— Я был бы вам очень признателен за оказание такой услуги, — оживился Герард. Помощь в этом деле не была бы лишней. А уж как он надеялся на расположение герцога Швабского!

— Затем вы последуете с нами. Я правильно понимаю? В Алем. Правда, я слышала, Генрих собирался немного изменить направление и заехать в Лимбургский монастырь, где покоится тело его супруги.

— Не думаю, что смогу сопровождать вас, госпожа герцогиня. Исход нашего разговора с герцогом может оказаться непредсказуемым.

— Если это зависит от его высочества, то я бы могла помочь вам, господин граф… — Дразнила его, всячески привлекая внимание, заглядывая в глаза и склоняя голову в лёгком поклоне, словно звала за собой, предлагая вместе с ней посетить страну грёз, где любое желание могло исполниться незамедлительно. Всё казалось безуспешным.

Бригахбург смотрел на огонь в камине и вздрогнул, когда Ангелика неожиданно стремительно подсела к нему и её пальцы коснулись его руки. Легко, будто невзначай. Шёлковая накидка соскользнула с её головы и лениво сползла под ноги. Он склонился, поднимая её, встречаясь взглядом с тёмным влекущим женским взором.

— Я помогу вам, Герард, — её губы коснулись его губ, иссушая робким прикосновением, не спеша отрываться, продлевая миг единения.

Должен ли он ответить на её поцелуй, раз ей так хочется? Всего лишь ничего для него не значащий поцелуй. Благодарность за возможную услугу:

— Вы же понимаете, госпожа герцогиня, что я не могу ответить на ваш порыв взаимностью, — дыхание выдавало волнение. Тело заныло в предвкушении.

— Что вам мешает? — Закрыла его рот настойчивым жарким поцелуем, переместившись на его колени и обняв за шею.

Он чувствовал её влечение, ощущал в руках трепет её желания и знал, что может сорваться. Он давно не имел женщины, и зов природы требовал подчинить её, насладиться её телом, жаждущим его ласки.

Граф не решался оттолкнуть Ангелику, сознавая, что, таким образом унизив стоящую выше по статусу особу, поставит под удар не только свою жизнь. Влиятельные женщины весьма изобретательны в выборе мести обидевшему их мужчине. А он сейчас особенно уязвим.

Всхрап со стороны компаньонки, напомнил им, что они не одни.

— Не тревожьтесь, она не помешает. Старческий сон после кубка крепкого вина не менее крепок. — Ласкала его лицо ладонями, прикасаясь чувственными губами к щекам, вдыхая возбуждающий запах мужчины, просительно заглядывая в глаза.

— Простите, госпожа Ангелика… Но, нет… При всём моём уважении к вам… — решительно и аккуратно отстранил оторопевшую, спрыгнувшую с колен женщину, вставая. — У меня есть невеста. Но вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку и помощь.

Герцогиня отстранилась от него. Лицо потемнело от залившей краски:

— Простите, господин граф, вы не говорили… Я не знала… Вы были так любезны… — мямлила, сгорая от стыда. Решилась на отчаянный шаг. — Ваша помощь мне нужна уже сейчас. Я вижу, что могу быть честна с вами. Пожалуйста, помогите мне вызвать ревность Генриха. Немного поухаживайте за мной в его присутствии. Подыграйте мне. Всё будет в приличествующих рамках.

— Простите, я не играю в такие игры. — Кривил душой. Совсем недавно играл. И чем всё закончилось?

Ангелика решила использовать последний рычаг давления:

— Я ведь знаю, по какому вопросу вы ждёте приёма у его высочества. — Она не лгала. Муж подруги, являясь казначеем принца, уже знал от писаря обо всех просителях и цели их визитов. — Я помогу вам, а вы поможете мне. Супруг Гертруды, — поправилась: — графини фон Брант — казначей и советник Генриха. Понимаете? Его слово будет играть не последнюю роль. И ещё… Гертруда говорила, что с ним имел удовольствие продолжительное время беседовать граф фон Фальгахен. Не догадываетесь, о чём?

— Возможно, они обсуждали предстоящую ловлю рыбы на реке, — спокойно смотрел в глаза женщины. И один Всевышний знал, как ему давалось это спокойствие.

