— И с какой же это зарплаты такие взносы?
— Это не с зарплаты, — улыбнулся я. — Это с гонорара.
— Хм… с гонорара, значит… и где ж такие гонорары платят?
— В издательстве «Современная фантастика, приключения и детективы»…
Первой книжкой, которую выпустило наше с Вагифовым издательство был мой роман «Мусорщик», первый в цикле, написанном, так сказать, по мотивам вышедшего в две тысяче десятых моего цикла «Землянин». Причем, выпустили мы его тиражом в двести пятьдесят тысяч экземпляров. Я хотел все пятьсот, но Айхан Алиевич заявил, что не потянем. И, поскольку я был в нашем издательстве только, так сказать, «фронтменом» (ну как же — олимпийский чемпион, Герой Советского союза, популярный автор) и, параллельно, «мальчиком на побегушках», а деньги, договора и контакты с полиграфкомбинатами и книжными сетями лежали на плечах Вагифова — крыть мне было нечем. И так тираж заметно превышал любой из тех, что были у меня раньше. Но, я думаю, мой партнер просто перестраховался. Ну не верил он, что уже не новую книгу такого сопляка как я можно продать подобным тиражом. Я ж не Шолохов… Нет, все мои аргументы он принял — и что это фантастика, с которой в СССР сейчас не то что дефицит, а натуральный голод, и что я уже довольно известный писатель, и что, в рекламных целях, я договорился о том, что у меня возьмут интервью «Комсомольская правда», «Техника молодежи» и «Аргументы и факты», и что обойти госиздательства и заинтересовать топовых авторов мы сумеем только если начнем сразу печатать книги массовыми тиражами и платить авторам реально большие гонорары… но вся загвоздка была в том, что деньги, потраченные на печать тиража, нам нужно было вернуть быстро. То есть буквально за три-четыре месяца. Иначе мы нарывались на солидные пени! А вот в это он, проработавший в Госкомитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли более двадцати лет просто не верил. Не может такого быть!
Но у нас получилось. Первый тираж — те самые двести пятьдесят тысяч, ушел просто влет. Мы продали его всего за полтора месяца. И тут же закрыли все долги и кредиты. А они были немалые… потому что нам, как кооператорам, и бумагу продавали с наценкой, и книги печатали тоже с наценкой, и доставка по регионам была так же организованна с наценкой. Вследствие чего в магазине моя книжка стоила в два с небольшим раза дороже, чем любая госиздатовская. Потому что и на полку ее ставили тоже с наценкой. Ну как «кооперативную»… Но ее просто смели! Еще бы — это была первая фантастическая книжка, которая продавалась свободно! То есть ни очередь с ночи занимать не нужно, ни макулатуру собирать ради заветных талонов, ни доставать «по знакомству» или «через заднее крыльцо» переплачивая втрое-впятеро. Приходи и покупай! Так что второй тираж, в сто пятьдесят тысяч, запущенный в работу сразу же после того, как был продан первый, так же ушел очень быстро. Хотя и чуть медленнее чем первый. После чего мы запустили в печать третий — уже всего лишь в сто тысяч. А также вторую книжку этого цикла, но уже начальным тиражом в триста пятьдесят тысяч… И вот только сейчас у нас получилось выплатить мне гонорар. Но зато сразу весь — то есть еще и за непроданный третий тираж, и за новую книжку. Что, после уплаты весьма немаленьких налогов, составило семьдесят пять тысяч рублей как одна копеечка. С которых мне, так как получившаяся сумма превышала триста рублей, было положено заплатить три процента партийных взносов. Вот я их и принес. Все две тысячи двести пятьдесят рублей. Которые привели в ступор нашего секретаря парткома. Поскольку это было в разы больше, чем суммарные годовые взносы всей нашей министерской парторганизации…
Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул свежий морозный воздух и улыбнулся. Все! Все вопросы решены. Не только со взносами, но и вообще все. Партком был последним местом, куда мне нужно было зайти, чтобы рассчитаться. До этого была бухгалтерия, кадры, первый отдел, завхоз и профком. Так что теперь я официально безработный. Ну или, если взглянуть с другой стороны — профессиональный писатель.
