На переднем плане изображены три оленя и мальчик. Мальчишка не кто иной, как Вуди. Он кормит оленей ломтиками яблока. Вопреки законам реализма неяркий лунный свет на картине выглядит призрачным и как-то странно отражается.

По необъяснимым причинам картина вызывает у Шекета глубокое раздражение. Ему хочется пойти на кухню, отыскать острый нож и разрезать холст на лоскуты.

Не сейчас. Настанет время, и он уничтожит все ее картины. Когда Меган подчинится ему, когда он выбьет из нее всю самоуверенность и она поймет свое место, она сама по его приказу уничтожит собственную мазню.

Олени и этот умственно отсталый мальчишка – слабаки. Таков единственный смысл картины, открывшийся Шекету. Они не более чем добыча, которой судьбой уготовано достаться хищнику.





31


Меган закончила петь. Ей показалось, что Вуди немного расслабился, и она сказала:

– Сегодня на обед мясной рулет и запеканка из картофеля с сыром. А на десерт – фирменные булочки Верны с мороженым. Я буду ждать тебя в кухне. Не торопись. Приходи, когда захочешь.

Меган встала с кровати, склонилась над сыном, улыбнулась и поцеловала в щеку. Вуди по-прежнему смотрел в пространство, будто находился в шоке, но она не сомневалась, что он оттуда выбирается.

Его компьютер и настольная лампа были выключены. Справа от клавиатуры лежала толстая пачка листов, зажатых пружинной клипсой.

Что же он напечатал? Меган прогнала любопытство. Каждый ребенок нуждается в личном пространстве, куда другие не вторгаются. Особенно Вуди, который терпеть не мог вторжения в свое личное пространство. При всех его особенностях он был хорошим мальчиком. Рано или поздно он сам принесет и покажет ей эти листы.

Включив лампу на тумбочке, Меган вышла, тихо закрыв дверь.

Она спустилась по узкой черной лестнице, которая вела прямо в кухню.

Возле духовок на металлической подставке стоял противень с мясным рулетом. Когда он остыл и затвердел, она отрезала две порции, чтобы разогреть. Накрытая фольгой запеканка с картофелем и сыром ждала подогрева в микроволновке. Задняя дверь, как того и следовало ожидать, была заперта. Верна Брикит была забавной брюзгой и занудой, но надежности у этой женщины не отнимешь. Действия уборщицы отличались предсказуемостью, как восход и заход солнца.

Меган разложила на столе пластиковые подставки под тарелки, затем достала вилки с ножами и бумажные салфетки.

По непонятным ей причинам Вуди ел медленнее и с бóльшим аппетитом, когда кухня освещалась свечами. Для этой цели Меган приготовила шесть красных стеклянных плошек, поместив в каждую по свечке, способной гореть четыре часа. Свет всегда должен проходить через красное стекло. Колеблющееся пламя, видное через прозрачные плошки, возбуждало Вуди. От синих плошек он терял аппетит, а от зеленых впадал в депрессию.

Тарелки Меган пока оставила на разделочном столе. Ей хватало одной, но Вуди так не мог. Мясной рулет он будет есть с глубокой тарелки, а три мелкие понадобятся ему для запеканки и двух сортов овощного гарнира. Если смешать разные виды пищи на одной тарелке, он не сможет есть. Почему? Меган этого не знала. Наверное, он и сам не знал.

Когда Вуди спустится в кухню, она поставит разогреваться морковь и цветную капусту, после чего займется приготовлением «коктейля» для сына. Если Меган пила белое вино, Вуди требовалась чистая ароматизированная вода. Если же она наливала себе бокал каберне, сын пил малиново-виноградный сок, совпадавший по цвету с вином. Меган хватало иных забот, чтобы пытаться искать причины этого странного предпочтения.

По вечерам Меган позволяла себе один-два бокала вина. Сейчас, ожидая прихода Вуди, она налила себе каберне «Кеймус».

Через стеклянную верхнюю створку задней двери она смотрела во двор. Туда, где на ее почти готовой картине Вуди кормил оленей. Сын был запечатлен лишь на нескольких ее картинах. Впервые изобразив Вуди, она почувствовала, что его присутствие меняет весь сюжет. Меган уже не могла написать двор, где нет Вуди. Несмотря на свой аутизм, а может, вследствие этой особенности он обладал необъяснимой притягательностью. Он собирал мир вокруг себя, менял привычные очертания, наполнял его новыми красками и давал ему новый смысл. Вот и сейчас двор без Вуди выглядел незавершенным, похожим на набросок, на этюд для более серьезной картины. А может, и вовсе не присутствие Вуди преображало эти места, а ее любовь к нему придавала им мистическое свойство.

