— Просто еще никто не работал над этой проблемой, — отрубил Эрис.
— Я могла бы поработать. А если будет много книг, то, возможно, что-нибудь и получится.
Он пожал плечами и ничего не ответил. Подождал, когда ему нальют кофе. Я смотрела, как Эрис Аш-исси медленно, маленькими глотками цедит горячий напиток. Смотрела на его губы. И — всего лишь на миг — позволила себе помечтать: а что, если б он меня полюбил? Что, если бы был нежным, заботливым, таким, как его собственный фантом, который упорно не желал идти из моей головы? Захотела бы я тогда убегать из города Теней?
Смешно. Матильда-заступница, как же это смешно, и я смешная, глупая девка. Мне нет и не будет здесь места, в любом случае. И то, что было решено, перерешивать уже не стоит.
— Ты никогда не спросишь меня, чего я хочу? — прошептала я, глядя в скатерть.
— Я не знаю, — так же тихо ответил Эрис Аш-исси, — мне кажется, что разумные существа всегда могут договориться. И, возможно, этот вопрос когда-нибудь я тебе задам.
… Как только Эрис допил кофе, он поднялся, кивнул мне.
— Пойдем, покажу библиотеку. Хотя это могла бы и Аантэ сделать.
И мы пошли. Сквозь светлые анфилады комнат, по белым лестницам. Я не совсем понимала, отчего мне так нравится в этом доме: его хозяин не был мне рад, а вот дом — как будто принимал. Я шла чуть позади, глядя на широкие плечи, обтянутые черной тканью камзола, на то, как мой муж гордо держит голову. Из-под острых прядей виднелась аккуратная мочка уха, а под ней, на шее — совершенно жуткого вида белый рваный шрам. Не нужно долго думать, чтобы сообразить, откуда он. Я снова погладила Желтка. Вот уж и правда, он забирал мою печаль — и перспектива провести в этом доме целый месяц уже не казалась отвратительной и невыносимой. По ночам же… потерплю как-нибудь. Но если бы он, если бы хоть раз… Все, Лора, дальше не думай. Просто оставь эти глупости.
Я невольно ахнула, когда Эрис Аш-исси распахнул передо мной двустворчатые двери из светлого полированного дерева. Библиотека оказалась огромной, на два этажа. Витражи пропускали дневной свет, и вдоль стен — стеллажи, бесконечные, высоченные. С приставными лесенками. У стены же, на столах, были разложены раскрытые книги.
— Каталоги, — Эрис указала на них, — но здесь не только книги, написанные на языке этого мира. Здесь есть гораздо более древние, и, чтобы их читать, тебе понадобится толкователь.
— Толкователь? — я растерянно посмотрела на мужа.
А он, в свою очередь, тоже на меня смотрел, с легким интересом, без зла. Даже не хмурясь.
— Иди сюда, — он подошел к одному из столов, взял в руки большую лупу в золотой оправе и протянул ее мне.
— Возьми, не бойся. И загляни, скажем, вот в эту книгу.
Я осторожно взяла увеличительное стекло, подошла к столу и посмотрела на раскрытые страницы толстого фолианта. Они были сплошь исписаны непонятными мне символами. Я вздрогнула, когда Эрис очутился у меня за спиной, почти вплотную. Он взял мою руку с лупой, навел стекло на текст и шепнул:
— А теперь?
Я замерла. Его рука поверх моей. Горячая сухая ладонь, мозоли слегка царапают кожу. Потянула носом воздух — снова дождь, снова зеленый лес, травяная свежесть… Никуда не годится, Лора. Ни-ку-да.
Посмотрела сквозь стекло: внезапно буквы обрели привычные очертания. И, хоть слова пока не сложились в смысл, текст уже можно было читать. Но… я замерла, когда свободной рукой Эрис осторожно, почти невесомо, коснулся моей шеи там, где позвонки. В этот миг я чувствовала его дыхание, оно щекотало волоски, как будто он наклонился, чтобы… И все прекратилось. Он отстранился так внезапно, что меня обдало прохладным ветерком.
— Эрис?
Я обернулась настолько быстро, насколько получилось — но его уже не было в библиотеке. Такое впечатление, что муж попросту сбежал от нелюбимой жены.
— Так-то, Лора, — пробормотала я.
