- У кого?
- Сеньки Завьязина. Слыхали, небось? Еще знают, как Сеньку-Медведя. Давненько про него не слыхивал. Надеялся грешным делом, что и не услышу. Жизнь у людей подобного складу, пусть и бурная, но, как правило, весьма короткая. А он объявился… и где, спрашивается? И главное, когда он с бомбистами спутаться успел?
На сей вопрос у Демьяна ответа не было.
Глава 30
Глава 30
Одну Василису на конюшни не пустили.
- Еще чего, - сказала Марья. – Мне тоже любопытно.
Она, переодевшись в костюм мятного колера, была свежа и по обыкновению прекрасна. И почему-то именно сейчас эта холодная совершенная красота Марьи задевала за живое. А ведь никогда-то, даже в юности, когда пришло осознание собственного несовершенства, Василиса ей не завидовала.
И сейчас не собиралась.
Но вот… рядом с Марьей она чувствовала себя неуклюжей. Неправильной. Чрезмерно худой, по-мальчишечьи угловатой. Смуглой.
Темной.
Да и вообще…
- Надо будет в город заглянуть, - Марья, оглядев коляску, по всему было видно, что мучили ее сомнения, все же взобралась на место кучера. – А то ведь и не собралась, почитай… переодеться и то не во что.
- Можно и в город, - покорно согласилась Василиса.
- Потом. Надо же понять, что нам в городе, кроме платьев, понадобится… к слову, тебе тоже не мешало бы обновить гардероб.
Не поможет.
Василиса точно знает. Да, было время, когда она искренне надеялась, что станет красивой, если не как Марья, то хотя бы по-своему, но…
- Правда, сомневаюсь, что в этой глуши найдется по-настоящему приличная портниха… - Марья перехватила поводья и цокнула, на что лоснящийся жеребчик только дернул ухом. – Вот зараза копытная!
Марья привстала и свистнула.
- Что? Или может… - она посмотрела на Василису так жалобно, что обида разом куда-то ушла. Да и стоило ли обижаться? Господь постановил Марье красоту, Настасье достались ум и упорство. А Василиса просто неудачненькой получилась.
Зато она с лошадьми ладит.
И готовит неплохо.
- Давай я, - предложила Василиса и подала руку, помогая сестре спуститься. На сиденье экипажа, с зонтом в руках, Марья выглядела именно так, как подобало выглядеть княжне.
Свежа.
Прекрасна.
И…
И Василиса поняла, что ей совершенно не хочется знакомить Марью с Демьяном Еремеевичем. И вовсе не потому, что он Марье не понравится. Наверняка ведь не понравится, ибо сестра предпочитала мужчин совсем иного складу и характеру. Но вот… она ему понравится.
Она нравится всем мужчинам.
Прежде Василиса воспринимала это как должное, а теперь вдруг обидно стало.
Василиса подобрала вожжи.
- И с прислугой надо что-то решить. Виданое ли дело, одного конюха держать… а вот отбыл он, и что теперь?
- Надо, - согласилась Василиса.
Мужчин Марья очаровывала.
Завораживала.
Манила этой ледяною своей красотой. И нисколько-то не останавливало их, что сама Марья была замужем, и в замужестве этом вполне счастлива.
Василиса щелкнула поводьями, и жеребчик, недовольно тряхнув головой, перешел на рысь. Дорога была легка. Утро дарило приятную прохладу, но в воздухе нет-нет, да чудился запашок гари. И заставлял он морщиться, заодно уж отвлекая от прочих, не самых приятных мыслей.
Добрались быстро.
И Василиса едва не расплакалась, до того разоренными выглядели конюшни. Пепел. Уголь. Обвалившаяся крыша. Манеж, который практически сложился.
- Отстроим, - тихо сказала Марья.
И Василиса кивнула.
Отстроит.
И… и леваду все одно расширять надо. Одной маловато, а вторую, большую, разобрали. И она даже не сразу вспомнила, что та была. А потом, уже разглядев план, переданный Сергеем Владимировичем, и поняла, и вспомнила, и…
Внизу запах гари мешался с иным. Моря, хотя поблизости его не было, но вот ветер принес этот йодисто-гнилостный аромат, будто спеша им затереть иные. Горелым камнем. И железом.
Людьми.
Аким поспешил подхватить конька, внимательно оглядел упряжь, показалось, что нахмурился недовольно, но все ж кивнул, будто сам с собою согласившись.
- Мда… - только и сказала Марья.
А кружевной зонт в руках ее крутанулся.
Сложился.
И отправился в коляску, как и кружевные же, короткие, по последней моде, перчатки. Марья размяла пальцы и прикрыла глаза. Постояла, прислушиваясь к себе. Василиса посторонилась. Марьина сила ощущалась, как глубоко в детстве, теплым весенним ветром, что пронесется, окутает, успокаивая, утешая. И теперь, как прежде, задышалось легче.
