– Что это значит? Что, черт возьми, я могла тебе сделать?

– Пыталась столкнуть и меня тоже.

– Столкнуть тебя? – Матильда моргнула. Прошли годы с тех пор, как они были друзьями, но она не помнила, чтобы Эрин когда-либо была такой агрессивной. Решительной, да, но не агрессивной, – о чем ты говоришь, Эрин?

– О, мне повезло, она помнит мое имя.

– Конечно, я помню твое имя, – Матильда попыталась протиснуться мимо Эрин, но снова отступила, когда та не двинулась с места. – Я не в настроении. Могу я просто пройти мимо?

Эрин сложила руки на груди и сделала шаг назад, ее брови сердито сошлись на лбу. Матильда оглядела ее с ног до головы, когда протиснулась мимо и направилась вверх по лестнице. Добравшись до верха, девушка посмотрела вниз и покачала головой. Эрин все еще смотрела на нее убийственным взглядом.

– Чокнутая, – прошептала Матильда, затем повернулась, чтобы найти Эшли.

Было время, даже не так давно, когда мысль о том, чтобы прокрасться в дом Шона, наполнила бы Матильду таким волнением, что она могла взорваться. Редко случалось, чтобы Матильда действительно испытывала к кому-то влечение, потому что парни в ее классе были в основном отталкивающими. Но в Шоне скрывалось что-то другое. Он великолепен, это само собой разумеется, но его лицо было открытым и честным, и он действительно смотрел вам в глаза, когда разговаривал, вместо того чтобы проверять свой телефон каждые шесть секунд. Не то чтобы они действительно много разговаривали после задания по истории, но когда делали это, он внимательно смотрел на Матильду.

Она попробовала несколько заклинаний, чтобы привлечь его внимание и усилить влечение, но ничего не сработало. Магия иногда была такой, или он, возможно, выполнил ритуал, который отразил ее магию, не осознавая этого (как это было принято у суеверных мальчиков, которые много занимались спортом; ношение их счастливых носков защищало их не только от неприятного фола).

Матильда посмотрела на старую школьную фотографию Шона на стене. Гнев, который бурлил в ее душе, когда она наблюдала за влечением между Эшли и Шоном, поглотил ее, и теперь, после Оливера и новых чувств, небольшая царапина вины зудела на ее коже. Ирония заключалась в том, что одной из причин, по которой она сделала Эшли своим другом, была ее дружба с Шоном, но то, что у Эшли возникли к нему чувства, стало именно той причиной, по которой Матильда причинила ей боль.

– Где ты, пчелиная матка? – прошептала Матильда, открывая дверь спальни. Ей было ужасно любопытно посмотреть, в каком состоянии находилась Эшли после своего трюка с пчелой.

В комнате царила тишина. Матильда скользнула внутрь, но вдруг начала задыхаться, когда темнота в спальне поползла к ней, отбрасывая знакомые тени. Девушка рухнула на мягкий ковер и отключилась.





Глава 10





–Матильда? Матильда? – девушка открыла глаза, и Оливер глубоко вздохнул: – О, слава богу. Ты в порядке?

Матильда моргнула и посмотрела на абажур в цветочек, который не узнала. Она приподнялась на локтях и нахмурилась. Ее грудь сжалась, когда она поняла, что снова потеряла сознание, и теперь Оливер обнаружил ее в бог знает каком состоянии. Жар пробежал по ее шее, когда она отвела глаза от него и потерла лоб.

– Я потеряла сознание, не так ли? – спросила она дрожащим голосом.

– Вероятно. Тебя не было целую вечность, поэтому я отправился на поиски и нашел вот такой. Ты в порядке? С твоей головой все нормально?

– Я в порядке. Мне так неловко, – сказала Матильда. – Почему это снова произошло со мной?

– Снова произошло? Ты хочешь сказать, что это случалось раньше? – спросил Оливер. Матильда села и закрыла лицо руками. – Давай подышим свежим воздухом

– Я в порядке.

– Твоя кожа цвета молока, и очень сомневаюсь, что клубы дыма, поднимающиеся с первого этажа положительно повлияют на твое состояние. – Оливер встал и протянул руку: – Пойдем.

– Видишь? – Оливер широко развел руки, когда они шли к гигантскому дереву, подальше от маленького (но определенно безумного) костра, через который то и дело прыгали пьяные ребята. – Снаружи хорошо.

Матильда сделала глубокий вдох, позволив воздуху со свистом проникнуть в нос и прочистить легкие. Она чувствовала, как внутри у нее все сжалось, и запах магии, сопровождавший ее повсюду, исчез вместе с ее сознанием. Однако прогулка под чернильным ночным небом постепенно приводила ее в чувства.