Под ладонь нырнул Желток, потерся гладкой головой. Что это было, только что?
* * *
Остаток дня пролетел незаметно. Мы с Аантэ снова ходили на прогулку — хвала Заступнице, Релия больше не появлялась. Парк был прекрасен: на открытых площадках пестрели клумбы, пышные, круглые, нарядные, словно пирожные. Желтые дорожки змейками уползали в тень. Нагретый солнцем воздух застыл неподвижно, где-то в листве чирикали и посвистывали птицы. Желток, одурев от свободы, носился взад и вперед по дорожкам, временами подныривая мне под руку, чтоб погладила. Аантэ взяла с собой на прогулку пакет с очищенными орешками, из приятно хрустящей под пальцами коричневой бумаги, Желток очень скоро понял, что орешки — это вкусно, и постоянно их клянчил, смешно бодая выпуклым лбом этот пакет. К слову, угощение с ладони он собирал очень деликатно, как мне показалось, длинным и липким язычком.
Потом Аантэ разоткровенничалась, и я узнала, что она плетет теневые кружева. Мы сразу же пошли смотреть на ее работы. Оказалось, что кружева так называются неспроста: они действительно плелись из тонких волокон тени, Аантэ ловко вытягивала нити прямо из воздуха, там, где не было солнца. В результате получалось что-то невообразимое, наверное, она прикладывала к тени ещё и свою магию — потому что как ещё можно получить совершенно невесомое, но вполне материальное кружево?
Глядя, как я искренне восхищаюсь ее кружевом, Аантэ предложила научить меня. Потом смутилась, вспомнив, что у меня не получится отсутствие света превратить в нити, и тут же пообещала, что выплетет мне особенное кружево, чтобы я могла заказать себе платье для королевского бала.
— Бала? Ты думаешь, что я туда пойду?
Это после того-то, как меня водили на поводке, а все с интересом рассматривали.
— Конечно, пойдете, — невозмутимо ответила Аантэ, которая, конечно же, вряд ли знала историю моего здесь появления, — вы жена лорда из правящей семьи. Как раз через триницу будет бал.
— Триница — это что?
Девушка отложила свои кружева и принялась загибать пальцы, объясняя. Оказалось, что это три раза по пятнадцать дней. Надеюсь, к тому времени меня не будет в городе Теней…
— Вы всех затмите своим туалетом, — продолжала заверять Аантэ, — я уж сделаю вам такую красоту, что все позеленеют от зависти!
Я совсем не хотела, чтобы тени зеленели от зависти, но промолчала, больше думая о том, как отсюда убраться. Хотелось верить, что месяц спустя Эрис отпустит меня сам, что не придется выдумывать и воплощать план побега.
Ужинала я в одиночестве. Желток утомился за день и тихо дремал на салфетке. Я его потом взяла, уложила в тот ларец, в котором его мне принесли, закрыла крышкой и поставила на трюмо в спальне. Хотелось верить, что за ночь с ним ничего не случится. А сама… я не знала, ждать ли мне моего мужа, а если ждать, то для чего. Но все-таки за окном давно стемнело, я переоделась в чистую сорочку и, снова усевшись к зеркалу, принялась разбирать волосы на ночь.
На душе было тоскливо. Неизвестность выматывала. Я нервно дергала запутавшиеся прядки, а из головы не шла мысль о том, что когда-нибудь все это должно да закончиться. Мои злоключения. Ведь не может же все это тянуться до самой смерти? Неужели я больше никогда не стану свободной?
Сумрак шевельнулся за моей спиной, и я, заметив это движение в зеркале, испуганно подскочила. Обернулась, чтобы увидеть мужа, мрачного, как грозовая туча, все в том же шелковом халате. Даже на расстоянии я почуяла его запах — свежести и леса. Мелькнула неуместная мысль о том, что, быть может, он просто принял ванну с ароматной солью?
Я растерянно встала. Сорочка была тоненькой, полупрозрачной, но меня снова спасали волосы, плащом упавшие на плечи. Эрис смерил меня мрачным взглядом, стиснул челюсти, и, как мне показалось, даже кулаки сжал. Снова злится.
— Иди, ложись, — приказал он.
— Эрис…
— Ляг. Просто ляг — и все.
