«Женщина с ослом» — то есть, я — оглянулась.
Так и есть. В окне рядом с графом маячила беленькая мордочка донны Анны. И вид у неё был… Точно уже успела сделать какую-то гадость.
— Добрый день, ваше сиятельство, — отозвалась я, поудобнее подхватывая корзину с бумагой. — Сейчас же спешу к вам…
Слуги распахнули передо мной двери, и я вошла в просторную комнату, где за накрытым столом сидели пятеро — пятеро! — знатных господ. Разумеется, все в золоте-серебре, с драгоценными перстнями на каждом пальце, а уж что было выставлено на стол… я застеснялась, вспомнив свои луковые лепёшки…
Кроме нас с Анной женщин больше не было, и если она села за стол с непринужденностью, какую могут позволить себе только важные гости, то я осталась стоять, прижимая к груди корзину с бумажными рулонами.
— Добрый день, — сказала я, потому что дама и господа не собирались здороваться первыми.
— Добрый день, — отозвался граф. — Вы принесли образцы?
— Нам лучше поговорить, когда ваши гости уйдут, — сказала я, стараясь выглядеть достаточно почтительной.
Всё-таки, мельничихе не надо открыто выражать недовольство, что граф не принял её в назначенный час.
— Подожду внизу, ваше сиятельство, — сказала я, потихоньку пятясь к выходу.
Анна подпёрла голову рукой с необычайно томным и изящным видом, и усмехнулась.
Наверняка, специально примчалась сюда вперёд меня, чтобы отвлечь графа. Да ещё и осла моего угнала, чтобы я опоздала на встречу…
— Вам нет необходимости ждать, — сказал граф Фуллартон и вскинул голову с таким высокомерным видом, будто я пришла милостыню просить, а не предлагать выгодное дело. — Эти господа, — он картинно поклонился в сторону своих гостей, — хотят послушать ваши соображения, Эдит Миллард, насчет бумажной фабрики. Ну и посмотреть, что вы там… настряпали.
Он сдержанно улыбнулся, зато Анна залилась бубенчиком.
— Она — мельничиха, Амбруаз, — сказала милая вдовушка с таким сочувствием, что очень хотелось отправить её раков кормить. — Она не состряпала, а намолола…
Тут уже закудахтали важные гости — шутка показалась им смешной.
— Не обижайтесь, ради всего святого, — поспешила утешить меня Анна, изобразив притворное сочувствие. — Просто мне, как заинтересованному лицу, кажется невозможным создавать достаточное количество бумаги. Я видела, сколько вы трудились, чтобы создать три несчастных листа, и знаю, что вы платили золотом за тряпье, из которого делаете вот это, — она точеным пальчиком указала на мою корзину. — Платить золотом за сырье… тогда мы разоримся через пару месяцев. Ведь придётся ещё получать королевский патент, и нанимать рабочих, да и бумага у вас получается не слишком хорошего качества — она неровная, вся в бугорках.
Я ошиблась насчет этой змеищи. Она не собиралась переносить мою встречу с графом. Она хотела опозорить меня перед всеми этими господами, показать, что моё дело убыточное, и неплохо подготовилась. Даже бумажные листы рассмотрела. С бугорками!..
— Сказать по правде, — встрял граф Фуллартон, — сначала я воспринял с восторгом вашу идею, хозяйка, но теперь засомневался. Госпожа Анна верно говорит. Мне кажется, вы были слишком самонадеянны.
Его водянистые глаза навыкате были похожи на две лужицы, в которых затаились два черных зрачка-червячка. Глупые глаза. И лицо у него глупое. И красное. И надулся весь, вот-вот лопнет.
Анна разулыбалась ещё шире, так и напрашиваясь, чтобы её оттаскали за белокурые косы. Не добилась от меня, чего хотела — устроила подлость. Вот ведь гнилая баба…
Поставив на пол корзину, я медленно вытерла руки фартуком, исподлобья обводя взглядом графа и его гостей.
— Значит, вы засомневались, ваше сиятельство, — сказала я громко, — и пригласили этих важных господ для того, чтобы развеять сомнения? Насколько я помню, мы договаривались, что наше дело будет тайной для нас двоих, а вы пригласили сначала госпожу Анну, а потом ещё этих важных… эм… мужчин… Они готовы стать инвесторами?
Граф вытянул шею и приоткрыл рот, слушая меня, а господа за столом захлопали глазами. Не иначе, впервые услышали слово «инвестор» и теперь пытались осмыслить, что оно значит, и не обругала ли я их благородия каким-нибудь деревенским ругательством.
