— Темного, — неопределенно пробормотала вслух, наблюдая, как служанка достает из-под кровати судно.

Все-таки ужасно неудобное это дело, внезапно оказаться инвалидом, и зависеть от чужой помощи в самых интимных вещах. «Ничего. Это временно, — постаралась сказать себе как можно тверже. — Рано или поздно я встану на ноги, а пока нужно просто потерпеть».

— Миледи.

Служанка помогла мне совершить необходимые утренние процедуры, и застыла рядом с кроватью в ожидании указаний. Правда, выглядела по-прежнему настороженной, и избегала смотреть в глаза.

— Присси, подкати кресло.

Горничная опасливо зыркнула в мою сторону, но просьбу выполнила.

— Подстрахуешь?

Я приподнялась, а Присси обхватила меня за талию и помогла перебраться на сиденье. Новенькая черная кожа отчетливо скрипнула. Я поправила ноги, поставив их на подножку, нажала рычажок, и покатила к неприметной дверце. Как и предполагала, за ней оказалась умывальня.

Внутри было светло и просторно. Под потолком плавали магические светильники, за небольшой перегородкой виднелся старомодный ватерклозет, мраморная раковина повторяла форму стоящей у стены ванны, а на массивных бронзовых крючках висели длинные пушистые полотенца. Ничего не скажешь, комфортно.

Я подъехала к раковине и нажала кнопку висящего над ней нагревателя. Тот деловито загудел, пару раз фыркнул, и из крана потекла теплая вода. Она наполнила ладони, а я смотрела на прозрачную струю, и не могла справиться с ощущением неправильности происходящего. Возможно, если бы меня перенесло в этот неведомый мир в собственном теле, мне было бы легче принять перемены, но то, что я теперь не я, а хрупкая, болезненная Изабелла, чертовски выводило из себя. Ну правда! Нас даже сравнивать бесполезно: смуглая, спортивная, коротко стриженная брюнетка и нежная, похожая на дорогую фарфоровую куклу, длинноволосая блондинка. Полные противоположности. И характерами, судя по всему, тоже. А отсюда возникает вопрос. Стоит ли притворяться нежной фиалкой Беллой, или лучше быть собой?

— Миледи, вам помочь?

Голос Присси заставил меня очнуться и отложить размышления на потом.

— Нет, я справлюсь, — ответила служанке, а потом быстро умылась и вернулась в комнату. Пора было начинать осваиваться в новом мире.

— Присси, в доме есть библиотека? — устроившись за столом, спросила у горничной.

— Да, миледи.

Присси наполнила чашку чаем и сняла крышку с большого круглого блюда. В комнате запахло свежей сдобой.

Я окинула взглядом румяные булочки, лежащие на тарелке, и почувствовала, как рот наполнился голодной слюной. Хотя, чему тут удивляться? Вчера ведь толком так и не поела. Не считать же едой ту размазню, которой меня пытались накормить?

Выпечка оказалась невероятно вкусной. Куда там нашим современным пекарням! Я быстро умяла одну булочку, с сожалением покосилась на оставшиеся, и заставила себя остановиться. Не стоит увлекаться. А то, не успею опомниться, как сама превращусь в сдобную плюшку.

Я посмотрела на Присси и спросила:

— Принесешь мне какие-нибудь книги по истории Дартштейна?

— Простите, миледи, я не могу, — замялась девчушка, и острые углы ее странного чепца дрогнули.

— Почему?

Служанка стиснула руки, зыркнула исподлобья, и ничего не ответила. А до меня медленно дошло.

— Подожди, ты не умеешь читать?

Горничная кивнула, и ее щеки густо порозовели.

— Ладно. Хорошо, я потом сама спущусь. Поможешь мне одеться?

Мне хотелось как-то сгладить собственную бестактность, и я поторопилась перевести разговор.

— Какое платье желаете надеть, миледи?

— Что-нибудь простое, и без рюшечек.