Уволиться из Минморфлота я решил сразу же после того, как получил гонорар. Семьдесят пять тысяч — это, по советским меркам, немыслимые деньги! Средняя зарплата в СССР в текущем году, вроде как, должна составить чуть больше двухсот пятидесяти рублей. И это с учетом уже разгоняющейся инфляции… Зарплата Горбачева если я правильно помнил, пока что составляет рублей восемьсот. То есть в год он должен получать немного меньше десяти тысяч. То есть я, одним махом, получил почти восемь годовых зарплат «директора СССР»! Ну какой начальник способен это выдержать? Так что я решил не дразнить волков и уйти…И хотя я знал, что СССР осталось жить всего два с небольшим года — а после его развала деньги начнут стремительно превращаться в «фантики», время на то, чтобы их потратить с толком, еще есть. И планы на них — тоже! Тем более, что неумолимо накатывающих девяностых я не боялся. Не с теми стартовыми позициями, что у меня сейчас были… Ибо даже после того, как страна рухнет, и деньги начнут стремительно дешеветь, для себя я особенных проблем не предвидел. К тому моменту я должен окончательно укрепить свои позиции как самый раскрученный и популярный из молодых фантастов, поскольку я потихоньку начал возвращать свой старый стиль, который здесь и сейчас смотрелся этаким «американским» — то есть практически без коммунистической идеологии, с не очень большим количеством всяких пространных отступлений, зато весьма динамичный и с изрядной долей юмора. Этот стиль будет дико популярен в следующее десятилетие. Так что заработки у меня будут. Ну, учитывая, что фантастику, как жанр, ждали впереди весьма обильные десятилетия. Достаточно вспомнить, что от трети до половины всех книг, продаваемых на самой большой оптово-розничной книготорговой площадки девяностых — книжном рынке в спорткомплексе Олимпийском, обороты которого достигали десятков миллионов в день, были фантастикой. Да, в начале девяностых народ в первую очередь накинется на американскую и вообще западную фантастику, но пример моего старого друга — Василия Головачева, показывал, что наши авторы вполне способны удержаться «в топе» и в это нелегкое время. Да и многие из весьма популярных авторов начали именно тогда. Первые романы Пелевина и Лукьяненко вышли как раз в девяносто втором. А чуть позже русская фантастика на какое-то время вообще почти вытеснит с рынка и американцев, и англичан, и французов, чьи тиражи по сравнению с нашими авторами в некоторые года составляли жалкие проценты. Ну ладно, пусть десяток-полтора процентов… Так что в будущее я смотрел вполне уверенно. Пробьемся!
Когда я добежал до нашей квартиры, Аленка уже вернулась из школы. Я разулся, чмокнул ее в лоб, помыл руки и прошел на кухню. На кухне на столе стоял букет из трех десятков роз. Я нахмурился.
— Опять?
Она виновато посмотрела на меня и, вздохнув, опустила глаза. Я зло дернул щекой. Вот ведь привязался… Салгомаев со своим кавказским темпераментом оказался неугомонным.
Все началось еще во время новоселья. Он весь вечер не отрывал взгляд от моей жены, при каждом удобном случае рассыпаясь в комплиментах. Причем, со стороны это выглядело настолько вызывающе, что Вагифов, при прощании, даже потихоньку извинился передо мной. Но, к сожалению, на этом все не закончилось. Сначала нам на квартиру начали доставлять букеты роз. Каждый день. В Москве. Зимой восемьдесят восьмого-девятого годов, когда полки магазинов в стране стремительно пустели. То есть не просто качественный товар заменялся на низкокачественный или, там, вроде как стандартные упаковки товаров худели с литра до девятисот миллилитров или с килограмма до восьмисот граммов, а товары просто исчезали с полок. Совсем. Оставляя после себя либо широко расставленные трехлитровые банки с березовым соком, либо просто девственную пустоту витрин и холодильных ларей, аккуратно протертых тряпочкой. Последние даже не подключали. Незачем… И в этих условиях для моей Аленки каждый день доставляли роскошные букеты. А я довольно долго не имел возможности ничего этому противопоставить. Потому что наш проект с издательством только входил в начальную фазу, и денег у нас не было катастрофически. Да мы в этот момент даже талоны на сахар полностью не могли отоварить! Только на еду… Когда я, не выдержав, спустил с лестницы водителя, притащившего очередной букет, таскать их к нам домой перестали. Зато принялись делать это Аленке на работу. Причем, несколько раз Салгомаев сделал это самолично, заехав в школу и, попутно, очаровав директрису с завучами. Так что даже если моя жена отказывалась принимать букеты из рук водителя, они все равно оказывались на ее столе в преподавательской. Более того, похоже, некие «старшие товарищи» начали капать ей на мозги. Ну типа: «Не будь дурой — такой человек за тобой ухаживает! Что там твой писателек — фантастишку пописывает, а денег нет. Видели же как ты последние копейки в кошельке выуживаешь!» Она мне об этом не рассказывала, но регулярно приходила домой раздраженной или зареванной, однако, нашлась пара доброжелательниц, разыскавших мой телефон и сообщивших мне «всю правду». Правда мне показалось, что при этом они больше прощупывали почву насчет того, чтобы «замутить» со мной, когда Салгомаев добьется своего, нежели стремились меня просветить о разыгрывающихся в школе перипетиях.
— Я из школы через запасной выход вышла, но он меня уже здесь поджидал. Перед подъездом. Ну не выбрасывать же было…
Я зло скрипнул зубами. А потом вздохнул и, сделав шаг, осторожно обнял ее.
— Похоже, придется съезжать. А тебе — увольняться, — задачей обеспечения семьи постоянным жильем в Москве я начал вплотную заниматься уже месяца три как. Но пока она с места не сдвинулась.
