- Спасибо, - он отводит взгляд в сторону, добавляя пару слов покрепче. Благо, ситуация вполне тому способствует. Пальцы его вновь шевелятся, а в комнате ощутимо холодеет.

Этот холод расползается по стенам, и нити застывают, они теперь полупрозрачные, будто изо льда сотворенные. Бомба же… переливается.

Алым и золотым.

Темным кровяным пурпуром и легким перламутром местного рассвета. Она столь хороша, что глаз не отвести, но… ледяная корка покрывает ее слой за слоем, аккуратно, бережно даже. Так море катает жемчуга, и процесс этот завораживает не менее, чем сама бомба.

- Все… - как-то выдохнул Вещерский и оперся на стену. – А теперь… стазис… чтоб ее… глубокий…

Он подошел к столику и провел ладонью над крышкою шкатулки. Пламя внутри слабо качнулось и… погасло.

- Все, - согласился с княжичем Демьян. – Она умерла.

- Что?

- Не знаю… там больше нет огня. Нет опасности… она умерла.

Это походило именно на смерть, на окончательное разрушение чего-то живого, столь же прекрасного, сколь и опасного. И главное, Вещерский понял и матюкнулся.

- Все равно, - упрямо сказал он. – Там ведь и обыкновенный механизм может располагаться.

Демьян хотел было сказать, что для обыкновенной бомбы шкатулка маловата, но не стал. А просто оперся на стену, закрыл глаза и стоял.

Долго, кажется.

И князь тоже стоял, точно также на стену опираясь. И в комнате было тихо-тихо. И только когда зажужжала, забилась под стеклянным колпаком мухоловки муха, к Демьяну вернулась способность говорить.

- Надо… оглядеться… - голос прозвучал отчего-то хрипло.

- Надо, - отозвался Вещерский. – Сейчас… еще минуту…

- Ага.

Пожалуй, эта минута нужна была Демьяну не меньше, чем княжичу. И он был благодарен за то, что не пришлось ее просить. А она все тянулась и тянулась… пахло в комнате хорошо.

Цитронами.

И цветами.

Знакомо – кремом после бриться. Демьян и сам таким пользуется. Еще туалетною водой, из тех, чей запах кажется резковатым. Он открыл глаза и огляделся. Комната… неплохая комната… чисто, светло… обои зеленые, по нынешней моде. Из дырявого окна тянет холодком, и дышать становится легче.

Ковер на полу.

Мебель тоже почти новая, блестящая и с претензией на роскошь. Правда, позолота слегка облезла, из-под нее выглядывало обыкновенное медное нутро. Но это мелочи. Мелочей много. Несмотря ни на что, комнаты производили впечатление опустевших, брошенных.

Ни картин.

Ни карточек. Ни вещей, которые имеют привычку появляться за человеком. Ничего-то того, что могло бы свидетельствовать, что в этой конкретной комнате и вправду кто-то жил.

Демьян вытер нос.

Посмотрел на руку. Сухой. Хорошо. Не хватало собственною кровью место преступления изгадить. Он осторожно отлип от стены. Замер, прислушиваясь к себе.

Неплохо.

В целом.

Не хорошо, но и не плохо. Он пошатнулся и отступил от стены. Тряхнул головой, избавляясь от оцепенения.

- Не спеши, - попросил Вещерский.

- Не спешу.

Демьян закрыл глаза и прислушался. Но ничего-то нового для себя не услышал. Нити вот гасли, те, что совсем тонкими были, вовсе исчезли, а вот плотные еще держались в воздухе, но чуялось, что пройдет минут десять, а может, и двадцать, и от них следа не останется.

Шкатулка и вовсе ощущалась мертвой.

Демьян добрел до стола, оперся на него, разглядывая лаковую поверхность, на которой виднелись пятна, будто плеснул кто на лак горячим. Потемнело серебро накладок. Да и сама шкатулка…

Мертвая.

Но не сказать, чтобы появилось желание ее потрогать.

- Ее здесь для нас поставили, - сказал Демьян, оглядев и кружевную салфеточку, разложенную до крайности аккуратно. Кружево вот слегка пожелтело, да и сама салфетка выглядела так, будто не один год пролежала где-нибудь в сундуке.


- Согласен, - Вещерский кивнул и потрогал переносицу. – Кровь не идет?

- Нет.

- Хорошо. А то что-то я не подрассчитал.

Слегка покачиваясь, он дошел-таки до окна и высунул голову, глянул вниз и произнес:

- Надо же, какие упорные. Не расходятся.

