– Прежде всего, нам надо убраться отсюда подальше, пока кто-нибудь не пришел проверить, что это за стрельба. А до того хорошо бы собрать трофеи.
Так мы и поступили. Смотреть на покойников было неприятно, но особых чувств они не вызывали. Единственное – я еще сильнее поразился умениям Рубио, когда увидел, что каждый из чистых поражен в голову. С каждого из трупов мы сняли по винтовке, и по одному кофру с обоймами. Арсенал получился внушительный, как по количеству, так и по массе. Долго ходить с таким грузом не получится, но немного – можно. Я хотел бросить лишние винтовки, но Мануэль уговорил их оставить.
– Нам, конечно, столько не нужно. Но вдруг какие хорошие люди встретятся? Если кто-то станет стрелять из моего трофея в чистых – мне только радость будет.
Пришлось нести. Так и дошли до моего дома, и там решили устроить базу. Родителей в нашей квартире, конечно, не было. Я и не думал их там найти, хотя какая-то глупая, нерациональная надежда все-таки была. Квартира была пуста, и большого беспорядка в ней не было. Все вещи были на своих местах, и даже тайник, в котором отец держал деньги, остался нетронутым. Я сделал вывод, что их, по крайней мере, не грабили, и счел это добрым знаком. Мануэль на мои умозаключения только покачал головой – он не был столь оптимистичен, но не стал меня разубеждать, и я был ему за то благодарен. На поиски решил отправляться уже утром. Ночью неблагонадежные, буде таковые остались в городе, явно затаятся, и расспросить о том, что произошло, будет некого. Даже если и удастся кого-нибудь найти, вместо ответов можно получить пулю. К обычным гражданам подходить с вопросами на ночь глядя тоже неразумно – тем более, нужно еще выбраться из гетто, а это, подозреваю, будет непросто. Ночевать решили здесь же. В квартире остались кое-какие припасы, что было очень кстати после двухдневной голодовки.
– Ну, что ты все мнешься? Хочешь узнать, где я научился так хорошо стрелять? – спросил Мануэль, когда мы определились с планами на ближайшее будущее, и уселись за столом. – Нет в этом никакого секрета, мог бы и сам догадаться. Перед тобой трибун преторианского легиона его величества, Мануэль Рубио. Бывший трибун, понятное дело. Даже если бы не чистые, был бы сейчас в почетной отставке по возрасту.
Я некоторое время молчал, осмысливая сказанное.
– Я думал, из гвардии никого не осталось. Когда его величество отрекся от престола, про гвардию говорили, что вас тоже распустили.
– Да, распустили. Сначала объявили приказ о расформировании полка и об увольнении в запас, а потом вылавливали по одному. Чистые. Эти их спиры. Их и придумали для того, чтобы нейтрализовать гвардию и ту часть армии, что не приняла отречения императора. Нас резали по одному. Скрадывали на улицах, врывались в дома. А сенату было наплевать. Когда мы поняли, что происходит, поздно было что-то делать. Пытались объединяться, но нас уже слишком мало было. А парламент им помогал. Эти упыри все никак свалившуюся на них после отречения императора власть не могли поделить. – Старик так сжал кружку, которую держал, что металл смялся. Недоуменно глянув на испорченную емкость, он отставил ее в сторону. – Эти мрази упивались открывшимися возможностями, и были до слез благодарны за эту власть чистым. Они до последнего грызлись между собой, а когда сообразили, что власть, которую они так жаждали, им только издалека показали, а потом тихо забрали иерархи новой церкви, радостно сложили лапки. Боялись потерять даже те крохи, что остались. До простых солдат и гвардейцев им дела не было.
Мануэль замолчал, уставившись пустым взглядом куда-то в стол, но через минуту тряхнул головой, и на его лицо вернулось обычное язвительное выражение.
– Ну а то, что стреляю хорошо, так это тренировался много. И еще дар у меня такой. Всегда попадать в цель, – старик подмигнул, будто его слова несли в себе какую-то двусмысленность, но я так и не сообразил, в чем была шутка, а уточнять не стал. – Таксиарх20 стрельбы, говорит о чем-нибудь? Правда, таксиарх слабый, я едва успел подтвердить ранг до того, как нас разогнали. Ладно, Диего. Пора баиньки. Если ты еще не отказался от своей идеи засунуть наши задницы в самую гущу событий, то завтра надо быть в форме.
Глава 6
Куда можно пойти, чтобы узнать судьбу родителей? Не такой простой вопрос, если учесть, что друзей в городе за все время я так и не завел. У меня был только один вариант – доминус Понсе. Вряд ли он знал что-то конкретно про моих родителей, но хотя бы должен был рассказать, что происходит в городе и куда увезли большинство неблагонадежных. А раз выбора особого не было, именно к нему я и направился. Проблема в том, что стрельбу мы вчера слышали именно с той стороны – выстрелы звучали на границе между неблагонадежным районом, и остальной частью города. По крайней мере, мне так показалось, и Рубио не возражал, когда я поделился с ним этой догадкой.
При свете дня было видно, что неблагонадежные кварталы пусты. И опустели они явно не просто так – пару раз мы наткнулись на пятна подозрительно бурого цвета.
– Позавчерашнее, – определил Рубио. – Что и не удивительно. Вчера здесь было уже спокойно.
По мере приближения к границе, пятен становилось больше, живых же людей мы не встречали. Как, впрочем, и покойников, что наводило на логичную мысль – порядок в городе восстановлен. Иначе, до мертвых тел дела никому бы не было. Несколько раз мы видели патрули жандармов. Правда, больше Мануэль не стрелял, чего я внутренне опасался.
– Ну что ты на меня так смотришь? – прошептал спутник, затылком почувствовав мой взгляд, когда мы наблюдали за первым патрулем. – Да, я хочу их пристрелить. Прямо руки чешутся. Только их тут наверняка поблизости много ошивается. И чистые, и жандармы. На выстрелы набегут быстро и столько, что нас мгновенно загонят. Я-то уйду, а вот такой лопух как ты, тут и останется. Нет уж, развлекаться будем потом, когда дело сделаем.