Дело в том, что, как я и ожидал, «советские евреи» в настоящий момент густым косяком потянулись на Запад. Вернее, сначала на Юг — на Землю обетованную. То бишь историческую родину. Но для многих она была всего лишь транзитным пунктом. А кое-кто из самых продвинутых вообще туда не заезжал ни на миг, отправляясь напрямую в благословенную Америку.
Я застал времена, когда некоторые из них вернулись назад. Старые. Разбитые. С потерянным и потухшим взглядом, в глубине которого таилось удивление — как же так? Они же все так отлично рассчитали! Ибо в их картине мира все было очевидно и понятно — здесь всегда была и будет полная «жопа», ну такой тут живет убогий народ с рабским сознанием, а вот в цивилизованных и демократических странах все точно будет совсем по-другому… Что же пошло не так?!
Но в настоящий момент все пока происходило по их расчетам. СССР, все больше и больше ускоряясь, уже даже не катился, а вертикально падал в ту самую незабвенную «жопу». Так что сейчас эти люди, получившие «пропуск в рай», свысока поглядывали на остающееся «быдло», параллельно изо всех сил, стараясь выжать по максимуму из того набора материальных благ, которые они сумели отжать у государства за время жизни в «проклятом совке». Ну а у меня было что им предложить… Так что, сразу после организации нашего издательства я совершил «забег» по нескольким паспортным столам нашего и соседних районов, одарив паспортисток тортиками и иными «кчайностями», как это называл мой друг и замечательный писатель из Николаева Воха Васильев… После чего попросил информировать меня о случаях, когда люди будут выписываться из квартир целыми семьями, намекнув, что в этом случае моя благодарность будет куда более весома. Потому что это, с большой долей вероятности, могло означало эмиграцию. То есть, так сказать, «сети» были раскинуты, но пока оставались пустыми… Впрочем, до начала этих проблем со «звездой сцены» я по этому поводу не особенно волновался — квартира, в которой мы сейчас жили, у нас была оплачена еще на полгода вперед, да и, скорее всего, с хозяевами можно было договориться и на то, чтобы продлить аренду. Но сейчас, в свете всего происходящего, переезд стал остро актуальным. Вот только переезд проблемы не решал. Один раз пройдется моя радость от нового дома до школы — и все. Новый адрес будет «засвечен», все начнется по новой… Аленка вскинулась.
— Ром, но как… меня ж не отпустят? Середина года! Да и ребят своих бросать не хочется. Они у меня такие умницы…
— То есть ты хочешь, чтобы все это продолжилось? А то и усугубилось! Он же — кавказец! Кто его знает — что ему в голову придет? Хочешь стать кавказской пленницей?
Аленка широко распахнула глаза.
— Ну что ты говоришь? У нас же ведь не Кавказ, и вообще — это комедия!
Я криво усмехнулся. Ну да, ну да — чеченские «авизо», похищения людей прямо в центре Москвы, заказные убийства и «кавказские свадьбы» со стрельбой из окон машин, мчащихся прямо по двойной сплошной, а то и по встречке этой Москве еще предстоят…
— Ну тебе же все равно скоро в декрет идти. Вот и пойдешь пораньше, — я снова чмокнул ее в гладкий лобик. Ну да, она снова забеременела. Доче исполнилось три, и она уже научилась не только есть и одеваться самостоятельно, но и, даже, завязывать шнурки. Так что ко второму ребенку мы были вполне готовы, и уже его планировали. Ну а все эти перипетии только ускорили подобные планы. Причем инициатива исходила от Аленки. Она сказала: «Может как увидит меня с пузом — так отцепится!» Но пока еще до «пуза» было далеко…
— Но мне же тогда не заплатят «декретные»!
— И? Тех денег, что заработал я, нам что — мало?
Аленка смущенно покраснела и прижалась ко мне.
— Я к ним еще как-то не привыкла. У меня просто в голове не укладывается — такие деньжищи…
— То ли еще будет, малыш, — усмехнулся я. В этот момент зазвонил телефон. Аленка вывернулась из моих объятий и скользнула в гостиную. А я кисло улыбнулся. И что делать? Нет, в жене я не сомневался — мы с ней, считай, повторяли историю ее родителей. Те тоже познакомились еще в школе, учась в одном классе, и еще в школе решили, что поженятся. Каковое решение и воплотили в жизнь, создав счастливую семью, в которой все ее члены любили друг друга. Причем, у них все получилось даже несмотря на то, что они, в отличие от нас, на какое-то время после школы разъехались на учебу по разным городам… Моя любовь тоже хотела счастливую семью, а поскольку пример того, как этого добиться — всю жизнь был у нее перед глазами, она просто спокойно двигалась по этой «дорожке». Мы же с ней, ведь, хоть и учились в разных школах, но в этой истории познакомились и, так сказать, подружились, еще когда она училась в первом классе… К тому же, в отличие от «кумушек» на работе, она уже наглядно убедилась в том, что я тоже многого стою. И держу свои обещания. Недаром нам в столь юном возрасте удалось войти в те жалкие проценты советских людей, сумевшие в столь юном возрасте не только побывать за границей, но и выехать за пределы стран Соцсодружества. Ну и по стране мы так же немало попутешествовали. Так что она знала, что текущее отсутствие денег — это просто временные трудности. Что блестяще подтвердилось несколько дней назад, когда я, наконец, получил-таки причитающийся мне гонорар… Но такая активная «осада» все равно напрягала.
