Она слегка отстраняется и смотрит на меня с улыбкой.

— Думаешь? Или правда рад?

— Я рад. Я очень рад, что встретил тебя.

Лейла проводит кончиками пальцев по моим губам.

— А я очень рада, что встретила тебя.

Мы целуемся в неспешном предвкушении, будто уверены, что у нас вся ночь впереди. Но презерватив уже на мне, а она уже направляет меня внутрь.

Но с ней я не тороплю время. Я неторопливо наслаждаюсь ей все отведенное нам время.

Кажется, будто каждая проведенная с ней минута наполняется особым значением.



***



Лейла лежит на животе, а я ласкаю ее спину своими недостойными пальцами.

Дойдя до основания шеи, я погружаю пальцы в ее волосы и начинаю массировать ей затылок.

— Убила бы за тако, — говорит она.

Еще никогда мне не хотелось прочесть мысли девушки так, как хочется прочесть мысли Лейлы. Ее разум работает не как у всех. Лейла говорит все, что думает, и не испытывает ни малейших угрызений совести, заставлявшей ее бы переживать, что она ляпнула что-то не то. Она всегда озвучивает свои мысли беззастенчиво и без капли сожалений. Даже если ее слова ранят.

До этой ночи мне и в голову не приходило, что грубая прямота так сексуальна. Пару минут назад я признался ей, что секс с ней был лучшим в моей жизни, и ожидал услышать от нее ответный комплимент, но Лейла лишь улыбнулась и сказала:

— В моменте всегда так кажется. Но потом встречается кто-то еще, и мы забываем, как хорошо нам вроде было, а потом все повторяется снова.

Я посмеялся. Думал, что она шутит, но ошибся. Тогда я задумался над ее словами и понял, что она была права. Я лишился девственности в пятнадцать и думал тогда, что ничего лучше в жизни не испытаю. Но потом в семнадцать я познакомился с Викторией Джаред, и самый лучший секс у меня случился именно с ней. Потом была Сара Киснер, и еще одна девчонка, которая пробралась в мою спальню в студенческой общаге, потом были еще две или три после нее, а потом и Сейбл. И каждый раз я думал, что лучше просто быть не может. Но, возможно, в действительности каждый раз был не лучше и не хуже, чем предыдущий.

Никто из них не сравнится с Лейлой. В этом я уверен. Как был уверен каждый раз до Лейлы.

— Ты верующий? — спрашивает она.

Ход ее мыслей такой же непоследовательный и внезапный, как и поведение. Наверное, поэтому я так ей увлечен. В одно мгновение Лейла лежит подо мной, впившись ногтями мне в плечи, и выкрикивает мое имя. А в следующий миг уже вещает, лежа на животе, как сильно ей хочется тако. Еще через минуту она забывает о тако и хочет знать, верующий ли я человек. Люди в большинстве своем предсказуемы. Но каждое слово, каждое действие Лейлы похож на сюрприз в подарочной обертке.

— Нет, не верующий. А ты?

Она пожимает плечами.

— Я верю в жизнь после смерти, но не думаю, что я верующая.

— По мне, так наше существование — простая случайность. Мы ненадолго приходим в этот мир, а потом уходим из него.

— Звучит очень угнетающе, — говорит она.

— Да нет. Представь себе рай. Все улыбаются, беспрестанно пребывают в хорошем настроении, не совершают никаких проступков. Мысль о том, чтобы вечно находиться среди людей, которые всю жизнь сыпали мотивирующими цитатами, кажется мне гораздо более угнетающей, чем та, что все это просто заканчивается смертью.

— Не уверена, что я верю именно в такую версию жизни после смерти, — отвечает Лейла. — Я рассматриваю наше существование как последовательную смену реальностей. Быть может, рай один из них. Может и нет.

— Каких реальностей?

Лейла ложится на бок, и когда ее грудь приковывает мой взгляд, она даже не заставляет меня смотреть ей в глаза. Она просто прижимает мою голову к своей груди и переворачивается на спину. Так я и лежу, сжав одну в ладони, а Лейла, небрежно перебирая пряди моих волос, продолжает объяснять.