Нанна Мэй всегда говорила, что их семье было удобнее ночью, когда луна и звезды делились своими древними секретами, а совы и летучие мыши кружили над головой в защитных кругах.

Ее бабушка, как обычно, оказалась права, и Матильда почувствовала, что снова взяла себя в руки.

– Лучше? – спросил Оливер.

– Лучше, – Матильда оглянулась через плечо на дом, который пульсировал от возбуждения, – разве не плохо, что мне здесь нравится больше? Разве я не должна опрокидывать шоты и флиртовать со всеми подряд? Разве это не то, что люди делают на вечеринках?

Оливер поднял руки вверх.

– Я не собираюсь останавливать тебя, если ты этого хочешь, – Матильда толкнула Оливера, ее рука задержалась на его руке немного дольше, чем это было необходимо. Она посмотрела на него снизу вверх. Его скрывали тени, но она уже знала каждый сантиметр его лица, подбородок, ямочки на щеках, и ей не нужен был свет, чтобы понять, насколько он красив. Парень посмотрел в сторону дерева и кивнул.

– Так мы пойдем?

– Качели на дереве? Правда?

Оливер рассмеялся:

– Я не знал, что они здесь, клянусь.


– Полагаю, следующий шаг – предложить мне свое пальто?

– Знаешь что? Я действительно собираюсь это сделать.

Он снял пальто и накинул его на плечи Матильды.

– Я признаю все это. Я заставил тебя упасть в обморок только для того, чтобы вытащить на улицу под звезды, на эти невероятно романтические качели, и отдать тебе свое пальто.

– Я так и знала, – сказала Матильда, хватаясь за веревку потертых качелей, которые, вероятно, когда-то очень любил Шон.

Оливер схватился за другую веревку и опустился рядом с Матильдой. Ее пульс участился, когда его нога прижалась к ее ноге. Она была благодарна за одеяло ночи, так что Оливер не мог видеть, как покраснели ее щеки.

– Это была такая плохая идея, – заметил Оливер.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Матильда, и ее сердце упало.

– Привести тебя на вечеринку. О чем я только думал?

Матильда посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

– Нет, нет, я не имею в виду… Ты знаешь, я рад, что мы здесь, просто я хотел бы, чтобы место было более уединенное.

– Это место довольно уединенное.

На щеках Оливера появились ямочки, когда он улыбнулся Матильде.

– Да, я думаю, что это так.

Ветер колыхал ветви деревьев, и хрустящие листья падали на траву. Матильда накинула пальто Оливера себе на плечи, затем замерла, почувствовав, как он наклонился к ней и обнял ее, чтобы ухватиться за другую веревку.

Он моргнул, посмотрел на нее и прикусил нижнюю губу.

– Знаешь, в этот самый момент я чувствую сильное давление, – сказал он.

Матильда сглотнула.

– Да?

– Угу, – промычал Оливер, поднимая руку к щеке Матильды.

– Нет! – выкрикнула Матильда, резко отстранившись от него.

Оливер выглядел удивленным, его глаза округлились.

– Черт, что я наделал? Мне очень жаль, я…

Матильда покачала головой, ее сердце бешено колотилось в груди, когда она увидела замешательство, отразившееся на его лице.

– Ничего, это не ты. Я… я…

Матильда почувствовала теплую руку Оливера на своей и посмотрела вниз, когда его пальцы сомкнулись вокруг нее.

– Продолжай, – сказал он, – ты можешь рассказать мне, Матильда. Что происходит?

– Мое лицо. Я имею в виду шрамы на моем лице от того, что я причиняла боль людям. Ты их не видишь, но все равно чувствуешь

– О, – выдохнул Оливер, – меня это не волнует. Я имею в виду, не похоже, что ты причинила боль сотням людей… Не так ли?

Матильда покачала головой.

– Не совсем, – ответила она, не глядя Оливеру в глаза, когда произносила эти слова. Она была уверена, что ей не нравятся большие числа, но она давно перестала считать, – я просто… У меня на лице написано много имен, Оливер. Очень много.

– Значит, никто никогда…

Матильда скрестила руки на груди.

– Меня целовали до этого, спасибо.

– Но?

Плечи Матильды поникли.

– Они… ни один из них не был настоящим. Я имею в виду поцелуи, которые у меня были. Они не целовали меня, потому что они хотели, или потому что они заботились обо мне, или… Наверное, я просто не знала, что это такое, целоваться по-настоящему, поэтому я никогда не беспокоилась, что кто-то касается моего лица, потому что меня никогда не целовали так.

– До сих пор, – пробормотал Оливер.