— Не совсем, — возразил Игорь. — При поступлении в СИЗО я прошел первичный медицинский осмотр у дежурного врача, который обнаружил на моем теле следы побоев. Результаты медосмотра внесены в мою амбулаторную карту, а поскольку происхождение своих синяков и ссадин я пояснил тем, что меня избивали ногами сотрудники УБОПа в первый день моего задержания, был составлен соответствующий акт, который подписали дежурный помощник и начальник караула.
— Почему до ареста ты не делал никаких заявлений о том, что тебя якобы побили сотрудники милиции?
— Потому что пока я находился в лапах этих самых сотрудников милиции, жаловаться на их же беспредел было себе дороже, а направление на прохождение судмедэкспертизы, чтобы я мог зафиксировать нанесенные ментами побои, мне, понятное дело, в ментовском же ИВС никто бы не дал. А вот после ареста меня перевели из ИВС в СИЗО, где я был уже обязан пройти первичный медосмотр, что было в моих же интересах. Так что есть доказательства того, что ко мне применялись недозволенные методы следствия.
— Ну ты и фрукт, Еремин. Ничего, и не таких обламывали…
— Так же, как ты Купреянова обломал? Поверь, ты жестоко ошибаешься, если думаешь, что его смерть сойдет тебе с рук. Слишком уж резонансное это преступление для нашего города — заказное убийство владельца «Восточного» рынка, чтобы наша пресса оставила его без внимания. И будь уверен, любые твои незаконные методы следствия станут достоянием гласности со всеми вытекающими для тебя последствиями, — перешел в атаку Игорь, рассудив, что в его положении лучшая защита — это нападение.
— Да кто ты такой, чтобы мне угрожать?
— Журналист, из-за которого сняли теперь уже бывшего прокурора области Краснобока.
— Как это? — насторожился Ползучев.
— Да вот так. Материалы моего журналистского расследования о вопиющей коррумпированности нашего тогда главного областного законника были опубликованы в газете, и Генеральная прокуратура должным образом отреагировала на эту публикацию. Ну, есть такая статья в УПК, согласно которой сообщения о преступлениях, опубликованные в прессе, могут быть основанием для возбуждения уголовного дела. Так что свободную прессу не зря называют «четвертой властью», и будь уверен, «важняк», после обнародования в СМИ твоих методов следствия — а смерть Павла Купреянова на твоей совести — мы с тобой очень скоро поменяемся местами, — пообещал Игорь.
Выслушав эту тираду, Ползучев не сразу нашелся, что ответить подследственному. Скандально известный журналист попал в болевую точку — огласка в этом деле была совершенно не нужна. А если Еремин накатает жалобу куда следует и Генпрокуратура выявит, что все его дело шито белыми нитками, выговором тут не отделаешься. Еще не поздно дать задний ход и отпустить этого журналюгу под подписку о невыезде, чего, собственно, тот своим «наездом» и добивался, но Ползучев решил, что на свободе такой строптивый подследственный доставит ему больше неприятностей, чем в изоляции. Нужно только ужесточить ему режим содержания, чтобы он не смог ничего передать своим вездесущим собратьям по перу.
— Ну что ж, — пожал плечами Ползучев, — так и отметим в обвинительном заключении, что вместо раскаяния в совершенном преступлении ты угрожал следователю.
— Какое раскаяние? В чем?! — возмущенно выкрикнул Игорь. — К твоему прокурорскому сведению, существует такое юридическое понятие, как презумпция невиновности. И в нашей Конституции, которая является Основным Законом, записано, что человек считается невиновным, пока его вина не будет доказана в законном порядке и установлена обвинительным приговором суда, а обвинения не могут основываться на доказательствах, полученных незаконным путем. Или для особо важных следователей законы не писаны? — с сарказмом осведомился он.
— Если ты и в суде будешь так выделываться, как сейчас, тебе ни один адвокат не поможет, — предупредил Ползучев.
— Я никаких преступлений не совершал, и потому адвокат мне не нужен. А от ментовско-прокурорского произвола я и сам могу себя защитить, — решительно заявил Игорь.
