Даниил тихо и натянуто смеётся.

– Удивлён, что ты помнишь. Теперь у меня нет никакого выбора, кроме как выполнить обещание за твою боль и за моего брата. После того как ты насладишься своей местью, убив Северина, мы сделаем Серат частью Аракена. Правление Ласнецовых будет окончено. – Он описывает мне свой план без былой бравады и хвастовства, скорее как повседневные и порядком утомительные дела, которые нужно выполнить.

Я киваю, но после сна в голове и в сердце так пусто, что и я не чувствую былого удовольствия от будущей мести.

– В чём ваша ненависть, принц? Почему вы против мира с Сератом?

Молодой человек расслабленно укладывает одну руку вдоль спинки диванчика, он шумно и медленно выдыхает, обводя взглядом помещение. Раздумывает над ответом.

– Ласнецовым удивительно всё легко даётся, а в ответ… они всё ломают, – начинает он, возвращая своё внимание ко мне. – Они убили Мар, оставив людей беззащитными перед нечистью, с которой теперь некому справиться. Но сератианцы если и не простили своих правителей, то не восстали против них. Серату было дано выгодное условие – казнь одного Ариана взамен на мир, но они и тут отказались, решая ввергнуть обе страны в войну. Северину была предложена Елена – самая красивая принцесса в качестве невесты, а он так просто отмахнулся. Иногда я думаю… получили ли они хоть немного по заслугам за то, что сделали, или рок обошёл их стороной? Заслужили ли они такую удачливую судьбу, разрушив старый мир, где среди простых людей ходили отмеченные самой Богиней?

Сейчас принц выглядит удивительно молодо, на свой девятнадцатилетний возраст. Он словно молодой человек, что верит в рассказы о былых днях, наполняя их каким-то сокровенным и загадочным смыслом. Проблема в том, что он слышал лишь о легендарных Марах и таинственных подвигах. Слышал о девушках с особенными судьбами и красивыми лицами. Я помню найденную книгу, и там ни слова о десятках Мар, погибших безвестными под когтями жутких тварей, от одного вида которых уже тошнит. Никто, даже я, не знает, сколько нас погибло просто так, потому что мы были недостаточно быстры. За свои девять лет в храме я так ни разу не решилась спросить у Ирины и Киры, сколько же сестёр они успели потерять до того, как я присоединилась к Марам.

– Вы, принц, действительно считаете, что раньше было лучше? – без какой-либо насмешки спрашиваю я, но продолжаю, не дожидаясь его ответа. – В своей жизни я не помню подвигов или восхитительных побед, но я помню запах упырей, вкус застоявшейся воды в озере, в котором меня однажды чуть не утопили мертвецы. Помню одинаковые, похожие друг на друга дни в храме за тренировками и обучением, а также мысли, что впереди у меня вся жизнь такая.

Даже тень улыбки исчезает с лица Даниила, он слушает внимательно, но я благодарна тому, что не вижу жалости на его лице. Жалость – это последнее, что мне нужно.

– Думали ли вы, сколько Мар погибли бесславно, без какой-либо великой цели? Кто знает… может, я бы стала одной из них.

– Может быть, но в итоге твоё имя знают все, – тихо отвечает молодой человек.

– Но какой ценой? Пять моих сестёр погибли из-за моего решения отомстить. Если бы я не отправилась к дворцу Ласнецовых, то они бы прожили свои жизни. И… может быть, были бы счастливы.

– А возможно, погибли бы чуть позже, – возражает Даниил.

– Возможно, – соглашаюсь я.

– Однако ты никогда этого не сможешь узнать, потому что время не повернуть вспять. Так же, как и я не узнаю, как бы выглядел мой мир, будь Мары живы.

Я едва заметно улыбаюсь, замечая упорство в его взгляде. Может, мои слова и посеяли хоть небольшую долю сомнения, но он из тех, кто не поверит всей душой, пока не увидит.

– Но останешься ли ты, Агата, со мной, чтобы посмотреть, как я разрушу их дворец? Как отомщу за всё?

Я резко поворачиваюсь к Даниилу, когда он подсаживается ближе и берёт меня за руку. Аккуратно, чтобы не тревожить ладонь. Он так внимательно смотрит на меня, а в глубине глаз надежда на желанный ответ. Её так много, что мне хочется сказать «да» и утешить его, пообещать, что я останусь. Но я не знаю пока, чего именно хочу. Иногда я даже раздумываю попросить Морока не возрождать меня, а вернуть в могилу после моей мести. Дать мне, наконец, отдохнуть, потому что все, кого я любила, давно в земле. Ради кого мне жить?

– Ради кого мне жить? – этот вопрос так потрясает меня, что я неосознанно повторяю его вслух, тихо, но принц слышит.

– Живи ради меня, Агата. Дай мне стать тебе для начала другом, а потом, возможно, кем-то больше. Прошу, дай мне этот шанс. Хотя бы попробуй. – Меня трогает его тихая мольба, такая искренняя беззащитность. Никто никогда не просил меня о таком, никто никогда не искал моего внимания. Поэтому я не отстраняюсь, когда Даниил обнимает меня за талию и утыкается лбом мне в плечо. Я даже наслаждаюсь этой незнакомой мне близостью и усталым откровением, которое он может себе позволить наедине посреди ночи, пока никто не смотрит.

Я вспоминаю, с каким напускным безразличием он говорил своему отцу, что Серат не воспринимает его всерьёз. Как притворялся спокойным, когда Северин отверг сердце его сестры. Как остаётся ко мне добрым, даже если я отталкиваю его раз за разом. Принц, что рос в тени своего старшего брата, как я жила в тени красоты своей сестры, и никто не обращал на меня внимания, если мы шли с ней вместе.

– Ты всё так же пахнешь лавандовым мылом, что я тебе подарил, – тихо выдыхает он, а потом касается губами моей шеи, оставляя несколько поцелуев.

Меня бросает в жар, а потом в холод, я каменею от этого приятного чувства, а в горле всё сохнет так, что я не могу даже сглотнуть. Я вновь могу дышать, когда Даниил сам отстраняется, его щёки покрываются слабым румянцем, когда он просит прощения. Возможно, он думает, что я злюсь, потому что продолжает избегать моего взгляда, когда помогает мне подняться и ведёт меня в мою комнату. А я не сопротивляюсь, не в состоянии выдавить и слова из-за странного и незнакомого тепла во всём теле. Но оно меня немного пугает, и я вспоминаю о Мороке. Вдруг мне кажется, что я могла бы спрятаться от всех этих незнакомых чувств в спокойствии его плаща из теней. А потом вспоминаю Аарона, пока первого во всём дворце, кому я хоть немного доверяю, который ничего от меня не ждёт. Но в первую очередь он друг Даниила, подчиняется короне, и я не уверена, что могу на него положиться.



В день юбилея основания Сената я стараюсь не выходить из комнаты. Меня нервирует суета в коридорах, которые полны слуг и стражи, готовящихся к празднику. Я вышла только утром, чтобы проверить Николая, который просыпается всё чаще, проводит в сознании не меньше четырёх часов и только потом засыпает. Время его бодрствования всё увеличивается. Он узнаёт родных, может связно говорить, есть лёгкую пищу и даже сам сидит. Мы с ним много разговариваем о разном и незначительном: будь то погода, еда или какие-то события во дворце.

– Никогда бы не подумал, что брат так отреагирует на сказки, что я ему рассказывал, – со слабой улыбкой качает головой Николай, когда я, сидя рядом, протягиваю ему ложку с кашей. Его пальцы ещё слишком слабы, чтобы держать самому, а служанок я отпустила на завтрак, оставаясь с принцем сама.

– А именно?

– Раньше я читал о тебе истории, а сейчас ты кормишь меня с ложки, но при этом остаёшься мёртвой. Вначале я даже решил, что и сам умер. – У него тёплый голос, а благодаря искреннему изумлению я не обижаюсь на его слова.

– Жизнь – непредсказуемая штука, ваше высочество. Я тоже не думала, что через двести лет, будучи мёртвой, стану нянчить старшего принца Аракена.

Принц усмехается и проглатывает кашу.

– Спасибо, что спасла меня.

– Пожалуйста, – спокойно отвечаю я и протягиваю очередную ложку с едой.

Я помогаю Николаю подняться с кровати, проверить, может ли он стоять, но ноги принца подгибаются, и он наваливается на меня всем весом, после чего я с трудом укладываю его обратно на кровать, заверяя, что это всё поправимо, но потребуется время. Он не спорит, только вновь сдержанно кивает и благодарит. С ним удивительно легко. Я ожидала капризного больного, но Николай стоически терпит постельный режим, не спорит о выборе еды и без нытья пьёт даже кислый отвар, который я ему приношу.

Закончив со старшим принцем, я заглядываю в библиотеку, утаскиваю оттуда несколько книг и вновь сбегаю в свою комнату, ожидая наступления праздника. Мысли о толпе и бесконечных светских разговорах, которые мне предстоят, портят настроение, и мне уже хочется, чтобы этот день поскорее закончился. За два часа до праздника я раздражённо захлопываю книгу, вспоминая, что за весь день Аарон ни разу ко мне не пришёл. Именно в день, когда мне бы не помешала его компания, чтобы ускорить медленно ползущее время, он не пришёл и вообще никак не дал о себе знать. Вероятно, занят Еленой. Я зло сталкиваю книгу с кровати на пол. Фолиант толстый и падает с грохотом, от чего Марина и Инна, подготавливающие мой наряд, вздрагивают, поворачиваясь ко мне.

– Что-то не так, госпожа?

– Помимо моего скверного настроения – ничего, – бурчу я в ответ на вопрос Марины.

– Вы не любите праздники?


– Не люблю, когда вокруг много людей.

– Вам нечего опасаться, рядом всегда будет его высочество и Аарон.

Я рассеянно киваю.

– А Морок ещё не вернулся? – вновь спрашиваю я.

Служанки поднимают на меня удивлённый взгляд.

– Нет, госпожа. Но разве он вас не пугает? – Марина обхватывает руками свои плечи, будто в комнате стало холоднее при одном упоминании его имени.

– Раньше пугал. Сейчас нет. Разве вы до сих пор не знаете, кто я? Я вас не пугаю?

Девушки смущённо потупили взгляды, делая вид, что платье ещё недостаточно разглажено.

– Мы узнали не сразу. Поэтому когда стало известно, что вы – Мара, мы уже знали вас и не боялись, – отвечает Инна.

Это радует.

– А что насчёт вас? Вам нравится работать во дворце? – интересуюсь я, пытаясь отвлечься на разговоры.

– Да, к нам хорошо относятся, – кивает Марина с улыбкой. – Мы хоть и прислуга, но во дворце всем хорошо платят. К счастью, в последние годы и война поутихла, и голодных зим стало меньше, а в суровые времена только работа здесь и помогла нам заботиться о младших братьях и сёстрах. У меня две младшие сестры, а у Инны сестра и братишка.

Я согласно киваю, радуясь, что Рахмановы хорошо относятся к людям, которые на них работают.

– Что вы можете мне рассказать про Аарона?

Раз этот болван проигнорировал меня сегодня, то ничто не помешает мне перемыть ему кости за его спиной.

– Он стал появляться при дворе три года назад, – начала Инна, встряхивая платье, которое я надену. – Все сразу обратили внимание на молодого, перспективного вельможу. Да и внешностью он выделяется. Тогда, правда, волосы у него были короткие. Мы слышали, что в академии, в самом начале, с принцем он не ладил, но потом они сошлись на интересе к военному искусству и старых легендах.

– Каких легендах?

– О Марах и Мороках, госпожа, – отвечает Марина.

– Хотите сказать, что Аарон тоже давно интересуется таким?

– Не знаю, насколько давно, но он был первым, кто поддержал интерес принца Даниила. Так они и сдружились. По крайней мере, такие слухи ходят среди служанок.

Вот же лжец. А мне врал, что о Марах не читал и ничего не знает. Я скриплю зубами, размышляя, как использовать эту информацию против него. Натягиваю улыбку и прошу девушек продолжать. Однако моя улыбка становится слишком кровожадной, Инна и Марина поглядывают на меня с некоторым беспокойством.

– Через год он уже стал приближённым принца и частью его личной охраны. Сейчас он является главой личной охраны принца Даниила и принцессы Елены.

