Стоя на верхней ступеньке крыльца, Натка сложила ладони рупором и призывно покричала. Потом переставила руки козырьком к глазам и напряженно всмотрелась во мглу – точь-в-точь капитан на палубе корабля.
– Ты оставила нашего мальчика в одиночестве? – Я начала волноваться.
Наш мальчик, оставленный в одиночестве, бывает весьма разрушителен.
Неосторожно оставленный в одиночестве в моей квартире, он дважды устраивал потоп, один раз пожар и еще как-то спровоцировал локальный бунт машин, в результате которого я лишилась компьютера.
– Я оставила его не в одиночестве, а в прекрасной компании! – Натка попыталась успокоить меня и себя, но у нее это не вышло – рука-козырек задрожала в предчувствии серьезных потрясений. – Такие милые девочки, хорошенькие, чинные, благонравные…
Я тоже огляделась, но никаких благонравных девочек не увидела, заметила только охранника Виктора.
Он, впрочем, тоже выглядел на редкость кротким и добродушным. Курил под стеночкой, аккуратно стряхивая пепел в припасенную стеклянную баночку, и широко улыбался.
Я без слов, одной выразительной мимикой поинтересовалась причиной его радости и веселья. Витя сигаретой с огненным кончиком, как лазером, указал мне, куда смотреть.
Я посмотрела и крякнула.
На узкой полосе заснеженного газона высились два дивно красивых снеговика – высоких, стройных и щедро принаряженных. На одном была пышная юбка из кленовых листьев, на другом – из виноградных.
– Ах, разбойницы! – не ужаснулась, а восхитилась Натка.
Должно быть, ей приятно, что не только у нее ребенок «с сюрпризом», благонравные девочки тоже оказались маленькими разбойницами.
– Но как им родители разрешили? И не забрали костюмы, а им же повторно в конкурсе участвовать! – вслух задумалась я.
– К новому конкурсу наверняка другие костюмы будут, эти уже исчерпали свой потенциал, – решила Натка.
Округлые конструкции из лаковых листьев, уже слегка припорошенные свежим снегом, трепетали и сверкали зеркальными зайчиками, как дискотечные шары. У одной снежной бабы на голове краснел пышный бант, у другой – золотился завитой парикмахерский локон, свисающий с беспощадно вонзенной в темя заколки. Носов у снегурок не было вовсе, зато имелись улыбающиеся рты, размашисто нарисованные алой помадой, и круглые коричневые глаза из…
Я подошла поближе и посмотрела.
…из шариков керамзита.
То есть наш милый мальчик и две благонравные девочки еще и на соседнюю стройку сгонять успели.
Помимо роскошных снеговиков газон украшали крылатые фигуры «ангелов», полученные путем укладывания мальчика и девочек на снег с последующим просторным ерзаньем по нему мальчиковыми и девочковыми руками.
Фигур было больше, чем три. Видно, «ангелы» создавались в свободном экспрессивном стиле и получились не с первой попытки.
«Пуффф! Пуффф!» – послышалось сбоку.
Я повернулась на звук.
На краю газона Натка, присев на корточки, рукой в перчатке выколачивала снег из третьего снеговика – в сравнении с принаряженными маленького и неказистого. Снеговик, не обращая внимания на выбиваемые из него тучи белой пыли, радостно тарахтел:
– Мам, я решил, что хочу быть мангустом… нет, мангустером… или мангустатором… кто все вкусное пробует?
– Дегустатором? – Натка подсказала сыну нужное слово и снова сделала ладонью решительный «пуффф».
В свете близкого фонаря окутавшая мать и сына снежная пыль засверкала, как золотое конфетти.
– Точно, дегустатором! – обрадовался Сенька. – А ты умеешь печь гату с орехами? Ринка умеет, она меня угостила, очень вкусно!
– Что за Ринка?
– Ну, Каринка! Она хочет стать кондитером и делать разные торты. А Белка…
– Что за белка? – Натка заветела головой и присмотрелась к ближайшей елке.