В общем, до ломбарда доминуса Понсе добрались без происшествий. Сложности начались, как и в прошлый раз, уже в конце пути. Мы остановились в той самой подворотне, в которой я сидел всего три дня назад, пытаясь сообразить – есть у входа в ломбард засада, или нет. И сейчас, в отличие от того дождливого вечера, было достаточно светло, чтобы со всей уверенностью определить – улица пуста. Ни в той арке, ни в других удобных местах никого не было. Улица вообще была достаточно пустынна, только патрули время от времени проходили мимо, и тогда нам приходилось сильнее вжиматься в кучу мусора, за которой мы скрывались от их взглядов. Но патрули появлялись относительно редко, и времени на то, чтобы проскользнуть в магазин было более чем достаточно. Однако мы сидели в этой куче мусора уже полчаса, за которые отряд жандармов прошел мимо всего дважды, а я все никак не мог решиться. Было такое чувство, что постучаться сейчас к доминусу Понсе будет большой ошибкой.
– Малыш, ты меня все больше и больше радуешь! – наконец нарушил тишину Мануэль. – Ты ведь не просто так сидишь здесь, а не бросаешься радостно в объятия своего знакомца?
– Не знаю, – прошептал я в ответ. – Не по себе как-то. Вроде тихо все, а все равно не хочется туда идти.
– Вот это и радует, – довольно кивнул старик. – Ты всего третий день в боевых условиях, и уже чуйка проснулась. У меня, чтобы этому научиться, ушло гораздо больше времени. Видать, любят тебя боги. Да и я, значит, не ошибся.
Последнюю фразу я не понял, но уточнять не стал – меня в тот момент интересовало другое.
– Что делать-то?
– А я откуда знаю? – хмыкнул старик. – Это тебе надо в ломбард, я с тобой просто так увязался, от скуки. Можем плюнуть и пойти туда. Только дождемся, когда патруль пройдет, а то уже скоро. Можем повернуться и уйти. Можем еще подождать – выбор, как видишь, широкий.
Ни один из вариантов мне не понравился, но я выбрал последний, о чем и сказал спутнику.
– Хороший выбор. Ну, ты сиди тут, а я пока прогуляюсь. Если что – встречаемся у тебя дома, лады?
С этими словами старик шустро скрылся в переулке. Я уже успел заметить, что когда ему нужно, он двигается очень быстро и очень тихо, так что никаких шансов остановить его у меня не было. Да я и не был уверен, что хочу. Мне до сих пор было не ясно, зачем он ко мне присоединился, и что вообще доминусу Рубио от меня нужно. Конечно, в то, что он предатель и провокатор, мне не верилось. Не после того, как он расстрелял целый отряд чистых. Да и до того у него было достаточно возможностей сдать меня церкви, и ни одной он не воспользовался. А вот помощи от него было много. Не уверен, что мне удалось бы благополучно добраться до города, не будь со мной такого подготовленного спутника. И все-таки я почувствовал облегчение, когда он ушел. Его постоянные подколки и подначки успели здорово надоесть, хоть я и старался не показать виду, что меня они задевают.
Время тянулось, как жвачка, прилепленная невоспитанным юнцом под стул в школе. По патрулю жандармов можно было сверять часы – они появлялись напротив моего убежища каждые пятнадцать минут. Я успел изучить их форму и походку до мелочей, а также шестнадцать раз услышать куски разговоров, в которых в разных вариациях описывались их победы на личном фронте, тяготы службы, а также зловредность язычников и их собственного начальства. И выходило так, что начальство еще могло дать нам фору. Я уже почти плюнул на все мнимые опасности и готов был отправиться в ломбард, все царапины на двери которого я тоже изучил уже лучше, чем собственное лицо, когда кто-то вдруг схватил меня за ногу. Не могу даже подобрать слов, чтобы описать тот ужас, который охватывает лежащего в засаде человека, когда к нему прикасается кто-то неизвестный. Все попытки описать, используя фразы «я чуть не напустил в штаны» и «я чуть не поймал инфаркт» не могут даже близко описать это короткое мгновение, в течение которого кажется, что душа вот-вот оторвется от тела без всяких физиологических причин.
– Тшшш, тихо. Ты чего так напрягся? – знакомым голосом прошептали сзади, и я вдруг ощутил чистое и незамутненное желание убивать.
– Ты меня прикончить решил? – выдавил я из себя, когда смог дышать.
– Не, решил бы убить – уже бы давно справился, – махнул рукой с зажатой в ней газетой старик. – Просто хотел показать, что когда бдишь, за тем, что происходит сзади, тоже следить надо. Эффектно получилось, да?
Я думал, зубы у меня раскрошатся – так сильно я их сжал, чтобы не высказать всего, что хотелось. И сдержался только по одной причине – кое-что меня интересовало гораздо больше, чем издевательства Мануэля.
– Ну чего ты смотришь? Да, газета. Дать почитать? Просто подумал, что зря сидеть, если можно с пользой прогуляться? Информация – она ведь не только у людей. Есть еще периодическая печать. Удобная штука, да?
Газету я молча выхватил из рук спутника, и принялся жадно пожирать глазами текст. Первые полосы были посвящены происходящим в последние дни событиям, и действительно проливали свет на случившееся:
«Бунт неблагонадежных!» – гласил первый заголовок.
«Как известно читателям, третьего Брюмера21, пятого года от явления бога, парламентом был принят закон о принудительной экстрадиции неблагонадежных граждан и освобождении нечистых гетто от потенциально опасного человеческого элемента. Сейчас, в то время, когда благодаря явлению чистого бога и даруемого им флогистона наступает золотой век, в наших рядах не остается места для замшелых язычников, поклонников ложных богов и им сочувствующих, каковые являются тяжким грузом, гирей на ногах нашего просвещенного общества. Закон был принят единогласно, и уже пятого Брюмера началась экстрадиция. Однако отбросы общества, собранные в гетто, не пожелали подчиниться законным требованиям жандармов и контролирующих их чистых братьев. В результате сразу в нескольких городах возникли спонтанные, неорганизованные бунты. На подавление волнений были направлены отряды жандармов и боевых спир чистых братьев, с указанием жестко пресекать преступные выступления. Большинство очагов бунта было оперативно подавлено, однако жандармы во главе с чистыми братьями по-прежнему остаются в состоянии повышенной боевой готовности. В некоторых городах, особенно, традиционно связанных с добычей угля и прочих ископаемых, бунт был поддержан рабочими заводов и шахт. В республике введен комендантский час, передвижение по улицам в ночное время для благонадежных возможно только по пропускам, в остальных случаях – запрещено. Правительство обращается ко всем законопослушным гражданам: Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, соблюдайте требования жандармов и чистых братьев. В противном случае вы можете пострадать! Не оказывайте помощь неблагонадежным – это карается по закону. Все неблагонадежные, подчинившиеся законным требованиям, уже экстрадированы. Если вы видите язычника, значит, он нарушил закон и подлежит очищению. Так же объявлено, что за сообщение о местонахождении поклонников ложных богов положена награда, в случае, если информация подтвердится»
Это была основная статья, в остальной части выпуска было множество подробностей, описывающих зверства повстанцев и успехи доблестных карабинеров. Так же там было сказано о финансовых потерях, в которые вовлекли страну восставшие бывшие граждане. Да так что поневоле возникало желание пойти и удавиться, чтобы не портить жизнь всем приличным людям своим существованием. И ни слова не было сказано, куда именно собирались экстрадировать неблагонадежных.