— Ром, тут тебя Маргарита Львовна… — крикнула мне Аленка из коридора.
— Иду!
Маргарита Львовна была в курсе наших перипетий и совершенно не одобряла действий советской знаменитости. Да и на меня поглядывала с неодобрением. А однажды вообще высказала мне, то не ожидала от меня такой «травоядности», и что если бы я был нормальным мужиком — давно бы набил ему морду… Честно скажу — кулаки чесались. Но, блин, по зрелому размышлению, я решил этого не делать. Салгомаев был гордостью и величиной всей азербайджанской диаспоры Москвы. Так что прямой конфликт с ним точно принес бы в нашу жизнь куда большие трудности. А, может даже, рассорил бы меня с Вагифовыми… хотя полностью от этой идеи я все равно не отказался! Но пока терпел… Зато она полностью поддержала меня в стремлении побыстрее переехать. И с энтузиазмом включилась в мою «сеть», клятвенно пообещав мне найти подходящий вариант.
— Слушаю?
— Рома, это Маргарита Львовна. Тут у меня сидит моя подруга — Симочка Гинзбург, и ее очень заинтересовали… м-м-м…. твои идеи.
— Очень-очень? — я сделал стойку. Неужели…
— Да-да… но это не телефонный разговор. Можешь подойти ко мне? — ну да, сакраментальная фраза советских времен — «это не телефонный разговор». И ведь КГБ работало без всяких массовых камер, систем распознавания голоса и лиц, поисковых роботов по ключевым словам, пресловутых «чипов» и всего такого прочего — а напугать народ смогло!
— Хорошо, буду через десять минут, — я положил трубку.
— Ты надолго? Я ужин согрела, — виновато поинтересовалась любимая.
— Мм-м-м… не думаю. Скорее всего на часок, — я быстро оделся, чмокнул Аленку в щеку и выскочил за дверь.
Маргарита Львовна обитала в знаменитой сталинской высотке на Котельнической набережной, но не в главном здании, а в боковом крыле, расположенном над кинотеатром «Иллюзион». Так что от нашего Рюмина переулка до ее квартиры было всего пять минут спокойным шагом. Поэтому, не смотря на то, что я по пути заскочил в кооперативную кулинарию и купил тортик, а так же немного яблок (увы, период, когда в одном и том же кооперативном магазине торговали чем ни попадя — от импортной колбасы и сырого теста и до носков с ботинками и посуды уже вовсю цвел и пах) — в заявленный норматив уложился с запасом, и уже через десять минут звонил в знакомую дверь.
— Вот знакомься, Ромочка, — торжественно провозгласила хозяйка квартиры, когда мы вошли на кухню, — это моя давняя подруга Серафима Исааковна. Мы с ней семь лет проработали в ЖКУ нашего района. Ну пока я не ушла в Москонцерт!
Истоки обширных связей Маргариты Львовны нам с Аленкой были давно известны. Но, как ни странно, пользовалась она ими по большей части вполне альтруистически. Нам, например, она частенько помогала совершенно бескорыстно! Ну не то, чтобы совсем… но денег за посидеть с малышней она не принимала категорически. А вот, скажем, продукты брала с удовольствием. Ну и подарки на восьмое марта или день рождения. Я на них не скупился. И, нарвавшись, например, на «выкинутые» в каком-нибудь из парфюмерных магазинов столицы французские духи или, там, наборы теней и румян я закупал их в оптовых количествах. Женщин-то было в окружении много — жена, мамы, бабуся, ну и Маргариту Львовну не забывал…
— Ее папа был заместителем наркома авиационной промышленности, — продолжила между тем хозяйка квартиры. — Именно он и получил ту квартиру, в которой она сейчас живет со своей дочерью, зятем и внуками, — Маргарита Львовна сделал многозначительную паузу, улыбнулась и радушно предложила:- Чаю? С твоим тортиком-то.
— Спасибо, от чая не откажусь, а вот тортик исключительно вам. Как и яблочки. Я еще не ужинал и, если перебью аппетит — Аленка меня убьет, — я широко улыбнулся, попытавшись сразу задать позитивный настрой предстоящей беседе. Но эта попытка пропала втуне. Потому что подруга Маргариты Львовны бросила в сторону яблок крайне неприязненный взгляд и гневно прошипела:
— Нитраты!