Мне даже показалось, что в его темных глазах полыхнуло алым. Очень зол. На меня, на все, что ему приходится делать. Но почему? В библиотеке, днем… Что там было?
Я вздохнула и покорно двинулась к постели. Что ж, стоит почаще вспоминать слова матушки о главной добродетели женщины. Когда я проходила мимо тени, он резким движением перехватил меня за талию, и снова — раз, два, три — неизмеримо длинных мгновения, когда его ладонь лежит на моем животе, и я чувствую, как мгновенно леденеет все внутри, как уходит чувствительность.
— Не надо, — попыталась я воспротивиться, — я…
— Замолчи. Иди ложись.
Он отпустил меня, я наконец добрела до кровати и, забравшись туда, легла на спину и закрыла глаза. Не знаю, что за мысли у него в голове, но, пожалуй, лучше не перечить… Скрипнула кровать под весом мужчины, мне показалось, что я на лице ощущаю его дыхание. Он смотрел на меня, низко-низко, но я так и осталась лежать, зажмурившись. Кажется, Эрис скрипнул зубами. А затем последовал короткий, отрывистый приказ.
— Ноги раздвинь.
«Зачем ты так?» — взвыла я про себя.
Все это выглядело — да и было — мерзко, грязно. Словно ему было неприятно ко мне прикасаться, но он должен, потому что король приказал. Интересно, фантом тоже делал все через силу?
Чувствуя, что ещё немного, и я расплачусь, выполнила требование. Почувствовала, как он задрал мне сорочку повыше, как подсунул под бедра ладонь. Он был тяжелым, мой муж, но — хвала Матильде — все это продолжалось так же недолго, как и в первый раз. И снова я не чувствовала ничего. Разве что больно было в душе, и при этом медленно пухло, нарастало раздражение. Как такое может быть, что внешне он настолько красив, но при этом совершенная скотина?
Впрочем, Лора, ты ведь совсем не знала мужчин. Возможно, они такие все. Герцог ле Ферн, небось, ещё и зуботычиной бы наградил. И сапогом пнул под ребра, так, для верности.
Когда Эрис откатился в сторону, на бок, я быстро одернула сорочку, и только тогда открыла глаза. Повернулась к нему, хоть горло сжалось в спазме. Вот-вот расплачусь от обиды. Наши взгляды встретились, и я вдруг увидела, даже почти ощутила, что в глубине той тьмы, которая заполняла радужки Аш-исси — боль и агония. Ему было плохо. Так же, как и мне.
— Если тебе так противно, зачем ты приходишь? — тихо спросила я.
Он сжал губы так, что они побелели. А я вдруг сообразила, что он разделся, остался без халата. Я увидела тугие мышцы, напряженные под бледной кожей, и там, где плоть пронзали крючья, остались багровые страшные рубцы, вечное напоминание о том, что с ним делали люди. Глупо предполагать, что после всего этого он будет хорошо к людям относиться вообще, и ко мне в частности.
Но вопрос был задан. Тень молчал, пожирая меня взглядом, а там, в глубине — о-о-о, сколько боли, сколько горечи. Бушующее море, которое грозит смыть и меня, утянуть в пучину.
— Мой брат хочет, чтоб я был образцовым мужем, — наконец процедил он, глядя сквозь меня.
— Может быть, твой брат будет тебе указывать еще, в какой позе тебе быть образцовым мужем?
— Может, и будет, — таким был ответ.
— А если твой брат прикажет тебе удавиться, или отравиться? Что тогда?
Эрис вдруг улыбнулся мне. И такой пронзительно-жалкой показалась мне эта улыбка, что, невзирая ни на что, мне вдруг захотелось его как-то приласкать. Вот так, прижать голову к груди, и гладить, по плечам, по спине, по жутким шрамам, пытаясь их разгладить.
— Ты задаешь очень правильные вопросы, жена, — его голос упал до шепота, — но, видишь ли, когда мы присягаем королю на верность, мы не можем не выполнять его требований. И убить моего брата я тоже не могу, скорее, клятва убьет меня. А умирать мне тоже не хочется. Десять лет я был практически мертв, мертв благодаря вам, людям, а теперь я хочу немножечко пожить. Такое вот странное желание.