Рубио на мой вопросительный взгляд только плечами пожал.
– По крайней мере, мы хоть примерно знаем, что произошло. Полностью доверять тому, что написано, нельзя, но теперь хотя бы ясно, почему столько жандармов вокруг. А подробности нам, надеюсь, расскажет твой приятель, благо он, вроде, закрывается.
Доминус Понсе в этот момент как раз открыл дверь, чтобы перевернуть табличку «Открыто» на противоположную сторону. Магазин был, как всегда, хорошо освещен и то, что я увидел, мне очень не понравилось. Носок форменного сапога – всего лишь! Владельца сапога разглядеть было невозможно, он стоял справа, за стеной, но это было и не нужно. Такие сапоги носят солдаты и жандармы. Не только, но в данном случае сомневаться не приходится. В магазине нас ждала засада. Видимо жандармерии все-таки было известно, что доминус Понсе питает слабость к неблагонадежным, и вот таким способом они решили отловить тех, кто еще скрывается.
Я не особенно удивился – не зря же интуиция не давала мне заявиться к владельцу ломбарда все это время. Было бы скорее неприятно, окажись мои предчувствия беспочвенными. Но вот проблему нужно было как-то решать – к кому еще можно обратиться, кроме доминуса Франсиско я не представлял. Сейчас он оденется и отправится домой, через черный ход. Жандармы наверняка будут сопровождать торговца. Можно проследить за ними до квартиры, но кто сказал, что они не останутся с ним и там?
Мне было очень жаль времени, потраченного на напрасное ожидание, но я понимал – встреча с владельцем лавки слишком опасна. Притом, что он может и не знать, куда отправляли людей. Я уже почти решил возвращаться домой, чтобы подумать о своих дальнейших действиях, когда Рубио зашептал:
– В общем так, сейчас он выйдет. Скорее всего один – жандармы будут в отдалении. Я подойду, заведу с ним разговор. Как только увижу шпиков – убегу. Синемундирники рванут за мной, они по-другому не могут. Инстинкт у них охотничий. У тебя будет минут десять, пока не поднимется тревога. Встречаемся у тебя.
С этими словами старик хлопнул меня по плечу и ушел, как всегда даже не спрашивая моего мнения по поводу озвученного плана. А я остался наблюдать – что еще было делать? Вот доминус Франсиско появился из арки, и, воровато оглянувшись, заспешил по улице. Он удалился не более чем на пятьдесят шагов, когда следом за ним появилась тройка жандармов. На их месте я хотя бы сменил форму на что-нибудь более гражданское, но карабинеров, похоже, все устраивало. Я пропустил их вперед, и тихонько выглянул из своего переулка. Как раз вовремя, чтобы заметить, как Мануэль, шедший навстречу, поравнялся с доминусом Понсе и что-то спросил. Слышать их разговора я не мог, но то, что ломбардщик отрицательно качает головой – заметил. Вот Мануэль поднимает голову, и будто бы только теперь замечает жандармов. Флики как раз заспешили – очень им хотелось узнать, с кем это беседует их поднадзорный.
Скорость, с которой Мануэль побежал прочь, ни в какое сравнение не шла с тем, что мне довелось видеть буквально несколько секунд назад. Нет, он двигался довольно быстро, но было совершенно отчетливо видно, что надолго его не хватит. Любой, кто посмотрел бы на этот бег, сразу понимал, что человек очень устал и истощен, и сейчас он может двигаться столь быстро только на волне возбуждения от неожиданной встречи. И карабинеры ни на секунду не усомнились в этом спектакле. В погоню бросились с азартом, оглашая пустынные улицы свистками и требованиями остановиться. Доминус Франсиско остался стоять, растерянно оглядываясь по сторонам.
– Здравствуйте, доминус Понсе! – при моем появлении торговец вздрогнул, всмотрелся в мое лицо. Узнал.
– Диего! Тебе нельзя здесь быть! Меня пасут жандармы, они знают, что я общаюсь с неблагонадежными. Нескольких уже поймали, за одним гонятся сейчас. Они вот-вот будут тут. Ты разве не слышал свистков? – Старый торговец был взволнован, и я поспешил его успокоить.
– Не волнуйтесь, доминус, это был мой товарищ. Он их специально отвлек. Мы весь день наблюдали за вашей лавкой, и другого способа подойти не придумали.
Торговец ощутимо расслабился, но схватил меня за локоть и потащил в тот самый переулок, из которого я только что вышел. По дороге бормотал:
– Парень, я немногим смогу тебе помочь. У меня с собой только три сестерция серебром, вот. Возьми ключ от магазина, там найдешь еще столько же, в конторском столе. Не знаю, поможет это тебе или нет…
– Доминус Понсе, благодарю вас, но не нужно денег, я и так вам должен за разбитый фонарь. Я хочу найти родителей, и надеялся, то вы что-нибудь расскажете. Меня схватили на улице два дня назад, я сбежал с поезда и совершенно не знаю, где их теперь искать, и что вообще происходит в городе.
Старик сориентировался мгновенно:
– Тебя посадили на первый поезд? – увидев мой кивок, продолжил. – Те, кого хватали в домах, попали в третий. Если доминусы Ортес не выходили, скорее всего, уехали в нем. Его направили по северной ветке, в Лурд. Я знаю, потому что у меня зять работает на железной дороге, он видел приказы. Уже это говорит о том, что ни о какой экстрадиции и речи не идет. Если бы они хотели вышвырнуть неугодных из страны, поезда шли бы к границе, а не в противоположную сторону. Слухи о том, что вас везут то ли на каторгу то ли на казнь появились уже после того, как третий поезд был почти заполнен. Человек сто отказалось подчиняться и разбежались, были несколько нападений на жандармов, но уже вчера почти всех выловили. Ты зря вернулся, они все еще на взводе, так и рыскают по городу. Хватают всех подряд, достается даже благонадежным. Парень, я не знаю, есть ли у тебя шансы их найти. На твоем месте я бы лучше бежал в сторону Удине или Больяно. Если повезет, и сможешь перебраться через границу, будет шанс уйти. Говорят, чистые пока не так сильны на Балканах. Впрочем, что я говорю, старый дурак, там же Турин! Тогда в Бильбао или Овьедо. Об этом не говорят официально, но в тех местах началось настоящее восстание. Язычников поддержали рабочие и шахтеры, им под властью чистых почти так же тяжело как неотрекшимся. Все, уходи!
