Нашим работникам тоже нравилось, как я готовлю, и я старалась кормить свою маленькую мельничную общину разнообразно, сытно и вкусно. Благо, что теперь не надо было выгадывать, что купить, чтобы медяков хватило на подольше. Теперь в моём поясном кошельке позванивали и серебряные монеты, а основная сумма лежала в тайничке под половицей. Не колдовское золото из клада Бриско, но всё равно приятно.
Закончив рубить лук, я перешла к рыбе.
Предстояло сделать самую грязную работу — очистить от чешуи, выпотрошить, обрезать плавники и отделить мясо от костей.
Для меня это было делом совсем не привычным, и Жонкелия всегда очень потешалась, глядя, как я разделываю рыбу.
Вот и сейчас старуха насмешливо поглядывала на меня, а я старалась не обращать на неё внимания, и пилила ножом, отрезая щуке голову.
Потом нужно было вырезать жабры, это я помнила по кулинарным книгам, где были рецепты приготовления рыбного бульона. Жаль только, что ни в одной книге не описывалось, как эти жабры найти и как их легче вырезать.
Пока я воевала с рыбой, проснулись наши работники и потянулись на двор, зевая во весь рот, а потом появилась донна Анна — уже наряженная, аккуратно причесанная, и с милой улыбочкой, которая показалась мне насквозь фальшивой.
— Доброе утро, хозяюшки, — приветствовала она нас.
Я не ответила, только кивнула, и вооружилась большим ножом, чтобы вспороть щуке брюхо. К моему удивлению, Жонкелия поздоровалась с нашей гостьей очень сдержанно.
Странно, ведь только вчера мамаша Жо учила меня быть с госпожой Анной учтивее и смотреть с подобострастием.
— Надеюсь, всем хорошо спалось? — сказала Анна, без приглашения усаживаясь за стол. — Я спала просто восхитительно. Тут такой воздух, так легко дышится…
Она сложила руки на коленях, всем своим видом показывая, что помощи от неё не дождешься. Она была гостьей — и всё тут.
— Пойду накормлю куриц, — сказала Жонкелия, не отвечая ей, и сразу хлопнула дверью.
Мы с Анной остались наедине, и маска приветливости сразу соскочила с изысканной столичной дамы.
— А вы как спали, хозяйка? — спросила она насмешливо. — Вчера я оставила вас в такой приятной компании…
Я уже подняла нож, чтобы потрошить рыбу, но после слов Анны передумала и опустила руку, воткнув острие ножа в столешницу.
— Завидуйте молча, — посоветовала я нашей гостье. — Господин судья просто защитил меня от одной сумасшедшей.
Анна в притворном изумлении приподняла брови, а я продолжала:
— И если ещё раз вздумаете хватать и трясти меня, то получите метлой по спине. Тут вам не столица, чтобы мы все прыгали перед вами, как дрессированные пёсики.
— Как вы обиделись… — протянула она, покачав головой, будто и правда была удивлена. — Только не пойму — вы обиделись за себя или за Рейвена?
— Болтайте поменьше, — посоветовала я, вытаскивая нож из столешницы и перехватывая щуку поперек туловища, под шеей, чтобы удобнее было потрошить. — В Тихом Омуте шуток не понимают…
— А я не шучу, — ответила она.
— И глупостей тоже не понимают, — закончила я.
— Зато вы такая умная, — протянула донна Анна, и я снова воткнула нож в столешницу, потому что по тону было ясно, что сейчас гостенька изречёт что-то такое, за что и метлы будет мало, а сковородка — в самый раз. — Вы ведь сегодня идёте к графу, хозяюшка?
— Да, — коротко ответила я.
— Будете показывать бумагу, которую состряпали… э-э… из хлама?
— Да, — ответила я немного резче.
— В обед?
— Да, — ответила я в третий раз.
— А я, представьте, приглашена к Фуллартону, — заявила она с торжеством. — И смогу сказать пару слов о вашем… э-э… товаре.
— Говорите, — пожала я плечами.
— Могу сказать хорошее, — замурлыкала она, и теперь стало окончательно ясно, куда она клонит. — Могу сказать плохое…
— Лучше скажите его сиятельству, что надо побеспокоиться о дороге, — сказала я, проигнорировав её намёки. — Если вам нужны деньги, надо позаботиться, чтобы им легко было до вас добраться. На этих кочках чёрт ногу сломит.
Я старалась говорить спокойно и рассудительно, но нервничала всё больше, потому что Анна смотрела на меня странным взглядом — насмешливым и холодным одновременно.
«Знаю, знаю, — словно бы говорила она, — всё о тебе знаю, и прекрасно вижу, что ты врёшь».
— Послушайте, — я сделала ещё одну попытку решить дело миром, — вы тоже вдова, так что поймёте меня. После смерти мужа я была чуток не в себе от горя. Теперь мне лучше, но многое всё равно как в тумане. Если хотите что-то сказать — говорите прямо, а не загадками. Мало того, что я — необразованная деревенская мельничиха, так я ещё и безутешная женщина, потерявшая мужа. Имейте жалость ко мне.
— Безутешная вдова? — переспросила она и тихо засмеялась. — Это вы-то? А если я шепну кому-нибудь на ушко, что вы с Рейвеном — любовники? Не боитесь, что вас побьют камнями, как блудницу?
— Кто вам поверит! — фыркнула я, но в душе неприятно захолодило. Эта чертова бабенция один раз уже оболгала человека, отправив его в сумасшедший дом. Кто помешает ей соврать теперь?