– Ну, Изабелка! Она, когда вырастет, будет кошек дрессировать, как Куклачев. Я с ней уже договорился, мам, она возьмет в свой кошачий театр Варсонофия бабы Тани и деда Васи Смирновых, те ведь уже совсем старенькие, что будет с Варсиком, когда они умрут? Вот Белка и…
– Будем надеяться, что Татьяна Ивановна и Василий Петрович проживут еще долго, – сказала я, подойдя к сестре и племяннику. – Привет, Арсений! Вижу, ты тут не скучал и не сидел сложа руки. Дефиле снеговиков – твоя идея или это девочки придумали?
– Где филе? – Сенька тоже заозирался, как его маменька в поисках воображаемой белочки. – А мы когда ужинать будем? И где? И что? Филе – это хорошо, я согласен!
– Как хорошо, когда все согласны, – резюмировала я и дернула Натку, как репку, вынуждая подняться. – Брось, у тебя не получится вытряхнуть из ребенка все лишнее.
– Все и не надо, только снег, фантазии пусть остаются, – сказала сестрица и чмокнула сына в мокрый лоб.
Хорошо, что она не успела уйти далеко.
Присутствовать на занятиях родителям будущих звезд кино, театра, подиума и прочих возвышенных мест не разрешали.
Первое время Натка заводила Сеньку в маленький холл школы юных звезд «Олимп» и передавала с рук на руки Василисе или второму дежурному администратору – Ане. Те собирали участников очередного занятия в кучку и заводили их в класс, родители же либо оставались ждать в аппендиксе за столиком со свежими объявлениями о кастингах, либо разбегались до срока по своим делам.
Как только Сенька как следует сориентировался в центре, где помещалась звездная школа, Натка стала оставлять его на первом рубеже – в холле здания. Оттуда они разбегались: сын – на очередное занятие, мама – куда придется. Дела всегда находились.
На этот раз Натка собралась посидеть в соседней кофейне. Уже дошла до нее, хорошо хоть заказ не успела сделать. Сенька позвонил, когда она устраивалась за столиком с видом на стеклянный миксер вращающихся дверей делового центра.
– Мам, я не понял, – сказал Сенька в трубке растерянно, что для него было совсем не типично. – Я пришел, а тут закрыто!
– Где закрыто? Что закрыто? – Натка сосредоточилась на меню, выбирая десертик, и не сразу вникла в суть новой проблемы.
– Школа закрыта! «Олимп»!
– «Олимп» закрыт, все ушли на фронт, – машинально пробормотала Натка, ведя ноготком по строчкам меню, и тут до нее дошло: – В смысле, школа закрыта? Как это?
– Мам, ну как? – Ребенок начал сердиться. – Дверь заперта! Я толкал, стучал – ни фига!
– Безрезультатно, – автоматически подсказала она сыну культурное слово и с хлопком закрыла книжку меню. – Стой там, я сейчас буду.
Дожидаясь ее прихода, Сенька сидел на широком подоконнике. Увидев запыхавшуюся Натку, он спрыгнул, подошел к двери в школу юных звезд и демонстративно попинал ее ногой. Прежде всегда незапертая, на это никак не отреагировала.
Она вообще заметно изменилась, эта дверь. Натка помнила ее приметной, ярко выделяющейся из общего ряда скучных одинаковых офисных. Теперь было иначе: изчезла арка из гирлянды воздушных шаров, пропал веселый рукодельный плакат с «Добро пожаловать» и смешливыми рожицами. Сама дверь действительно была заперта – «пожаловать» не представлялось возможным.
– Так. – Натка немного подумала. – Этажи мы не перепутали?
Сенька помотал головой.
– И дверь та самая?
Он покивал.
– А тебя не предупреждали, что занятие переносится? Мало ли, вдруг преподаватель заболел… Кстати, а ведь других детей тут почему-то нет, только мы с тобой пришли!
Сенька снова помотал головой:
– Других детей нет, потому что у меня персональное занятие сегодня.
– И прежде эта дверь всегда была открыта, а там за стойкой находился администратор, – сама припомнила Натка.
Она огляделась, еще немного подумала, почесала в затылке под шапкой, стянула ее и, комкая в руках, подошла к соседней двери – с невнятной табличкой «ООО “Мангуст„».