Пришло понимание, что, пусть конюшни и пострадали, но ведь остались целы.
И люди тоже уцелели.
Что было бы, если б сгинул в огне Аким или же его племянник, смешной вихрастый мальчишка. Или вот лошади? Лошади, конечно, не люди, но и их смерть Василиса переживала бы тяжко. А они живы, бродят и выглядят, если не лучше, чем вчера, то всяко не хуже.
- Эй, как тебя…
- Аким, - Аким согнулся в поклоне. Очевидно, что Марью он, как многие иные, побаивался.
- Вещерский тут был ведь?
- Был, госпожа.
- И что делал?
- Ходил.
- Я понимаю, что не летал, - Марья поморщилась и потерла ладонь о ладонь. – Силу использовал?
- А то, - Аким мял шапку и не сводил с Марьи взгляда, в котором мешались равно страх и восхищение. – Так чаровал, что ажно в ушах зазвенело. А у барина и кровь из носу пошла.
- У какого барина? – Марья повернулась к конюшням.
- Так… у этого… Демьяна Еремеевича. Прибыл тут утречком…
- Прибыл, стало быть… - сказано это было совершенно непонятным Василисе тоном. Не то, чтобы Марья ее обвиняла, скорее уж удивлялась.
Или спрашивала?
Или и то, и другое.
- А то… беспокоенный был. А господин княжич его водил вокруг. Вдвоем ходили.
- Где?
- Так… везде.
- Показать можешь? – Марья слегка поморщилась. – Извини, Вась, тут, похоже, что-то совсем не то.
- В каком смысле? – Василиса, перебравшись в леваду, гладила вороную кобылку, раздумывая, найдется ли в конюшнях хоть одна уцелевшая щетка. Кобылу давно следовало бы почистить.
Гриву, правда, придется обрезать. Эти свалявшиеся, слипшиеся и скрепленные навозом колтуны не одна щетка не возьмет. Но ничего, отрастет, как и хвост.
- Он у меня, конечно, старательный… порой чересчур, но так, как тут фонит… что-то он нашел. Показывай… а ты… и вправду, глянь, что с этими несчастными. Господи, точно на каторгу отправлю, и совесть меня мучить не будет. Я не про лошадей.
- Сеньки Завьязина. Слыхали, небось? Еще знают, как Сеньку-Медведя. Давненько про него не слыхивал. Надеялся грешным делом, что и не услышу. Жизнь у людей подобного складу, пусть и бурная, но, как правило, весьма короткая. А он объявился… и где, спрашивается? И главное, когда он с бомбистами спутаться успел?
На сей вопрос у Демьяна ответа не было.
Глава 30
Глава 30
Одну Василису на конюшни не пустили.
- Еще чего, - сказала Марья. – Мне тоже любопытно.
Она, переодевшись в костюм мятного колера, была свежа и по обыкновению прекрасна. И почему-то именно сейчас эта холодная совершенная красота Марьи задевала за живое. А ведь никогда-то, даже в юности, когда пришло осознание собственного несовершенства, Василиса ей не завидовала.
И сейчас не собиралась.
Но вот… рядом с Марьей она чувствовала себя неуклюжей. Неправильной. Чрезмерно худой, по-мальчишечьи угловатой. Смуглой.
Темной.
Да и вообще…
- Надо будет в город заглянуть, - Марья, оглядев коляску, по всему было видно, что мучили ее сомнения, все же взобралась на место кучера. – А то ведь и не собралась, почитай… переодеться и то не во что.
- Можно и в город, - покорно согласилась Василиса.
- Потом. Надо же понять, что нам в городе, кроме платьев, понадобится… к слову, тебе тоже не мешало бы обновить гардероб.
Не поможет.
Василиса точно знает. Да, было время, когда она искренне надеялась, что станет красивой, если не как Марья, то хотя бы по-своему, но…
- Правда, сомневаюсь, что в этой глуши найдется по-настоящему приличная портниха… - Марья перехватила поводья и цокнула, на что лоснящийся жеребчик только дернул ухом. – Вот зараза копытная!
Марья привстала и свистнула.
- Что? Или может… - она посмотрела на Василису так жалобно, что обида разом куда-то ушла. Да и стоило ли обижаться? Господь постановил Марье красоту, Настасье достались ум и упорство. А Василиса просто неудачненькой получилась.
Зато она с лошадьми ладит.
И готовит неплохо.
- Давай я, - предложила Василиса и подала руку, помогая сестре спуститься. На сиденье экипажа, с зонтом в руках, Марья выглядела именно так, как подобало выглядеть княжне.
