- Спасибо. Буду признательна.
Горецкий склонил голову.
- И за цветы тоже… спасибо, - теперь Василисе было неудобно, что она так злилась на эти цветы.
- Цветы? – Горецкий нахмурился. – Какие цветы?
- От вас…
Он хмыкнул и потер щеку.
- Тогда ладно, если от меня… - и добавил. – Порой… сестрам моим кажется, что они лучше знают, что мне в жизни нужно. Так… мне бы с кем поговорить… по делу.
- По какому? – Марья прижала пальцы к вискам. – Прошу прощения, ваша сила…
- Тут уж ничего не могу поделать. Мне рядом с вами тоже не сказать, чтобы уютно.
Василиса совершенно не понимала, о чем они, но слушала. Потом разберется.
- Но первичную зачистку я провел. Насколько получилось. Тут наследили изрядно. Некоторым тут силу девать некуда, поэтому что-то определенное сложно сказать… - он развернулся к конюшням. – Нестабильные фрагменты есть, но тут надо дольше изучать, потому как может быть просто местечковая аномалия, а может и что посерьезней.
- Ауры?
- Снял.
- Чудесно, - Марья расплылась в совершенно искренней улыбке. – Вы где остановились?
- Пока нигде. Алевтина сказала, что я срочно нужен… вот и… - он развел руками. – С вокзала к вам.
- Тогда, надеюсь, вы не откажете воспользоваться нашим гостеприимством…
- А кормить будете? – кажется, этот вопрос волновал Горецкого куда сильнее возможного нарушения приличий.
- Будем, - пообещала Марья, глянув на Василису. – Кормить обязательно будем. И вас, и лошадь… и вообще не понятно.
- Что не понятно? – тихо спросила Василиса.
- Не понятно, почему мы сразу некроманта не позвали.
Сказала и замолчала, позволяя обдумать услышанное. Значит… вот этот вот длинный парень, который теперь выглядел совсем уж юным, некромант?
Настоящий?
И его прочили Василисе в мужья?
Хотя… если проклятье и вправду существует, вряд ли он согласится. Он ведь некромант, а не самоубийца в самом-то деле.
- Не любят нас люди, - Горецкий закрыл чемодан и свистнул. На свист его тотчас прибежал конек, ткнулся мордою в плечо.
А вот Аким перекрестился.
Трижды. И еще молитву забормотал. Василисе даже подумалось, что он и вовсе от службы откажется, некромантов и вправду не любили, и теперь она даже понимала, почему. Все же изнанка мира, куда она, как Василиса теперь понимала, имела неосторожность заглянуть, до сих пор ощущалась этаким гниловатым послевкусием.
Но Василиса справится.
Глава 31
Глава 31
- Вы поведете, - из дома Вещерский выходил, слегка покачиваясь. И со стороны казалось, что княжич, если не вусмерть пьян, то пребывает в весьма близком к оному состоянии. Сходство изрядно усиливали, что покрасневшие глаза, что какое-то необычайное возбуждение, прорывавшееся в мелких суетливых жестах. – Я, как видите, не в лучшем состоянии.
Квартиру, прибрав сперва музыкальную шкатулку, он опечатал.
И верно, нехитрое это действие, прежде и Демьяна не особо сил забиравшее, ныне возымело свои последствия.
- Я не умею.
- А там и уметь нечего. Садитесь и рулите. Только скорость держите невысокую…
- Может… - толпа у дома не спешила расходиться. Вещерский взмахнул рукой и перед ним, словно из-под земли возник полицмейстер.
- Скажи, пускай возвращаются. Всех опросишь относительно жильца из шестой квартиры, Василия Павловича… как его там?
- Ижгина, - вынужден был признаться Демьян.
- Вот, про Ижгина и опросишь, - Вещерский добрался-таки до автомобиля и практически рухнул на сиденье. – Демьян, не медли. Тут без нас разберутся… а Марья, если к обеду не явлюсь, сама за мною придет.
- Может, все-таки шофера…
- Откуда тут шоферы? – весьма натурально удивился Вещерский. – Да и… не собираюсь я допускать какого-то постороннего шофера к Марьиному автомобилю. Она его любит, может, даже больше, чем меня.
Спокойствия это признание не добавило.
- А я?
- А вы не посторонний. Вы уже почти член семьи.
- Когда успел? – наверное, и Демьян был не сказать, чтобы в себе, если осмелился разговаривать с княжичем в подобном тоне.
- Когда по винограду лезли. Это, знаете ли, роднит.
- Тогда ладно.
На водительском месте было… странно.
- Вот, погодите… - Вещерский наклонился и легонько погладил украшенный алым кристаллом рычаг. – Сдвигайте его вперед… правильно. И вон на ту педаль давите. Сильнее, не бойтесь.
Страха не было.
Был… совершенно неподобающий месту и ситуации азарт. Вдруг подумалось, что он, Демьян, справится, что, небось, было бы сложно управлять, его бы не допустили. Вряд ли Вещерский стал бы машиной рисковать, не говоря уже о собственной особе.
Заурчал мотор.
И машина, показалось, вздрогнула. Легонько.
- А теперь на вторую давите и вперед, легонечко… вот так, - Вещерский откинулся на соседнем сиденье и глаза прикрыл. – По городу сильно не гоните. Улочки тут узкие, люди дикие. Не поймут-с.
Толпа, которую жандармы разгонять не пытались, да и вряд ли сие было возможно, ибо хотелось людям знать, что все-таки случилось в доме такого, что заставило приличных людей по стенам ползать, сама расступилась, пропуская урчащего зверя.
Машину слегка тряхнуло, когда она переползла на мостовую. И Демьян, решившись, чуть сильнее надавил на педаль.
- Вот-вот, - не открывая глаз, произнес Вещерский. – Только у какой-нибудь кондитерской остановитесь.
- У какой?
- Понятия не имею. Я первый раз в этом городе.
- И я тоже, - счел нужным уточнить Демьян. – Я даже не уверен, есть ли здесь кондитерские…
- Есть. Обязаны быть. Вы ж видели, сколько тут дам. А где дамы, там и кондитерские. Или наоборот? До конца я в этом вопросе так и не разобрался. Но главное, что без кондитерской нам нельзя. У меня дома жена. Возможно, злая…
- Почему злая?
- А с чего ей доброй быть, когда родную сестру едва не убили? Это, знаете ли, весьма на душевном спокойствии отражается.
Демьян подумал и согласился, что в этом есть свой резон.
Кондитерскую он нашел, судя по ценам, которые и Петербург бы смутили, была она если не лучшею, то точно из числа приличных, куда не всякая публика заглянуть рискнет.
Демьян рискнул.
И Вещерский тоже. Окинув мрачным взглядом витрины, он протянул отвратительно бодрой девице ассигнацию и велел:
- Самого лучшего. На все.
- А… чего именно?
- Всего. И побольше.
Судя по всему, супруга Вещерскому досталось, мало что с характером, так и прожорливая до крайности. А с другой стороны… Демьян указал на деревянную коробочку, в которой, в розетках золотой фольги, лежали конфеты.