— Вот представь себе. Утроба — это одна из плоскостей реальности. Будучи зародышем, мы не помним нашу жизнь до попадания в утробу и точно не знаем, есть ли жизнь после нее. Материнская утроба — все, что нам знакомо. Но мы рождаемся и, покидая утробу, попадаем в эту реальность. Мы уже не помним нашу жизнь в утробе и не знаем, чем заканчивается наша жизнь. Но когда она закончится, мы попадаем в другую реальность, и может быть, находясь в ней, точно также не будем помнить эту сферу реальности, как не помним и свою жизнь в утробе. Все это просто разные сферы реальности. Одна следует за другой и за третьей. О существовании одних мы знаем наверняка, в существование других мы просто верим. А ведь могут быть такие сферы реальности, какие мы даже вообразить не в силах. Они могут быть бесконечны. Поэтому я думаю, что мы никогда не умираем.

Я улавливаю логику в ее объяснениях, а может, просто готов согласиться с чем угодно, пока касаюсь ртом ее груди. Обдумываю ее теорию, доставая новый презерватив. Ее версия кажется мне более вероятной, чем сказка о жемчужных воротах, языках пламени и потоках серы.

Я, как и прежде убежден, что есть жизнь, есть смерть, и больше нет ничего.

— Если все так, как ты говоришь, то эта реальность мне нравится больше всех, — признаюсь я, накрывая ее тело своим.

Лейла разводит бедра и улыбается мне в губы.

— Это потому, что ты сейчас в ней.

Я несогласно мотаю головой и вхожу в нее.

— Нет. Она мне нравится, потому что я в тебе.




Глава 2



Я уже несколько минут изучаю Лейлу взглядом, надеясь, что она не проснется сию же минуту. Она спит, а ее рука расслабленно покоится на моей груди. Я стараюсь продлить этот момент, потому что прекрасно знаю, чем заканчиваются встречи на одну ночь. У меня их было предостаточно. Я множество раз сбегал украдкой из чужой постели, но сбегать из этой не хочу.

Надеюсь, что и Лейла этого не хочет.

Я знаю, что она почувствует, когда проснется, и случится это совсем скоро. Она закроет рукой глаза от солнца и начнет озираться по сторонам, силясь вспомнить, как мы здесь оказались. Кто я такой. И как ей от меня отделаться.

Проснувшись, Лейла слегка шевелит пальцами. Проводит ими по моему плечу и тянется к затылку. Не открывая глаз, она прижимает меня к себе, чтобы устроиться под боком.

Я с облегчением осознаю, что она узнает меня и не пытается отстраниться, потому что понимает, где она и с кем.

— Который сейчас час? — тихо бормочет Лейла. Поутру ее голос не струится с прежней легкостью, а больше походит на хриплый шепот, но каким-то чудом спросонья звучит еще притягательнее.

— Одиннадцать.

Она смотрит на меня из-под припухших, перепачканных в туши век.

— Ты знал, что это самое смертоносное время дня?

— В самом деле? — смеюсь я.

— Я узнала об этом в колледже, — кивает она. — В одиннадцать часов утра умирает больше людей, чем в любое другое время.

Мне нравится ее растрепанный вид.

— До чего же ты странная.

— Хочешь принять со мной душ?

Мои губы расплываются в улыбке.

— Хочу до чертиков.



***



Я предположил, что в душ мы идем не для того, чтобы помыться, но ее предложение не оказалось простым предлогом.

Втирая кондиционер в ее волосы, я задаю вопросы, какие в любой другой ситуации не стал бы задавать девушке, с которой у меня случился секс на одну ночь. Но мне многое хочется о ней узнать.

— Аспен твоя единственная сестра?

— Да.

— У вас хорошие отношения?

— Я обожаю ее до одурения, — отвечает Лейла. — Хотя, конечно, не разделяю ее вкус в мужьях, но это не мое дело. — Она оглядывается через плечо. — Знаешь, как его зовут?

— Нет. И как же?

— Чед Кайл.

— Ты прикалываешься, — шепотом отвечаю я.

— Я серьезно. Это его настоящее имя.

— Оно ему подходит или парень заслуживает сочувствия?

— Сочувствия заслуживает обстоятельство, что оно ему подходит, — говорит Лейла. — Он типичный Чед. Богатенький студент, член загородного клуба для избранных, с пикапом в четверть тонны и собакой по кличке Бо.

— Тогда понятно, почему ему нравится группа Гаррета. — Я снимаю душевую лейку и начинаю промывать Лейле волосы. Намокнув, они достают ей до середины спины. Я никогда раньше не мыл девушке голову, но это кажется мне по-своему чувственным. Как и форма ее головы, которая идеально ложится в мою ладонь. — У тебя сексуальная голова.

— Как голова может быть сексуальной?

Я закрываю ей глаза, чтобы в них не попал шампунь.