— Она прекрасна! — откликнулась Мари-Жозеф. — Вы всегда ездите на кобылах?

Она нежно почесала морду гнедой. Лошадь блаженно вытянула шею, опуская морду ей на руку.

— Кобылы этой породы славятся больше жеребцов, — пояснил граф Люсьен. — Кобылы быстроноги, сильны и злы, но готовы поставить свою злость вам на службу, если вы этого потребуете. Для этого, правда, они должны вам доверять.

— То же можно сказать о жеребцах его величества, — вставила Мари-Жозеф.

— Однако злого жеребца приходится принуждать, подчинять себе его волю. Так вы попусту тратите силы — свои и его.

Граф Люсьен устремил взор своих ясных серых глаз в пустоту и лишь спустя несколько мгновений усилием воли заставил себя вернуться из мира воспоминаний и снова заговорил с обычной прямотой:

— Ваше время принадлежит его величеству. Вы не должны терять его, расхаживая взад-вперед по Зеленому ковру. Жак поставит Заши в королевскую конюшню, будет за ней присматривать и приводить ее вам по первому вашему требованию.

Мари-Жозеф погладила гладкую шею арабской кобылы, смущенная таким знаком внимания, ответственностью и сомнениями: вдруг она не сможет ездить на этом волшебном создании? Тут лошадь отвергла все притязания на волшебную природу, подняв хвост и уронив на дорожку немалую кучу навоза. Откуда ни возьмись к ним подбежал садовник с совком и проворно убрал нечистоты, как будто все это время ждал где-то поблизости. Возможно, так оно и было.

— Я не ездила верхом с раннего детства, — призналась Мари-Жозеф. — В монастыре мне не позволяли, потому что…

Она искренне полагала, она надеялась, что ездить верхом ей не разрешали по совершенно надуманной причине. Однако Мари-Жозеф не хотела называть эту причину, чтобы не показаться графу Люсьену дурочкой или не смутить его. С другой стороны, опасение все же закралось в ее душу: а что, если и вправду верховая езда лишала девственности и тогда ни один муж не поверит в ее чистоту?

— Нам не позволяли.

— Что ж, посмотрим, вспомните вы или нет.

Граф Люсьен кивнул Жаку, тот соскочил со своей коренастой лошадки и подставил под стремя Заши лесенку.

— А если нет, я прикажу предоставить вам портшез.

Мари-Жозеф не могла вынести мысли о портшезе, когда ей предлагали Заши. Она помедлила, опасаясь, что кровь запятнает седло.

«Надо было придумать отговорку, какую угодно, любую, — в отчаянии думала она. — Теперь надо призвать на помощь всю свою наглость и как-то выпутываться из положения».

Она никогда не ездила в дамском седле, только по-мужски, и потому, поставив левую ногу в стремя, а правую расположив на луке седла, с удивлением обнаружила, что это очень удобно. Серая склонилась, став на одно колено, чтобы стремя опустилось ниже, и граф Люсьен тоже взобрался в седло.

— Ждите меня в конюшне, — приказал Люсьен слуге.

Жак поклонился и взмыл в седло, прекрасно обойдясь без лесенки-подставки и стремени. Он перекинул лесенку через седельную луку своей лошадки и пустил ее рысью в конюшню позади дворца.

Серая и гнедая неспешным шагом двинулись вверх по холму по направлению к дворцу. Даже сейчас, идя неторопливо, кобыла двигалась со сдерживаемой силой и энергией. Ощутив твердую руку на поводьях, она встревожилась и затанцевала. Волнение Мари-Жозеф чуть-чуть улеглось, и она немного отпустила удила. Заши успокоилась и заложила уши, ожидая лишь одного слова, одного движения всадницы, чтобы поскакать галопом и стрелой метнуться из сада в лес.

Однако Мари-Жозеф приказала ей идти размеренным шагом, решив, что в королевских садах не подобает устраивать скачки.

— А вы не могли бы одолжить лошадь моему брату? — спросила она.

— Нет! — отрезал граф Люсьен.

В его голосе прозвучали стальные нотки, и Мари-Жозеф невольно разобрало любопытство.

— Почему нет?

«Вдруг он скажет, — подумала она, — Ив, мол, такой длинноногий, что лошадь ему ни к чему?»

— Потому что я в жизни не встречал священника, который ездил бы верхом или запрягал лошадь и не погубил бы ее.

«Я должна защитить Ива, — размышляла Мари-Жозеф. — С другой стороны, наездник из него и вправду никудышный».

В сумерках очертания фонтанов предстали неясными, а статуи превратились в белых привидений. Запела русалка, а в зверинце ей в ответ зарычал лев.

Мари-Жозеф вздрогнула. Поравнявшись с местом, где ей привиделся окровавленный призрак Ива, она нервно покосилась на заросли.