Он все-таки сунул мне в руку деньги, и почти бегом направился по Граничной улице. А я поспешил углубиться в бывшее гетто – времени действительно оставалось всего ничего, по моим ощущениям сюда уже должны были двигаться патрули.
Рубио я нашел у себя в квартире, и, судя по тому, что наш арсенал пополнился еще тремя карабинами и таким же количеством Уберти, те жандармы, что за ним погнались, очень пожалели о своем излишнем рвении. Если успели.
– Не знаю, выяснил ты или нет, что там тебя интересовало, но нам нужно уходить, – старик выглядел непривычно серьезно. – Мы неплохо повеселились, но второй отряд за два дня, да еще один из этих отрядов – чистые. Какой бы ни был в городе бардак, такое они проигнорировать не захотят. Уже завтра уйти будет очень сложно.
– Согласен. Я все выяснил. Моих увезли на третьем спецпоезде, он шел на Лурд.
– Мда, – покачал головой Мануэль. – Самое неудачное направление. Но, я так понимаю, в твоем разуме просто нет места для здравого смысла.
Я только головой покачал, и принялся собирать вещи в дорогу. Ну а старик занялся упаковкой добытых карабинов, коих было уже девять штук. При массе одного карабина без малого четыре килограмма, вес получался очень внушительный, даже если поделить на двоих, но Мануэль наотрез отказался оставить хоть один.
– Ничего, – приговаривал он. – Своя ноша не тянет. А то вдруг кого приличного встретим – а у нас и карабинов нет. С этаким арсеналом можно целый отряд собрать! Было б у нас человек хоть пять, можно было бы таких делов наделать – только держись. Чистые бы взвыли.
Ни собирать отряд, ни тем более устраивать террор чистым я не собирался, но переубедить Рубио было невозможно. На «арсенал» он смотрел, как отсидевший двадцать лет заключенный на стриптизершу. Максимум, чего удалось добиться – это устроить схрон после того, как выберемся из города, и оставить лишнее там.
Сборы проходили в спешке. Удивительно, как много вещей копится в жилище, даже если не считаешь его полностью своим. Эту квартиру ни я, ни родители, никогда не воспринимали как дом, и старались не обзаводиться лишними вещами. И все равно, когда я начал бродить по комнате, тут и там взгляд натыкался на всевозможные мелочи, которые вроде бы и не нужны, и в то же время оставлять их на разграбление было жаль. Ощущение, что сюда я больше никогда не вернусь, было очень острым, даже острее, чем несколько лет назад, когда нас выставили из дома. От этого только сильнее хотелось забрать любимую отцову кружку и мамину прялку. Это устройство сделал для мамы отец несколько лет назад – после того, как нам досталось по случаю несколько мешков овечьей шерсти. Мама пряла шерсть, а потом вязала из нее шали, которые относила доминусу Понсе. Эти шали нас тогда здорово выручили… Пришлось с силой потереть лицо, чтобы отогнать непрошенный приступ ностальгии. Сейчас не до воспоминаний. С собой, кроме оружия, забрали только остатки еды, да теплую одежду. Осень в местных широтах теплая, как и зима – даже снег не каждый год увидишь. Однако пара ночевок под открытым небом ясно показали – лишней теплая одежда не будет.
Глава 7
То, что проделки Рубио имели успех, стало понятно почти сразу, как только мы вышли из дома. Так шумно по ночам в районе неблагонадежных не было даже раньше, когда все язычники еще оставались на своих местах. Старик оказался прав – чистые вместе с жандармами вели планомерную облаву, и задержись мы еще хотя бы на час, имели все шансы поучаствовать в ней в качестве дичи. На всех перекрестках были размещены отряды жандармов. Периодически они подавали сигнал свистками, в ответ получая такой же от соседних. Другие тройки и спиры чистых прочесывали дома – благо теперь, когда район был пуст, сделать это было не так уж сложно. Откровенно говоря, поняв, в какую передрягу мы попали, я готов был запаниковать, однако не успел. Пришлось очень быстро убегать, времени на панику совсем не оставалось.
– Что, пробежал холодок по спине? – поинтересовался старик после того, как нам едва удалось нырнуть в подъезд соседнего дома, чтобы скрыться от очередного патруля. Мы как раз забрались в чью-то квартиру с выбитыми дверьми, и теперь я пытался отдышаться – бежать с тяжелой связкой карабинов за плечом было крайне непросто. – Привыкай, парень, то ли еще будет! Думаешь, все, конец нам?
– Ага. Именно так я и думаю, – сквозь зубы прошипел я. – Не понимаю твоего веселья.
– А я веселюсь, потому что предвкушаю кровушку чистых. Ох, поиграем сегодня! Сейчас сложим карабины понадежнее, и пойдем на охоту!
– Чтоб тебе пусто было, проклятый старик! – Не выдержав, выругался я. – Да мы сами тут как дичь! Как ты собрался охотиться! И это ты говорил мне о благоразумии и здравом смысле!
– Очень просто. Возможно, придется запачкаться, но если захочешь жить – перетерпишь. Сейчас складываем оружие вон в ту каморку, и возвращаемся на улицу.
– Даже не подумаю, – во мне кипела злость пополам с отчаянием. – До тех пор, пока не скажешь, что задумал. Твои идеи уже сделали меня объектом охоты всех чистых города, и я не желаю дальше слепо подчиняться твоим указаниям!
Старик отвлекся от окна для того, чтобы взглянуть на меня с жалостью, как на безнадежного идиота:
– Ох, ну какой же ты скучный и занудный! Я порой жалею, что вообще начал с тобой возиться. Ладно, слушай. Нам всего-то нужно обзавестись правильной одеждой. А для этого нужны чистые – жандармские тряпки не подойдут.
– Класс. Осталось решить, как мы эту одежду добудем! Лавки уже закрыты, да и не продается там такое!
– Тихо! Нам, кажется, везет! – Я мельком глянул в окно – как раз вовремя, чтобы заметить пятерку чистых, выходящих из дома напротив. Святоши шли уверенно, ярко освещая путь флогистоновым фонарем. На свету их было прекрасно видно, а вот мы пока оставались в тени, так что можно было не опасаться обнаружения. Впрочем, ненадолго – эта спира направила свои стопы как раз в наш дом.
