– Мужчина найден. Мальчик тоже.
– Всё в порядке?
– Их обнаружили, – повторяет Кам, словно я спросила об этом.
И все же я киваю.
– Хорошо. – И, поскольку теперь все позади, окончательно и безвозвратно, добавляю: – Ясмин Грасс. Мое имя Ясмин Грасс. Дата рождения двадцать восьмого марта тысяча девятьсот восемьдесят второго года, проживаю в Регенсбурге. Мою маму зовут Сюзанна, фамилия тоже Грасс. Она проживает в Штраубинге. Вы можете с ней связаться?
Кам, кажется, сбит с толку, но это длится лишь мгновение.
– Конечно, без проблем.
– Спасибо. – Я улыбаюсь.
– Но это еще не все, Ясмин.
Моя улыбка замирает. Ударение на моем имени. Его лицо.
Кардиограф сигналит в ускоренном ритме.
– Что еще? – спрашиваю я осторожно.
– Вы говорили, что ударили похитителя… – он заглядывает в блокнот, – снежным шаром.
– Да. – Я быстро киваю. – А что?
Кам молчит, смотрит на Мюнхена. Переводит взгляд на меня и затем снова на Мюнхена. Протягивает ему свой телефон. Мюнхен внимательно разглядывает экран, после чего поднимает глаза на меня.
– Да что такое? – спрашиваю я в такт кардиографу. – Что случилось?
Маттиас
То был момент умиротворения, неведомого до сих пор смирения. Только мы вдвоем с Карин и рассветное, безбрежное небо. Этот миг, когда мы стояли обнявшись, был нашим островом, желанным прибежищем. Конечно, мы не могли вечно оставаться в этом уютном мирке. Я знал, что рано или поздно отворится дверь и кто-нибудь войдет, Герд или Гизнер, или кто-то из их людей, – и придется возвращаться в реальный мир. Я все сознавал и так напрягаюсь, чтобы не думать об этом, что не мог помыслить ни о чем другом. Но в конечном счете Карин сама губит момент.
– Пожалуй, надо сообщить Марку, – сказала она, уткнувшись мне в грудь.
И я:
– Только через мой труп.
И все стало как прежде, и небо уже не дарило надежду, а свинцовой тяжестью нависло над черными, рублеными силуэтами домов. В некоторых окнах уже зажигался свет. В этот ранний час люди начинали новый день и неизбежно напоминали нам, что мир продолжал вращение и невозможно было остановить его или сбежать. Не было никакого острова.
– Что же ты хочешь ему сказать? – попытался я отвертеться от назревающей дискуссии, в которой все равно не нашлось бы компромисса.
Карин всегда поощряла Марка. «Он никогда не тронул бы Лену». И ничто не могло ее разубедить.
А я первым делом назвал его имя, тогда, в полицейском участке, когда мы приехали заявить об исчезновении.
– Марк Суттхофф, – сказал я без раздумий.
– Маттиас! – вскинулась Карин и толкнула меня локтем в бок.
Суттхофф, в своем воображаемом мире модель/актер/певец, а в действительности самодовольный торговец подержанными машинами, у которого мы в свое время купили «Поло» для Лены. Ей только стукнуло двадцать, она еще жила с нами и пока не перебралась в свою квартирку в Хайдхаузене. Я ничего не замечал, но, вероятно, он уже тогда, на стоянке, вился вокруг Лены и за моей спиной добыл ее номер.
Как-то вечером он заявился к нам домой, и Лена радостно сообщила:
– Пап, ты же помнишь Марка, он продал нам «Поло».
Этим ему и следовало ограничиться. Это все, чего мы хотели от него: маленький синий «Поло», будь он проклят. Нам не требовалось бонусов в виде растянувшейся на долгие годы драмы. Лена и Суттхофф вместе, Лена и Суттхофф порознь. «Представляешь, Марк флиртовал с другой! – Вот и пусть валит к черту! – Но, пап, я же люблю его!»