— Но не я заточила тебя в подземелье замка. Не я тянула из тебя магию. Я всего лишь тебя освободила. А наказываешь почему-то ты меня.
— Ты — человек, которого мне навязали, и с этим ничего не поделаешь. Меньше всего мне хотелось иметь дело… с людьми.
Он сел на кровати, спина белела в сумраке. Желание, которое рождалось в душе, меня даже напугало: хотелось обнять его за плечи и… да, утешить. Но я повернулась на бок, чтобы не видеть своего мужа. Снова скрипнула кровать. Он поднялся, чтобы уходить.
— Знаешь, — сказала я, — не нужно ходить ко мне каждую ночь… Не нужно. А еще… твой фантом, кажется, лучше тебя. Или я очень ошиблась.
Тишина… Резко обернувшись, я поняла, что, похоже, мои слова канули в никуда. Эриса Аш-исси больше не было в моей спальне.
* * *
Желток, подаренный мужем, выпил мою горечь без остатка, стоило только его погладить. Вот уж воистину, самый полезный подарок нелюбимой жене. И, завтракая в гордом одиночестве, я прикидывала, чем бы себя занять, раз уж супруг мной пренебрегает.
Итак, если отбросить сантименты, дела мои обстояли неплохо. Во-первых, Эрис Аш-исси, хоть и вел себя в спальне не совсем так, как мне бы того хотелось, все же руки не распускал. Почему-то вновь вспомнился Оттон ле Ферн — упаси Матильда попасться к такому. Во-вторых, мне была предоставлена относительная свобода перемещения, по крайней мере, в пределах дома и прилегающего парка. Ну, а в-третьих, с высочайшего позволения я могла пользоваться превосходной библиотекой. Идеи, над чем поразмыслить, у меня были: вероятно, в библиотеке можно отыскать что-нибудь о «промежуточном звене», о котором я была наслышана, а еще, быть может, попытаться приспособить магические плетения для лечения. Жаль, у меня сейчас совершенно не было резерва, но я могла бы попробовать… хотя бы теоретически.
Завершение завтрака принесло сюрприз: служанка, имени которой я не знала, поднесла на серебряном подносе футляр, мастерски оклеенный парчой.
— Я могла бы поработать. А если будет много книг, то, возможно, что-нибудь и получится.
Он пожал плечами и ничего не ответил. Подождал, когда ему нальют кофе. Я смотрела, как Эрис Аш-исси медленно, маленькими глотками цедит горячий напиток. Смотрела на его губы. И — всего лишь на миг — позволила себе помечтать: а что, если б он меня полюбил? Что, если бы был нежным, заботливым, таким, как его собственный фантом, который упорно не желал идти из моей головы? Захотела бы я тогда убегать из города Теней?
Смешно. Матильда-заступница, как же это смешно, и я смешная, глупая девка. Мне нет и не будет здесь места, в любом случае. И то, что было решено, перерешивать уже не стоит.
— Ты никогда не спросишь меня, чего я хочу? — прошептала я, глядя в скатерть.
— Я не знаю, — так же тихо ответил Эрис Аш-исси, — мне кажется, что разумные существа всегда могут договориться. И, возможно, этот вопрос когда-нибудь я тебе задам.
… Как только Эрис допил кофе, он поднялся, кивнул мне.
— Пойдем, покажу библиотеку. Хотя это могла бы и Аантэ сделать.
И мы пошли. Сквозь светлые анфилады комнат, по белым лестницам. Я не совсем понимала, отчего мне так нравится в этом доме: его хозяин не был мне рад, а вот дом — как будто принимал. Я шла чуть позади, глядя на широкие плечи, обтянутые черной тканью камзола, на то, как мой муж гордо держит голову. Из-под острых прядей виднелась аккуратная мочка уха, а под ней, на шее — совершенно жуткого вида белый рваный шрам. Не нужно долго думать, чтобы сообразить, откуда он. Я снова погладила Желтка. Вот уж и правда, он забирал мою печаль — и перспектива провести в этом доме целый месяц уже не казалась отвратительной и невыносимой. По ночам же… потерплю как-нибудь. Но если бы он, если бы хоть раз… Все, Лора, дальше не думай. Просто оставь эти глупости.
