Дверь по левую руку. Других возможностей я пока не видела. Куда бы она ни вела, главное – прочь оттуда. Я должна была добраться до ключей. Или убить его. Но для этого требовалось хоть какое-то подобие оружия. Взгляд скользнул по гостиной, метнулся к обеденной зоне. Четыре массивных стула вокруг стола – ножки прикручены к доскам пола. Стену за обеденной зоной занимала мини-кухня. На рабочей поверхности ничего не было, и замки, замки – на каждом, будь они прокляты, шкафчике. Я подумала о выдвижных ящиках, представила, как достаю нож, настолько острый, что без труда разрезает все, даже мясо. Вместе с тем я уже догадывалась, что ящики пусты.
И невольно вздохнула.
– Ты устала, Лена? Может, хочешь в постель?
Я вздрогнула.
– Нет-нет, всё в порядке, спасибо.
Он снял тяжелую руку с моего плеча и взглянул на часы. Я покосилась на циферблат. Чуть за половину восьмого.
– Дети, мама права. Уже поздно, пора в кровать.
Дети запротестовали.
– Без возражений! Вы должны слушать, что говорит вам мама!
Девочка повернула голову и наградила меня хмурым взглядом.
– Пусть еще немного посидят, – предложила я осторожно.
– Нет, уже поздно. – Он встал с дивана и жестом погнал детей. – Чистить зубы, марш!
Те послушно поднялись.
– А можно Фройляйн Тинки поспит сегодня со мной, папа? – спросила девочка.
– Нет, она останется в гостиной, иначе вы опять не будете спать всю ночь. – И, повернувшись ко мне: – Ты идешь?
Мне кое-как удалось подняться, удержать в вертикальном положении свое побитое тело. Твой муж придержал меня за руку, и я неровным шагом последовала за детьми. Мы вышли из гостиной и двинулись по узкому коридору.
Запертая дверь по правую руку. Дети встали перед ней. Он потеснил меня, протянул руку к перемычке и нашарил ключ. Отпер замок. Дети прошмыгнули внутрь. Он повернулся ко мне, с ухмылкой опустил ключ в карман и указал на дверь.
Ванная оказалась узкой и едва вмещала нас четверых. С левой стороны помещался умывальник, под ним стояла канистра с водой. Прямо по курсу располагался туалет, напоминающий скорее маленький белый бочонок. Справа – старая оцинкованная ванна без кранов. Над ванной, под самым потолком, в стене было отверстие величиной с кулак, из которого торчал отрезок трубы. Вероятно, отдушина. Впрочем, ее эффективность вызывала сомнения – воздух был вязкий и застоялый. Окон в ванной не было. С потолка, как и в кладовой, свисала простая лампочка.
Дети взяли зубные щетки из пестрых пластиковых стаканчиков, что стояли на полке над раковиной. Это показалось мне чем-то абсурдным. Я водила языком по свежему зазору между зубами и представляла, как этот человек, твой муж, подобно тысячам других покупателей в супермаркетах, стоит в отделе товаров личной гигиены и выбирает, какие рисунки на стаканчиках понравились бы его детям. Мальчику достался стаканчик с рыцарем, сидящим верхом на коне, девочке – розовый, с принцессой посреди цветущего луга… Как этот человек стоял у кассы, оплачивал покупки, и никто не подозревал, что вместо нормальной ванной в нормальном доме эти стаканчики окажутся здесь, в этой дыре, где людей держат взаперти.
– Наводить порядок в ванной, конечно, входит в обязанности жены. Но не волнуйся, туалет я беру на себя.
Только позднее я поняла, что конкретно он имел в виду. Поскольку там не было водопровода, мы использовали биотуалет, в котором фекалии собирались в контейнере с опилками. И время от времени контейнер нужно было опорожнять – снаружи. Само собой, он не мог доверить это дело жене. Отныне снаружи для нее ничего не было.
– Хорошо, – произнес он, взглянув на часы. – Три минуты.
Как по команде дети одновременно сплюнули пену в раковину. Затем по очереди умылись водой из канистры.
– Сегодня вас уложит мама, – объявил он с великодушной улыбкой.
– Наконец-то! – просиял мальчик и вытер лицо полотенцем.