Так мы и поступили. Смотреть на покойников было неприятно, но особых чувств они не вызывали. Единственное – я еще сильнее поразился умениям Рубио, когда увидел, что каждый из чистых поражен в голову. С каждого из трупов мы сняли по винтовке, и по одному кофру с обоймами. Арсенал получился внушительный, как по количеству, так и по массе. Долго ходить с таким грузом не получится, но немного – можно. Я хотел бросить лишние винтовки, но Мануэль уговорил их оставить.
– Нам, конечно, столько не нужно. Но вдруг какие хорошие люди встретятся? Если кто-то станет стрелять из моего трофея в чистых – мне только радость будет.
Пришлось нести. Так и дошли до моего дома, и там решили устроить базу. Родителей в нашей квартире, конечно, не было. Я и не думал их там найти, хотя какая-то глупая, нерациональная надежда все-таки была. Квартира была пуста, и большого беспорядка в ней не было. Все вещи были на своих местах, и даже тайник, в котором отец держал деньги, остался нетронутым. Я сделал вывод, что их, по крайней мере, не грабили, и счел это добрым знаком. Мануэль на мои умозаключения только покачал головой – он не был столь оптимистичен, но не стал меня разубеждать, и я был ему за то благодарен. На поиски решил отправляться уже утром. Ночью неблагонадежные, буде таковые остались в городе, явно затаятся, и расспросить о том, что произошло, будет некого. Даже если и удастся кого-нибудь найти, вместо ответов можно получить пулю. К обычным гражданам подходить с вопросами на ночь глядя тоже неразумно – тем более, нужно еще выбраться из гетто, а это, подозреваю, будет непросто. Ночевать решили здесь же. В квартире остались кое-какие припасы, что было очень кстати после двухдневной голодовки.
– Ну, что ты все мнешься? Хочешь узнать, где я научился так хорошо стрелять? – спросил Мануэль, когда мы определились с планами на ближайшее будущее, и уселись за столом. – Нет в этом никакого секрета, мог бы и сам догадаться. Перед тобой трибун преторианского легиона его величества, Мануэль Рубио. Бывший трибун, понятное дело. Даже если бы не чистые, был бы сейчас в почетной отставке по возрасту.
Я некоторое время молчал, осмысливая сказанное.
– Я думал, из гвардии никого не осталось. Когда его величество отрекся от престола, про гвардию говорили, что вас тоже распустили.
– Да, распустили. Сначала объявили приказ о расформировании полка и об увольнении в запас, а потом вылавливали по одному. Чистые. Эти их спиры. Их и придумали для того, чтобы нейтрализовать гвардию и ту часть армии, что не приняла отречения императора. Нас резали по одному. Скрадывали на улицах, врывались в дома. А сенату было наплевать. Когда мы поняли, что происходит, поздно было что-то делать. Пытались объединяться, но нас уже слишком мало было. А парламент им помогал. Эти упыри все никак свалившуюся на них после отречения императора власть не могли поделить. – Старик так сжал кружку, которую держал, что металл смялся. Недоуменно глянув на испорченную емкость, он отставил ее в сторону. – Эти мрази упивались открывшимися возможностями, и были до слез благодарны за эту власть чистым. Они до последнего грызлись между собой, а когда сообразили, что власть, которую они так жаждали, им только издалека показали, а потом тихо забрали иерархи новой церкви, радостно сложили лапки. Боялись потерять даже те крохи, что остались. До простых солдат и гвардейцев им дела не было.
Мануэль замолчал, уставившись пустым взглядом куда-то в стол, но через минуту тряхнул головой, и на его лицо вернулось обычное язвительное выражение.
– Ну а то, что стреляю хорошо, так это тренировался много. И еще дар у меня такой. Всегда попадать в цель, – старик подмигнул, будто его слова несли в себе какую-то двусмысленность, но я так и не сообразил, в чем была шутка, а уточнять не стал. – Таксиарх20 стрельбы, говорит о чем-нибудь? Правда, таксиарх слабый, я едва успел подтвердить ранг до того, как нас разогнали. Ладно, Диего. Пора баиньки. Если ты еще не отказался от своей идеи засунуть наши задницы в самую гущу событий, то завтра надо быть в форме.
Глава 6
Куда можно пойти, чтобы узнать судьбу родителей? Не такой простой вопрос, если учесть, что друзей в городе за все время я так и не завел. У меня был только один вариант – доминус Понсе. Вряд ли он знал что-то конкретно про моих родителей, но хотя бы должен был рассказать, что происходит в городе и куда увезли большинство неблагонадежных. А раз выбора особого не было, именно к нему я и направился. Проблема в том, что стрельбу мы вчера слышали именно с той стороны – выстрелы звучали на границе между неблагонадежным районом, и остальной частью города. По крайней мере, мне так показалось, и Рубио не возражал, когда я поделился с ним этой догадкой.
При свете дня было видно, что неблагонадежные кварталы пусты. И опустели они явно не просто так – пару раз мы наткнулись на пятна подозрительно бурого цвета.
– Позавчерашнее, – определил Рубио. – Что и не удивительно. Вчера здесь было уже спокойно.
По мере приближения к границе, пятен становилось больше, живых же людей мы не встречали. Как, впрочем, и покойников, что наводило на логичную мысль – порядок в городе восстановлен. Иначе, до мертвых тел дела никому бы не было. Несколько раз мы видели патрули жандармов. Правда, больше Мануэль не стрелял, чего я внутренне опасался.
– Ну что ты на меня так смотришь? – прошептал спутник, затылком почувствовав мой взгляд, когда мы наблюдали за первым патрулем. – Да, я хочу их пристрелить. Прямо руки чешутся. Только их тут наверняка поблизости много ошивается. И чистые, и жандармы. На выстрелы набегут быстро и столько, что нас мгновенно загонят. Я-то уйду, а вот такой лопух как ты, тут и останется. Нет уж, развлекаться будем потом, когда дело сделаем.
В общем, до ломбарда доминуса Понсе добрались без происшествий. Сложности начались, как и в прошлый раз, уже в конце пути. Мы остановились в той самой подворотне, в которой я сидел всего три дня назад, пытаясь сообразить – есть у входа в ломбард засада, или нет. И сейчас, в отличие от того дождливого вечера, было достаточно светло, чтобы со всей уверенностью определить – улица пуста. Ни в той арке, ни в других удобных местах никого не было. Улица вообще была достаточно пустынна, только патрули время от времени проходили мимо, и тогда нам приходилось сильнее вжиматься в кучу мусора, за которой мы скрывались от их взглядов. Но патрули появлялись относительно редко, и времени на то, чтобы проскользнуть в магазин было более чем достаточно. Однако мы сидели в этой куче мусора уже полчаса, за которые отряд жандармов прошел мимо всего дважды, а я все никак не мог решиться. Было такое чувство, что постучаться сейчас к доминусу Понсе будет большой ошибкой.