Сумеречный лес в конце лужайки был похож на причудливый замок с башнями и парапетами. Так он выглядел и на картине Меган. Прежде она не понимала, почему лес на ее полотне получился каким-то угрожающим и даже зловещим, а сейчас вдруг поняла. Лес олицетворял все зло внешнего мира, резко контрастируя с чистотой и невинностью самого Вуди. Случись с ней что – и она уже не сможет оберегать сына, ему с этим злом не справиться.

Меган подошла к столу, на котором лежал наполовину прочитанный роман. Найдя нужную страницу, она погрузилась в чтение. Она много чего успела за день и честно заработала отдых. Книга ей нравилась, а вино было еще лучше.

Сюжетом романа была власть одиночества. Меган уверяла себя, что не одинока, хотя и знала: это ложь. Она говорила, что жизнь прекрасна и есть беды похуже одиночества. Здесь она себе не лгала.





32


Свет из коридора проходит сквозь арку гостиной и ложится неяркой золотистой дугой на пол и мебель. Но дальше его владения кончаются. Чем ближе к стеклянным дверям, тем сумрачнее пространство, полное теней. Пасмурный день снаружи неумолимо переходит в сумерки.

Преобразившимся глазам Шекета хватает и этого скудного света. Он идет дальше и подходит к «стейнвею». Он и забыл, что Меган играет на рояле.

Крышка рояля опущена. На ней разместилась искусная подборка фотографий в серебряных рамках. Рамки притягивают свет, достигающий этого места. Новому зрению Шекета серебро кажется расплавленным и текучим, хотя рамки сохраняют форму.

Снимки запечатлели счастливые времена, когда семья была полной: Джейсон и Меган, Джейсон и Вуди, Меган и Вуди, они втроем, несколько снимков одного Джейсона. Родители везде улыбаются, а их отпрыск – лишь иногда. Ничего удивительного: мозговой дефект, умственная отсталость. Джейсон украл Меган у Шекета и поплатился, получив никчемного сына. Но даже после гибели этот вероломный подонок продолжает жить в ее мире, владея ее сердцем.

Одну за одной Шекет поворачивает все фотографии лицом вниз. Позже, когда мальчишки не станет, когда Меган поймет, кто теперь владеет ею, он будет смотреть, как она сама вытаскивает снимки из рамок и бросает в горящий камин.

Из задней части дома доносятся какие-то звуки. Кажется, из кухни. Шекета они не пугают. Звуки не приближаются. Он сразу ее учует, учует влажность этой горячей суки. Но пока ее здесь нет.

Дом сейчас принадлежит ему. Меган и не подозревает, что дом принадлежит Шекету. Захочет – сожжет дотла. Если после смерти мальчишки, когда Шекет ночью проберется к Меган в постель и покажет, чего она была лишена все годы… если и тогда эта шлюха откажется подчиниться, он сделает с ней то же, что с Джастин. Потом подожжет дом и отправится в Коста-Рику, где полно горячих женщин, где джунгли и море. Где столько горячих женщин, что ему столько и не надо.

Преображение продолжается. Шекет удивляется, насколько решительным он становится во всех делах.

Он покидает гостиную и идет по коридору к передней лестнице. Поднимаясь по ней, он водит языком по верхним и нижним зубам, дотрагиваясь не только до коренных зубов, но и до клыков с резцами.






33


Это не замешательство. Это хуже, чем замешательство. Вуди страшно и стыдно. Он едва не раскрыл себя убийцам из Темной Паутины, создавшим сайт «Трагедия». Он едва не навлек опасность на себя и маму. В этом состоянии Вуди только и оставалось, что удалиться в Драконий замок, где он часто находил пристанище в худшие моменты своей жизни и восстанавливался после полученных ударов.

Драконий замок существовал в его воображении, но порой, в такие ужасные моменты, как сейчас, замок казался ему более настоящим во всех мелочах, чем так называемый реальный мир. Ширина внешней стены была четырнадцать футов. Два слоя кладки из местного песчаника и десять футов пространства, заполненного обломками камней и раствором извести. Десять высоких башен, устремленных в постоянно хмурое небо, включая две башни у внешних ворот и две у ворот галереи. Внешний двор отделялся от внутреннего второй, еще более широкой стеной с еще более неприступными воротами и шестью башнями повыше. Зубчатые парапеты с узкими бойницами для лучников и амбразурами, откуда врагов, наступающих снизу, будут поливать кипящим маслом и забрасывать камнями. К каждым воротам вели пандусы высотой в двадцать пять футов, охраняемые лучниками. Каждый пандус заканчивался у подъемного моста, переброшенного через ров. Каждые ворота были снабжены тяжелыми деревянными решетками, окованными железом. Достаточно нажать на рычаг, и решетки опустятся, преградив доступ врагу. А за решетками находились массивные деревянные двери, тоже окованные железом. В случае опасности они мгновенно закрывались и закладывались изнутри двойными засовами.

