда оставил пистолет у тебя в кухне, где я лакомился сиськами той горячей суки. Нет, не ими. Это был всего лишь стейк. Там, в твоей кухне, я ел стейк. Никакого сравнения с сиськами Джастин».

Меган очень хотелось списать эти слова на бред сумасшедшего, но Шекет и в самом деле оставил свой пистолет в кухне. А Карриктон спрашивала о сырых стейках, валявшихся на кухонном полу.

Вернулся шериф, неся белый альбом с золотым обрезом.

Меган перелистала страницы и нашла удачный снимок Шекета на приеме после свадьбы. Там он, в костюме и при галстуке, произносил тост в честь новобрачных.

– Натан Палмер, – сказал Экман. – Кроме светлых волос, все совпадает.

Меган встала с кресла.

– Идемте со мной, – сказала она. Положив альбом на кровать, она вывела Экмана в коридор. Закрыв дверь поплотнее, чтобы Вуди не услышал, она шепотом спросила: – Скажите, Ли Шекета разыскивают только за пожар в комплексе «Рефайн» или за ним числится еще что-то?

Глаза шерифа задвигались, как костяшки на счетах.

– Что вы имеете в виду? – тоже шепотом спросил он.