– Малыш, ты меня все больше и больше радуешь! – наконец нарушил тишину Мануэль. – Ты ведь не просто так сидишь здесь, а не бросаешься радостно в объятия своего знакомца?
– Не знаю, – прошептал я в ответ. – Не по себе как-то. Вроде тихо все, а все равно не хочется туда идти.
– Вот это и радует, – довольно кивнул старик. – Ты всего третий день в боевых условиях, и уже чуйка проснулась. У меня, чтобы этому научиться, ушло гораздо больше времени. Видать, любят тебя боги. Да и я, значит, не ошибся.
Последнюю фразу я не понял, но уточнять не стал – меня в тот момент интересовало другое.
– Что делать-то?
– А я откуда знаю? – хмыкнул старик. – Это тебе надо в ломбард, я с тобой просто так увязался, от скуки. Можем плюнуть и пойти туда. Только дождемся, когда патруль пройдет, а то уже скоро. Можем повернуться и уйти. Можем еще подождать – выбор, как видишь, широкий.
Ни один из вариантов мне не понравился, но я выбрал последний, о чем и сказал спутнику.
– Хороший выбор. Ну, ты сиди тут, а я пока прогуляюсь. Если что – встречаемся у тебя дома, лады?
С этими словами старик шустро скрылся в переулке. Я уже успел заметить, что когда ему нужно, он двигается очень быстро и очень тихо, так что никаких шансов остановить его у меня не было. Да я и не был уверен, что хочу. Мне до сих пор было не ясно, зачем он ко мне присоединился, и что вообще доминусу Рубио от меня нужно. Конечно, в то, что он предатель и провокатор, мне не верилось. Не после того, как он расстрелял целый отряд чистых. Да и до того у него было достаточно возможностей сдать меня церкви, и ни одной он не воспользовался. А вот помощи от него было много. Не уверен, что мне удалось бы благополучно добраться до города, не будь со мной такого подготовленного спутника. И все-таки я почувствовал облегчение, когда он ушел. Его постоянные подколки и подначки успели здорово надоесть, хоть я и старался не показать виду, что меня они задевают.
Время тянулось, как жвачка, прилепленная невоспитанным юнцом под стул в школе. По патрулю жандармов можно было сверять часы – они появлялись напротив моего убежища каждые пятнадцать минут. Я успел изучить их форму и походку до мелочей, а также шестнадцать раз услышать куски разговоров, в которых в разных вариациях описывались их победы на личном фронте, тяготы службы, а также зловредность язычников и их собственного начальства. И выходило так, что начальство еще могло дать нам фору. Я уже почти плюнул на все мнимые опасности и готов был отправиться в ломбард, все царапины на двери которого я тоже изучил уже лучше, чем собственное лицо, когда кто-то вдруг схватил меня за ногу. Не могу даже подобрать слов, чтобы описать тот ужас, который охватывает лежащего в засаде человека, когда к нему прикасается кто-то неизвестный. Все попытки описать, используя фразы «я чуть не напустил в штаны» и «я чуть не поймал инфаркт» не могут даже близко описать это короткое мгновение, в течение которого кажется, что душа вот-вот оторвется от тела без всяких физиологических причин.
– Тшшш, тихо. Ты чего так напрягся? – знакомым голосом прошептали сзади, и я вдруг ощутил чистое и незамутненное желание убивать.
– Ты меня прикончить решил? – выдавил я из себя, когда смог дышать.
– Не, решил бы убить – уже бы давно справился, – махнул рукой с зажатой в ней газетой старик. – Просто хотел показать, что когда бдишь, за тем, что происходит сзади, тоже следить надо. Эффектно получилось, да?
Я думал, зубы у меня раскрошатся – так сильно я их сжал, чтобы не высказать всего, что хотелось. И сдержался только по одной причине – кое-что меня интересовало гораздо больше, чем издевательства Мануэля.
– Ну чего ты смотришь? Да, газета. Дать почитать? Просто подумал, что зря сидеть, если можно с пользой прогуляться? Информация – она ведь не только у людей. Есть еще периодическая печать. Удобная штука, да?
Газету я молча выхватил из рук спутника, и принялся жадно пожирать глазами текст. Первые полосы были посвящены происходящим в последние дни событиям, и действительно проливали свет на случившееся:
«Бунт неблагонадежных!» – гласил первый заголовок.
«Как известно читателям, третьего Брюмера21, пятого года от явления бога, парламентом был принят закон о принудительной экстрадиции неблагонадежных граждан и освобождении нечистых гетто от потенциально опасного человеческого элемента. Сейчас, в то время, когда благодаря явлению чистого бога и даруемого им флогистона наступает золотой век, в наших рядах не остается места для замшелых язычников, поклонников ложных богов и им сочувствующих, каковые являются тяжким грузом, гирей на ногах нашего просвещенного общества. Закон был принят единогласно, и уже пятого Брюмера началась экстрадиция. Однако отбросы общества, собранные в гетто, не пожелали подчиниться законным требованиям жандармов и контролирующих их чистых братьев. В результате сразу в нескольких городах возникли спонтанные, неорганизованные бунты. На подавление волнений были направлены отряды жандармов и боевых спир чистых братьев, с указанием жестко пресекать преступные выступления. Большинство очагов бунта было оперативно подавлено, однако жандармы во главе с чистыми братьями по-прежнему остаются в состоянии повышенной боевой готовности. В некоторых городах, особенно, традиционно связанных с добычей угля и прочих ископаемых, бунт был поддержан рабочими заводов и шахт. В республике введен комендантский час, передвижение по улицам в ночное время для благонадежных возможно только по пропускам, в остальных случаях – запрещено. Правительство обращается ко всем законопослушным гражданам: Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, соблюдайте требования жандармов и чистых братьев. В противном случае вы можете пострадать! Не оказывайте помощь неблагонадежным – это карается по закону. Все неблагонадежные, подчинившиеся законным требованиям, уже экстрадированы. Если вы видите язычника, значит, он нарушил закон и подлежит очищению. Так же объявлено, что за сообщение о местонахождении поклонников ложных богов положена награда, в случае, если информация подтвердится»
Это была основная статья, в остальной части выпуска было множество подробностей, описывающих зверства повстанцев и успехи доблестных карабинеров. Так же там было сказано о финансовых потерях, в которые вовлекли страну восставшие бывшие граждане. Да так что поневоле возникало желание пойти и удавиться, чтобы не портить жизнь всем приличным людям своим существованием. И ни слова не было сказано, куда именно собирались экстрадировать неблагонадежных.