В оставшимся сейчас лишь в моей памяти будущем множество людей с огромной ностальгией вспоминало «самую вкусную в мире колбасу», «настоящие фрукты», «самое вкусное мороженное» из своего, прошедшего в СССР детства. Да что там говорить — я и сам частенько этим грешил. Все мы склонны идеализировать детство и молодость… Но вот здесь и сейчас миллионы живущих в стране людей были свято уверены в том, что советские продукты — ужасная отрава. На кухнях, в магазинных очередях, в гаражах и в электричках люди пересказывали друг другу страшилки о крысиных хвостах, которые вот прям только вчера как обнаружили сват, брат, сослуживец, мама друга в только что купленном в гастрономе куске «Любительской» колбасы. О том, что на колбасных заводах в фарш сплошь и рядом вываливают перемолотые копыта, свиные шкуры прям со щетиной, дохлых котов и, как венец — туалетную бумагу рулонами! Откуда взялась подобная идея — мне было совершенно непонятно. Ладно бы туалетную бумагу некуда было девать, и потому ее требовалось как-то утилизировать хотя бы и подобным идиотским образом — так нет, она постоянно пребывала в статусе жуткого дефицита! И стоило ей хоть где-то появится на прилавке — как за ней тут же выстраивались огромные очереди. Ну и зачем в таком случае добавлять ее в колбасу?! Да появись она на колбасных заводах — сами сотрудники мгновенно растащили бы ее по домам! Но нет — люди были твердо убеждены что в колбасу добавляют туалетную бумагу… Еще были популярны истории о бедных соседских котиках, откинувших лапы сразу же после того, как они заглотнули ломтик свежей «Докторской». Или о куске вонючей целлюлозы, оставшейся на сковородке после того, как некий знакомый попытался пожарить себе омлет с колбасой и слегка не уследил за временем… После чего следовал категоричный вывод, что вкусной и безопасной может быть только импортная колбаса. Причем, лучше всего не давно известные финский сервелат или венгерское салями, а что-то ну прям совсем-совсем импортное. Из «настоящей» заграницы. То есть какое-нибудь датское там, или французское… Ну а в отношении овощей и фруктов основной страшилкой были те самые нитраты. Согласно глубокому убеждению «продвинутой» части советского народа, глубоко уверенной в том, что «власти всегда врут», все отечественные овощи и фрукты были переполнены этими ужасными соединениями просто до предела. И единственным спасением от отказа почек, печени и селезенки с кишечником, вследствие неминуемого отравления этими самыми нитратами, было либо самостоятельное выращивание на личных огородах чистой, «безнитратной» продукции, либо все тот же благословенный импорт. Народ рыскал по магазинам и бился в агонии за польский картофель, датскую свеклу, голландский лук, переплачивая не то что втридорога, а чуть ли не вдесятеро, но упрямо покупал «импортное», напрочь воротя нос от чего бы то ни было советского. Ну, конечно, те, кто мог себе это позволить. Остальные жрали «нитратное», наливаясь ненавистью к травящим их «коммунистам»…
— Ну-ну, на жену-то не наговаривай! Она у тебя умница, — добродушно пожурила меня хозяйка квартиры, после чего налила мне солидную, не менее чем четырехсотграммовую чашку и подвинула блюдце с нарезанным лимоном и вазочку с вареньем. Серафима Исааковна же все это время сверлила меня напряженным взглядом. Ну а я демонстрировал полную безмятежность. Нет, не потому, что мне было все равно. Внутри я вполне себе не хило мандражировал. Просто, чем большую заинтересованность я покажу — тем более сложными будут переговоры. Впрочем, совсем уж сильно я не нервничал. Квартира заместителя наркома авиапромышленности, конечно, интересный вариант, но вокруг Москва и интересных вариантов в ней много. А «сеть» раскинута. Так что не выгорит сейчас — выгорит позже.
— Так вот, я ей рассказала твою идею, и она ее заинтересовала.
— Вот как? Очень рад, — благожелательно кивнул я и перевел заинтересованный взгляд на Серафиму Исааковну. Она же продолжала молча сверлить меня взглядом. За столом повисла напряженная тишина, которая явно не понравилась Маргарите Львовне.
— Рома, ты можешь сам рассказать Симочке о твоем предложении?
— С удовольствием, — я улыбнулся. — Но только после того, как я услышу что она может предложить мне. Извините, Маргарита Львовна, но ваша подруга хотя бы в общих чертах уже в курсе моих предложений — вы же ей о них рассказали. И они ей интересны. Иначе бы вы меня не позвали. А вот я пока ничего не знаю…
Серафима Исааковна нахмурилась и брюзгливо поджала губы. И Маргарита Львовна слегка взволновалась. Судя по всему, она искренне хотела помочь и нам, и подруге, а тут мы, непонятно почему, друг другу не понравились…
— Симочка, ты не против, если я расскажу Роме о твоей квартире?
— Будь любезна, Марго, — я впервые услышал голос Серафимы Исааковны. Голосок был еще тот — скрипучий и раздраженный.