– Тук, тук, можно войти?
Войти было нельзя. Дверь невнятного «Мангуста» тоже не открывалась.
– Подержи. – Натка сунула сыну свою шапку и сумку, освобождая себе руки, и пошла по коридору, барабаня в каждую дверь.
И ни фига. То есть безрезультатно!
А впрочем, нет, кое-чье внимание она в итоге все-таки привлекла.
– Вы чегой-то тут хулиганите?
На стук и топот с лестницы явилась хмурая бабка в синем халате – уборщица. В одной руке у нее была несвежая тряпка, в другой – полный чего-то ядрено-зеленого пластмассовый флакон с пульверизатором. Его бабка держала высоко поднятым, вполне готовая к борьбе с микробами и хулиганами.
– Извините за беспокойство, мы не хотели вам мешать, – заискивающе улыбнулась Натка.
– Добрый вечер! – шаркнул ножкой и захлопал невинными глазками хитрый Сенька.
– А на часы чего не смотрите? Рабочий день уже закончился, – проворчала бабка, но флакон с боевым отравляющим веществом опустила.
Сенька в роли маленького ангела мог обезоружить кого угодно.
– Да мы не по работе, а на учебу, – объяснила Натка и пригладила золотые кудри своего маленького ангела. – Сын учится тут в школе юных звезд «Олимп».
– А-а-а-а, – бабка сунула флакон в глубокий карман халата, взамен извлекла бренчащую связку ключей, подошла к ставшей неприметной двери звездной школы и открыла ее. – Ну, заходьте…
– Ура! – Сенька первым влетел в приемную, с разбегу ударился грудью во внутреннюю дверь, отскочил от нее мячиком и сразу перестал радоваться. – А тут тоже заперто!
– И никого нет. – Натка огляделась.
В приемной было пусто, в аппендиксе – она заглянула и туда – тоже. Ни людей, ни даже мебели! И портрет Станиславского со стены пропал – вообще поговорить не с кем.
– Так съехали они, – невозмутимо объяснила бабка-уборщица, жарко подышав на зеркальную стену и протерев ее тряпкой.
– Ты оставила нашего мальчика в одиночестве? – Я начала волноваться.
Наш мальчик, оставленный в одиночестве, бывает весьма разрушителен.
Неосторожно оставленный в одиночестве в моей квартире, он дважды устраивал потоп, один раз пожар и еще как-то спровоцировал локальный бунт машин, в результате которого я лишилась компьютера.
– Я оставила его не в одиночестве, а в прекрасной компании! – Натка попыталась успокоить меня и себя, но у нее это не вышло – рука-козырек задрожала в предчувствии серьезных потрясений. – Такие милые девочки, хорошенькие, чинные, благонравные…
Я тоже огляделась, но никаких благонравных девочек не увидела, заметила только охранника Виктора.
Он, впрочем, тоже выглядел на редкость кротким и добродушным. Курил под стеночкой, аккуратно стряхивая пепел в припасенную стеклянную баночку, и широко улыбался.
Я без слов, одной выразительной мимикой поинтересовалась причиной его радости и веселья. Витя сигаретой с огненным кончиком, как лазером, указал мне, куда смотреть.
Я посмотрела и крякнула.
На узкой полосе заснеженного газона высились два дивно красивых снеговика – высоких, стройных и щедро принаряженных. На одном была пышная юбка из кленовых листьев, на другом – из виноградных.
– Ах, разбойницы! – не ужаснулась, а восхитилась Натка.
Должно быть, ей приятно, что не только у нее ребенок «с сюрпризом», благонравные девочки тоже оказались маленькими разбойницами.
– Но как им родители разрешили? И не забрали костюмы, а им же повторно в конкурсе участвовать! – вслух задумалась я.
– К новому конкурсу наверняка другие костюмы будут, эти уже исчерпали свой потенциал, – решила Натка.
