– Нет!

– Так что мне, с голоду умереть! – крикнула она, вскакивая на ноги.

– У тебя карманные есть, сама заплатишь.

– Мне не хватит!

– Значит, на алкоголь хватает, а на пиццу не хватит? Кстати, со следующей недели я буду давать тебе вдвое меньше. Чтобы выпивать было не на что!

– Да, тебе на водку больше останется!

Я набрала воздуха в легкие. Вот что с ней, такой умной, делать? Сердце забилось быстрее.

– Это мои деньги, и я могу тратить их, на что хочу. А ты, моя панночка, до восемнадцати лет находишься под моей опекой, и я принимаю решения о том, как ты распоряжаешься своим имуществом.

– Так что, у меня вообще никаких прав нет? – заорала она возмущенно.

– Отлично! – Я рассмеялась. – Дурацкий подростковый аргумент!

Потом помолчала немного и добавила:

– Ты давай взрослей побыстрее, а то не успеешь – умру я.

– В нашей стране даже у нерожденных детей права есть, а я как же?

– Хватит, это смешно и жалко! Конец разговора.

Сначала она растерялась, потом спросила жалобным тоном:

– А что мне делать?

Я не ответила. Я решила не обращать на нее внимания. Мой запас энергии, возможности сердца и нервных клеток на сегодня исчерпались. Я была всего лишь старухой, дремлющей в своем кресле. Покосилась на Ольку затуманенными, влажными глазами старой таксы. Для пущего эффекта пустила слюну и затрясла головой.

Наконец до нее дошло. Она пошла в кухню, взяла что-то из холодильника и заперлась у себя в комнате.

На следующий день она сама встала и пошла в школу. Я ее даже не видела. После обеда опять заперлась у себя и сидела так до вечера. Вышла только, чтобы перекусить.

Следующие два дня прошли так же. Нам обеим упрямства хватало.

На третий день Оля забыла завести будильник и выскочила из комнаты в восемь пятнадцать.

– Боже, я в школу опоздала! Ты почему меня не разбудила?

Я молчала.

– Пожалуйста, сделай мне пару бутербродов и напиши записку для учителя!

Я молчала.

– Пожалуйста, – жалобно просила она. – Если я получу замечание, мне оценку по поведению снизят.

– Ее и так снизят, когда рапорт из комиссариата получат. Могут и из школы выпереть, – сказала я равнодушно, не отрывая взгляда от утренней газеты. Мы с Мухой уже и погуляли, и позавтракать успели.

Олька ушла в школу, не попрощавшись, а я поехала к Магде. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Она все чаще меня не узнавала. Я теряла сестру, словно она медленно умирала. Просидела с ней до вчера и специально оставила дома пустой холодильник.

Вернулась я к восьми. Спешила, потому что нужно было выгулять Мушку. Дома было чисто, а псина, увидев меня, только лениво махнула хвостом и даже не встала со своей подстилки.

– Пошли гулять, – позвала я ее, а она моргнула одним глазом и опять уснула.

– Ты что, уже погуляла? – спросила я удивленно.

Я прошла на кухню и поставила на стол купленные по дороге продукты.

На столе стояла тарелка с булочкой, намазанной маслом и джемом. Кроме джема, больше ничего я не увидела. Рядом стояла вазочка с маленькой красной розой, а к ней была прислонена открытка с надписью: «Для тети! Прости меня», и нарисован смайлик.

Я растрогалась.

Присела на секунду, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце и отдышаться. Потом пошла к Оле. Постучала в дверь и зашла в ее комнату. Девчонка лежала на кровати, спрятав лицо в подушку.

– Спасибо, Оля!

Она не ответила, но все ее тело сотрясала дрожь. Я подошла и села на краешек кровати. Легонько погладила мою девочку по спине. Она плакала.


– Оля! Моя Оля! – сказала ей, как когда-то в детстве.

Оля с громким всхлипом подняла голову, ударилась о мои ноги, а потом положила ее мне на колени. Как больно! Ее голова весила целую тонну.

– Оля, – рассмеялась я, – у тебя такая тяжелая голова! Тебе уже не четыре годика!

– А-а-а… – зарыдала Оля в мою юбку, прямо как тогда в детстве.

– Оля, Оля, – повторяла я, гладя ее по спине. Через пару минут пришла Муха и тоже захотела присоединиться к нашей компании.

– Оля, ты посмотри на эту старушенцию. Даже на кровать запрыгнуть не может!

Оля взяла Муху на руки и уткнулась лицом в ее шерстку. Псинка начала вырываться.

– Оля, ты же ее задушишь! Она уже старенькая.

Девочка отпустила собаку, зато с плачем прижалась ко мне.

– Оля, я тоже старенькая! – воскликнула я с улыбкой.

– Ну вот, в этом доме и пообниматься не с кем, – проворчала девчонка, но в ее голосе уже звенел смех.

– Подожди, сейчас позвоню кому-нибудь. Помнишь того молодого полицейского, который нас домой вез? Ничего так, симпатичный был.

Она покосилась на меня.

– Хотя нет, ему уже за двадцать. Совсем старик. Подожди!

Я окинула взглядом комнату. Рядом стояла тумбочка, а на ней сидел медвежонок, которого ей подарили на Святого Валентина. Я подозревала, что это от Кубы. Я взяла его в руки:

– Оля, это я, Куба! Олечка, обними меня! Пожалуйста! Посмотри, какие у меня голубые глазки!

У мишки глаза были черные, а у Кубы – голубые.

– И такие губки у меня мягонькие! Дай поцелую! – болтала я, прижимая мишку к ее лицу. Она смеялась и отворачивалась, а на щечках появились ямочки.

Следующие вечера мы проводили вместе у телевизора. Я сидела в своем старом кресле, Муха у меня на коленях, а Оля рядом с нами на старом ковре. Весь мой мир уместился на двух квадратных метрах старой, вытертой тряпки.

– Давай выкинем этот вонючий ковер, – предложила Оля через пару дней.

– Даже и не думай! – воскликнула я.

– Но, тетя, это кошмар какой-то! Грязный, потертый и вонючий!

– Моя дорогая панночка, ты на этом кошмаре все детство провела. Как умру, делай с ним что хочешь, но пока не тронь!





Глава 2




Стоял прекрасный майский вечер, и даже артрит ненадолго оставил меня в покое. Я вышла сначала на балкон, а потом спустилась вниз, в палисадник, подышать весной. Воздух пах цветущей черемухой, было уже почти десять, Оля не возвращалась, и я начала беспокоиться. От нашей улицы и стоящей за забором лавочки меня отделяла живая изгородь. Из-за него доносились приглушенные голоса. Я подошла поближе.

– Хочешь покурить? – спросил хрипловатый голос молодой женщины. На скамейке кто-то сидел.

– Нет, я не курю, – ответила Оля.

Я припала к земле и подползла к живой изгороди. Муха начала радостно скакать вокруг, пыталась лизать мое лицо. Думала, я с ней играю. Наконец, получила по носу и отошла, обиженная.

– На, закури! В жизни надо все попробовать! А то все школа да школа! А ты в эту ходишь, которая рядом?

– Да, в эту.

– Ну и как?

– А, фигня! – ответила Оля. Я почувствовала запах папиросного дыма. Странный какой-то.

– А, ну как везде.

Они немного помолчали. Хотела уже уходить, потому что разговор был ни о чем, но, услышав следующий вопрос, замерла на месте.