Она вздохнула. Неделя… Так долго. Вырвалось неожиданно:
— Мне неуютно здесь. Чужое всё.
— Вспомни свою первую ночь у нас, — коснулся плечом её плеча. Не отпрыгнула.
«Да, он прав. Ночка была незабываемая», — усмехнулась своим мыслям. Дитрих, скорее всего, о её приключениях ничего не знает:
— Как вам показался пфальцграф? Не верится, что такое возможно и он мой отец. Получается, я вернулась домой? — Вовремя замолчала, прикусывая язык.
— Фон Россен… Не знаю. Первое впечатление хорошее.
Луна поднималась выше. Дорожка серебристого света стекала на камни мостовой, приближаясь к месту, где они сидели. Наташа наблюдала за ней, не замечая, что барон не спускает с неё глаз, как хмурится от невесёлых мыслей.
— Хозяйка, — в оконную решётку упёрлось лицо служанки, — мы всё прибрали и постелили.
— Можете идти.
— Твои покои? — кивнул Дитрих.
— Да, защита на окнах.
— Правильно. Внутренний двор ограждён на славу. Долгую осаду выдержит.
С такой стороны девушка о замке не думала. А он прав! Снаружи окна высоко и закрыты ставнями. Ворота крепкие. Колодец имеется. В подвале должен быть запас провизии. Если прорваться в первый двор, то сюда… Тьфу! Зачем она об этом думает? Стала уже практичная, как средневековая леди.
Уходить не спешила. От мужчины веяло теплом и покоем. Прижимающееся к ней плечо расценивала, как дружескую поддержку. Знала, что с отъездом барона всё изменится. Порвётся связующая нить с Герардом. Начнётся новый отсчёт времени. Нет, всё же лучше разойтись.
Встала, скидывая капюшон:
— Пора. Вам тоже нужно отдохнуть. — Шагнула в полосу «неона».
— Подожди, — вскочил следом, разворачивая за плечи, притягивая, зашептал: — Наташа… Люблю тебя…
Обожгла тёмным удивлённым взором. Уперлась в его грудь руками, отстраняясь:
— Не смейте.
Не выпустил. Сжав её лицо в ладонях, целовал холодные щёки, глаза, скользил по сомкнутым губам, срывая пьянящие поцелуи у вырывающейся девы.
— Пустите… — шипела она, как разъярённая кошка, молотя кулачками по каменным мышцам плеч.
— Знаю, нельзя… Знаю, любишь брата… Ничего не могу с собой поделать… Страшно за тебя.
Вырвалась, мазнув по его щеке ладонью…
Чёрными крыльями ночной бабочки метнулась накидка.
Хлопнула дверь в чужой мир.
Стоял в дорожке мертвенного света, бесцельно блуждая взором по слепым оконцам.
Стонала душа, опалённая безответной любовью: «Почему не я?..»
В её опочивальне теплится едва заметный огонёк.
В проёме рядом растаял зыбкий силуэт. Покои сестры… Подсматривала…
Глава 3
Графство Бригахбург
Быстрый беспокойный «хохот» филина вывел из задумчивости. Аланы, навострив уши, рванули на звук. Герард осмотрелся, прислушался. Что забыл в его парке ночной хищник? Вот, теперь он «гудит». Дойдя до задней калитки в крепостной стене, граф повернул в сторону конюшни. Лунная безветренная ночь сулила хороший день.
Поднялся в свои покои. Глаза слипались. Присев на ложе, задумался. В ступне пульсировала боль. Он весь день провёл на ногах. Ирмгард оказался плохим помощником. Это понятно. Волнуется перед пиром. Бледный, рассеянный. Очень не хватало Дитриха, его смеха, поддержки. Мысли о Леди гнал прочь. Пока с ней брат, можно не волноваться. В обиду её не даст.