— Ну что ж, обвиняемому у нас обеспечивается право защищать себя лично, — согласился Ползучев. — Только учти, тем, кто не признал свою вину, суд дает по максимуму. Так что у тебя одна возможность облегчить свою участь — это чистосердечно раскаяться и активно содействовать следствию в изобличении других участников преступления. Меня в первую очередь интересует твой коллега Ладогин, как организатор заказного убийства. Дашь показания против него — это зачтется тебе как активная помощь следствию, а я постараюсь, чтобы ты отделался условным сроком. В общем, я делаю тебе предложение, от которого ты не можешь отказаться.
— Условный, говоришь? Ну да, у нас ведь самый гуманный в мире суд — ни за что много не даст, — усмехнулся Игорь. — Все с тобой ясно, «важняк». Раскрыть это заказное убийство тебе не светит, вот ты и решил все повесить на первых попавшихся под руку, то бишь на меня с Купреяновым, так удачно задержанных доблестной охраной на месте преступления. Только вот с заказчиком как будешь выкручиваться? Ну что это за раскрытие заказного убийства без заказчика? Впрочем, я догадываюсь, кто у тебя пойдет по делу заказчиком — погибшая Римма Кузьменко. Эта девица заказывала нам слежку за Баранниковым, стало быть, она и заказчица убийства. Дедуктивный метод, так сказать, в действии, а ты у нас прям Эркюль Пуаро, Шерлок Холмс и Мегрэ в одном флаконе, — язвительно заметил он.
— Твоя ирония сейчас совершенно неуместна. Ты принимаешь мое предложение или нет? — нервно осведомился Ползучев.
— Какое? Оговорить Ладогина? Да пошел ты с такими предложениями сам знаешь куда, — сказал как отрезал Игорь.
— Я знаю, куда ты сейчас отправишься, — сквозь зубы процедил Ползучев и вызвал конвоира.
* * *
По возвращении в прокуратуру следователя Ползучева ждал неприятный сюрприз. Объявленный им в розыск Илья Ладогин объявился сам, но не с повинной, а с «наездом». Неожиданный визит главного подозреваемого, который буквально ворвался к нему в кабинет, застал «важняка» Ползучева врасплох. Теоретически он должен был немедленно арестовать Ладогина, но, столкнувшись с ним лицом к лицу, Юра сейчас не мог проявить свою власть. Наоборот, это Ладогин припер его к стенке. Пока Ползучев в СИЗО склонял Игоря Еремина к сотрудничеству со следствием, Ладогин в канцелярии городской прокуратуры официально зарегистрировал заявление о неправомерных действиях старшего следователя Ползучева, повлекших смерть незаконно задержанного Павла Купреянова.
Когда секретарь канцелярии показала ему это заявление, Юру прошиб холодный пот — если откроется, что он подделал протокол допроса Купреянова, за это можно и под статью угодить…
— Да я и сам в шоке, оттого что он себе вены вскрыл, — лихорадочно соображая, как ему выкрутиться из этой щекотливой ситуации, оправдывался он перед Ладогиным.
— А ты в курсе, что в Уголовном кодексе есть статья за доведение потерпевшего до самоубийства? — буравя взглядом вжавшегося в кресло «важняка», спросил Ладогин. — Если это было, конечно, самоубийство, а не убийство, что я обязательно выясню.
— Илья, привет! — окликнула его заглянувшая в кабинет Зоя Василевская. — Хорошо, что я тебя застала. Прокурор поручил мне провести проверку по твоему заявлению.
— Привет, Зоя! — отозвался тот. — Вот как раз беседую по душам с вашим важным следователем о том, как так получилось, что после его допроса Пашу Купреянова нашли в камере мертвым.
— Я к нему по тому же делу, — сказала Зоя. — Юра, — обратилась она к Ползучеву, — и я, и Илья Александрович, с которым ты, я вижу, уже успел познакомиться, хорошо знали Павла Купреянова. Я работала с ним по раскрытию многих резонансных дел, и поверь мне, Павел был мужественным человеком и не стал бы резать себе вены из-за того, что его посадили в ИВС. Что такого экстраординарного могло произойти у тебя на допросе, что он решил свести счеты с жизнью?
— Все, что касается расследования данного уголовного дела, ни вас, уважаемая Зоя Юрьевна, ни тем более Илью Александровича, с которого, кстати, я должен взять подписку о невыезде, поскольку он проходит по этому делу в качестве подозреваемого, я знакомить с материалами досудебного следствия не имею права. Тайна следствия, знаете ли. А следователь является процессуально независимым лицом, так что давить на меня не нужно, — приосанившись, ответил Ползучев.