— Или скажу, что вы шпионите для него, — голосок у донны Анны так и журчал, а мне больше всего хотелось придушить её, чтобы ручеёк заткнулся.
— Скажите уже что-нибудь умное, — посоветовала я ей и в сердцах одним движением располосовала щуку надвое.
Мамаша Жо точно поставила бы мне пять с плюсом, если бы это увидела.
Рыбьи внутренности вывалились на разделочную доску, и гостья, только что сыпавшая угрозами и насмешками вдруг побледнела, вскочила, зажимая рот, и опрометью бросилась вон из кухни.
Я с удивлением проводила госпожу Анну взглядом, потом посмотрела на рыбину и хмыкнула:
— Какие мы нежные!
Куда умчалась наша противная гостья, проверять я не стала. Ушла — и ушла, без неё даже дышалось легче. Нашла, чем пугать. Подумаешь — любовница? Да и если быть шпионом судьи — тоже подумаешь. Ерунда какая-то, а не угрозы… И вообще, не надо отвлекаться от главного. У тебя, Светочка — мельница, долги и бумажный бизнес. Сосредоточься на этом.
Разобравшись с завтраком и поставив вариться рыбный суп, я накрыла на стол и задумчиво посмотрела в окно, откуда была видна дорога, исчезавшая в лесу.
Кто-то подстерегал меня ночью… Не станет ли подстерегать сейчас? Решит, что я таскаю чёрную курочку за пазухой.
А почему калитка открыта?.. Опять Лексус отвязался и удрал из загона?..
Дверь распахнулась и появилась Жонкелия — хмурая, будто выяснила, что все курицы снялись и улетели на юг, как перелетные птицы.
— Эта уехала, — бросила старуха, на ходу вытирая руки передником. — Взяла осла и уехала.
— То есть как это — взяла осла?! — рассвирепела я. — Она совсем обнаглела?
Уточнять, кто это сделал, не было смысла. Анна, кто же ещё!
— Почему вы ей позволили? — упрекнула я мамашу Жо. — Она нам ещё за жильё не заплатила, только грозится!
— Пусть уезжает, — насупилась старуха, не глядя на меня.
— Ну-ка, выкладывайте, — велела я ей. — Что тут у вас произошло? Вы же от подружки графа ещё вчера без ума были.
— Ничего не случилось, — привычно забубнила она, но я проявила настойчивость и старуха сдалась. — Пусть проваливает, — сказала она с плохо скрываемой ненавистью. — Приехала сюда… На природу посмотреть! Вынюхивает она про богатства Бриско, вот что!
— С чего это вы решили, мамашенька?
— Пустила всем пыль в глаза, что у неё много денег, а там ничего. Она на днях заложила кольцо у городского ростовщика, мне Квакмайерша рассказала. А я смотрю — что она тут в каждую щель свой нос суёт!
— Квакмайерша?
— Нет! — сказала, как выплюнула Жонкелия. — Эта… которая благородная дама… Шныряла тут по всей мельнице. Даже в огороде копалась и в курятник заглядывала.
— Так, — я села на лавку, чтобы сложить два и два. — Значит, дело тут и правда уже не в любовном зелье, а в бабосиках.
— В чём? — не поняла старуха, потому что я сказала последнее слово по-русски. — Ты не колдуй тут, смотри. Услышат — мигом донесут.
— Это не колдовское заклятье, это про деньги, — успокоила я её. — Хотя… есть ли в мире колдовство сильнее, чем богатство?
— Что за бред ты несёшь? — вспылила мамаша Жо. — Давай лучше, к графу собирайся. Я тебе туфли почистила, чтобы не выглядела там деревенской мельничихой.
— К вашему сведению, я и есть деревенская мельничиха, — ответила я, но настроение испортилось окончательно.
Неужели, Анна притащилась сюда не за любовным зельем, а за богатством Бриско? Богатство! Все о нём твердят, а никто не видел!
Или это ещё одна тайна Эдит?.. Ох уж эта тихоня Эдит…
Ладно!
Я решительно прихлопнула ладонями по коленям. Одной загадкой больше, одной меньше — уже без разницы. А заставлять графа ждать не надо. Тем более, если кое-кто совершил угон моего транспортного средства. Я кипела от злости, предвкушая встречу с Анной. Выкину её с мельницы, и пусть потом граф хоть королю жалуется!
Положив в корзину свернутые в рулоны листы бумаги, я вымыла голову, расчесала волосы, чтобы они легли волосок к волоску, надела вычищенные до блеска туфли, и отправилась в дорогу.
До графского замка было часа два пути, и хотя моя корзина не была тяжелой, в пути я подустала и ещё больше разозлилась на Анну.
Первое, что я увидела во дворе графского загородного дома — мой Лексус, впряжённый в повозку. Судя по тому, что осёл стоял посреди двора, угрюмо взирая из-под длинной чёлки, а люди старательно обходили скотину стороной, мой милый ослик уже и здесь успел показать характер.
— Эх ты, — упрекнула я его, скормив припасённый кусок хлеба, — непослушный, глупый Лексус. Кто тебе позволял уходить со двора с чужими тётеньками?
Разумеется, осёл мне не ответил. Зато раздался голос графа из окна на втором этаже:
— Проведите сюда вот ту женщину, которая с ослом! Быстрее, быстрее, хозяйка! Мы вас уже давно ждём.