Дева вскочила от неожиданности, роняя вышивку, с испугом глядя на возбуждённую Вэлэри. Лихорадочный блеск глаз, с надеждой остановившихся на её лице, выбившиеся из туго скрученного узла на затылке пряди волос, сбрасываемая с плеч запыленная накидка, — всё выказывало её нетерпение.

Малолетка вздохнула. Не успела сестра пересечь въездные ворота замка, как ей уже обо всём доложили. Разве здесь можно что-то утаить? Она и не собиралась. Было желание скрыть приезд гонца, но рассудив, что завтра-послезавтра может появиться жених-граф и обман раскроется, отбросила навязчивые мысли.

— От графа фон Бригахбурга, — опустилась на скамью, поднимая рамку.

— Дальше, — подгоняла Наташа.

— Он просил передать, что задерживается.

— Господи, Эрмелинда, быстрее… — Сложенные в молитвенном жесте руки подрагивали.

— Он находится в монастыре в Альтбризахе и ждёт там герцога Швабского. — Не утерпела, чтобы не спросить: — Он знаком с герцогом?

— Что?

Вместо того чтобы радоваться, сестра побледнела и повела себя странно. Опустилась на стул у камина и застыла в раздумье. Поникшие плечи. Отрешённый взор.

Для Наташи время остановилось. Всё-таки Герард решил поехать к герцогу по вопросу дарения рудника. Что его ждёт? Словно видела наяву, как сиятельного вяжут по рукам и ногам и бросают в зловонную яму с осклизлыми краями, кишащую паразитами и ползучими гадами.

Эрмелинда не могла понять, почему сообщение вызвало такую резкую смену настроения:

— Я спросила, знаком ли господин граф с герцогом?

— С герцогом Швабским? — Передёрнула плечами, качнув головой: — Не знаю. — Медленно приходила в себя… Не верилось, что всё может закончиться плохо. Новый герцог должен, просто обязан не устоять перед таким подношением. Герард не юнец и сумеет правильно преподнести дар, сказать нужные слова. Рано она паникует. Взбодрилась, отгоняя страшные мысли: — Если до сих пор не был знаком, то познакомится. Что ещё говорил гонец?

— Ничего. Для отца передал послание. — Она взяла с каминной полки перевязанную бумажную трубочку.

Наташа повертела её в руках: измята, испачкана. Неаккуратный гонец. Хотя, важнее то, что в ней написано:

— Я передам. — Вымученно улыбаясь, взглянула на сестру: — Если хочешь, передай сама.

Эрмелинда завертела головой, отказываясь:

— Ваш жених, вы и передавайте.

— Альтбризах? Это где? Далеко отсюда?

— День пути вверх по Рейнсу.

— Гонца хорошо встретили? Покормили, предложили отдохнуть?

— Отдыхать отказался. Торопился обратно. — Добавила: — Собрала с собой еды в дорогу. — Пусть не думает, что она не умеет обращаться с вестниками.

— Спасибо, Эрмилинда, — приблизила сестру, обнимая. — Ничего, прорвёмся. Граф решит свои дела, даст Господь, положительно, приедет сюда и всё изменится.

Малолетка, не ожидавшая такого внимания от ненавистной сестры, робко улыбаясь, ответно обняла её. Объятия показались уютными и тёплыми. Панцербрехер упёрся в бок. У неё нет такого оружия. Есть маленький кинжал для трапезы. Хотелось ложечку — так назвала Вэлэри маленький черпачок с бурштином. Не преминула воспользоваться случаем:

— А господин граф последует за герцогом с его свитой?

— Почему ты так думаешь?

— Когда герцог проезжает по землям вассалов, они могут присоединиться к нему и сопровождать до самого места следования.

Такая мысль не приходила Наташе в голову.

— В таком случае, он должен поставить меня в известность, чтобы я не волновалась. Может быть, он пишет об этом здесь? — Похлопала трубочкой по ладони.

Сестра пожала плечами, опуская взор.





* * *


Вилли заявился задолго до обеда. Едва поздоровавшись с Эрмилиндой, вышедшей его приветить, передал ей небольшой низкий сосуд с медовыми орехами, испросил позволения переговорить с пфальцграфом.

Наташа, находившаяся в розовом садике, подгоняла работников, убирающих последний мусор и заканчивающих мести дорожки. Усиливался ветер. Быстро темнело. Приближался дождь.

Неделю назад после приезда из города ей удалось путём убеждений и клятвенных заверений на некоторое время отложить продажу дубовой рощи.

Девушка никогда раньше не видела ничего подобного. Роща покорила её с первого взгляда. Она ходила среди великанов, чувствуя с ними единение. Сколько птиц нашли приют в их листве? Скольких животных они прокармливают в осеннее и зимнее время? Как можно пускать под топор такую красоту? Она до хрипоты доказывала отцу, что это кощунство — уничтожать на корню такое богатство. Дубам не менее трёхсот лет, а то и больше.