- И не разойдутся. Здесь мало что происходит.

Впервые, пожалуй, чужое любопытство было Демьяну понятно.

Он прошелся по комнате. Остановился у секретера, вытащил пару ящиков, скорее, порядку ради. Ящики были пусты, и это навевало вовсе уж на нехорошие мысли.

- Нет здесь никого, - Вещерский отряхнулся как-то совсем уж по-собачьи. – Ни живых, ни мертвых, что, признаться, удивляет, да…

Дверь вела в спальню, в которой, в отличие от гостиной, царил изрядный беспорядок. Разобранная постель была измята и брошена на пол. На белой простыне отпечатались чьи-то следы, которые пахли навозом. Тут же валялись высокие сапоги из хорошей кожи.

В шкафу обнаружилась пара костюмов, почти новых, и рубашки. Громоздились на полках коробки для шляп. Стояли ровными рядами туфли.

- В спешке собирался, - прокомментировал Вещерский, переступив через сапоги. – В большой спешке… и это еще более любопытно.

- Отчего?

- Оттого, что формально причин для нее нет. Сами подумайте. Что случилось? Встреча с хозяйкой, которая прошла не так, как он рассчитывал? Риск, что мошенничество его откроется? Пускай… доказать что-либо в делах подобных непросто, тем паче, что Марья сама разрешила и продажу лошадей, и продажу конюшен… то, каковой была цена, дело другое.

Демьян кивнул.

Сталкивался с подобным, доказать преступный умысел и вправду практически невозможно, особенно, если покупатель в сговоре, а так оно и было, судя по тому, как купчие выписывались.

- Скандал? Случаются. Подобные личности скандалов не боятся. Уехал бы, пусть и без рекомендаций, но ему, может, статься, они и вовсе не нужны. Денег он должен был наворовать столько, чтобы хватило на безбедное существование.

Вещерский поднял с полу ремень, покрутил его, что дохлую змею, и уронил.

- Так отчего бежать?

- Побоялся, что Василиса Александровна родичам пожалуется? А вы, уж простите, вернее ваш батюшка весьма известны… нравом.

И разбирательство могло быть совсем, совсем иным.

- Есть такое, но… подобные личности, Демьян Еремеевич, мыслят вовсе не так, как обыкновенные люди. Они умеют видеть возможности, а скандал предоставил бы их немало. Скажем, отчего б не обвинить советника Вещерского в превышении служебных полномочий и травле бедного управляющего? Или еще в каких-никаких грехах… да и… не та он личность, говоря по правде, чтобы мой батюшка до него снизошел. Я бы, верно, максимум морду набил бы… а к этому они привычные.

Вещерский огляделся.

Ванная комната также порадовала беспорядком. Стекло на полу. Резкий запах, заставивший поморщиться. И запах весьма знакомый, однако, смешанный с вонью гвоздичного масла и розовой воды, он стал неуловим, неразличим.

Салфетки.

Пустой футляр от бритвенного станка. Пара перчаток, брошенных на край ванны. Вновь отпечаток ноги, на сей раз босой. И чем-то он привлек Демьяна. Будь он здоров, как прежде, сразу бы сообразил.

А тут пришлось присесть.

- Двое, - Демьян наконец понял, что ему не нравилось. – Здесь были двое.

Вещерский, разглядывавший полку, заставленную склянками разных форм и размеров, повернулся.

- Этот след слишком велик. Взгляните, - Демьян поставил свою ногу рядом, для примеру. – А сапоги…

- Были обыкновенными. Интер-р-ресно.

Он вернулся к шкафу, который теперь изучал со всем возможным тщанием. Но вряд ли нашел бы хоть что-то. А вот Демьян, заглянувши под кровать, вытащил оттуда старенький, видавший виды чемодан. Деревянная основа его треснула, а желтая шкура дурной выделки пошла пузырями, местами и вовсе порвалась. Правда, внутри обнаружилась лишь пара брюк того вида, который носят рабочие, да разваленные ботинки преогромного размера.

- Двое… как минимум, - Вещерский поднял ботинок. – И одного я точно знаю. Редко у кого этакие лапищи да при обычном-то росте…

Глаза его нехорошо блеснули.

- Что ж, Демьян Еремеевич… нам тут дальше делать нечего, - ботинок он вернул в чемодан. – Скажу своим людям, пусть занимаются… это ж надо было…

Он покачал головой.

- Под самым носом… в Гезлёве… тоже, небось, отдыхали… хотя… конечно… у него ж чахотка.