Округлые конструкции из лаковых листьев, уже слегка припорошенные свежим снегом, трепетали и сверкали зеркальными зайчиками, как дискотечные шары. У одной снежной бабы на голове краснел пышный бант, у другой – золотился завитой парикмахерский локон, свисающий с беспощадно вонзенной в темя заколки. Носов у снегурок не было вовсе, зато имелись улыбающиеся рты, размашисто нарисованные алой помадой, и круглые коричневые глаза из…
Я подошла поближе и посмотрела.
…из шариков керамзита.
То есть наш милый мальчик и две благонравные девочки еще и на соседнюю стройку сгонять успели.
Помимо роскошных снеговиков газон украшали крылатые фигуры «ангелов», полученные путем укладывания мальчика и девочек на снег с последующим просторным ерзаньем по нему мальчиковыми и девочковыми руками.
Фигур было больше, чем три. Видно, «ангелы» создавались в свободном экспрессивном стиле и получились не с первой попытки.
«Пуффф! Пуффф!» – послышалось сбоку.
Я повернулась на звук.
На краю газона Натка, присев на корточки, рукой в перчатке выколачивала снег из третьего снеговика – в сравнении с принаряженными маленького и неказистого. Снеговик, не обращая внимания на выбиваемые из него тучи белой пыли, радостно тарахтел:
– Мам, я решил, что хочу быть мангустом… нет, мангустером… или мангустатором… кто все вкусное пробует?
– Дегустатором? – Натка подсказала сыну нужное слово и снова сделала ладонью решительный «пуффф».
В свете близкого фонаря окутавшая мать и сына снежная пыль засверкала, как золотое конфетти.
– Точно, дегустатором! – обрадовался Сенька. – А ты умеешь печь гату с орехами? Ринка умеет, она меня угостила, очень вкусно!
– Что за Ринка?
– Ну, Каринка! Она хочет стать кондитером и делать разные торты. А Белка…
– Что за белка? – Натка заветела головой и присмотрелась к ближайшей елке.
– Ну, Изабелка! Она, когда вырастет, будет кошек дрессировать, как Куклачев. Я с ней уже договорился, мам, она возьмет в свой кошачий театр Варсонофия бабы Тани и деда Васи Смирновых, те ведь уже совсем старенькие, что будет с Варсиком, когда они умрут? Вот Белка и…
– Будем надеяться, что Татьяна Ивановна и Василий Петрович проживут еще долго, – сказала я, подойдя к сестре и племяннику. – Привет, Арсений! Вижу, ты тут не скучал и не сидел сложа руки. Дефиле снеговиков – твоя идея или это девочки придумали?
– Где филе? – Сенька тоже заозирался, как его маменька в поисках воображаемой белочки. – А мы когда ужинать будем? И где? И что? Филе – это хорошо, я согласен!
– Как хорошо, когда все согласны, – резюмировала я и дернула Натку, как репку, вынуждая подняться. – Брось, у тебя не получится вытряхнуть из ребенка все лишнее.
– Все и не надо, только снег, фантазии пусть остаются, – сказала сестрица и чмокнула сына в мокрый лоб.
Хорошо, что она не успела уйти далеко.
Присутствовать на занятиях родителям будущих звезд кино, театра, подиума и прочих возвышенных мест не разрешали.
Первое время Натка заводила Сеньку в маленький холл школы юных звезд «Олимп» и передавала с рук на руки Василисе или второму дежурному администратору – Ане. Те собирали участников очередного занятия в кучку и заводили их в класс, родители же либо оставались ждать в аппендиксе за столиком со свежими объявлениями о кастингах, либо разбегались до срока по своим делам.
Как только Сенька как следует сориентировался в центре, где помещалась звездная школа, Натка стала оставлять его на первом рубеже – в холле здания. Оттуда они разбегались: сын – на очередное занятие, мама – куда придется. Дела всегда находились.
На этот раз Натка собралась посидеть в соседней кофейне. Уже дошла до нее, хорошо хоть заказ не успела сделать. Сенька позвонил, когда она устраивалась за столиком с видом на стеклянный миксер вращающихся дверей делового центра.
– Мам, я не понял, – сказал Сенька в трубке растерянно, что для него было совсем не типично. – Я пришел, а тут закрыто!