Увы, цена, которую давали за срубленное дерево, была неподъёмной для неё. Отдай она всё своё золото, его хватило бы разве что на десяток великанов.



Дубы Петра Великого в Сестрорецке, 1886 год.

Художник Шишкин И.И.



Сорок дубов… Сорок титанов… Покупателя не интересовала земля. Сорок пней останется от некогда прекрасной рощи.

Надеялась, что отец проговорится, зачем ему нужны деньги. Но он уклонялся от ответа, пряча глаза, подтверждая самые худшие опасения. Она предполагала, что это может быть связано с внезапно вспыхнувшей любовью к Хельге. Не раз пфальцграфиня видела, как прачка выскальзывала из покоев папеньки, на ходу поправляя чепец и оглаживая складки платья.

Наташа плакала от бессилия, прижимаясь к шершавому морщинистому стволу, слыша дыхание исполинов, их стон, словно они знали о ждущей их участи. Главное — отсрочить продажу. На несколько дней. Где же ты, Герард? Он поддержит её, не даст погибнуть такой красоте.



О Хельге она узнала немного. Выловив рябую служанку в кухне, позвала её в кладовку под предлогом набрать муки:

— Лисбет, ведь ты не станешь меня обманывать? — прикрыла дверь, блокируя выход, испепеляя взором.

— Нет, хозяйка, — девка осела на бочонок с мукой, крестясь, в удивлении тараща глаза.

— Тогда говори, что хотела от тебя экономка, когда освободилось место прачки, и была твоя очередь на трудоустройство?

— Трудо?.. Это когда она сказала, что Бог велит помогать обездоленным? — часто заморгала.

Девушка кивнула, подбадривая:

— Да, когда разговор шёл о Хельге.

Лисбет облизала губы, следом отирая ладонью:

— Так она сказала, что женщина очень нуждается в помощи и следующее место обязательно будет моё.

— И?.. — нетерпеливо подгоняла хозяйка.

— Всё. Дала мне серебряный.

— И не сказала, кто такая Хельга?

— Нет, хозяйка.

— И цыц, — погрозила госпожа пальцем, — никому ни слова, а то язык отрежу.

Девка прикрыла рот рукой, думая, что продешевила, и нужно было у Хенрике запросить две серебряные монеты.

Наташа вздохнула. Придётся напрямик спрашивать экономку.

С ней разговор вышел коротким. На вопрос, откуда она знает прачку и почему выбор пал на неё, если свои девки нуждаются в работе, Хенрике, опустив глаза, скромно ответила:

— Я знала старую Ольсен, её хозяйку. Частенько наведывалась к ней, когда бывала в Штрассбурхе. Уж очень она хорошо вязала тонкие чулки. И шерсть ей доставляли из Фландрии. Она упокоилась месяц назад. Хельга осталась без угла и работы. А у нас прачка разродилась. Вот я и подумала, почему бы не помочь бедняжке? Сирота, тихая, работящая, слова поперёк не скажет. Бог велит помогать обездоленным и нуждающимся, — перекрестилась, беззвучно повторяя слова молитвы.



Прибежавший Гензель с котёнком на руках, передал приказ хозяина, чтобы пфальцграфиня без промедления поднялась в кабинет. Игривый пушистик, так полюбившийся мальчишке, уютно прописался на его руках, впрочем, уже не возражая, и сопровождал маленького хозяина во всех походах.

Одёрнув утеплённую курточку на пацане и напомнив, чтобы не забывал мыть руки перед едой, окинула взглядом преобразившийся розарий. Теперь садик может зимовать. Клумба у центрального входа была подстрижена в первую очередь. Девушка вспомнила, как объясняла Рыжему, что она имеет в виду под названием «секатор». Сошедшись на том, что это не что иное, как два ножа, соединённых гвоздём, всё же уточнила, что это не совсем так. Достав из сумочки ножнички, продемонстрировала их действие, показав требуемый размер лезвий и длину ручек. Всё же она много хочет от этого времени и этих людей.

Через два дня испытывала «изобретение» на кустах лохматой клумбы. Руди чесал голову, удивляясь, почему ветки нельзя обрезать кухонным ножом, на что хозяйка, фыркнув, предложила:

— А давайте, господин кузнец, попробуйте ножом. И не здесь, а в садике с засохшими колючими стволами роз толщиной в палец, — покрутила перед его лицом указательным пальцем. — На что поспорим, что у вас ничего не получится?

Рыжий насупился: «Насмехается… Ишь, пальцем вертит. Одно это её «господин кузнец» и «вы» чего только стоит». Спорить с хозяйкой? Он что, осёл? За что и получил окативший его стать презрительный ледяной взор, сопровождаемый кривой ухмылкой. Покраснел до корней волос, поняв, что на него впервые с таким небрежением смотрит женщина. Да и краснеть, как ему казалось, никогда раньше не умел.





* * *


Фон Россен, хмурясь, сидел за столом, откинувшись на спинку кресла.