Вдоль края дорожки заструилась зловещая тень.

— Спасайтесь, граф Люсьен!

Прямо на нее взирал отливающими серебром глазами королевский тигр в ровных полосках, неясно различимый в сумерках. С его клыков и когтей капала кровь. Заши шарахнулась, завертелась волчком на месте и зафыркала.

Мари-Жозеф в ужасе вонзила каблуки ей в бока, и кобыла понеслась галопом. Из-под копыт у нее летел гравий. Девушка гнала ее быстрее и быстрее. Гнедая снова вырвалась на дорожку, проскакала мимо шатра русалки, на миг погрузив Мари-Жозеф в какофонию издаваемых русалкой негармоничных звуков, и понесла ее по Королевской аллее к зверинцу.

Всадница не осмеливалась оглянуться, боясь увидеть за спиной окровавленные тигриные клыки, боясь, что бросила графа Люсьена на верную гибель. Ее охватил невыразимый ужас.

Заши замедлила бег, перейдя на легкий галоп, а потом, гарцуя, и на рысь. Ее лопатки заблестели от пота, однако она двигалась так, словно способна бежать еще и час, и два, если понадобится. Она выгнула шею и фыркнула, отведя назад маленькие изящные ушки и лупя себя по бокам черным хвостом. Мари-Жозеф, дрожа, съежилась в седле. По щекам ее бежали слезы, мгновенно остывая в холодном ночном воздухе.

— Ты его обогнала, — сказала Мари-Жозеф Заши. — Ты спасла нас.


Заши затанцевала, уже не от испуга, а почуяв мускусные запахи животных в зверинце.

И тут легким галопом к ним подскакала Зели. Граф Люсьен натянул поводья, осаживая лошадь рядом с Мари-Жозеф.

— Что ж, я вижу, ездить верхом вы умеете, — тихо сказал он.

— Слава богу, вы живы! — выдохнула Мари-Жозеф. — Я не должна была вас бросать, простите меня, нужно найти смотрителя королевских тигров…

— Мадемуазель де ла Круа, — прервал ее Люсьен, — о чем вы?

— Разве вы не видели тигра?

— Тигра?

— Да, я видела его собственными глазами! И Заши его видела. Она испугалась не меньше меня!

Гнедая не обнаруживала никаких признаков испуга.

— Заши только дайте повод, и она понесется стрелой, — заверил он Мари-Жозеф. — Я ничего не видел. Зели ничего не видела. Там не было никакого тигра.

— Наверное, он убежал из клетки.

— Там нет никакого тигра.

— Но я же сама видела его, сегодня, во время пикника!

— После пикника этого тигра передали мясникам его величества. А другого тигра нет.

Мари-Жозеф удивленно осела в седле:

— И они его уже забили?

— Меховщики должны выделать шкуру. Доктор Фагон должен заспиртовать органы, годные для приготовления лекарств. Месье Бурсен должен приготовить мясо для пира по случаю Карусели.

— Но тогда что же я видела? — прошептала Мари-Жозеф.

Граф Люсьен направил лошадь к дворцу; Заши двинулась следом.

— Тень во тьме…

— Это была не тень.

Граф Люсьен молча ехал дальше.

— Это была не тень! — крикнула Мари-Жозеф.

— Хорошо, пусть так.

— Я не вижу призраков, я не…

— Я же сказал, что верю вам.

«И вправду, что же я видела? — подумала она. — Что же видела сегодня или той ночью, когда мне предстал умирающий Ив?»

Граф Люсьен достал из кармана серебряную фляжку, открыл ее и протянул Мари-Жозеф.

— И я не пьяна! — заявила она.

— Если бы вы были пьяны, я не стал бы предлагать вам еще алкоголя. К тому же, если бы вы были пьяны, вас бы так не трясло.

Она отпила глоток. Резкий вкус спирта растворился в яблочном благоухании. Она глотнула еще.

— Пожалуйста, оставьте и мне немножко, — попросил граф Люсьен.

Она вернула ему фляжку, и он осушил ее едва ли не наполовину.

— Что это? — спросила Мари-Жозеф.

— Кальвадос. Из бретонских садов. — Он улыбнулся. — Если бы стало известно, что я пью кальвадос вместо бургундского, то меня заклеймили бы как безнадежно отставшего от моды чудака.

— Помилуйте, что касается моды, тут вы на высоте!

Только когда он усмехнулся, она поняла, что невольно скаламбурила, однако ее замечание не оскорбило, а скорее позабавило графа Люсьена.

Лошади бок о бок шли по дорожке. Русалка смолкла; безмолвный шатер смутным пятном выделялся во мраке. Мари-Жозеф показалось, что окружающий мир сделался отчетливее и ярче. Звезды засияли.