Я невольно ахнула, когда Эрис Аш-исси распахнул передо мной двустворчатые двери из светлого полированного дерева. Библиотека оказалась огромной, на два этажа. Витражи пропускали дневной свет, и вдоль стен — стеллажи, бесконечные, высоченные. С приставными лесенками. У стены же, на столах, были разложены раскрытые книги.
— Каталоги, — Эрис указала на них, — но здесь не только книги, написанные на языке этого мира. Здесь есть гораздо более древние, и, чтобы их читать, тебе понадобится толкователь.
— Толкователь? — я растерянно посмотрела на мужа.
А он, в свою очередь, тоже на меня смотрел, с легким интересом, без зла. Даже не хмурясь.
— Иди сюда, — он подошел к одному из столов, взял в руки большую лупу в золотой оправе и протянул ее мне.
— Возьми, не бойся. И загляни, скажем, вот в эту книгу.
Я осторожно взяла увеличительное стекло, подошла к столу и посмотрела на раскрытые страницы толстого фолианта. Они были сплошь исписаны непонятными мне символами. Я вздрогнула, когда Эрис очутился у меня за спиной, почти вплотную. Он взял мою руку с лупой, навел стекло на текст и шепнул:
— А теперь?
Я замерла. Его рука поверх моей. Горячая сухая ладонь, мозоли слегка царапают кожу. Потянула носом воздух — снова дождь, снова зеленый лес, травяная свежесть… Никуда не годится, Лора. Ни-ку-да.
Посмотрела сквозь стекло: внезапно буквы обрели привычные очертания. И, хоть слова пока не сложились в смысл, текст уже можно было читать. Но… я замерла, когда свободной рукой Эрис осторожно, почти невесомо, коснулся моей шеи там, где позвонки. В этот миг я чувствовала его дыхание, оно щекотало волоски, как будто он наклонился, чтобы… И все прекратилось. Он отстранился так внезапно, что меня обдало прохладным ветерком.
— Эрис?
Я обернулась настолько быстро, насколько получилось — но его уже не было в библиотеке. Такое впечатление, что муж попросту сбежал от нелюбимой жены.
— Так-то, Лора, — пробормотала я.
Под ладонь нырнул Желток, потерся гладкой головой. Что это было, только что?
* * *
Остаток дня пролетел незаметно. Мы с Аантэ снова ходили на прогулку — хвала Заступнице, Релия больше не появлялась. Парк был прекрасен: на открытых площадках пестрели клумбы, пышные, круглые, нарядные, словно пирожные. Желтые дорожки змейками уползали в тень. Нагретый солнцем воздух застыл неподвижно, где-то в листве чирикали и посвистывали птицы. Желток, одурев от свободы, носился взад и вперед по дорожкам, временами подныривая мне под руку, чтоб погладила. Аантэ взяла с собой на прогулку пакет с очищенными орешками, из приятно хрустящей под пальцами коричневой бумаги, Желток очень скоро понял, что орешки — это вкусно, и постоянно их клянчил, смешно бодая выпуклым лбом этот пакет. К слову, угощение с ладони он собирал очень деликатно, как мне показалось, длинным и липким язычком.
Потом Аантэ разоткровенничалась, и я узнала, что она плетет теневые кружева. Мы сразу же пошли смотреть на ее работы. Оказалось, что кружева так называются неспроста: они действительно плелись из тонких волокон тени, Аантэ ловко вытягивала нити прямо из воздуха, там, где не было солнца. В результате получалось что-то невообразимое, наверное, она прикладывала к тени ещё и свою магию — потому что как ещё можно получить совершенно невесомое, но вполне материальное кружево?
Глядя, как я искренне восхищаюсь ее кружевом, Аантэ предложила научить меня. Потом смутилась, вспомнив, что у меня не получится отсутствие света превратить в нити, и тут же пообещала, что выплетет мне особенное кружево, чтобы я могла заказать себе платье для королевского бала.
— Бала? Ты думаешь, что я туда пойду?
Это после того-то, как меня водили на поводке, а все с интересом рассматривали.
— Конечно, пойдете, — невозмутимо ответила Аантэ, которая, конечно же, вряд ли знала историю моего здесь появления, — вы жена лорда из правящей семьи. Как раз через триницу будет бал.
— Триница — это что?