Вуди тщательно выбирал название замка. Правильнее было бы назвать его Виверновым, поскольку он имел в виду свирепых двуногих драконов с хвостами, усеянными ядовитыми шипами. Но Драконий звучало лучше. В любом случае плохие люди вряд ли отважатся проникнуть в Драконий замок.

В моменты глубочайшей подавленности и стыда Вуди спешил в свое высокое убежище – круглое помещение на вершине юго-западной башни внутренней стены. Бревенчатый потолок. Окна смотрят на четыре стороны света. Каменные стены, каменный пол. И никакой кровати. Только тростниковая подстилка. Тот, кто опозорился самым глупейшим образом, не заслуживает удобств.

Когда Вуди заплатит необходимую цену за свои ошибки, он получит знак, разрешающий покинуть замок и вернуться в Пайнхейвен, в мир, называемый реальным. Таков был порядок, описываемый в романах про замки с высокими башнями и земли, где обитали драконы. Хотя все окна и помещения внутренней стены имели толстые стекла в окнах, в круглой башне стекол нет. В плохую погоду сюда задувает ветер. Дождь хлещет в пустые рамы, ударяя по каменным подоконникам. Сила ненастья зависит от тяжести проступка, совершенного Вуди. Когда срок наказания отбыт, он получает знак. За окном появляется синяя птица, или внутрь запрыгивает белая пушистая крыса. Птица поет о его избавлении, а крыса забавно танцует, показывая, что он свободен.

Свернувшись на тростниковой подстилке, Вуди услышал, что дверь в его круглую темницу открылась. Если дверь открылась прежде, чем он увидел синюю птицу или белую крысу, значит в замке появилась его мама. Она пришла его проведать, даже не зная, что ее сын находится в замке. Он не может выйти раньше срока, даже если бы ему и хотелось сделать маме приятное. Если он покинет круглое помещение до знака искупления, позор так и останется на нем. Тогда мама увидит, каков ее сын на самом деле, и сама устыдится, что родила такого ребенка.

Мама уже приходила сюда, обнимала его и пела. Странно, что она так скоро вернулась. Мама ничего не знала про Драконий замок, но для нее дверь круглой комнаты в башне и дверь его комнаты в реальном мире были магическим образом связаны. Мама видела, что Вуди лежит на кровати, тогда как опозорившийся дух Вуди пребывал в башне замка. Таков был порядок вещей в фантастической стране, куда он убегал из жестокого мира, в котором родился и который часто выворачивал его наизнанку.

На этот раз мама не вошла в комнату, а долго стояла в дверях. Кроме нее, здесь больше некому появиться. Наверное, сейчас снова подойдет, будет гладить по волосам и петь своим красивым голосом. Прежде, когда Вуди скрывался в башне, мама ни разу не приходила дважды. Она знала, что он сам выбирает время возвращения, и никогда его не торопила. Наоборот, говорила, чтобы не спешил.

Наконец она закрыла дверь и ушла.

Вуди еще плотнее свернулся на тростниковой подстилке и подтянул колени к груди.





34


Никчемный мальчишка неподвижно лежит на кровати, спиной к двери. Рядом никаких оленей. Его комната освещена не луной, а лампой на тумбочке. За окном становится все темнее.

Слабый ребенок – легкая добыча, однако время еще не настало. Шекет дрожит от желания укусить мальчишку. Но не надо торопиться. Всему свое время.

Вначале ему нужна Меган. Он хочет глубоко войти в нее, овладеть ею и наконец-то отплатить Джейсону Букмену, который украл у него Меган, а затем сделал Шекета козлом отпущения для Дориана Перселла. Меган должна принадлежать ему, как это было с самого начала. Они произведут на свет суперребенка, которого Джейсону с его порченым семенем никогда бы не произвести.

Если она покорится и признает его исключительную силу, если признает, что он проходит преображение и без него для нее нет никакого будущего, мальчишку они растерзают вместе. Но если вздумает упрямиться, тогда Шекет парализует ее, сделает беспомощной свидетельницей и заставит смотреть, как он кусает и лишает жизни ее дебильного сыночка. А потом он подожжет дом.