— Нет, они говорили не о ловле. Они говорили о вас, господин граф и о вашем деле. Графом фон Фальгахеном было произнесено: «Поставил под сомнение авторитет монарха». Вам рассказать дальше?

Храп и невнятное бормотание заставили беседующих перейти на шёпот.

— Не нужно, госпожа герцогиня. — Подавил вырывающееся возмущение. Всё же пора призвать Фальгахена к ответу. В последнее время его назойливость переходит всяческие границы! А перед глазами кружились лики сына, брата, племянников и её… Таши. Они отдалялись, словно их засасывало в воронку омута, и сомкнувшиеся чёрные воды смыли образы с бурлящей водной поверхности.

— Так вы поможете мне? — Её настойчивости можно позавидовать. — Я должна знать сейчас. Гертруда навестит меня после ловли и нужно договориться с ней, как действовать дальше.

Он, как тот угорь, чувствовал себя по собственной неосмотрительности угодившим в ловушку. А у него был другой выход? Есть и сейчас. Он никогда не позволит женщине вертеть собой.

— Нет! — выплюнул в сердцах, направляясь к выходу.

— Вы отказываетесь? — её подбородок задрожал. — Но ведь это значит, что…

— Всё в руках Всевышнего, — смотрел на сомкнутые губы женщины, совсем недавно целовавшие его со всей страстью. Откланялся: — Покойного вам сна, госпожа герцогиня. — Выходя, обернулся, задержал на ней задумчивый взор: — Чтобы вызвать интерес мужчины, совсем необязательно прибегать к услугам другого. Станьте для него неразрешимой загадкой.

Теперь он понимал, кому был обязан пристальным вниманием не только со стороны женской половины эскорта. Фальгахен и Гертруда… Ах, как непозволительно болтливы женщины! Похоже, для многих причина его визита к принцу уже не была тайной.





* * *


«Villa Rossen»



Наташа смотрела, как Хельга не спускает глаз с портрета своей матери, любовно отирает пыль, сосредоточенно щурится, затирая трещинки на краске, в попытке очистить милый сердцу лик. Как её покрасневшие глаза наполняются слезами, подрагивают губы в сдерживаемом порыве расплакаться.

— У вас есть портрет мамы, а у меня ничего не осталось, — сочувственно вздохнула девушка. — Кроме её украшений. Холодных и бездушных.

Вспомнилась приёмная мать. От неё тоже ничего не осталось. Нащупала на шее паутину золотой цепочки с крестиком. Есть несколько снимков на смартфоне, где она уже больная, осунувшаяся, потухшим безразличным взглядом смотрит в затянутое тюлем окно. Почему не пришло в голову сделать снимок раньше? Когда мама и папа были здоровы и счастливо улыбались. Есть несколько видео на компьютере. В той жизни.


Смахнула навернувшиеся слёзы, подходя к сундуку, откидывая скрипучую крышку. Она не знала, как собирается вести диалог с женщиной, считая, что та сама должна рассказать ей, что посчитает нужным. Заинтересовавший рисунок с котом и приоткрытым сейфом лежал на подоконнике. Его можно не показывать.

По одному передавала свитки, наблюдая, как прачка дрожащими руками разворачивает их и с грустью рассматривает изображения животных и пейзажи.

Наташа не задавала вопросов.

— Вот Вилхелмина, — Хельга передала рисунок девочки с восторженным ликующим взором. — Мы были с ней ровесницы. — А вот кузен Берхард — средний сын дяди. — Серьёзного вида парень неодобрительно косился в сторону. — У дяди было пятеро сыновей и одна дочь. — В руках зашуршал свиток с изображением улыбчивого мальчишки. — А это кузен Брунс — младший сын дяди. Я его очень любила, ходила всюду за ним и называла своим женихом. Он злился, но никогда не обижал меня. — Грустная улыбка раздвинула её губы. Полные слёз глаза светились нежностью, какая появляется при приятных и дорогих сердцу воспоминаниях.

— А кто делал рисунки? — пфальцграфиня, подвинув стул к Хильдегард, примостилась рядом, отворачивая край норовящего свернуться в руках женщины пергамента.

— Кузен Готтфрид — четвёртый сын дяди. — Правда, очень красиво? — графиня задержала взгляд на лице хозяйки.

— Да, талантливый юноша. — Она боялась спросить, что стало с семьёй графа фон Стесселя. Правду ли сказал Манфред? — А портреты кто писал?

— Кузен Берхард.

— Вы тоже рисуете? — Натолкнувшись на недоумённый взор, продолжила: — Обычно такие таланты передаются по наследству. Если ваша мама и дядя родные брат и сестра, то и вы можете рисовать не хуже. Не пробовали?

— Нет, как-то не до этого было. Я ведь нечасто гостила у дяди. Мою мать отдали замуж за барона фон Горста, и мы жили в Бургонском герцогстве в Везантионе (прим. авт., Безансон — город на востоке Франции). А потом я помню громкий скандал в нашей семье и наше спешное бегство в Бретань. Во время длительного морского путешествия умер мой новорождённый брат. Мама сильно болела и больше не смогла родить. Там мы жили под чужим именем у младшего брата отца. Под видом арендаторов. На то золото, что удалось сохранить, отец и его брат купили небольшое судно и занялись незаконной торговлей. Как ни странно, им везло. Ведь не может же постоянно не везти? Верно, госпожа Вэлэри? — Хельга смотрела на пфальцграфиню. Понимание и сочувствие в её глазах вдохновляли на дальнейшее откровение.

— Наверное, вы правы, — задумалась Наташа. — После чёрной полосы обязательно должна быть белая. Я так на это надеюсь. — Пожала руку женщины в ободряющем жесте.

— Вы лучшая, кого я встречала за последние десять лет, — ответно сжала её пальцы графиня. — Я помню вашего отца ещё с детства. Он приезжал несколько раз к дяде, когда я бывала здесь. Они надолго запирались в кабинете и появлялись оттуда возбуждённые и неизменно довольные. Не знаю, был ли он его другом или их связывала совместная служба, но я крайне удивилась, увидев его новым владельцем замка.

— Он знал графа фон Стесселя? — Вот это поворот! И тщательно скрывает сей факт. Оно и понятно. Возможно, поэтому не уничтожено содержимое сундуков на чердаке. Рассчитывал ли фон Россен, что когда-нибудь объявится кто-то из прежних владельцев? Или это желание сохранить хоть что-то в память о погибшем друге и сослуживце?

— Хельга, я не должна об этом спрашивать, но он вас принудил? Фон Россен? Быть с ним… — настороженно смотрела на прачку.

— Госпожа Вэлэри, он не принуждал, но и отказ означал бы оставить это место уже утром. Я видела, что он присматривается ко мне. Мне нравится ваш отец. Вы осуждаете меня?

— Какое я имею право осуждать вас? — Почувствовала облегчение, узнав, что Манфред не является насильником. — Жизнь настолько непредсказуема и порой так жестока. Сегодня ты беззаботна и всем довольна, уверена в настоящем, спокойна и сыта, считаешь себя вполне счастливой, а завтра с тобой случается такое, что рушит и меняет твою жизнь с точностью до наоборот. Тебе приходится бороться за место под солнцем, терпеть обиду и противостоять сильным и властным мира сего, рискуя лишиться головы.

— Вы о себе говорите? Жалеете, что покинули стены монастыря?

— Возможно, вы правы и там мне было бы значительно лучше. Во всяком случае, насильно бы замуж никто не выдавал.

— Меня тоже не спрашивали, хочу я замуж или нет. Мне не повезло. Возможно, ваш брак станет удачным.

— Если меня отдадут графу фон Фальгахену, не думаю, что будет сладко. Я его почему-то боюсь. Мне трудно это объяснить. А что произошло с вами? — Поспешила добавить: — Если не хотите, можете не рассказывать. Я пойму.

Хильдегард помолчала. Затем, тряхнув головой, словно сбрасывая платок, начала:

— Пока была жива мама, всё было хорошо. Хотя я слышала, как отец часто упрекал её в том, что она не может родить ему наследника, что по вине её семьи пришлось покинуть обжитые места. Десять лет назад после её смерти, отец привёл мачеху. Молодую дочь торговца с богатым приданым. Моя участь решилась быстро. Меня, семнадцатилетнюю, продали пожилому бездетному графу. Я у него стала третьей женой. Всех своих жён он обвинял в неплодородности. Меня не минула та же участь. Муж был жесток, и моя жизнь превратилась в ад. Граф безбожно напивался и издевался надо мной, подвешивал к крюку в стене и бил скрученным мокрым полотенцем. И тогда я молила о смерти.

Наташа поёжилась:

— Вы так спокойно говорите об этом…

— Я его убила, — взгляд Хельги застыл. Ни один мускул не дрогнул на её лице. — Десять лет ада дали ростки ненависти. Он много пил. Однажды после очередных сильных побоев, я, отлежавшись, накинула на его лицо подушку и легла сверху. Он даже не проснулся. Придя в себя после содеянного, перевернула его на живот… Никто ничего не понял. Я благодарила Господа за дарованное мне счастье обрести свободу.

— Вы не пробовали сбежать? — Девушка подумала, что женщина страдала слишком долго. — Даже не пытались?

— Вы не поверите, госпожа Вэлэри. Такое не приходило мне в голову. Я всё принимала, как должное. Терпела и молилась. А потом в один миг будто прозрела и поняла, что дальше так продолжаться не может. Он не Господь Бог, чтобы решать жить мне или умереть. У меня не хватило сил наложить на себя руки. Не хочу покоиться на обочине дороги или где-то в лесу. И я решилась… Всё вышло само собой. Мной руководило отчаяние. — Хельга крестилась. Размеренно, не спеша.

— Так вы богаты?

— Нет, всё забрал его племянник. Такой же жестокосердный и похотливый. Он решил, что ему не помешает ещё одна бессловесная рабыня. Я сбежала из Бретани, прихватив немного золота, то, что удалось найти. На корабле, следующем во Фландрию, неделю провалялась в горячке, а когда очнулась в портовом складе на куче мусора, ни денег, ни вещей при себе не нашла. Меня бросили умирать. Не помню, как попала в Гандавуме (прим. авт., Гент — город в Бельгии на территории Фландрии) в богадельню. Монашки выходили меня. Когда я покаялась и всё рассказала матери-настоятельнице, она помогла мне попасть на торговое судно, отправляющееся в Штрассбурх. Дала пять золотых. Торговец привёл меня к упокоенной госпоже Ольсен. Я знала об участи, постигшей семью графа фон Стесселя, моего дяди. Мама рассказывала об этом, вскользь, без подробностей. Она сама их не знала. Но я надеялась, что кузены живы. Уже здесь узнала немного больше, осторожно расспросив Ольсен о прежних владельцах замка. Для меня это стало ударом. И всё же я решила попасть сюда. Не знаю почему. Хотела увидеть всё своими глазами, убедиться. Теплилась надежда, что кто-то остался жив. Напрямую идти побоялась. Всех объявившихся родственников врагов короны ждала та же участь. Тогда я, подкупив вашу экономку, нанялась на работу. И вот… Как видите, я не умею хорошо прятаться и быть невидимой.

— Вы думаете, что никто не остался жив?

— Да, корона не прощает изменников, как и не щадит их семьи. Только, зная мать и то, что она говорила о своём брате, я не верю в виновность дяди. Он фанатично был предан королю.

— Возможно, он кому-то мешал и его оклеветали.

— Пусть так… Ничего уже не вернуть и не изменить.

Хильдегард беззвучно плакала, уткнув лицо в подол передника.

Наташа, не выдержав напряжения, глядя на зажатый в руке свиток с изображением Брунса, разразилась горькими слезами. Она понимала доверившуюся ей женщину, так же как и она потерявшую близких. Оставшуюся один на один со своим горем, с давящим грузом памяти, облегчив невыносимое давление признанием.

— Это было ошибкой — прийти сюда, — рыдала прачка. — Так тяжело сознавать, что никого из них нет… Я так рассчитывала на помощь кузенов… Они были замечательными…

— Вас никто не гонит отсюда. Оставайтесь, — девушка приобняла её за плечи, поглаживая, успокаивая.

— Мне очень тяжело здесь… Хожу по коридорам, покоям и воспоминания встают перед взором. Вилхелмина, Брунс… Всевышний, за что им уготована такая судьба, госпожа Вэлэри?