– Где закрыто? Что закрыто? – Натка сосредоточилась на меню, выбирая десертик, и не сразу вникла в суть новой проблемы.
– Школа закрыта! «Олимп»!
– «Олимп» закрыт, все ушли на фронт, – машинально пробормотала Натка, ведя ноготком по строчкам меню, и тут до нее дошло: – В смысле, школа закрыта? Как это?
– Мам, ну как? – Ребенок начал сердиться. – Дверь заперта! Я толкал, стучал – ни фига!
– Безрезультатно, – автоматически подсказала она сыну культурное слово и с хлопком закрыла книжку меню. – Стой там, я сейчас буду.
Дожидаясь ее прихода, Сенька сидел на широком подоконнике. Увидев запыхавшуюся Натку, он спрыгнул, подошел к двери в школу юных звезд и демонстративно попинал ее ногой. Прежде всегда незапертая, на это никак не отреагировала.
Она вообще заметно изменилась, эта дверь. Натка помнила ее приметной, ярко выделяющейся из общего ряда скучных одинаковых офисных. Теперь было иначе: изчезла арка из гирлянды воздушных шаров, пропал веселый рукодельный плакат с «Добро пожаловать» и смешливыми рожицами. Сама дверь действительно была заперта – «пожаловать» не представлялось возможным.
– Так. – Натка немного подумала. – Этажи мы не перепутали?
Сенька помотал головой.
– И дверь та самая?
Он покивал.
– А тебя не предупреждали, что занятие переносится? Мало ли, вдруг преподаватель заболел… Кстати, а ведь других детей тут почему-то нет, только мы с тобой пришли!
Сенька снова помотал головой:
– Других детей нет, потому что у меня персональное занятие сегодня.
– И прежде эта дверь всегда была открыта, а там за стойкой находился администратор, – сама припомнила Натка.
Она огляделась, еще немного подумала, почесала в затылке под шапкой, стянула ее и, комкая в руках, подошла к соседней двери – с невнятной табличкой «ООО “Мангуст„».
– Тук, тук, можно войти?
Войти было нельзя. Дверь невнятного «Мангуста» тоже не открывалась.
– Подержи. – Натка сунула сыну свою шапку и сумку, освобождая себе руки, и пошла по коридору, барабаня в каждую дверь.
И ни фига. То есть безрезультатно!
А впрочем, нет, кое-чье внимание она в итоге все-таки привлекла.
– Вы чегой-то тут хулиганите?
На стук и топот с лестницы явилась хмурая бабка в синем халате – уборщица. В одной руке у нее была несвежая тряпка, в другой – полный чего-то ядрено-зеленого пластмассовый флакон с пульверизатором. Его бабка держала высоко поднятым, вполне готовая к борьбе с микробами и хулиганами.
– Извините за беспокойство, мы не хотели вам мешать, – заискивающе улыбнулась Натка.
– Добрый вечер! – шаркнул ножкой и захлопал невинными глазками хитрый Сенька.
– А на часы чего не смотрите? Рабочий день уже закончился, – проворчала бабка, но флакон с боевым отравляющим веществом опустила.
Сенька в роли маленького ангела мог обезоружить кого угодно.
– Да мы не по работе, а на учебу, – объяснила Натка и пригладила золотые кудри своего маленького ангела. – Сын учится тут в школе юных звезд «Олимп».
– А-а-а-а, – бабка сунула флакон в глубокий карман халата, взамен извлекла бренчащую связку ключей, подошла к ставшей неприметной двери звездной школы и открыла ее. – Ну, заходьте…
– Ура! – Сенька первым влетел в приемную, с разбегу ударился грудью во внутреннюю дверь, отскочил от нее мячиком и сразу перестал радоваться. – А тут тоже заперто!
– И никого нет. – Натка огляделась.
В приемной было пусто, в аппендиксе – она заглянула и туда – тоже. Ни людей, ни даже мебели! И портрет Станиславского со стены пропал – вообще поговорить не с кем.
– Так съехали они, – невозмутимо объяснила бабка-уборщица, жарко подышав на зеркальную стену и протерев ее тряпкой.