Нельзя возвращаться.
Не по этой тропе, пусть она и самая короткая.
— Надо обойти.
— И, полагаю, вновь побеспокоить нашего общего друга? Когда вернемся… боюсь, княжна мне точно от дома откажет, — Никанор Бальтазарович вздохнул с притворной печалью. — Но… уверены?
— Ни в чем я не уверен.
— Плохо. Себе доверять надобно. Идемте, есть тут одна тропка, так сказать, для своих. Только она узкая, и света не ждите.
— Давайте, я первым пойду, — предложил Демьян, а Никанор Бальтазарович и спорить не стал, лишь рукой указал направление. — Только…
— Найдется, кому сад оцепить… — отмахнулся целитель. — Нам бы сперва целыми до дому добраться.
Добрались, хотя тропа оказалась узкою и неудобной, и вихляла, и протискивалась сквозь заросли, заставляя думать, что проложили ее исключительно для того, чтоб над людьми поиздеваться.
Но справились.
Эта шкатулка походила на первую, что сестра-близнец. Тот же черный лак, те же посеребренные уголки.
То же ощущение опасности.
И мертвый туман, окутывавший дерево. Правда, нынешняя, в отличие от предыдущей, была мокра и грязновата. На крышке ее растекались капли дождя, а к стенке стыдливо жалась срезанная роза.
Белая.
Белые розы что-то да значат на языке цветов. Наверняка.
Некромант, выглядевший взбудораженным до крайности, склонился над шкатулкой, показалось, что еще немного и он просто-напросто переломится пополам и уткнется носом в это вот великолепие. И тогда туман оживет, выплеснется, потянувши за собою и пламя, присутствие которого Демьян тоже ощущал.
Странный у него дар теперь.
Но следовало признать, что полезный.
— Интер-р-ресно, — пророкотал Ладислав, и голос его утонул в пелене дождя.
Что дождь, это даже хорошо. Постояльцы и вправду нашли себе занятие на вилле, благо, имелись там и бильярдные с весьма неплохими столами, и гостиные для дам.
Чайные комнаты.
Курительные.
Там и музыка играет, и танцы начались. И хорошо, что людям весело. Стало быть, не полезут в отсыревший сад, который ныне особо доверенные люди Никанора Бальтазаровича едва ли не гребешками расчесывали. Вот только мнилось, что ничего-то они не найдут.
Шкатулка вот была.
Стояла аккурат посреди тропы, тропу эту перегораживая. И так была хороша, что просто руки зудели от желания прикоснуться. Впрочем, с подобными желаниями Демьян давно уже научился справляться, а теперь вот лишь поглядывал, чтобы никто-то из людей менее сведущих не сунулся ненароком.
— Контуры нестабильные, — некромант обошел шкатулку с другой стороны. — И размыло их уже… еще часа два и ничего не останется.
— И тогда? — Вещерский был мрачен, впрочем, как был бы мрачен любой человек, которого выдернули из теплого дома посеред ночи.
И под дождь.
Под дождем невысокая его фигура гляделась совсем уж неказистою.
— Понятия не имею, но… если структура такая же кривая, как и контур, просто сила выльется. Трава вот пожухнет, пару дерев следом отправятся. Может, птицу какую заденет.
— А человека?
— Человека… — Ладислав кружил над шкатулкой, то нагибаясь, то разгибаясь. И брови его двигались, и все лицо было подвижно. — Сложно сказать… чем целее внешний контур, тем эффективней выброс. Сейчас вот утечка пошла, стало быть, заряд размывается. Добавь воду, которая и при нормальных контурах на пользу не идет, а здесь утечку лишь усилит. Задеть, конечно, задело бы. И здоровья не прибавило бы. Магу особенно. А вот обыкновенный человек вряд ли что-то бы заметил. Правда, тут уж зависит от того, сколь здоров он бы был. Может, и обошлось бы… а может… сердце там или желудок, или еще чего. В общем, сложно сказать.