Несколько раз за день ноги сами приносили его в покои любимой. Сладкий цветочный запах чувствовался остро. Приказал не делать там уборку и не селить гостей. Она снова его удивила. И не просто удивила…
После «заточения» графини поднялся в покои Птахи. Стражник у двери вызвал недоумение.
— Почему ты здесь? — распахнул дверь, заходя, охватывая пространство беглым взором.
— Так вы велели охранять госпожу.
От мелькнувшей догадки, насторожился:
— Ступай в казарму, — прикрыл створки.
Что получается? Она вышла из покоев не через дверь? А он думал, что сын вывел её. Ушла через ход?
— Дьявол! — шагнул к тайной двери, толкая.
Конечно, как же ещё? Проныра! И как ей удалось его обнаружить? Насколько давно? Вернулся на её ложе, падая на подушки. Пахнут ею. Глубоко вдохнул, закрывая глаза, вызывая воспоминания о проведённой с ней ночи. Тело скрутило от одного только вдоха. Вскочил, направляясь в кабинет.
На лестничной площадке остановился, заглядывая на первый этаж. Окунулся в жар от камина, вдыхая запах настоянных приправ. Сновала прислуга. Берта, размахивая лопаткой, распекала девок. Запарилась. Скорей бы прибыла новая экономка. Рабыни скребли скамьи. Раб… Раб и иноземка. Она неспроста настаивала на его свободе. Хотела выкупить. Да, раб сбежал. Бесследно. Псы след не взяли. Странно. Мелькнувшая мысль опалила:
— Дьявол! Таша… — шепнул запнувшись. — Твоё счастье, что тебя нет рядом!
Быстрым шагом направился в подвал. Выбрав факел посвежее, зажёг его. Сколько времени он не осматривал ход в надежде, что там всё в порядке? Было всегда в порядке и закрыто намертво.
Беспокойство холодило спину. Уже уверовал, что раб ушёл низом. С помощью её, его женщины. Как она посмела помогать ему? Обещал ей решить вопрос с его вольной. Не поверила.
Зацепив ногой плошку с огарком свечи, наклонился, встряхивая рубаху. Что она здесь делает? Дойдя до решётки, качнул. Неожиданно она, громко скрипнув, открылась. Цепь с отскочившей дужкой замка нашлась у стены. Под ногами мелкие лужицы. Осмотрел потолок, стены. Вода? Откуда?
Рванул дальше, к укреплённой воротине, ведущей под речной обрыв, за десятки лет заросший густым непроходимым кустарником. Обитую железом дверь с проржавевшими клёпками по-прежнему охранял внушительный замок. Провёл ладонью по полотну. Сыро. Холодно. Неприятно. Много лет её никто не открывал. Надо бы смазать петли, поправить решётку. Значит, раб ушёл не низом. Вернётся Дитрих, наведаемся сюда.
Как же ушёл раб? Почему здесь его рубаха? Почему он думает, что она его? Тогда чья? Не слежалась ещё, не сотлела. Сгоревшая свеча. Словно ждала кого… Спросил бы Птаху. Глянул бы в её глаза. Не посмела бы солгать. Что у неё с рабом? Было что? Почему пеклась о нём? Спас? Обязан был, раз оказался рядом.
В груди заныло. Захотелось хоть одним глазком глянуть на Ташу, поймать её взор, увидеть улыбку. На худой конец пусть бы фыркнула на него, озлилась. Он бы схватил её в охапку, закружил, зацеловал, раскинул на ложе…
— Тьфу! — сплюнул под ноги, носком сапога откидывая подвернувшуюся крысу. — Надо к лекарю наведаться, отравы взять.
Поднявшись в кабинет, остановился в раздумье. Графиня Мисулла… Сидит тихо. Ничего не просит, не плачет, не причитает. Уверена, что выкрутится. Луиджа… Если бы она была пристроена, ему было бы легче. Пропадёт без матери. Слаба, безвольна, ведо́ма. Одной нельзя. Не справится, согнётся. Жаль девчонку. Тоже притаилась.