Рубио на мой вопросительный взгляд только плечами пожал.
– По крайней мере, мы хоть примерно знаем, что произошло. Полностью доверять тому, что написано, нельзя, но теперь хотя бы ясно, почему столько жандармов вокруг. А подробности нам, надеюсь, расскажет твой приятель, благо он, вроде, закрывается.
Доминус Понсе в этот момент как раз открыл дверь, чтобы перевернуть табличку «Открыто» на противоположную сторону. Магазин был, как всегда, хорошо освещен и то, что я увидел, мне очень не понравилось. Носок форменного сапога – всего лишь! Владельца сапога разглядеть было невозможно, он стоял справа, за стеной, но это было и не нужно. Такие сапоги носят солдаты и жандармы. Не только, но в данном случае сомневаться не приходится. В магазине нас ждала засада. Видимо жандармерии все-таки было известно, что доминус Понсе питает слабость к неблагонадежным, и вот таким способом они решили отловить тех, кто еще скрывается.
Я не особенно удивился – не зря же интуиция не давала мне заявиться к владельцу ломбарда все это время. Было бы скорее неприятно, окажись мои предчувствия беспочвенными. Но вот проблему нужно было как-то решать – к кому еще можно обратиться, кроме доминуса Франсиско я не представлял. Сейчас он оденется и отправится домой, через черный ход. Жандармы наверняка будут сопровождать торговца. Можно проследить за ними до квартиры, но кто сказал, что они не останутся с ним и там?
Мне было очень жаль времени, потраченного на напрасное ожидание, но я понимал – встреча с владельцем лавки слишком опасна. Притом, что он может и не знать, куда отправляли людей. Я уже почти решил возвращаться домой, чтобы подумать о своих дальнейших действиях, когда Рубио зашептал:
– В общем так, сейчас он выйдет. Скорее всего один – жандармы будут в отдалении. Я подойду, заведу с ним разговор. Как только увижу шпиков – убегу. Синемундирники рванут за мной, они по-другому не могут. Инстинкт у них охотничий. У тебя будет минут десять, пока не поднимется тревога. Встречаемся у тебя.
С этими словами старик хлопнул меня по плечу и ушел, как всегда даже не спрашивая моего мнения по поводу озвученного плана. А я остался наблюдать – что еще было делать? Вот доминус Франсиско появился из арки, и, воровато оглянувшись, заспешил по улице. Он удалился не более чем на пятьдесят шагов, когда следом за ним появилась тройка жандармов. На их месте я хотя бы сменил форму на что-нибудь более гражданское, но карабинеров, похоже, все устраивало. Я пропустил их вперед, и тихонько выглянул из своего переулка. Как раз вовремя, чтобы заметить, как Мануэль, шедший навстречу, поравнялся с доминусом Понсе и что-то спросил. Слышать их разговора я не мог, но то, что ломбардщик отрицательно качает головой – заметил. Вот Мануэль поднимает голову, и будто бы только теперь замечает жандармов. Флики как раз заспешили – очень им хотелось узнать, с кем это беседует их поднадзорный.
Скорость, с которой Мануэль побежал прочь, ни в какое сравнение не шла с тем, что мне довелось видеть буквально несколько секунд назад. Нет, он двигался довольно быстро, но было совершенно отчетливо видно, что надолго его не хватит. Любой, кто посмотрел бы на этот бег, сразу понимал, что человек очень устал и истощен, и сейчас он может двигаться столь быстро только на волне возбуждения от неожиданной встречи. И карабинеры ни на секунду не усомнились в этом спектакле. В погоню бросились с азартом, оглашая пустынные улицы свистками и требованиями остановиться. Доминус Франсиско остался стоять, растерянно оглядываясь по сторонам.
– Здравствуйте, доминус Понсе! – при моем появлении торговец вздрогнул, всмотрелся в мое лицо. Узнал.
– Диего! Тебе нельзя здесь быть! Меня пасут жандармы, они знают, что я общаюсь с неблагонадежными. Нескольких уже поймали, за одним гонятся сейчас. Они вот-вот будут тут. Ты разве не слышал свистков? – Старый торговец был взволнован, и я поспешил его успокоить.
– Не волнуйтесь, доминус, это был мой товарищ. Он их специально отвлек. Мы весь день наблюдали за вашей лавкой, и другого способа подойти не придумали.
Торговец ощутимо расслабился, но схватил меня за локоть и потащил в тот самый переулок, из которого я только что вышел. По дороге бормотал:
– Парень, я немногим смогу тебе помочь. У меня с собой только три сестерция серебром, вот. Возьми ключ от магазина, там найдешь еще столько же, в конторском столе. Не знаю, поможет это тебе или нет…
– Доминус Понсе, благодарю вас, но не нужно денег, я и так вам должен за разбитый фонарь. Я хочу найти родителей, и надеялся, то вы что-нибудь расскажете. Меня схватили на улице два дня назад, я сбежал с поезда и совершенно не знаю, где их теперь искать, и что вообще происходит в городе.
Старик сориентировался мгновенно:
– Тебя посадили на первый поезд? – увидев мой кивок, продолжил. – Те, кого хватали в домах, попали в третий. Если доминусы Ортес не выходили, скорее всего, уехали в нем. Его направили по северной ветке, в Лурд. Я знаю, потому что у меня зять работает на железной дороге, он видел приказы. Уже это говорит о том, что ни о какой экстрадиции и речи не идет. Если бы они хотели вышвырнуть неугодных из страны, поезда шли бы к границе, а не в противоположную сторону. Слухи о том, что вас везут то ли на каторгу то ли на казнь появились уже после того, как третий поезд был почти заполнен. Человек сто отказалось подчиняться и разбежались, были несколько нападений на жандармов, но уже вчера почти всех выловили. Ты зря вернулся, они все еще на взводе, так и рыскают по городу. Хватают всех подряд, достается даже благонадежным. Парень, я не знаю, есть ли у тебя шансы их найти. На твоем месте я бы лучше бежал в сторону Удине или Больяно. Если повезет, и сможешь перебраться через границу, будет шанс уйти. Говорят, чистые пока не так сильны на Балканах. Впрочем, что я говорю, старый дурак, там же Турин! Тогда в Бильбао или Овьедо. Об этом не говорят официально, но в тех местах началось настоящее восстание. Язычников поддержали рабочие и шахтеры, им под властью чистых почти так же тяжело как неотрекшимся. Все, уходи!