Вещерский кивнул, принимая ответ.
— А если бы вот они… — он указал на Демьяна с Никанором Бальтазаровичем, который единственный из всех оказался в достаточной мере благоразумен, чтобы обзавестись зонтом. — И сразу?
— Накрыло бы с головой… там столько мертвечины.
— И огня, — добавил Демьян.
— Огня не слышу, — некромант наклонился к шкатулке. — Но не моя стихия… я к яви глухой.
— А я вот слышу, только очень слабо, будто под пологом, — Вещерский все же приблизился. — И да… заряд отменный…
— Догорает, — Демьян видел, как огонь и туман переплелись, и гляделось это странно, неестественно. Более того структура и вправду была на диво нестабильна.
Тронь и…
— Отойти, — рявкнул он, почуяв, как задрожал туман.
— Отойти! — повторил Вещерский, раскрывая щит. А перед ним возник еще одним, пропыленный и серый, точно слепленный из клочков пыли. Демьян хотел бы разглядеть его поближе, но не успел. Щит задрожал, и в следующее мгновенье туманная спираль внутри шкатулки рассыпалась, выпустив на волю сжатую пружину пламени. А уж та развернулась, распрямилась, спеша очистить мир от скверны.
Стало светло.
И зашипело пламя.
И… сползло по щиту, чтобы рассыпаться искрами по выжженной траве.
— Твою ж… — Вещерский потер запястье. — А сил они не пожалели… что ж, Демьян Еремеевич, можно сказать с полной уверенностью, кто-то вас крепко невзлюбил.
Глава 15
Марья забралась в постель, чего не случалось, верно, и в далеком детстве, потому как уже тогда сестра казалась невероятно далекою от Василисы и ее проблем.
А вот поди ж ты.
Пришла и сказала:
— Подвинься.
А Василиса взяла и подвинулась, благо старая кровать была в достаточной мере велика, чтобы места хватила обоим. На Марье был новый кружевной пеньюар, поверх которого она накинула совершенно обыкновенного вида халатик.
— Мерзну я, — пожаловалась Марья, забираясь под пуховое одеяло.
Надо будет велеть, чтобы все одеяла на улицу вынесли и просушили на жарком весеннем солнце, а после, переложив веточками прошлогодней лаванды, убрали в сундуки, под стазис, до самой до осени. А из сундуков надобно достать тонкие покрывала. Если, конечно, они сохранились.
— А… где Вещерский?
Спать не хотелось.
Вот совершенно.
— Сама бы хотела знать. Вызвали.
— Куда?
— Так разве ж скажет, ирод этакий, — Марья вздохнула и легла на живот, подложила ладони под подбородок. — Скажет, только потом уже… иногда, не поверишь, думаю, что лучше б он любовницу завел и к ней по ночам ездил. Всяко спокойней было бы. Хотя бы знала, где он и что… не слушай меня, это я глупости говорю.
— Глупости, — согласилась Василиса.
Весьма сомнительно, чтобы Марья и вправду к наличию любовницы отнеслась бы с должным пониманием.
— А он ничего такой…
— Вещерский?
— Этот твой… Демьян…
— Он вовсе не мой.
— Это пока, а потом посмотрим. Конечно, плохо, что из мещан, опять слухи пойдут… правда, не понятно, Вещерский сказал, что он по силе на первый уровень выходил, а среди мещан такое редкость. Может, из бастардов?
— Нет, — сплетничать вот так было одновременно жутко неудобно и даже совестно перед тем, о ком, собственно, и шел разговор, и в то же время интересно до крайности. Никогда-то прежде и ни с кем Василисе не доводилось обсуждать людей… да, пожалуй, близких. — Его отец знатного рода, насколько я поняла, но его отлучили за то, что в жены взял мещанку.
— Да? И из которых будет? То-то лицо такое вот… до боли знакомое.
— Не знаю. И он не знает. Отец не говорил, а он не выяснял.