Твой муж вывел меня в коридор, девочка последовала за нами и прикрыла за собой дверь. Я не понимала, чего мы ждем, пока мальчик не вышел и девочка не заняла его место в ванной. Значит, он пускал их в туалет без присмотра, заключила я и увидела в этом свой шанс. Хотя в первый момент мне в голову не пришло ничего, кроме пестрых стаканчиков для щеток. Если бы мне как-то удалось разломать их… Обломки пластика могут быть очень острыми. И стать оружием.
* * *
Дети делили крошечную комнату – как раз чтобы поместилась двухъярусная кровать. Дощатые стены были обклеены детскими картинками. Я попыталась разглядеть рисунки, но свет, все от такой же лампочки, был слишком тусклый. Мальчик влез по лестнице на верхнюю койку, а девочка забралась на нижнюю.
– Тебе следует присесть сюда, – механически проговорила девочка и похлопала по кровати рядом с собой. – Ты же всегда так делаешь.
Я оглянулась через плечо на твоего мужа. Сложив руки на груди, он прислонился к дверному косяку и улыбался. Я осторожно подошла к кровати и села, пригнув голову, чтобы не удариться о верхнюю койку.
– А теперь ты расскажешь нам историю. Как всегда.
– Я…
– Гляди, мама! – Передо мной возникло лицо мальчика. Он свесился через барьер, который оберегал его от падения во сне, и болтал руками в воздухе. – Я могу летать!
– Хватит, Йонатан, – прошипела девочка. – Это опасно. К тому же мы хотим послушать историю.
– Ладно, – проворчал Йонатан и влез обратно. Пока он укладывался, матрас вспучивался между рейками. – Хочу послушать про самолеты!
Девочка цокнула языком.
– Это не тебе решать. Я старшая, и выбирать мне.
– Всегда ты выбираешь!
– Да, и по праву…
– Довольно! – Голос твоего мужа заставил всех нас вздрогнуть. – Сегодня никаких историй. Лена, вставай.
– Ну папа… – донесся сверху голос мальчика.
– Нет. Вы двое не умеете себя вести. Поднимайся, Лена.
Не знаю, почему я продолжала сидеть. Возможно, меня сковала внезапная перемена в его настроении, или ситуация сама по себе – так обыденно выглядел спор между братом и сестрой в этой абсурдной обстановке… Так или иначе, я просто сидела и не двигалась.
У твоего мужа сузились глаза.
– Поднимайся. Лена. Сейчас же.
У меня перехватило дыхание. Каждое отчеканенное слово как будто ножом вонзалось в легкие. Я обмякла, задышала часто и тяжело. И вдруг ощутила слабое прикосновение к коленке. Твоя дочь. Я взглянула на нее.
– Тебе нужно встать, – шепнула она едва слышно.
Долю секунды мы смотрели друг другу в глаза. Затем она резко повернулась на другой бок и укрылась одеялом, так что видны были только узкие плечи. Я поднялась как во сне, точно загипнотизированная ее голосом.
– Пожелай детям доброй ночи, Лена, – сказал твой муж с прежней улыбкой.
– Спокойной ночи, дети.
– Спокойной ночи! – прозвучало в унисон.
Он закрыл дверь и, как прежде в ванной, взял ключ с дверного косяка и запер на замок. Он запирал детей на ночь. Я зажала рот ладонью, чтобы не издать лишнего звука.
– Вот так. – Он улыбнулся и положил ключ на прежнее место. – А теперь…
* * *
Я вздрагиваю. Раздается звонок. И хоть он довольно громкий, пару мгновений никто его не воспринимает. Наконец Кам приходит в себя и тоже едва заметно вздрагивает. При этом блокнот и карандаш соскальзывают с коленей на пол. Не обращая на них внимания, Кам быстро охлопывает свою куртку, запускает руку во внутренний карман и достает телефон.
– Гизнер, – произносит он сиплым голосом в трубку.
Я пытаюсь расслышать, что говорят на том конце линии, но мешает кардиограф со своим писком.
– Ладно, секунду… – Он сдвигает телефон с уха и пристально смотрит на меня. – Наши люди обнаружили хижину. Им стоит что-то предпринять, прежде чем войти?
Мотаю головой.
– Я ударила его снежным шаром [8]. Один раз как следует… – Трогаю себя в области затылка и замолкаю.
– Вы его оглушили?
Киваю.
– Входите, – произносит Гизнер в трубку.
Откидываюсь на подушку и закрываю глаза. В голове звучит голос.
«Видишь, как у нас хорошо?»
«Да, моя радость, и впрямь хорошо», – отвечаю я про себя и улыбаюсь.
Лена