Свежа.
Прекрасна.
И…
И Василиса поняла, что ей совершенно не хочется знакомить Марью с Демьяном Еремеевичем. И вовсе не потому, что он Марье не понравится. Наверняка ведь не понравится, ибо сестра предпочитала мужчин совсем иного складу и характеру. Но вот… она ему понравится.
Она нравится всем мужчинам.
Прежде Василиса воспринимала это как должное, а теперь вдруг обидно стало.
Василиса подобрала вожжи.
- И с прислугой надо что-то решить. Виданое ли дело, одного конюха держать… а вот отбыл он, и что теперь?
- Надо, - согласилась Василиса.
Мужчин Марья очаровывала.
Завораживала.
Манила этой ледяною своей красотой. И нисколько-то не останавливало их, что сама Марья была замужем, и в замужестве этом вполне счастлива.
Василиса щелкнула поводьями, и жеребчик, недовольно тряхнув головой, перешел на рысь. Дорога была легка. Утро дарило приятную прохладу, но в воздухе нет-нет, да чудился запашок гари. И заставлял он морщиться, заодно уж отвлекая от прочих, не самых приятных мыслей.
Добрались быстро.
И Василиса едва не расплакалась, до того разоренными выглядели конюшни. Пепел. Уголь. Обвалившаяся крыша. Манеж, который практически сложился.
- Отстроим, - тихо сказала Марья.
И Василиса кивнула.
Отстроит.
И… и леваду все одно расширять надо. Одной маловато, а вторую, большую, разобрали. И она даже не сразу вспомнила, что та была. А потом, уже разглядев план, переданный Сергеем Владимировичем, и поняла, и вспомнила, и…
Внизу запах гари мешался с иным. Моря, хотя поблизости его не было, но вот ветер принес этот йодисто-гнилостный аромат, будто спеша им затереть иные. Горелым камнем. И железом.
Людьми.
Аким поспешил подхватить конька, внимательно оглядел упряжь, показалось, что нахмурился недовольно, но все ж кивнул, будто сам с собою согласившись.
- Мда… - только и сказала Марья.
А кружевной зонт в руках ее крутанулся.
Сложился.
И отправился в коляску, как и кружевные же, короткие, по последней моде, перчатки. Марья размяла пальцы и прикрыла глаза. Постояла, прислушиваясь к себе. Василиса посторонилась. Марьина сила ощущалась, как глубоко в детстве, теплым весенним ветром, что пронесется, окутает, успокаивая, утешая. И теперь, как прежде, задышалось легче.
Пришло понимание, что, пусть конюшни и пострадали, но ведь остались целы.
И люди тоже уцелели.
Что было бы, если б сгинул в огне Аким или же его племянник, смешной вихрастый мальчишка. Или вот лошади? Лошади, конечно, не люди, но и их смерть Василиса переживала бы тяжко. А они живы, бродят и выглядят, если не лучше, чем вчера, то всяко не хуже.
- Эй, как тебя…
- Аким, - Аким согнулся в поклоне. Очевидно, что Марью он, как многие иные, побаивался.
- Вещерский тут был ведь?
- Был, госпожа.
- И что делал?
- Ходил.
- Я понимаю, что не летал, - Марья поморщилась и потерла ладонь о ладонь. – Силу использовал?
- А то, - Аким мял шапку и не сводил с Марьи взгляда, в котором мешались равно страх и восхищение. – Так чаровал, что ажно в ушах зазвенело. А у барина и кровь из носу пошла.
- У какого барина? – Марья повернулась к конюшням.
- Так… у этого… Демьяна Еремеевича. Прибыл тут утречком…
- Прибыл, стало быть… - сказано это было совершенно непонятным Василисе тоном. Не то, чтобы Марья ее обвиняла, скорее уж удивлялась.
Или спрашивала?
Или и то, и другое.
- А то… беспокоенный был. А господин княжич его водил вокруг. Вдвоем ходили.
- Где?
- Так… везде.
- Показать можешь? – Марья слегка поморщилась. – Извини, Вась, тут, похоже, что-то совсем не то.
- В каком смысле? – Василиса, перебравшись в леваду, гладила вороную кобылку, раздумывая, найдется ли в конюшнях хоть одна уцелевшая щетка. Кобылу давно следовало бы почистить.
Гриву, правда, придется обрезать. Эти свалявшиеся, слипшиеся и скрепленные навозом колтуны не одна щетка не возьмет. Но ничего, отрастет, как и хвост.
- Он у меня, конечно, старательный… порой чересчур, но так, как тут фонит… что-то он нашел. Показывай… а ты… и вправду, глянь, что с этими несчастными. Господи, точно на каторгу отправлю, и совесть меня мучить не будет. Я не про лошадей.