— Я готова ещё раз объяснить доходы и расходы, которые предстоят при налаживании производства бумаги на моей мельнице, — продолжала я решительно, с удовольствием заметив, как улыбочка сползла с лица Анны. — Дайте мне пятнадцать минут… четверть часа, и я всё разложу по полочкам. А потом, — тут уже я усмехнулась, — предлагаю сотрудничество самому умному и щедрому из вас. Тому, кто увидит хорошую выгоду в этом деле, не станет болтать лишнего, и не будет тиранить бедную женщину.
— Это вас, что ли? — не утерпела Анна.
— Меня, мельничиху, — перебила я её, сдвигая в сторону блюда и тарелки, а потом вытаскивая из корзины бумагу и раскладывая её на столе. — Да, пока бумага получается не такой однородной, как бы мне хотелось, — начала объяснять я, и важные господа потянулись к разложенному листу, чуть ли не обнюхивая его. — Но проблема решится, когда господин граф… или тот, кто решит вложиться в это прибыльное дело вместо него, раскошелится на некие усовершенствования моей мельницы. Мне потребуется установка специальных валиков на жернова, они будут молоть сырье, и помощь рабочих не понадобится. Улавливаете? На всё про всё — всего пара человек, чтобы закидывать сырье в чаны и вытаскивать его для просушки, а остальное сделает за нас озеро.
— Озеро… — повторил один из мужчин, как зачарованный.
— Похоже на колдовство, — Анна опять влезла со своим гадючьим язычком.
— Не больше колдовства, чем сейчас, — ответила я, вернув ей улыбку. — Жернова точно так же крутятся от воздействия воды. Даже чертям не надо платить. Представляете, какая экономия?
Теперь уже мужчины хохотали над моей шуткой, и граф — громче всех. Анна пошла красными пятнами, а я поторопилась закрепить захваченные позиции:
— И если говорить о колдовстве, дорогая госпожа, то вы-то что забыли на моей мельнице? Помнится, я упрашивала вас не жить в нашем убогом домике, а вы туда рветесь, будто жилу золотую в подполе нашли.
Теперь Анна стала белая, как извёстка, но мужчины не обратили на неё внимания, потребовав у меня прогнозов относительно трат и барышей.
— Мне нужна хорошая дорога, — принялась перечислять я, загибая пальцы, — услуги плотника и кузнеца, чтобы переделать жернов и построить помещение для сушки. Зимой там надо будет поддерживать нужную температуру, чтобы производство не останавливалось ни на один день. Я одна смогла сделать за неделю десять таких листов, посчитайте, сколько они будут стоить на рынке, и смело умножайте на сотню.
— Сотня листов бумаги в неделю?! — поразился кто-то из гостей.
— И даже больше, если организовать бесперебойные поставки сырья, — пообещала я щедро. — Когда мы выйдем на постоянные рынки сбыта, станет ясно — нужны будут дополнительные работники или нет.
Я старалась говорить доходчиво, потому что сомневалась в деловой хватке графских знакомцев. Анна пыталась убеждать в нерентабельности бумажного дела, но её больше не слушали. Мужчин захватила картина баснословных доходов с нового дела.
— Всё очень хорошо, — произнёс графский гость — лысый, как камешек на берегу, и с хитрющей физиономией. — Но можно ли узнать поподробнее о самом процессе изготовления бумаги? Госпожа Анна говорит, вы используете грязь?..
— Узнать нельзя, — ответила я кокетливо. — Как вы понимаете, господа, секрет изготовления бумаги принадлежит мне, и я намерена держать его в тайне, чтобы защитить капиталы моего будущего партнера в этом, поистине, очень перспективном занятии. Когда поставим дело на поток, вы получите по десять монет на каждую вложенную монету. Это стоит того, не так ли?
От графа я уходила, загрузив в корзину не только экспериментальные образцы бумаги, но и расписки ото всех гостей и графа в придачу о предоставлении мне кредита в кузнечных лавках и лавке плотника.
Сев в повозку, я поставила корзину в ногах и накрыла её юбкой, чтобы ничего не потерять, и дёрнула поводья, понукая Лексуса отправиться в путь. Нам предстояло ещё заехать в деревню, чтобы забрать мясо, о покупке которого я договорилась на неделе.
Лексус развернулся к воротом без особого энтузиазма, и я от души обругала его, напомнив, что он сегодня ушел с мельницы без разрешения хозяйки, и даже не упирался.
— Думаете, он вас понимает? — Анна оказалась рядом, как из-под земли выскочила.
— Если надеетесь, что я вас подвезу, — сказала я холодно, — то зря. И ещё пожалуюсь судье на ваше самоуправство. Осёл — мой. И вы не имели никакого права его брать.