— Рома, должна тебе сказать откровенно — у Симочки лучшая квартира в Москве. Уж можешь мне поверить — я в этом просто убеждена! Она расположена в нашем же доме, но в главной башне. Ах, какие у нее виды из окон — Кремль, Москва-река… просто сказка! Квартира пятикомнатная, еще из нее есть выход на балюстраду… ну, то есть, я точно не знаю как это правильно называется — такой большой балкон или, может, огромную лоджию, потому что она под крышей — мы с Симочкой раньше там пили чай. Там стоял столик. Прямо у перил! Правда, сейчас этот выход закрыт, но, я думаю, можно как-то договориться, чтобы его опять открыли. Потому что, по техническому плану, этот балкон относиться к квартире. Мы с Симочкой смотрели в ЖЭКе… И комнат, на самом деле, больше. Потому что есть еще большая семнадцатиметровая кладовка с окном. Она не учитывается в жилой площади, но, на самом деле вполне может использоваться как комната. И, даже, использовалась. У Симочки там жила мама. Ну, когда она уже перестала вставать с постели. А еще…
Судя по рассказу — вариант действительно был шикарный. Но я постарался не показать своей заинтересованности. Наоборот, слегка разочаровано покачал головой.
— Да уж — квартира огромная. Не для нас троих. Убирать замучаешься. Да и квартплата там, наверное — ух… А в каком она состоянии?
— Очень неплохом. Наш дом вообще построен очень качественно! — воодушевленно воскликнула Маргарита Львовна, но потом замешкалась, бросила на подругу виноватый взгляд и добавила:- Нет, какой-то ремонт, конечно, требуется, но небольшой. Можно сказать косметический.
— То есть она серьезно не ремонтировалась с момента заселения, — понимающе хмыкнул я. На что Серафима Исааковна снова поджала губы. Похоже, это у нее рефлекторное… Я же развернулся к престарелой дочке заместителя наркома авиационной промышленности и уточнил:- И когда можно будет ее посмотреть?
Та, в ответ, сморщилась и с апломбом заявила:
— Я еще не услышала вашего предложения.
— Предложение будет только после того, как я ее посмотрю, — парировал я. — Нельзя же назначать цену за кота в мешке.
— И все же я настаиваю, молодой человек…
Я сделал удивленное лицо и повернулся к Маргарите Львовне. Та просяще улыбнулась.
— Рома, ну хотя бы предварительные цифры!
Я вздохнул.
— Ну только ради вас, Маргарита Львовна… Сначала замечу, что окончательная сумма будет зависеть от того, сколько придется вкладывать в ремонт. Но предварительно, я готов заплатить… скажем, тридцать тысяч рублей и-и-и… тысячу восемьсот долларов.
На последних словах глаза Серафимы Исааковны возбужденно блеснули. Ну еще бы — несмотря на то, что, официально, курс доллара к рублю составлял чуть больше шестидесяти копеек, на доллары эмигрантам разрешалось поменять всего по девяносто рублей на человека. То есть на круг выходило меньше, чем по сто пятьдесят долларов на нос. Так что, если ее семья состояла из пяти-шести человек, а это, скорее всего так и было — на обустройство на новом месте у них получалось всего лишь от семисот пятидесяти до девятисот долларов. Я же предлагал в два раза больше… Да и рубли тоже лишними не будут. Справки, зубы (в среде потенциальных эмигрантов ходили дикие слухи о стоимости стоматологических услуг за рубежом, так что все старались перед отъездом привести зубы в максимальный порядок), такси, доплата за перевес… Да и, несмотря на то, что валютные статьи все еще действовали, правоприменительная практика уже слегка смягчилась. Так что прикупить за рубли еще какую-то сумму в долларах теоретически было вполне вероятно. Правда пришлось бы побегать, поискать выходы, но не думаю, что они уже этого не сделали. «Интердевочка»-то еще в прошлом году вышла. А в этом уже была экранизирована. Так что весь советский народ к настоящему моменту был в курсе того, что есть люди, у которых можно прикупить доллары по цене бакс — за три рубля. То есть в пять раз дороже официального курса… Правда оставалась проблема — как протащить все это через таможню и погранконтроль. Но тут бывшие наши люди, рвущиеся на «землю обетованную», проявляли невиданную изобретательность. Что там банальные — зашить в подкладку, спрятать в каблуках или вшить в пояс брюк… Баксы упаковывали в презерватив и, сделав предварительно клизму, ну чтобы организм не подвел в самый неподходящий момент, засовывали далеко в… м-м-м… задний проход. Ну, или привязывали презерватив к нитке и глотали, затем привязав другой конец этой нитки к коренному зубу! И это еще были не самые экзотические способы…
— Но это, повторюсь, по максимуму. Если не придется много вкладываться в ремонт. Для него ведь тоже нужны деньги.
Серафима Исааковна снова недовольно поджала губы и скрипуче произнесла:
— Хорошо. Во сколько завтра можете подойти?