Лена не видела того, что видел я. Он был просто недостаточно хорош для нее.
Карин обычно отмахивалась от моих доводов: «Ты даже не хочешь дать ему шанс», – и при этом вздыхала и качала головой.
Никто не видел того, что видел я.
И теперь, в больничной палате, мы, похоже, возвращались к этой ненавистной теме. Карин хотела позвонить Марку и рассказать о том, что произошло этой ночью.
– Мы сами толком ничего не знаем, – процедил я сквозь зубы в надежде, что на этом все и закончится.
– Я не говорю, что надо звонить сейчас, уж точно не в такую рань. Но позднее…
– Что ты несешь… – не сдержался я, но в следующий миг опомнился.
Однако Карин высвободилась из моих объятий и шагнула обратно к кровати.
– Прости, – бросил я через плечо. – Просто я не понимаю, к чему это. Он уже не имеет никакого отношения к Лене.
– Он тоже страдал, как и мы.
– От чего? От неизвестности? – Я возмущенно выдохнул. Не прошло и года после исчезновения Лены, как Марк перебрался в Париж, с новой подружкой. – Ему не так уж много времени потребовалось, чтобы забыть о ней. Ей бы этого не хотелось…
Я запнулся, и это не укрылось от Карин.
– Сейчас все равно остается только ждать. Но когда станет известно что-то конкретное, нужно будет ему позвонить. Я серьезно, Маттиас. Мы должны позвонить, это справедливо.
Я отчетливо видел, как исказилось мое лицо в отражении.
– Я сказал – нет, – огрызнулась эта гримаса.
– Ладно, – вздохнула Карин. – Успокойся. Я не хотела…
Недосказанные слова заполнили пространство своей тяжестью.
С той минуты мы не проронили ни слова. Воздух по-прежнему налит тяжестью, молчание гнетет нас обоих. В голове разворачиваются сценарии, от которых еще страшнее, если не поделиться ими.
– Пока что у нас лишь разрозненные сведения, – сообщил Гизнер.
Похищение, хижина в лесу, женщина похожая на Лену, маленькая Ханна. Я пытаюсь увязать все воедино, но ничего не получается. И потому я принимаюсь мерить шагами палату, как запертый тигр. Карин лежит на кровати, взгляд неподвижно устремлен в потолок, руки сложены на животе. Я отмечаю, что ей не помешало бы немного поспать.
– Не могу, – отвечает она вполголоса.
Ощущение такое, словно мы ожидаем результатов сложной операции. Я теряю выдержку.
– Пойду спрошу, что там.
Карин приподнимается на локтях.
– Уверена, они еще ведут опрос, иначе давно пришли бы и всё рассказали.
– Может, я сумею помочь.
– В чем, в опросе? – Карин тихо смеется. – Ох, Маттиас…
– Нет, я серьезно. Почему они так долго? Может, этой особе нужно просто приставить пистолет ко лбу. Наверняка она знает, что с Леной.
У Карин расширяются глаза.
– Ты так думаешь?
– Ну конечно! С чего бы еще ей выдавать себя за Лену? И почему эта девочка считает ее мамой? – Я указываю в направлении двери. – Та девочка – дочь Лены, это и слепой разглядит! Для этого не нужны никакие ДНК-тесты.
Карин свешивает ноги с кровати.
– Думаешь, эта женщина как-то причастна ко всему?
– Ну ты ведь и сама заметила, что не все увязывается в этой истории?
Стук в дверь.
Карин рывком вскакивает с постели и тянется, чтобы взять меня за руку. При этом пальцы перебирают по воздуху, так, словно играют замысловатую пьесу на пианино. Я хватаю Карин за руку и притягиваю к себе. Так мы и стоим, взявшись за руки, плечом к плечу. А еще через секунду входит Гизнер, чтобы ввести нас в курс дела.
Ханна
За дверью довольно темно. Деревья чернеют во мраке, и ветки как скрюченные пальцы чудищ. Мама кричит:
– Не поймаете!