Девушка отложила свои кружева и принялась загибать пальцы, объясняя. Оказалось, что это три раза по пятнадцать дней. Надеюсь, к тому времени меня не будет в городе Теней…
— Вы всех затмите своим туалетом, — продолжала заверять Аантэ, — я уж сделаю вам такую красоту, что все позеленеют от зависти!
Я совсем не хотела, чтобы тени зеленели от зависти, но промолчала, больше думая о том, как отсюда убраться. Хотелось верить, что месяц спустя Эрис отпустит меня сам, что не придется выдумывать и воплощать план побега.
Ужинала я в одиночестве. Желток утомился за день и тихо дремал на салфетке. Я его потом взяла, уложила в тот ларец, в котором его мне принесли, закрыла крышкой и поставила на трюмо в спальне. Хотелось верить, что за ночь с ним ничего не случится. А сама… я не знала, ждать ли мне моего мужа, а если ждать, то для чего. Но все-таки за окном давно стемнело, я переоделась в чистую сорочку и, снова усевшись к зеркалу, принялась разбирать волосы на ночь.
На душе было тоскливо. Неизвестность выматывала. Я нервно дергала запутавшиеся прядки, а из головы не шла мысль о том, что когда-нибудь все это должно да закончиться. Мои злоключения. Ведь не может же все это тянуться до самой смерти? Неужели я больше никогда не стану свободной?
Сумрак шевельнулся за моей спиной, и я, заметив это движение в зеркале, испуганно подскочила. Обернулась, чтобы увидеть мужа, мрачного, как грозовая туча, все в том же шелковом халате. Даже на расстоянии я почуяла его запах — свежести и леса. Мелькнула неуместная мысль о том, что, быть может, он просто принял ванну с ароматной солью?
Я растерянно встала. Сорочка была тоненькой, полупрозрачной, но меня снова спасали волосы, плащом упавшие на плечи. Эрис смерил меня мрачным взглядом, стиснул челюсти, и, как мне показалось, даже кулаки сжал. Снова злится.
— Иди, ложись, — приказал он.
— Эрис…
— Ляг. Просто ляг — и все.
Мне даже показалось, что в его темных глазах полыхнуло алым. Очень зол. На меня, на все, что ему приходится делать. Но почему? В библиотеке, днем… Что там было?
Я вздохнула и покорно двинулась к постели. Что ж, стоит почаще вспоминать слова матушки о главной добродетели женщины. Когда я проходила мимо тени, он резким движением перехватил меня за талию, и снова — раз, два, три — неизмеримо длинных мгновения, когда его ладонь лежит на моем животе, и я чувствую, как мгновенно леденеет все внутри, как уходит чувствительность.
— Не надо, — попыталась я воспротивиться, — я…
— Замолчи. Иди ложись.
Он отпустил меня, я наконец добрела до кровати и, забравшись туда, легла на спину и закрыла глаза. Не знаю, что за мысли у него в голове, но, пожалуй, лучше не перечить… Скрипнула кровать под весом мужчины, мне показалось, что я на лице ощущаю его дыхание. Он смотрел на меня, низко-низко, но я так и осталась лежать, зажмурившись. Кажется, Эрис скрипнул зубами. А затем последовал короткий, отрывистый приказ.
— Ноги раздвинь.
«Зачем ты так?» — взвыла я про себя.
Все это выглядело — да и было — мерзко, грязно. Словно ему было неприятно ко мне прикасаться, но он должен, потому что король приказал. Интересно, фантом тоже делал все через силу?
Чувствуя, что ещё немного, и я расплачусь, выполнила требование. Почувствовала, как он задрал мне сорочку повыше, как подсунул под бедра ладонь. Он был тяжелым, мой муж, но — хвала Матильде — все это продолжалось так же недолго, как и в первый раз. И снова я не чувствовала ничего. Разве что больно было в душе, и при этом медленно пухло, нарастало раздражение. Как такое может быть, что внешне он настолько красив, но при этом совершенная скотина?
Впрочем, Лора, ты ведь совсем не знала мужчин. Возможно, они такие все. Герцог ле Ферн, небось, ещё и зуботычиной бы наградил. И сапогом пнул под ребра, так, для верности.