Он все-таки сунул мне в руку деньги, и почти бегом направился по Граничной улице. А я поспешил углубиться в бывшее гетто – времени действительно оставалось всего ничего, по моим ощущениям сюда уже должны были двигаться патрули.
Рубио я нашел у себя в квартире, и, судя по тому, что наш арсенал пополнился еще тремя карабинами и таким же количеством Уберти, те жандармы, что за ним погнались, очень пожалели о своем излишнем рвении. Если успели.
– Не знаю, выяснил ты или нет, что там тебя интересовало, но нам нужно уходить, – старик выглядел непривычно серьезно. – Мы неплохо повеселились, но второй отряд за два дня, да еще один из этих отрядов – чистые. Какой бы ни был в городе бардак, такое они проигнорировать не захотят. Уже завтра уйти будет очень сложно.
– Согласен. Я все выяснил. Моих увезли на третьем спецпоезде, он шел на Лурд.
– Мда, – покачал головой Мануэль. – Самое неудачное направление. Но, я так понимаю, в твоем разуме просто нет места для здравого смысла.
Я только головой покачал, и принялся собирать вещи в дорогу. Ну а старик занялся упаковкой добытых карабинов, коих было уже девять штук. При массе одного карабина без малого четыре килограмма, вес получался очень внушительный, даже если поделить на двоих, но Мануэль наотрез отказался оставить хоть один.
– Ничего, – приговаривал он. – Своя ноша не тянет. А то вдруг кого приличного встретим – а у нас и карабинов нет. С этаким арсеналом можно целый отряд собрать! Было б у нас человек хоть пять, можно было бы таких делов наделать – только держись. Чистые бы взвыли.
Ни собирать отряд, ни тем более устраивать террор чистым я не собирался, но переубедить Рубио было невозможно. На «арсенал» он смотрел, как отсидевший двадцать лет заключенный на стриптизершу. Максимум, чего удалось добиться – это устроить схрон после того, как выберемся из города, и оставить лишнее там.
Сборы проходили в спешке. Удивительно, как много вещей копится в жилище, даже если не считаешь его полностью своим. Эту квартиру ни я, ни родители, никогда не воспринимали как дом, и старались не обзаводиться лишними вещами. И все равно, когда я начал бродить по комнате, тут и там взгляд натыкался на всевозможные мелочи, которые вроде бы и не нужны, и в то же время оставлять их на разграбление было жаль. Ощущение, что сюда я больше никогда не вернусь, было очень острым, даже острее, чем несколько лет назад, когда нас выставили из дома. От этого только сильнее хотелось забрать любимую отцову кружку и мамину прялку. Это устройство сделал для мамы отец несколько лет назад – после того, как нам досталось по случаю несколько мешков овечьей шерсти. Мама пряла шерсть, а потом вязала из нее шали, которые относила доминусу Понсе. Эти шали нас тогда здорово выручили… Пришлось с силой потереть лицо, чтобы отогнать непрошенный приступ ностальгии. Сейчас не до воспоминаний. С собой, кроме оружия, забрали только остатки еды, да теплую одежду. Осень в местных широтах теплая, как и зима – даже снег не каждый год увидишь. Однако пара ночевок под открытым небом ясно показали – лишней теплая одежда не будет.
Глава 7
То, что проделки Рубио имели успех, стало понятно почти сразу, как только мы вышли из дома. Так шумно по ночам в районе неблагонадежных не было даже раньше, когда все язычники еще оставались на своих местах. Старик оказался прав – чистые вместе с жандармами вели планомерную облаву, и задержись мы еще хотя бы на час, имели все шансы поучаствовать в ней в качестве дичи. На всех перекрестках были размещены отряды жандармов. Периодически они подавали сигнал свистками, в ответ получая такой же от соседних. Другие тройки и спиры чистых прочесывали дома – благо теперь, когда район был пуст, сделать это было не так уж сложно. Откровенно говоря, поняв, в какую передрягу мы попали, я готов был запаниковать, однако не успел. Пришлось очень быстро убегать, времени на панику совсем не оставалось.
– Что, пробежал холодок по спине? – поинтересовался старик после того, как нам едва удалось нырнуть в подъезд соседнего дома, чтобы скрыться от очередного патруля. Мы как раз забрались в чью-то квартиру с выбитыми дверьми, и теперь я пытался отдышаться – бежать с тяжелой связкой карабинов за плечом было крайне непросто. – Привыкай, парень, то ли еще будет! Думаешь, все, конец нам?
– Ага. Именно так я и думаю, – сквозь зубы прошипел я. – Не понимаю твоего веселья.
– А я веселюсь, потому что предвкушаю кровушку чистых. Ох, поиграем сегодня! Сейчас сложим карабины понадежнее, и пойдем на охоту!
– Чтоб тебе пусто было, проклятый старик! – Не выдержав, выругался я. – Да мы сами тут как дичь! Как ты собрался охотиться! И это ты говорил мне о благоразумии и здравом смысле!
– Очень просто. Возможно, придется запачкаться, но если захочешь жить – перетерпишь. Сейчас складываем оружие вон в ту каморку, и возвращаемся на улицу.
– Даже не подумаю, – во мне кипела злость пополам с отчаянием. – До тех пор, пока не скажешь, что задумал. Твои идеи уже сделали меня объектом охоты всех чистых города, и я не желаю дальше слепо подчиняться твоим указаниям!
Старик отвлекся от окна для того, чтобы взглянуть на меня с жалостью, как на безнадежного идиота:
– Ох, ну какой же ты скучный и занудный! Я порой жалею, что вообще начал с тобой возиться. Ладно, слушай. Нам всего-то нужно обзавестись правильной одеждой. А для этого нужны чистые – жандармские тряпки не подойдут.
– Класс. Осталось решить, как мы эту одежду добудем! Лавки уже закрыты, да и не продается там такое!
– Тихо! Нам, кажется, везет! – Я мельком глянул в окно – как раз вовремя, чтобы заметить пятерку чистых, выходящих из дома напротив. Святоши шли уверенно, ярко освещая путь флогистоновым фонарем. На свету их было прекрасно видно, а вот мы пока оставались в тени, так что можно было не опасаться обнаружения. Впрочем, ненадолго – эта спира направила свои стопы как раз в наш дом.