– Его брат когда-либо приезжал?

– Мы слышали, что у него есть младший брат, но нет. Он никогда не приезжал, – поясняет Марина.

– Но Аарон сам к нему ездил вроде не так давно, до вашего появления, – добавляет Инна.

Я вновь киваю и поднимаюсь с кровати, когда девушки говорят, что пора готовиться. В этот раз мне не требуется спрашивать, чтобы понять, что это платье вновь приготовил Даниил. Платье под стать первому, роскошное и богато украшенное, с пышной юбкой. Вновь глубокое декольте, открытые плечи и корсет. Платье алого оттенка, правда, весь корсет, рукава и часть юбки покрыты полупрозрачной, сверкающей чёрной тканью, что придаёт платью мрачности, и на юбке оттенок медленно из тёмного перетекает в более яркий алый. Я с наслаждением провожу рукой по дорогим материалам и позволяю себе слабую улыбку ровно до того момента, как Инна начинает затягивать корсет, напоминая мне, что у любой красоты есть цена. Из-за откровенности платья моя метка воскрешения вновь видна, поэтому служанки без лишних вопросов оставляют волосы распущенными, лишь с помощью горячих щипцов завивают их в мягкие локоны. Закончив с макияжем, Марина приносит мне бархатную коробочку, которую я раньше не видела.

– Его высочество настаивал, чтобы… – уже на этом моменте я хмурюсь, а потом девушка раскрывает коробку, показывая мне дорогое и массивное колье с рубинами.

– Я понимаю.

Мне ничего не остаётся, кроме как приподнять волосы, позволяя им надеть на меня своего рода красивый ошейник, который по тяжести напоминает кандалы на моей шее в первые дни. Надо будет рассказать принцу, что я не люблю подобные украшения и не хочу, чтобы он покупал мою дружбу.

Рассматриваю себя в зеркале, мне кажется, я вижу незнакомку. Я никогда не носила подобных платьев и украшений. Никто не завивал мне волосы в красивые волны, и были они чёрного, а не серого цвета, как сейчас. Моё лицо было мягче, скулы никогда так не выделялись, и я никогда не была так привлекательна, как сейчас. Эта красота странная, пугающая и неживая, но каким-то образом эти девушки смогли сделать из меня куклу, которой недостаёт только здорового румянца и бьющегося сердца, которое до сих пор упрямо молчит.

Я благодарю Марину и Инну, девушки выходят, оставляя меня одну, а я так и продолжаю сидеть перед зеркалом, размышляя, что Даниилу нужно было возродить мою сестру. Ей бы пошли все эти наряды и украшения, праздники и танцы. Ей бы пошла новая жизнь рядом с принцем, который хотел бы быть её другом и, может, чем-то больше. Легко касаясь пальцами рубинов на шее, я понимаю, что это всё должно быть у неё, а не у меня. Анна, младшая из нас, достойна новой жизни, в которой будет счастлива.

Я вздрагиваю, когда тёплая ладонь ложится на моё голое плечо, и это прикосновение возвращает меня в реальность. За моей спиной стоит Аарон. Он впервые так строго одет, в наглухо застёгнутую чёрную рубашку, камзол и кафтан, такие же чёрные, но богато украшенные серебряной вышивкой. На поясе у него длинный кинжал, вероятно, больше для украшения, чем в качестве настоящего оружия. Только недавно аккуратно уложенные волосы уже в лёгком беспорядке, потому что он по привычке запустил в них руку, и в его зелёных глазах, которые я встречаю в зеркале, беспокойство.

– В чём дело, Агата? Ты выглядишь так, словно готова расплакаться. Твои руки всё ещё болят? – он опускается рядом на колено и оглядывает мои ладони.

Они почти зажили, только кожа новая, розовая, и пальцы я сгибала медленно, но ни крови, ни ожогов. Даже перевязка уже не требуется.

– Как ты думаешь, Аарон, Даниил сможет найти могилу Анны?

Молодой человек поднимает на меня взгляд, задумывается, понимая, что моё настроение не связанно с болью в ладонях.

– Для чего тебе это? – осторожно спрашивает он.

– Я хочу изменить условия сделки с королём.