Ни к чему мне пока все эти романтичные финтифлюшки. В них чувствуешь себя слишком уязвимой. Сейчас бы привычные джинсы и футболку…

Присси достала из шкафа светло-голубое платье с высоким воротником-стоечкой, и помогла мне одеться. Получилось у нее так ловко, что я и опомниться не успела, как уже любовалась собственным отражением в небольшом зеркале. Что и говорить, нежный оттенок удивительно шел блондинке Белле. А вот я прежняя выглядела бы в этом небесном платьице бледной немочью. Моя «цыганистая» внешность требовала большей контрастности. Да и душа тоже, чего там лукавить? Мне нравились яркие, жизнерадостные оттенки — красный, малиновый, желтый, зеленый. В общем, самые попугайные цвета, как любила говорить тетя Фима.

— Что-нибудь еще, миледи?

Присси потупилась, стиснула руки и спрятала их под фартук, но я успела заметить, как побелели костяшки ее пальцев. Неужели так сильно боится?

— Пока можешь быть свободна. Да, и чуть позже позови слуг, нужно будет передвинуть шкаф.

— Хорошо, миледи, я все сделаю, — быстро закивала служанка. — Если что-то нужно, вы только скажите.

— Хорошо. Договорились.

Я улыбнулась и отставила недопитую чашку. Не знаю, как Белла, а я не очень любила чай. Вот кофе — другое дело. С ним мир по утрам казался не таким неприветливым, и жизнь расцветала яркими красками. Все бы отдала за маленькую чашечку эспрессо!

Присси шустро выскользнула за дверь, а я подождала, пока стихнут торопливые шаги, и подъехала к шкафу.


— Что же с тобой не так? — задумчиво пробормотала вслух и снова вспомнила тетю Фиму.

Та постоянно беседовала то с духами, то с трансцендентными сущностями, то еще с какой-то неведомой «живностью». Неужели и я пошла по ее стопам?

— Да нет, не может быть. Просто у меня форс-мажор, а поговорить, кроме как с собой, не с кем. И доверять никому нельзя, — пробормотала все так же вслух, а потом открыла дверцы шкафа и внимательно, миллиметр за миллиметром, осмотрела его внутренности.

Обычное дерево, никаких потайных плашек или выдвигающихся досок. Все прибито крепко и добротно. Скорее всего, искать нужно не в шкафу, а за ним. Я рассматривала шкаф, а сама машинально перебирала висящие на плечиках платья. Почти все — светлые, длинные, с нежной вышивкой и высокими воротниками. Неужели мне придется это носить?

Не успела так подумать, как в дверь коротко постучали, и на пороге появилась Присси, а за ней переминались с ноги на ногу вчерашние слуги — высокий и худой, как палка, истопник Карл, и маленький, похожий на шар для боулинга дворовый работник Ульрих.

— Темного дня, миледи, — грустно поздоровался Карл, и на его длинном усатом лице застыло страдальческое выражение.

— Доброго здоровьичка, миледи, — жизнерадостно пропищал шарообразный Ульрих и растянул губы в щербатой улыбке. — Говорят, у вас для нас работенка есть?

Улыбка стала еще шире, обнажив отсутствие двух передних зубов.

Ты гляди, какой оптимист. Прямо готов к труду и обороне.

— Есть, — кивнула в ответ.

Я старалась говорить тихо и мягко, правда, уверенности, что это придает мне сходство с настоящей Беллой, не было.

— Хочу передвинуть шкаф подальше от камина. Боюсь, рассохнется от постоянных перепадов температуры, всю ночь потрескивал, спать мешал.

— Это мы мигом, миледи, — бодро ответил Ульрих, и подтолкнул в бок унылого Карла. — Ну-ка, бери с той стороны, — велел он товарищу.

Карл молча подчинился, но усы его поникли еще печальнее.

— Давай, — пропыхтел Ульрих, наваливаясь на шкаф.

Громоздкая мебель скрипнула, медленно поддалась, и вскоре я уже могла видеть более яркое пятно на обоях, оставшееся там, где до этого стоял шкаф.

— Тяжелый, — прокряхтел Ульрих, а Карл только вздохнул, и сильнее уперся в пол ногами.

— Так достаточно, — остановила я помощников и улыбнулась им со всей возможной приветливостью.

Вот только моя улыбка вызвала совсем неожиданный эффект. Слуги переглянулись, заметно побледнели, и попятились.