— Юра, вот только не надо рассказывать про свою процессуальную независимость. Мы с тобой все же коллеги, — напомнила Зоя. — Но если ты решил стать в позу, я сейчас пойду к Щепкину и попрошу, чтобы он передал это уголовное дело мне. Прокурор, как ты знаешь, имеет право передавать уголовное дело от одного следователя другому с обязательным указанием оснований такой передачи. Необъяснимое самоубийство Купреянова после твоего допроса, думаю, достаточное основание отстранить тебя от дальнейшего расследования. Ну что, мне идти к прокурору? — спросила она.
От перспективы, что сфабрикованное им дело передадут на расследование дотошной Василевской, Ползучева бросило в жар.
— Зоя Юрьевна, я Илье Александровичу уже сказал, что недозволенных мер ведения следствия к Купреянову никто не применял. В ИВС его, как бывшего сотрудника милиции, поместили в отдельную «ментовскую» камеру. Ну кто же мог предвидеть, что он ночью незаметно от контролеров и сокамерников вскроет себе вены? В ИВС уже провели служебное расследование, и за допущенный суицид все виновные понесли наказание. От меня-то что вы хотите? Я ж не Господь Бог, воскресить вашего Купреянова не могу, — беспомощно развел руками он. В голове у него уже созрел план, как выйти сухим из воды, а заодно отомстить Ладогину за пережитое унижение, когда его, старшего следователя прокуратуры по особо важным делам, в его же собственном кабинете допрашивал какой-то отставной капитан милиции.
— От тебя мы хотим услышать правду и ничего, кроме правды, — сказал ему Илья.
— Юра, может, у тебя есть какие-то версии того, что случилось с Купреяновым? — спросила Зоя.
— Версии есть, но при гражданине Ладогине, который, повторяю, проходит по этому делу в качестве подозреваемого, я не могу их с вами обсуждать, Зоя Юрьевна, — ответил Ползучев.
— И в чем это меня подозревают? — осведомился Илья.
— Убита ваша клиентка, с которой вы заключили договор на слежку за владельцем вещевого рынка, который тоже был убит. Вам этого мало? И заметьте, оба эти убийства совершены в один день и примерно в одно и то же время, то есть прослеживается прямая связь между этими убийствами. И вы еще будете утверждать, что не причастны к этому делу? — напустился на него Ползучев.
— Как частный детектив, я провожу собственное расследование данных преступлений. И если мне удастся выйти на след преступников, я, разумеется, сразу сообщу об этом в прокуратуру, — заверил Илья.
— Юра, помощь частного детектива будет тебе только на пользу, — заметила Зоя.
— Ну, если так стоит вопрос, то любую помощь следствию я могу только приветствовать, — пошел на попятную Ползучев.
— Так что ты думаешь по поводу Купреянова? — повторила она вопрос.
— Объяснение его самоубийства у меня одно — он не смог пережить того, что из-за него погибла девушка, которую он впутал в это дело. Я говорю о Римме Кузьменко, заказавшей слежку за Баранниковым. Не выдержав, так сказать, мук совести, да еще если учесть, что ему грозил немалый срок за организацию заказного убийства, ваш Купреянов решил тихо уйти из жизни. Предвидеть, что он пойдет на такое, я не мог. Поэтому все ваши обвинения в мой адрес абсолютно беспочвенны, — снова развел руками Ползучев.
— Что за бред ты несешь, «важняк»? — изумился Илья.
— К сожалению, не бред, — пожал плечами тот. — Я понимаю, трудно поверить, что ваш товарищ, которого вы знали много лет, решился на столь тяжкое преступление. Но как ни прискорбно, это так. Я пока еще не знаю, какую сумму ему предложили за устранение владельца рынка «Восточный», но, думаю, немалую.
— Юра, это все твои домыслы или доказанный факт? — осведомилась Зоя.
— Это версия, основанная на показаниях самого Купреянова, — ответил Ползучев. — О своих связях с Кузьменко он, правда, ничего не говорил, но я видел его реакцию, когда сообщил ему о ее гибели. Он был настолько потрясен, что мне пришлось прервать допрос, чтобы он взял себя в руки и успокоился, — вдохновенно врал Юра. «Мертвые сраму не имут», — цинично рассудил он, поэтому решил все свалить на Купреянова с Кузьменко, сделав из них сообщников заказного убийства Баранникова. Пусть теперь Ладогин с Василевской попробуют опровергнуть его версию…
— То есть ты считаешь, что Купреянов втайне от Ладогина использовал возможности своего детективного агентства для организации заказного убийства? — уточнила Зоя.
— Ну, втайне или нет, это следствию еще предстоит выяснить, так что подозрений с Ильи Александровича по этому делу я пока не снимаю и должен допросить его в качестве подозреваемого, — ответил ей Ползучев.
— Илья, а ты что скажешь на это? — спросила Зоя.
— Как говорил кардинал Мазарини, «считайте всех людей честными, но относитесь к ним так, как если бы они были мошенниками». Пашке я доверял, как себе. И что-то слабо верится, чтобы ради даже очень больших денег он согласился бы стать преступником. Он был розыскник, как говорят, от бога, и самому превратиться в того, с кем он всю жизнь боролся? Не верю…
— У каждого есть своя цена, вот вашему Купреянову его цену и заплатили, — заключил Ползучев.
— Не суди о других по себе, — посоветовал ему Илья.
Ползучев эту реплику предпочел оставить без ответа. Главное, что ему удалось посеять у Ладогина сомнения в невиновности Купреянова. Теперь и его самого следовало плотно привязать к этому делу, допросив в качестве подозреваемого. А подозреваемым признается задержанный, в отношении которого возбуждено уголовное дело, либо лицо, к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения. Задержать Ладогина сейчас Юра не решился бы, но, чтобы закрепить его в статусе подозреваемого, достаточно было взять с него подписку о невыезде, являющейся одной из самых мягких мер пресечения, что он не откладывая в долгий ящик и сделал.
Илья понимал, что связывает себя этой подпиской по рукам и ногам, но за отказ дать письменное обязательство не покидать город без разрешения следователя и в назначенный срок являться по его вызовам в прокуратуру Ползучев имел полное право вынести постановление о заключении его под стражу. Естественно, что перспективе угодить в СИЗО Ладогин предпочел подписку о невыезде.
Первый допрос Ладогина Ползучев провел чисто формально. Ладогин, понятное дело, свою причастность к организации заказного убийства отрицал, а на момент убийства Риммы Кузьменко у него было алиби — он весь день находился в офисе, пока ему не позвонил следователь райотдела, который попросил привезти договор с этой Кузьменко. По пути в райотдел Ладогин решил заехать к ней, но нашел ее утонувшей в ванне. Первым обнаружил труп Кузьменко ее сосед. Ладогин же дождался прибытия наряда милиции и дал дежурному следователю прокуратуры необходимые пояснения, после чего поехал в райотдел выручать своих задержанных детективов, но не застал их, так как Купреянова с Ереминым к тому времени уже забрали в УБОП.
При недостаточности улик для изобличения подозреваемого следователю рекомендуется попытаться получить их от допрашиваемого, используя для этого противоречия в его показаниях и те сведения, которые он сообщил по неосмотрительности (оговорки). Ползучев поймать Ладогина на каких-то противоречиях в его показаниях и не пытался. Доказательства вины подозреваемого при первом допросе чаще всего не предъявляются, так как на начальном этапе расследования следователь еще не располагает достаточными доказательствами причастности подозреваемого к совершенному преступлению. Поэтому Ползучев не сильно переживал из-за того, что сейчас он не мог предъявить Ладогину какие-то конкретные обвинения. На данный момент достаточно было и того, что Ладогин допрошен как подозреваемый, и если понадобится, то за доказательствами его вины дело не станет. Есть показания Купреянова, что он с Ереминым собирал информацию о Баранникове и прикрывал отход киллера по указанию Ладогина, и если удастся убедить Еремина подтвердить эти показания, то Ладогин автоматически перейдет из подозреваемых в обвиняемые. Этого уже достаточно, чтобы отправить Ладогина на скамью подсудимых. А когда тот суд будет — через месяц или через год, — это уже не от него зависит. К тому же личность киллера еще не установлена и вряд ли кто его когда-нибудь задержит. При таком уровне организации заказного убийства киллер наверняка в тот же день покинул страну и загорает сейчас где-нибудь на Канарах. Ищи-свищи его теперь… Да Юра не очень-то и был заинтересован в поимке непосредственного исполнителя, показания которого могли разрушить придуманную им схему преступления, которая выглядела примерно так: Купреянов, получив через Римму Кузьменко заказ убить Баранникова, будучи сам профессиональным снайпером, находит киллера из круга своих бывших сослуживцев. Он же обеспечивает снайпера информацией о заказанном владельце вещевого рынка и прикрывает его после исполнения акции. Саму Кузьменко устраняют как посредника в этом деле, чтобы следствие не смогло выйти через нее на заказчика.
Причастность к этому заказному убийству Еремина и Ладогина желательна, но необязательна. Все можно списать на Кузьменко и Купреянова — уголовное дело в отношении них уже закрыто в связи с их смертью. С киллером еще проще — предварительное следствие по нему приостанавливается в связи с тем, что лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено. То же самое и с неустановленным заказчиком убийства Баранникова — следствие приостанавливается, и Юра может забыть об этом деле, проблем от которого куда больше, чем реальной выгоды.
По окончании допроса Ладогина Василевская потребовала от него, чтобы он немедленно освободил из-под стражи незаконно, по ее мнению, арестованного Еремина, на что Юра жестко ответил, что такие просьбы он рассматривает как попытку препятствовать производству по расследуемому им уголовному делу. Зоя Василевская, понимая, что избрание меры пресечения — это прерогатива ведущего расследование следователя, настаивать на освобождении Еремина не стала, но опять подняла вопрос о странном самоубийстве Купреянова.
— Зоя Юрьевна, все свои соображения по этому поводу я вам уже высказал. И совершенно с вами согласен, что это самоубийство выглядит более чем странным. Например, так и осталось невыясненным, откуда у Купреянова, находящегося в камере, взялся клофелин, которым тот усыпил и себя, и своих сокамерников, чтобы они не подняли тревогу, когда он станет вскрывать себе вены.
— А вот с этого момента поподробнее, — попросила она.
— На данный момент следствию известно только то, что в крови Купреянова и его сокамерников был обнаружен клофелин. Причем доза была такая, что они могли и не проснуться.
— Следователь по особо важным делам, а тебе не приходило в голову, что эта загадочная история с клофелином может быть преднамеренным убийством? — спросил Ладогин. — Как, например, тебе такая версия: кто-то из надзирателей, подсыпав, допустим, в чай ударную дозу клофелина, дождался, когда все крепко уснут, зашел в камеру и перерезал вены спящему мертвым сном Купреянову.
— Юра, а ведь это единственно возможная версия его «самоубийства», — заметила Зоя.
— Почему единственная? — скептически осведомился тот.
— Да потому что изолятор временного содержания — это не проходной двор и только контролер ИВС может открыть камеру, — ответила она.
— Меня другое напрягает, — сказал Илья. — Если моя версия верна, то организовать убийство в стенах ИВС мог только тот, кто имеет связи в ИВС, то есть человек из нашей системы — бывший или действующий сотрудник милиции, кто-то из прокурорских…
— Это вы на меня, что ли, намекаете?! — оскорбился Ползучев.
— Понимаешь, Юра, дело в том, что тот, кто заинтересован в устранении Купреянова, должен быть хорошо осведомленным о ходе твоего расследования. И тут возможны два варианта — или ты сам проболтался кому не следовало, или твой кабинет прослушивается, что прямо сейчас можно и проверить, — предложил Илья.
Против проверки своего кабинета на предмет прослушивающих устройств Юра не возражал, и через пять минут Илья предъявил ему маленькую коробочку со светодиодным индикатором, которую он обнаружил под верхней доской его рабочего стола.
— Это «GSM-жучок» с функцией активации голосовой речью или другим шумом, — пояснил он. — Радиус захвата этого «жучка» около 10 метров. Он обеспечивает прослушивание не только помещений, но и телефонных линий. Без дополнительной подзарядки в режиме ожидания может работать трое суток. И, судя по тому, что батарея у этого «жучка» почти разряжена, установили его тебе дня три назад. Выходит, что кто-то, очень заинтересованный в том, чтобы знать, как продвигается расследование заказного убийства Баранникова, слышал твой допрос Купреянова слово в слово, после чего этот неизвестный решил срочно от него избавиться.
— Я в шоке, — опасливо косясь на «жучок», признался Юра. — Он и сейчас нас прослушивает?
— Нет. Я сразу же его отключил, — успокоил его Илья. — Как думаешь, Юра, кто мог взять тебя на прослушку?
— Может, СБУ? Эти могут прокурорских пасти…