Все — она моя! Озвученные суммы ее точно устраивают, и теперь она будет торговаться только о том, чтобы не снизить сумму, а не требовать ее увеличить.
— Во сколько вам будет удобно. Я могу подстроиться под ваше время, — идти на осмотр я собирался в одиночку, без жены. Во-первых, это было чревато. Она у меня была человеком абсолютно искренним. Все, что она думает было буквально написано у нее на лице. С нее станется вообще прям при всех начать уговаривать меня сделать все, чтобы мы сюда переехали… было у нас в прошлой жизни подобное, когда мы покупали свою первую иномарку, на которую пересели с сорок первого «Москвича». Это была переходная «Ауди-100». Ну та, которая начала продаваться как «Ауди-100», а когда ее уже снимали с производства она уже именовалась «Ауди А6». Аленка тогда села за руль — и пропала. Даже поторговаться не удалось… Ну и, во-вторых, я хотел сделать ей сюрприз. Она умела радоваться. Причем, так, что хотелось радовать ее еще и еще!
— Давайте тогда завтра в одиннадцать…
Квартира действительно оказалась — высший класс. Огромная кухня в четырнадцать квадратных метров, пять комнат, самая большая из которых была больше тридцати квадратов, три туалета и четыре кладовки, одна из которых была той самой в семнадцать метров и с окном… Но общее состояние квартиры было не очень. И, даже, очень не очень… Однако, снизить цену мне почти не удалось. За свои деньги Серафима Исааковна и ее зять с дочерью сражались будто львы! Ну, то есть, за те, которые они уже считали своими… В конце концов, мы сошлись на уже озвученной сумме. Но зато договорились, что ко мне, кроме квартиры, перейдут еще и два машиноместа в подземном гараже, расположенном во дворе дома.
— Это не с зарплаты, — улыбнулся я. — Это с гонорара.
— Хм… с гонорара, значит… и где ж такие гонорары платят?
— В издательстве «Современная фантастика, приключения и детективы»…
Первой книжкой, которую выпустило наше с Вагифовым издательство был мой роман «Мусорщик», первый в цикле, написанном, так сказать, по мотивам вышедшего в две тысяче десятых моего цикла «Землянин». Причем, выпустили мы его тиражом в двести пятьдесят тысяч экземпляров. Я хотел все пятьсот, но Айхан Алиевич заявил, что не потянем. И, поскольку я был в нашем издательстве только, так сказать, «фронтменом» (ну как же — олимпийский чемпион, Герой Советского союза, популярный автор) и, параллельно, «мальчиком на побегушках», а деньги, договора и контакты с полиграфкомбинатами и книжными сетями лежали на плечах Вагифова — крыть мне было нечем. И так тираж заметно превышал любой из тех, что были у меня раньше. Но, я думаю, мой партнер просто перестраховался. Ну не верил он, что уже не новую книгу такого сопляка как я можно продать подобным тиражом. Я ж не Шолохов… Нет, все мои аргументы он принял — и что это фантастика, с которой в СССР сейчас не то что дефицит, а натуральный голод, и что я уже довольно известный писатель, и что, в рекламных целях, я договорился о том, что у меня возьмут интервью «Комсомольская правда», «Техника молодежи» и «Аргументы и факты», и что обойти госиздательства и заинтересовать топовых авторов мы сумеем только если начнем сразу печатать книги массовыми тиражами и платить авторам реально большие гонорары… но вся загвоздка была в том, что деньги, потраченные на печать тиража, нам нужно было вернуть быстро. То есть буквально за три-четыре месяца. Иначе мы нарывались на солидные пени! А вот в это он, проработавший в Госкомитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли более двадцати лет просто не верил. Не может такого быть!
Но у нас получилось. Первый тираж — те самые двести пятьдесят тысяч, ушел просто влет. Мы продали его всего за полтора месяца. И тут же закрыли все долги и кредиты. А они были немалые… потому что нам, как кооператорам, и бумагу продавали с наценкой, и книги печатали тоже с наценкой, и доставка по регионам была так же организованна с наценкой. Вследствие чего в магазине моя книжка стоила в два с небольшим раза дороже, чем любая госиздатовская. Потому что и на полку ее ставили тоже с наценкой. Ну как «кооперативную»… Но ее просто смели! Еще бы — это была первая фантастическая книжка, которая продавалась свободно! То есть ни очередь с ночи занимать не нужно, ни макулатуру собирать ради заветных талонов, ни доставать «по знакомству» или «через заднее крыльцо» переплачивая втрое-впятеро. Приходи и покупай! Так что второй тираж, в сто пятьдесят тысяч, запущенный в работу сразу же после того, как был продан первый, так же ушел очень быстро. Хотя и чуть медленнее чем первый. После чего мы запустили в печать третий — уже всего лишь в сто тысяч. А также вторую книжку этого цикла, но уже начальным тиражом в триста пятьдесят тысяч… И вот только сейчас у нас получилось выплатить мне гонорар. Но зато сразу весь — то есть еще и за непроданный третий тираж, и за новую книжку. Что, после уплаты весьма немаленьких налогов, составило семьдесят пять тысяч рублей как одна копеечка. С которых мне, так как получившаяся сумма превышала триста рублей, было положено заплатить три процента партийных взносов. Вот я их и принес. Все две тысячи двести пятьдесят рублей. Которые привели в ступор нашего секретаря парткома. Поскольку это было в разы больше, чем суммарные годовые взносы всей нашей министерской парторганизации…
Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул свежий морозный воздух и улыбнулся. Все! Все вопросы решены. Не только со взносами, но и вообще все. Партком был последним местом, куда мне нужно было зайти, чтобы рассчитаться. До этого была бухгалтерия, кадры, первый отдел, завхоз и профком. Так что теперь я официально безработный. Ну или, если взглянуть с другой стороны — профессиональный писатель.