— Ежели мы вам больше не нужны, так мы пойдем, миледи? — спросил Ульрих.

Голос его слегка дрожал.

— Да, можете идти.

Я не понимала, что с ними не так, но не хотела тратить время на выяснения. Внутри все горело от желания осмотреть стену и понять, есть там потайной ход или нет.

— Темного дня, миледи.

Слуги попятились к двери и исчезли за ее створками так быстро, что я и моргнуть не успела. Спрашивается, и чего испугались? Неужели тоже считают меня злым духом? Мракобесие какое-то. Я подъехала к освободившемуся участку стены и провела ладонью по яркому пятну обоев. Медленно, сантиметр за сантиметром. И вскоре мои пальцы наткнулись на характерную неровность. Кладка была неоднородной, на гладкой поверхности отчетливо прощупывался небольшой квадрат. Значит, это и есть тайный ход?

Рядом со стеной вдруг мелькнуло расплывчатое белое пятно, и по плечам потянуло холодком. Что за странности такие? Я потерла глаза и присмотрелась внимательнее. Да нет, никакого пятна. А сквозняк… Наверное, рамы в окнах неплотно подогнаны.

Я обвела пальцем контур предполагаемого тайника, и задумалась. Как выяснить, что скрывается внутри, не вызывая подозрений? Может, ремонт затеять? А что? Этому домику не помешает основательная встряска. Да и слугам некогда будет всякой ерундой страдать, пусть лучше делом займутся. Надо только выяснить, есть ли у меня необходимые средства.

***

Ответ на этот вопрос я получила уже вечером, во время визита Давенпорта. Сегодня опекун казался еще более сухим и чопорным, чем до этого, хотя, казалось бы, куда уж больше? Длинное породистое лицо выглядело холодным, непроницаемый взгляд напоминал глянцевую поверхность зеркала, отражая все, что происходит снаружи, но надежно скрывая то, что таится внутри. Твердо сжатые губы, довольно красивые, если бы не слишком неприступные складки в их уголках, надежно скрывали тайны, а густые ровные брови низко нависали над глубоко посаженными глазами, и прятали мысли и чувства, отражающиеся в их темноте.

Сейчас, сидя напротив Давенпорта, я впервые смогла внимательно рассмотреть его внешность. Вчера как-то не до того было. Так вот, если убрать высокомерное выражение, то Давенпорта можно было бы назвать довольно красивым мужчиной. Но его красота казалась слишком холодной и безжизненной. «Селедка замороженная» — вспомнились мне слова тети Фимы об одном нашем общем знакомом. Давенпорту это определение подходило идеально.

— Белла, объясни, откуда такой интерес к деньгам?

Давенпорт сидел прямо, не опираясь на спинку кресла, и смотрел на меня немного снисходительно, как на неразумного ребенка.

— Ну, я ведь должна знать, на что могу рассчитывать. И вообще, мне хотелось бы ознакомиться с делами, понять, что оставила тетушка.

— Раньше тебя не интересовали подобные вопросы, — в голосе Давенпорта прозвучало недоумение, а ровная линия его бровей дрогнула, сломалась, поползла вверх.

— Это было раньше, — мило улыбнулась в ответ. — А теперь — интересуют.

— Странно, — тихо пробормотал опекун, и в его темных глазах мелькнул отблеск удивления. Всего лишь отблеск, но он оживил бесстрастное лицо, придав опекуну более человечный вид. — Такие перемены…

Давенпорт нахмурился. Он смотрел на меня и молчал, обдумывая мою просьбу, а я продолжала улыбаться, чувствуя, как от напряжения сводит скулы. Все-таки ужасно глупо в моем возрасте оказаться в положении несмысленыша, не имеющего права распоряжаться ни собой, ни деньгами. И вряд ли я долго выдержу навязанную судьбой роль. Вопрос только в том, чем мне грозит разоблачение? Вряд ли «опекун» обрадуется тому, что тело его подопечной захватила какая-то непонятная девица. А учитывая, кем он работает… Нет, лучше пока не рисковать. Но, с другой стороны, мне же нужно как-то устраиваться в новом мире? А как это сделать, если меня вынуждают принять навязанные правила игры?