Новая решимость, проснувшаяся в Шекете, возбуждает и опьяняет его. Ему больше не надо спрашивать чьего-либо совета, тратить время на консультации и добиваться одобрения. Над ним нет начальников. Его не сдерживает никакой закон, никакие нормы морали, поскольку он знает: они всего лишь видимость порядка. На самом деле единственное правило успешной жизни, будь то жизнь в лесу или в джунглях цивилизации, – это правило, установленное жестокой природой: добыча должна покоряться, а хищники – безраздельно править.

Пройдя еще немного по коридору, Шекет попадает в спальню Меган. За окнами пепельно-серые сумерки. На тумбочке светятся зеленые цифры радиочасов. Этого света недостаточно даже для его изменившихся глаз, но он находит путь к громадной кровати.

Шекет видит, что покрывало снято, свернуто и лежит на мягкой скамеечке у изножья кровати. Должно быть, это сделала уборщица, уехавшая на «тойоте». Шекет опускается на колени, приподнимает одеяло и нюхает простыню, на которой лежало гибкое тело Меган. Постельное белье сегодня не меняли. Значит, не придется досадливо нюхать остаточные запахи стирального порошка и кондиционера для белья. Он различает запах свежести, оставленный шампунем, которым она мыла свои черные волосы, слегка солоноватый пенный запах ее гладкой кожи и, наконец, вожделенный влажный запах лона, где он вскоре будет решать их будущее.

Он кладет пистолет на тумбочку и присаживается на край большой кровати. Развязывает шнурки ботинок, разувается и в одежде ложится на простыню, где минувшей ночью спала Меган. Улегшись, до подбородка натягивает верхнюю простыню и тонкое одеяло. Шекет заворачивается в плотные складки, хранящие прикосновение длинных ног Меган, ее лобка и грудей. Он – в коконе ее пространства, в самой ее сути.





35


Из дома над озером Тахо Роза Леон позвонила Роджеру Остину на номер его мобильного телефона, поскольку рабочее время адвоката уже закончилось. Роза позвонила не для того, чтобы услышать подтверждение, что теперь она единственная наследница, – Дороти никогда бы не позволила себе обмануть свою бывшую сиделку. Но адвокат должен был завтра приехать, и Роза хотела перенести встречу.

У Роджера Остина был приятный низкий голос талантливого оратора, способного овладевать вниманием слушателей, однако говорил он только по существу. Это мог подтвердить каждый, кто его знал. Адвокат был человеком принципиальным и надежным, на которого можно рассчитывать при любых обстоятельствах. Когда он говорил о кончине Дороти Хаммел, его уверенный голос несколько раз дрогнул. В одном месте он даже сделал паузу, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами. Это вызвало у Розы еще большее уважение к нему. Он знал, что она посмотрела видео, и тем не менее подробно рассказал ей, чем она будет владеть после уплаты налогов на наследство. Остин хотел вместе с Розой порадоваться удивительному повороту в ее судьбе. Роза и не скрывала, что потрясена и до сих пор не может прийти в себя. Он пообещал полную юридическую поддержку и сказал, что вместе с прежним бухгалтером Дороти они помогут ей грамотно распорядиться наследством.

– Нельзя ли перенести нашу завтрашнюю встречу на пятницу? – спросила Роза. – Появились кое-какие неотложные дела.

– Хорошо, Роза. Я готов приехать в пятницу. В три часа вас устроит?

– Вполне. И спасибо вам, мистер Остин, за то, что были таким верным другом Дороти.

– Пожалуйста, называйте меня просто Роджером, как она. Знаете, мне было очень легко дружить с Дороти. – Он засмеялся, чтобы не дать голосу снова дрогнуть. – Она входила в очень узкий круг людей, кого я любил, как самого себя.

Простившись с Роджером, Роза была готова пуститься на поиски Киппа. Если причиной его бегства стало горе, они погорюют вместе и она снимет часть этой тяжкой ноши с собачьих плеч.

Но ее больше волновало другое: Киппа могли элементарно похитить, как бы мелодраматично это ни звучало. Дороти очень боялась собачьих воров. В настоящий момент Кипп находился в окрестностях Олимпик-Вэлли, примерно в двадцати восьми милях отсюда. Сам он пробежать такое расстояние не мог. Значит, его увезли.

Ошейник Киппа был снабжен миниатюрным передатчиком, сигнал которого поступал на сервер «Пайдфайндера» – эффективной и высокотехнологичной поисковой службы. Компания, которой принадлежал «Пайдфайндер», производила ручные часы и другие товары для детей, снабженные транспондерами. Это позволяло отслеживать по GPS местонахождение детей, которые потерялись, были похищены или стали жертвами какого-нибудь современного гамельнского крысолова[9].