— Он такой же упрямый, как и вы, — кисло ответила она. — Что за представление вы тут устроили? Врали, что деньги потекут рекой… Вам не стыдно?
— Стыдно — у кого видно, — не осталась я в долгу. — А у меня всё пойдёт по плану, даже если такие гадины, как вы, будут вставать на пути.
Лексус, наконец, соизволил потянуть повозку к дороге, и затрусил с самым обиженным видом, явно рассчитывая на яблоко или кусок пирога.
— Собирайте вещички, и чтобы духу вашего не было на моей мельнице, — бросила я Анне через плечо. — Сегодня же.
— Не дождётесь, — сладко ответила она, скрестив на груди руки и глядя мне вслед. — Что там у нас сегодня на ужин, хозяюшка? Я хочу что-нибудь повкуснее противной рыбы, которую вы разделывали утром. Вы уж постарайтесь.
— Не дождёшься, — проворчала я, подгоняя осла.
Предатель-ослик трусил по дороге и лишь иногда печально и протяжно орал, а я всякий раз напоминала ему, что ни яблок, ни хлеба он не получит, потому что изменил мне с другой женщиной.
Вряд ли осёл меня понимал, но уши его повисли совсем уныло.
Я заехала на мельницу, чтобы оставить свитки бумаги и припрятать расписки — в копилочку к долговой расписке, написанной покойным мельником, проверила, как идут дела у мамаши Жо и работников, сжевала на ходу луковую питу, и погнала Лексуса в деревню, чтобы забрать обещанную телятину.
Признаться, мысли у меня были совсем не радостные. Мало было проблем на мельнице, так к ним ещё и добавилась Анна. И по сравнению с остальными страхами-неприятностями она была самым неприятным. Но как избавиться от приставучей женщины, я решительно не знала.
В Тихом Омуте было, как обычно, тихо и спокойно. Я доехала до дома старосты и получила говяжью голяшку — аккуратно завернутую в холстину, перетянутую верёвкой, чтобы легче было нести.
Пока я отсчитывала монеты, старостиха вынесла в большом тазу требуху — говяжий желудок, похожий на старую линялую тряпку.
Я задумчиво проводила женщину взглядом, и тут из-за угла дома в переулок вывернул судья верхом на чёрном коне.
— Субботнее приглашение в силе? — спросил Рейвен, поздоровавшись. — Вы обещали обед, хозяйка.
— Да, обещала, — кивнула я, думая об Анне. — Сегодня у нас суп…
— Римский? — оживился судья. — Римский суп? Со свёклой?
— Рыбный, — я посмотрела на него и усмехнулась.
Борщ в роли приворотного зелья действовал. Но сообщать Анне этот рецепт я точно не собиралась.
— Сегодня будет рыбный суп, — сказала я, укладывая телячью голяшку в повозку, — а завтра у нас свеженина…
Старостиха снова прошла мимо нас, и тут меня осенило.
— А вы любите рубец, господин Кроу? — спросила я, и даже ладошки зачесались, как мне захотелось поскорее получить этот крайне неаппетитный кусочек телячьей туши.
— Рубец? — переспросил судья. — А кто же его не любит?
— Тогда и завтра приходите, — пригласила я его и не сдержавшись хихикнула. — Будет вот такой рубец! — и я даже губами причмокнула, показывая, как будет вкусно.
Так была начата операция под секретным названием «Долой Анну». Правда, в этой операции участвовала я одна, ведь недаром она была засекречена.
Купленный рубец был загружен в повозку вместе с голяшкой, и мы с судьей отправились на мельницу, вполголоса обсуждая события в Тихом Омуте и строя догадки относительно того, кто виноват и что делать.
Рейвен очень предусмотрительно держался на расстоянии от моего осла и целоваться не лез, настороженно поглядывая на Лексуса всякий раз, когда он встряхивал лохматой челкой.
— Слышал, вы тут всех богатеев в свою веру обратили, — сказал Рейвен, когда мы уже подъезжали к мельнице. — Они вам, вроде как денег бессрочно ссудили?
— Есть такое, — сказала я, помахивая кнутом. — Я же вам говорила, что у меня грандиозные планы.
— Не прогорите, хозяйка? — спросил он с беспокойством. — Вы ещё с прежним долгом не расплатились, а уже набираете другие.
— У меня всё под контролем, — уверенно сказала я и снова подумала про Анну. — Ну… почти всё.
— Слушайте, — он взъерошил волосы, старательно подбирая слова, — я, конечно, далеко не Фуллартон, но у меня есть кое-какие сбережения… Если этого хватит…