Когда Эрис откатился в сторону, на бок, я быстро одернула сорочку, и только тогда открыла глаза. Повернулась к нему, хоть горло сжалось в спазме. Вот-вот расплачусь от обиды. Наши взгляды встретились, и я вдруг увидела, даже почти ощутила, что в глубине той тьмы, которая заполняла радужки Аш-исси — боль и агония. Ему было плохо. Так же, как и мне.
— Если тебе так противно, зачем ты приходишь? — тихо спросила я.
Он сжал губы так, что они побелели. А я вдруг сообразила, что он разделся, остался без халата. Я увидела тугие мышцы, напряженные под бледной кожей, и там, где плоть пронзали крючья, остались багровые страшные рубцы, вечное напоминание о том, что с ним делали люди. Глупо предполагать, что после всего этого он будет хорошо к людям относиться вообще, и ко мне в частности.
Но вопрос был задан. Тень молчал, пожирая меня взглядом, а там, в глубине — о-о-о, сколько боли, сколько горечи. Бушующее море, которое грозит смыть и меня, утянуть в пучину.
— Мой брат хочет, чтоб я был образцовым мужем, — наконец процедил он, глядя сквозь меня.
— Может быть, твой брат будет тебе указывать еще, в какой позе тебе быть образцовым мужем?
— Может, и будет, — таким был ответ.
— А если твой брат прикажет тебе удавиться, или отравиться? Что тогда?
Эрис вдруг улыбнулся мне. И такой пронзительно-жалкой показалась мне эта улыбка, что, невзирая ни на что, мне вдруг захотелось его как-то приласкать. Вот так, прижать голову к груди, и гладить, по плечам, по спине, по жутким шрамам, пытаясь их разгладить.
— Ты задаешь очень правильные вопросы, жена, — его голос упал до шепота, — но, видишь ли, когда мы присягаем королю на верность, мы не можем не выполнять его требований. И убить моего брата я тоже не могу, скорее, клятва убьет меня. А умирать мне тоже не хочется. Десять лет я был практически мертв, мертв благодаря вам, людям, а теперь я хочу немножечко пожить. Такое вот странное желание.
— Но не я заточила тебя в подземелье замка. Не я тянула из тебя магию. Я всего лишь тебя освободила. А наказываешь почему-то ты меня.
— Ты — человек, которого мне навязали, и с этим ничего не поделаешь. Меньше всего мне хотелось иметь дело… с людьми.
Он сел на кровати, спина белела в сумраке. Желание, которое рождалось в душе, меня даже напугало: хотелось обнять его за плечи и… да, утешить. Но я повернулась на бок, чтобы не видеть своего мужа. Снова скрипнула кровать. Он поднялся, чтобы уходить.
— Знаешь, — сказала я, — не нужно ходить ко мне каждую ночь… Не нужно. А еще… твой фантом, кажется, лучше тебя. Или я очень ошиблась.
Тишина… Резко обернувшись, я поняла, что, похоже, мои слова канули в никуда. Эриса Аш-исси больше не было в моей спальне.
* * *
Желток, подаренный мужем, выпил мою горечь без остатка, стоило только его погладить. Вот уж воистину, самый полезный подарок нелюбимой жене. И, завтракая в гордом одиночестве, я прикидывала, чем бы себя занять, раз уж супруг мной пренебрегает.
Итак, если отбросить сантименты, дела мои обстояли неплохо. Во-первых, Эрис Аш-исси, хоть и вел себя в спальне не совсем так, как мне бы того хотелось, все же руки не распускал. Почему-то вновь вспомнился Оттон ле Ферн — упаси Матильда попасться к такому. Во-вторых, мне была предоставлена относительная свобода перемещения, по крайней мере, в пределах дома и прилегающего парка. Ну, а в-третьих, с высочайшего позволения я могла пользоваться превосходной библиотекой. Идеи, над чем поразмыслить, у меня были: вероятно, в библиотеке можно отыскать что-нибудь о «промежуточном звене», о котором я была наслышана, а еще, быть может, попытаться приспособить магические плетения для лечения. Жаль, у меня сейчас совершенно не было резерва, но я могла бы попробовать… хотя бы теоретически.
Завершение завтрака принесло сюрприз: служанка, имени которой я не знала, поднесла на серебряном подносе футляр, мастерски оклеенный парчой.