Промелькнула мысль сделать так, чтобы графиня исчезла навсегда и больше никому не портила жизнь. Уберут тихо, по дороге к границе графства. Араб хорош, без боя не дастся. Один он десятерых его воинов стоит. Много людей положит. Лучника пустить в обход? На привале уложит цель и успеет уйти. Нет, пусть уезжают. Удар в спину не в его правилах. Вздорная баба сама найдёт свою смерть.
Взор остановился на шахматном поле. Не хватает одной фигуры. Король… Скатилась?.. Отклонил голову, заглядывая под стол. Король… Пробежался взором по полкам, подоконнику. Может быть, дети взяли? Раньше не брали. Прислуга затеряла? Надо узнать, кто делал уборку в покоях. Будет жаль, если пропадёт.
Уже запамятовал, зачем зашёл в кабинет. Что-то хотел взять? Что? Выдвинул ящик тайника в стене, заглядывая в его глубину. Замер, расширяя взор, щурясь, не веря глазам. Что здесь? На ладони холодно мерцает…
— Адамант?
Глянул сквозь него на просвет окна. Розовый… Да, он помнит, что в их семье говорили об этом камне, привезённом из Камарупы (прим. авт., первое царство на территории Ассама в Индии) его прадедом. Но он считал это семейным преданием, вымыслом, сказкой на ночь. Уже и подробностей не помнит.
Соединив части фигурки из эбенового древа, хмыкнул. Дитрих нашёл? Нет, он бы сказал о находке. Девчонка? Не сомневался — её рук дело. Эрцблюме тоже к ней притянуло. Обессилено присел в кресло. Что ещё она знает? Каких событий стала свидетелем, шастая по тайному проходу? О золотой жиле знала точно. Всё допытывалась, хотела, чтобы рассказал. Вот и второй тайник нашла. В нём карта, золотой песок. Короля неспроста сунула. Могла только камень кинуть. Намёк? Сам уже всё понял.
А она неглупа. Сказал бы ей ранее о жиле, может быть, не уехала бы в поместье отца. Плохо. На душу падал осадок. Мутный, горький. Почему так плохо? Не доверился ей до конца. Она тоже молчала. Квиты. Он до сих пор не знает, где она провела двадцать лет, в каком полоне? Русь? Возможно. Но не верилось. Ни на одной таможне такую деву не помнили. Будто с небес спустилась. Усмехнулся:
— Погоди, маленькая ведьма, доберусь до тебя, не выкрутишься, всё расскажешь.
Вернул фигурку на доску, любуясь ровными рядами шахмат, вспоминая, как играл со строптивицей, как ждал её поцелуя. Адамант завязал узлом в лоскут, опуская на дно шуфляды. И не узнал бы ничего, если бы забрала его. Не стащила. Довольно улыбнулся, вздыхая. Шепнул:
— Моя леди…
После обеда снова заходил в покои иноземки. Что там искал? Кого хотел найти за закрытой дверью? Известно, кого… Её.
О которой болит душа.
О которой мысли покоя не дают.
О которой стонет сердце и дрожат пальцы, зная, что ещё не скоро прикоснутся к трепетному горячему телу, чтобы дать защиту и покой её мятущейся душе. Унять боль, обнять, ласкать до изнеможения, познавать вновь и вновь, растворяясь в ней, забываясь.
Прибытие новой экономки, лекаря и наставника для графини отвлекли ненадолго.
Лекарем оказался вьюнош, выпускник лекарской школы. Невысокий, худощавый, с пытливым прямым взором, он не вызвал недоумения. Спустившись с ним в покои для раненых, наказал лекарю графини учинить молодому эскулапу дознание о его познаниях в медицине и доложить ему.
Спустя полдня, Элмо Касимиро отчитался, что мо́лодец выдержал испытание достойно. Конечно, опыта маловато, но это дело наживное. Пробубнив, что некому доверить окончательное излечение воинов, посеял сомнение в мыслях графа: