— Что ж, хорошо, — придя к какому-то мнению, медленно произнес Давенпорт. — Я попрошу Доуэна подготовить отчет.
Ага. И пройдет еще неделя-другая, прежде чем я этот отчет увижу. Нет уж. Будь что будет!
— А вы можете на словах обрисовать ситуацию? — мило улыбнулась опекуну. — Я хотела бы заняться ремонтом особняка, и должна понимать, на что рассчитывать.
— Ремонтом? — переспросил Давенпорт, и в его глазах мелькнуло недоумение.
— Ну да. Разве можно жить в этой лавке старьевщика?
Нет, по большому счету, меня мало волновала обстановка чужого дома. Но как еще, если не ремонтом, объяснить свое желание разрушить стену в спальне?
Давенпорт молчал. Смотрел на меня и молчал, а я чувствовала себя все неуютнее под его испытующим взглядом. «Все нормально. Все хорошо. Я — леди Изабелла Бернстоф, меня не нужно ни в чем подозревать», — безмолвно твердила я, пытаясь внушить эту мысль опекуну, вот только уверенности, что мое внушение сработает, не было.
— Белла, вряд ли это желание можно назвать разумным, — сказал, наконец, Давенпорт, а мне захотелось выругаться.
Ну почему с ним так сложно?! Если на каждый пустяк придется брать разрешение этой ледышки, долго я не выдержу. Кто бы знал, как трудно притворяться нежным цветочком Беллой!
Я заставила себя сосчитать до десяти, а потом невинно поинтересовалась:
— Почему?
— Ты еще недостаточно оправилась после падения. Тебе нужен покой.
— Но я прекрасно себя чувствую.
— Разве?
Многозначительный взгляд темных глаз остановился на моих ногах.
— Да, — немного резче, чем хотелось бы, ответила я.
Не нужно напоминать о моей беспомощности. Она временная. И однажды я обязательно смогу ходить. По-другому и быть не может.
— Что ж, денег у тебя достаточно. Хватит на долгую безбедную жизнь, — после паузы сказал Давенпорт, но не успела я обрадоваться, как он добавил тоном, не терпящим возражений. — Однако в данный момент я не вижу никакой необходимости в ремонте.
Вот как? Это еще почему?
Внутри вскипало раздражение. С какой стати этот чужой и равнодушный человек решает, что мне можно, а чего нельзя? С малых лет я привыкла сама управлять своей жизнью. Еще и тетю Фиму, с ее поразительной непрактичностью, на себе тянула. А тут — пожалуйста! Какой-то иномирный лорд диктует мне, как жить.
При воспоминании о тетушке в душе шевельнулась тоска. Урода, сбившего тетю Фиму на пешеходном переходе, так и не нашли — ни полиция, ни частный детектив, которого я наняла по наводке подруги Таньки. «Безнадежное дело, — через пару месяцев поисков заявил мне бывший мент, занимающийся сыском. — Уверен, тачка краденная, и, скорее всего, ее уже давно на запчасти разобрали». И он посоветовал забыть о мести, и жить дальше. Если бы это было так просто! Стоило представить, что урод, убивший тетю Фиму, спокойно наслаждается жизнью, как меня начинало трясти. И хотелось кричать от бессилия. Тетя Фима, она же была как ребенок. Никогда никому слова плохого не сказала, всем верила, постоянно кому-то помогала. Сколько раз я свою «святую простоту» из всяких передряг вытаскивала! То ей акции несуществующего завода втюхать пытались, то пожертвования на тибетский ашрам выманивали, то экстрасенс Гоша сеанс общения с загробным миром устроил, содрав с тетушки кругленькую сумму. Хорошо, что я вовремя из отпуска вернулась. Деньги у проходимца забрала, а его самого с лестницы спустила. А тетя Фима только вздыхала и говорила, что у Гоши очень просветленная аура, и он просто не способен кого-либо обмануть.
Я с трудом заставила себя отвлечься от прошлого, и твердо посмотрела в холодные глаза опекуна.
— Вы уверены, что в ремонте нет необходимости? Это ведь не вам приходится жить в окружении… старых вещей.
Я в последний момент заменила слово рухлядь на более нейтральное, и обвела рукой плотно заставленный кабинет.
— Половину из которых, между прочим, давно пора выкинуть. И вообще, я могу сама решить, что мне делать.
— Не можешь, — процедил опекун, заставив меня поперхнуться от возмущения.
— Что?
— Ты вольна распоряжаться только ежемесячной суммой содержания, и не более того. На любые крупные траты необходимо согласие опекуна, а я его не дам.
— Но почему?
— Потому что это неразумно.
Да что ж такое-то! Я с трудом сдержала рвущиеся с языка ругательства.
— И какова сумма моего содержания? — постаравшись взять себя в руки, невинно поинтересовалась у опекуна.
— Двести ронов, — ответил тот, и поднялся из-за стола.
На идеально отглаженном костюме не осталось ни одного залома, ни единой складочки. Темно-синее, почти черное сукно плотно облегало прямые плечи и ровную спину, длинный ряд застегнутых пуговиц придавал сюртуку форменный вид.
— Тебе пора отдыхать, — сухо произнес Давенпорт.
Он подошел ко мне, взялся за спинку кресла и покатил его к дверям.
— Но мы не договорили!
— Разговор окончен, Изабелла, — твердо произнес опекун и выкатил кресло в коридор. — И возвращаться к нему мы не будем.
— Получается, мое мнение ничего не значит? — тихо спросила я, хотя больше всего на свете мне хотелось громко выругаться и послать Давенпорта по известному каждому русскому человеку маршруту.
— Белла, ты слишком юна и неопытна, и совсем не представляешь тягот жизни, — голос опекуна зазвучал чуть мягче. — Поверь, я знаю, что для тебя будет лучше.
Ну-ну. Значит, сиди, девочка, и не рыпайся, взрослый дядя все за тебя решит. Что ж, это он зря. Я не Белла. И не собираюсь покорно подчиняться чужой воле.
— Сколько мне осталось до совершеннолетия?
Я сжала подлокотники кресла, уговаривая себя не заводиться.
— Три года.
— Так долго?!
Я все-таки выругалась на великом и могучем. Да что ж такое-то! Столько я точно не выдержу!
— Что ты сказала? — переспросил Давенпорт и остановился.
— Не обращайте внимания. Старый диалект. Скажите, а сколько мне сейчас?
— Ты действительно не помнишь? — в глазах опекуна мелькнуло сомнение. — Месяц назад исполнилось семнадцать.
Кошмар. Совсем ребенок. Глупый, как думает Давенпорт, и капризный ребенок. И что теперь делать? При всем желании мне не удастся долго притворяться юной наивной девочкой. Да у меня уже не получается. Что ни слово — то прокол, что ни попытка пообщаться с местными — то сплошные подозрения с их стороны. Но что делать, если мы с Беллой такие разные? Да я даже в ее возрасте не была наивным тепличным цветочком. Жизнь с тетей Фимой заставила меня рано повзрослеть, и взять на себя обязанности по устройству нашей жизни. Тетушка была очень доброй, но совершенно не практичной. Могла накупить на последние деньги экзотических фруктов или икры, а то и торт какой-нибудь дорогущий прихватить. «Мне так хотелось тебя порадовать», — расстроенно говорила она, когда оказывалось, что до ее зарплаты осталась еще неделя, а деньги уже закончились. Так что в четырнадцать лет я забрала у тети Фимы «бразды правления», и сама вела наш бюджет. А в пятнадцать уже обшивала знакомых, с легкостью освоив пылившуюся в шкафу швейную машинку. «Хорошо, что ты такая практичная, Диночка, — вздыхала тетя Фима. — Я бы без тебя точно пропала». И при этом она забывала о том, что без нее пропала бы я. Не знаю, что со мной было бы, не появись тетя Фима в Томске.
Впрочем, сейчас об этом лучше не думать, а то я расклеюсь. А мне нужно быть собранной и спокойной, как никогда. Но как прикажете быть спокойной, когда тут такое творится?
— Ужас какой-то, — расстроенно прошептала я, но Давенпорт услышал.
— И что тебя так опечалило? — холодно уточнил он.
— Да так, ничего.
Мне не хотелось говорить о своих чувствах. Нет, я понимала, что Белла молода, но семнадцать… Это уже совсем ни в какие ворота. Я думала, ей хотя бы восемнадцать есть. Или девятнадцать. А тут — ребенок. Теперь понятно, почему Давенпорт так ко мне относится.
— Я хочу подняться к себе.
Я посмотрела на опекуна Изабеллы. В его глазах застыло выражение, которое мне совсем не понравилось. Казалось, Давенпорт чем-то озадачен.
— Я помогу, — спустя пару секунд сказал он, и его взгляд снова стал непроницаемым.
— Не нужно. Спасибо, что уделили мне время, но я не хочу вас задерживать.
Я вскинула голову и нажала на рычажок, направляя кресло в сторону лестницы. Внутри бурлило возмущение, и я боялась, что еще немного — и оно прорвется наружу.
— Белла, ты уверена, что с тобой все в порядке? — не отставал Давенпорт.
Он шел следом, и я никак не могла избавиться от его присутствия. А хотелось.
— Да, благодарю, не беспокойтесь.
Не знаю, откуда в моей памяти всплыли нужные вежливые выражения, но появились они весьма своевременно. Не иначе, злость помогла.
Я еще раз нажала на рычажок, под креслом поплыли ступени лестницы, и опекун, наконец, отстал. Он взялся за перила, собираясь подняться следом, но в последний момент передумал.
— Завтра утром я зайду, — донеслись до меня его слова.
— Не нужно. Не тратьте на меня свое драгоценное время.
Разумеется, мне хотелось сказать все это совсем другими словами, но толку с того? Разве это что-то изменит? Нет. Только вызовет ненужные подозрения. Ох, как же мне не хватало знаний об этом мире, и о том, какой была Изабелла Бернстоф! И ведь спросить толком не у кого. Половина слуг меня боится, вторая половина тут же побежит доносить опекуну. Может, попробовать поговорить с Розой? Она не показалась мне излишне пугливой.
— До свидания, лорд Давенпорт, — оказавшись на площадке между пролетами, обернулась к опекуну. — Хорошего вам дня.
И это были последние вежливые слова, которые я сумела из себя выдавить. Стоило оказаться в комнате, как я скинула с плеч надоевшую шаль и минут пять от души рассказывала, где я видела заботу опекуна, и его самого в придачу.
И только выговорившись, сумела успокоиться и подумать, что делать дальше. А потом спустилась вниз, в библиотеку, осмотрелась, выбрала несколько книг по истории Дартштейна, и вернулась к себе.
— Ну-ка, посмотрим, — пробормотала, открывая первый том. — Куда именно закинула меня судьба? Надеюсь, тут найдутся нужные ответы.
***
Что ж, чутье не подвело. В трех толстых красочных фолиантах, которые я выбрала из множества других, было все, что мне хотелось узнать о новой родине. И даже больше.
Листы мелькали один за другим, факты откладывались в голове, привычно разделяясь на важные и не очень, и устройство нового мира переставало быть тайной, выстраиваясь в четкую схему. И чем больше я погружалась в историю страны, тем больше земных аналогий у меня возникало. Дарт-Остенская империя чем-то напоминала Австро-Венгерскую. Помню, в школе я увлекалась историей дореволюционной России, и неплохо разбиралась в мировых событиях тех времен. Так вот, история Дартштейна очень походила на аналогичную земную. В империю входили несколько бывших независимых королевств: Дартштейн, Кроненгауд, Остенбрюге, Уждоль и Вакария. Артакия, в которой жили оборотни, формально тоже принадлежала империи, но там действовали собственные законы и правила. Видимо, волки сумели отстоять свою независимость от власти императора. Да-да, у них тут и император имелся, и канцлер, и Совет. Вот только магия… В жизни дартов ей отводилась главная роль.
Ага. И пройдет еще неделя-другая, прежде чем я этот отчет увижу. Нет уж. Будь что будет!
— А вы можете на словах обрисовать ситуацию? — мило улыбнулась опекуну. — Я хотела бы заняться ремонтом особняка, и должна понимать, на что рассчитывать.
— Ремонтом? — переспросил Давенпорт, и в его глазах мелькнуло недоумение.
— Ну да. Разве можно жить в этой лавке старьевщика?
Нет, по большому счету, меня мало волновала обстановка чужого дома. Но как еще, если не ремонтом, объяснить свое желание разрушить стену в спальне?
Давенпорт молчал. Смотрел на меня и молчал, а я чувствовала себя все неуютнее под его испытующим взглядом. «Все нормально. Все хорошо. Я — леди Изабелла Бернстоф, меня не нужно ни в чем подозревать», — безмолвно твердила я, пытаясь внушить эту мысль опекуну, вот только уверенности, что мое внушение сработает, не было.
— Белла, вряд ли это желание можно назвать разумным, — сказал, наконец, Давенпорт, а мне захотелось выругаться.
Ну почему с ним так сложно?! Если на каждый пустяк придется брать разрешение этой ледышки, долго я не выдержу. Кто бы знал, как трудно притворяться нежным цветочком Беллой!
Я заставила себя сосчитать до десяти, а потом невинно поинтересовалась:
— Почему?
— Ты еще недостаточно оправилась после падения. Тебе нужен покой.
— Но я прекрасно себя чувствую.
— Разве?
Многозначительный взгляд темных глаз остановился на моих ногах.
— Да, — немного резче, чем хотелось бы, ответила я.
Не нужно напоминать о моей беспомощности. Она временная. И однажды я обязательно смогу ходить. По-другому и быть не может.
— Что ж, денег у тебя достаточно. Хватит на долгую безбедную жизнь, — после паузы сказал Давенпорт, но не успела я обрадоваться, как он добавил тоном, не терпящим возражений. — Однако в данный момент я не вижу никакой необходимости в ремонте.
Вот как? Это еще почему?
Внутри вскипало раздражение. С какой стати этот чужой и равнодушный человек решает, что мне можно, а чего нельзя? С малых лет я привыкла сама управлять своей жизнью. Еще и тетю Фиму, с ее поразительной непрактичностью, на себе тянула. А тут — пожалуйста! Какой-то иномирный лорд диктует мне, как жить.
При воспоминании о тетушке в душе шевельнулась тоска. Урода, сбившего тетю Фиму на пешеходном переходе, так и не нашли — ни полиция, ни частный детектив, которого я наняла по наводке подруги Таньки. «Безнадежное дело, — через пару месяцев поисков заявил мне бывший мент, занимающийся сыском. — Уверен, тачка краденная, и, скорее всего, ее уже давно на запчасти разобрали». И он посоветовал забыть о мести, и жить дальше. Если бы это было так просто! Стоило представить, что урод, убивший тетю Фиму, спокойно наслаждается жизнью, как меня начинало трясти. И хотелось кричать от бессилия. Тетя Фима, она же была как ребенок. Никогда никому слова плохого не сказала, всем верила, постоянно кому-то помогала. Сколько раз я свою «святую простоту» из всяких передряг вытаскивала! То ей акции несуществующего завода втюхать пытались, то пожертвования на тибетский ашрам выманивали, то экстрасенс Гоша сеанс общения с загробным миром устроил, содрав с тетушки кругленькую сумму. Хорошо, что я вовремя из отпуска вернулась. Деньги у проходимца забрала, а его самого с лестницы спустила. А тетя Фима только вздыхала и говорила, что у Гоши очень просветленная аура, и он просто не способен кого-либо обмануть.
Я с трудом заставила себя отвлечься от прошлого, и твердо посмотрела в холодные глаза опекуна.
— Вы уверены, что в ремонте нет необходимости? Это ведь не вам приходится жить в окружении… старых вещей.
Я в последний момент заменила слово рухлядь на более нейтральное, и обвела рукой плотно заставленный кабинет.
— Половину из которых, между прочим, давно пора выкинуть. И вообще, я могу сама решить, что мне делать.
— Не можешь, — процедил опекун, заставив меня поперхнуться от возмущения.
— Что?
— Ты вольна распоряжаться только ежемесячной суммой содержания, и не более того. На любые крупные траты необходимо согласие опекуна, а я его не дам.
— Но почему?
— Потому что это неразумно.
Да что ж такое-то! Я с трудом сдержала рвущиеся с языка ругательства.
— И какова сумма моего содержания? — постаравшись взять себя в руки, невинно поинтересовалась у опекуна.
— Двести ронов, — ответил тот, и поднялся из-за стола.
На идеально отглаженном костюме не осталось ни одного залома, ни единой складочки. Темно-синее, почти черное сукно плотно облегало прямые плечи и ровную спину, длинный ряд застегнутых пуговиц придавал сюртуку форменный вид.
— Тебе пора отдыхать, — сухо произнес Давенпорт.
Он подошел ко мне, взялся за спинку кресла и покатил его к дверям.
— Но мы не договорили!
— Разговор окончен, Изабелла, — твердо произнес опекун и выкатил кресло в коридор. — И возвращаться к нему мы не будем.
— Получается, мое мнение ничего не значит? — тихо спросила я, хотя больше всего на свете мне хотелось громко выругаться и послать Давенпорта по известному каждому русскому человеку маршруту.
— Белла, ты слишком юна и неопытна, и совсем не представляешь тягот жизни, — голос опекуна зазвучал чуть мягче. — Поверь, я знаю, что для тебя будет лучше.
Ну-ну. Значит, сиди, девочка, и не рыпайся, взрослый дядя все за тебя решит. Что ж, это он зря. Я не Белла. И не собираюсь покорно подчиняться чужой воле.
— Сколько мне осталось до совершеннолетия?
Я сжала подлокотники кресла, уговаривая себя не заводиться.
— Три года.
— Так долго?!
Я все-таки выругалась на великом и могучем. Да что ж такое-то! Столько я точно не выдержу!
— Что ты сказала? — переспросил Давенпорт и остановился.
— Не обращайте внимания. Старый диалект. Скажите, а сколько мне сейчас?
— Ты действительно не помнишь? — в глазах опекуна мелькнуло сомнение. — Месяц назад исполнилось семнадцать.
Кошмар. Совсем ребенок. Глупый, как думает Давенпорт, и капризный ребенок. И что теперь делать? При всем желании мне не удастся долго притворяться юной наивной девочкой. Да у меня уже не получается. Что ни слово — то прокол, что ни попытка пообщаться с местными — то сплошные подозрения с их стороны. Но что делать, если мы с Беллой такие разные? Да я даже в ее возрасте не была наивным тепличным цветочком. Жизнь с тетей Фимой заставила меня рано повзрослеть, и взять на себя обязанности по устройству нашей жизни. Тетушка была очень доброй, но совершенно не практичной. Могла накупить на последние деньги экзотических фруктов или икры, а то и торт какой-нибудь дорогущий прихватить. «Мне так хотелось тебя порадовать», — расстроенно говорила она, когда оказывалось, что до ее зарплаты осталась еще неделя, а деньги уже закончились. Так что в четырнадцать лет я забрала у тети Фимы «бразды правления», и сама вела наш бюджет. А в пятнадцать уже обшивала знакомых, с легкостью освоив пылившуюся в шкафу швейную машинку. «Хорошо, что ты такая практичная, Диночка, — вздыхала тетя Фима. — Я бы без тебя точно пропала». И при этом она забывала о том, что без нее пропала бы я. Не знаю, что со мной было бы, не появись тетя Фима в Томске.
Впрочем, сейчас об этом лучше не думать, а то я расклеюсь. А мне нужно быть собранной и спокойной, как никогда. Но как прикажете быть спокойной, когда тут такое творится?
— Ужас какой-то, — расстроенно прошептала я, но Давенпорт услышал.
— И что тебя так опечалило? — холодно уточнил он.
— Да так, ничего.
Мне не хотелось говорить о своих чувствах. Нет, я понимала, что Белла молода, но семнадцать… Это уже совсем ни в какие ворота. Я думала, ей хотя бы восемнадцать есть. Или девятнадцать. А тут — ребенок. Теперь понятно, почему Давенпорт так ко мне относится.
— Я хочу подняться к себе.
Я посмотрела на опекуна Изабеллы. В его глазах застыло выражение, которое мне совсем не понравилось. Казалось, Давенпорт чем-то озадачен.
— Я помогу, — спустя пару секунд сказал он, и его взгляд снова стал непроницаемым.
— Не нужно. Спасибо, что уделили мне время, но я не хочу вас задерживать.
Я вскинула голову и нажала на рычажок, направляя кресло в сторону лестницы. Внутри бурлило возмущение, и я боялась, что еще немного — и оно прорвется наружу.
— Белла, ты уверена, что с тобой все в порядке? — не отставал Давенпорт.
Он шел следом, и я никак не могла избавиться от его присутствия. А хотелось.
— Да, благодарю, не беспокойтесь.
Не знаю, откуда в моей памяти всплыли нужные вежливые выражения, но появились они весьма своевременно. Не иначе, злость помогла.
Я еще раз нажала на рычажок, под креслом поплыли ступени лестницы, и опекун, наконец, отстал. Он взялся за перила, собираясь подняться следом, но в последний момент передумал.
— Завтра утром я зайду, — донеслись до меня его слова.
— Не нужно. Не тратьте на меня свое драгоценное время.
Разумеется, мне хотелось сказать все это совсем другими словами, но толку с того? Разве это что-то изменит? Нет. Только вызовет ненужные подозрения. Ох, как же мне не хватало знаний об этом мире, и о том, какой была Изабелла Бернстоф! И ведь спросить толком не у кого. Половина слуг меня боится, вторая половина тут же побежит доносить опекуну. Может, попробовать поговорить с Розой? Она не показалась мне излишне пугливой.
— До свидания, лорд Давенпорт, — оказавшись на площадке между пролетами, обернулась к опекуну. — Хорошего вам дня.
И это были последние вежливые слова, которые я сумела из себя выдавить. Стоило оказаться в комнате, как я скинула с плеч надоевшую шаль и минут пять от души рассказывала, где я видела заботу опекуна, и его самого в придачу.
И только выговорившись, сумела успокоиться и подумать, что делать дальше. А потом спустилась вниз, в библиотеку, осмотрелась, выбрала несколько книг по истории Дартштейна, и вернулась к себе.
— Ну-ка, посмотрим, — пробормотала, открывая первый том. — Куда именно закинула меня судьба? Надеюсь, тут найдутся нужные ответы.
***
Что ж, чутье не подвело. В трех толстых красочных фолиантах, которые я выбрала из множества других, было все, что мне хотелось узнать о новой родине. И даже больше.
Листы мелькали один за другим, факты откладывались в голове, привычно разделяясь на важные и не очень, и устройство нового мира переставало быть тайной, выстраиваясь в четкую схему. И чем больше я погружалась в историю страны, тем больше земных аналогий у меня возникало. Дарт-Остенская империя чем-то напоминала Австро-Венгерскую. Помню, в школе я увлекалась историей дореволюционной России, и неплохо разбиралась в мировых событиях тех времен. Так вот, история Дартштейна очень походила на аналогичную земную. В империю входили несколько бывших независимых королевств: Дартштейн, Кроненгауд, Остенбрюге, Уждоль и Вакария. Артакия, в которой жили оборотни, формально тоже принадлежала империи, но там действовали собственные законы и правила. Видимо, волки сумели отстоять свою независимость от власти императора. Да-да, у них тут и император имелся, и канцлер, и Совет. Вот только магия… В жизни дартов ей отводилась главная роль.