Уволиться из Минморфлота я решил сразу же после того, как получил гонорар. Семьдесят пять тысяч — это, по советским меркам, немыслимые деньги! Средняя зарплата в СССР в текущем году, вроде как, должна составить чуть больше двухсот пятидесяти рублей. И это с учетом уже разгоняющейся инфляции… Зарплата Горбачева если я правильно помнил, пока что составляет рублей восемьсот. То есть в год он должен получать немного меньше десяти тысяч. То есть я, одним махом, получил почти восемь годовых зарплат «директора СССР»! Ну какой начальник способен это выдержать? Так что я решил не дразнить волков и уйти…И хотя я знал, что СССР осталось жить всего два с небольшим года — а после его развала деньги начнут стремительно превращаться в «фантики», время на то, чтобы их потратить с толком, еще есть. И планы на них — тоже! Тем более, что неумолимо накатывающих девяностых я не боялся. Не с теми стартовыми позициями, что у меня сейчас были… Ибо даже после того, как страна рухнет, и деньги начнут стремительно дешеветь, для себя я особенных проблем не предвидел. К тому моменту я должен окончательно укрепить свои позиции как самый раскрученный и популярный из молодых фантастов, поскольку я потихоньку начал возвращать свой старый стиль, который здесь и сейчас смотрелся этаким «американским» — то есть практически без коммунистической идеологии, с не очень большим количеством всяких пространных отступлений, зато весьма динамичный и с изрядной долей юмора. Этот стиль будет дико популярен в следующее десятилетие. Так что заработки у меня будут. Ну, учитывая, что фантастику, как жанр, ждали впереди весьма обильные десятилетия. Достаточно вспомнить, что от трети до половины всех книг, продаваемых на самой большой оптово-розничной книготорговой площадки девяностых — книжном рынке в спорткомплексе Олимпийском, обороты которого достигали десятков миллионов в день, были фантастикой. Да, в начале девяностых народ в первую очередь накинется на американскую и вообще западную фантастику, но пример моего старого друга — Василия Головачева, показывал, что наши авторы вполне способны удержаться «в топе» и в это нелегкое время. Да и многие из весьма популярных авторов начали именно тогда. Первые романы Пелевина и Лукьяненко вышли как раз в девяносто втором. А чуть позже русская фантастика на какое-то время вообще почти вытеснит с рынка и американцев, и англичан, и французов, чьи тиражи по сравнению с нашими авторами в некоторые года составляли жалкие проценты. Ну ладно, пусть десяток-полтора процентов… Так что в будущее я смотрел вполне уверенно. Пробьемся!
Когда я добежал до нашей квартиры, Аленка уже вернулась из школы. Я разулся, чмокнул ее в лоб, помыл руки и прошел на кухню. На кухне на столе стоял букет из трех десятков роз. Я нахмурился.
— Опять?
Она виновато посмотрела на меня и, вздохнув, опустила глаза. Я зло дернул щекой. Вот ведь привязался… Салгомаев со своим кавказским темпераментом оказался неугомонным.
Все началось еще во время новоселья. Он весь вечер не отрывал взгляд от моей жены, при каждом удобном случае рассыпаясь в комплиментах. Причем, со стороны это выглядело настолько вызывающе, что Вагифов, при прощании, даже потихоньку извинился передо мной. Но, к сожалению, на этом все не закончилось. Сначала нам на квартиру начали доставлять букеты роз. Каждый день. В Москве. Зимой восемьдесят восьмого-девятого годов, когда полки магазинов в стране стремительно пустели. То есть не просто качественный товар заменялся на низкокачественный или, там, вроде как стандартные упаковки товаров худели с литра до девятисот миллилитров или с килограмма до восьмисот граммов, а товары просто исчезали с полок. Совсем. Оставляя после себя либо широко расставленные трехлитровые банки с березовым соком, либо просто девственную пустоту витрин и холодильных ларей, аккуратно протертых тряпочкой. Последние даже не подключали. Незачем… И в этих условиях для моей Аленки каждый день доставляли роскошные букеты. А я довольно долго не имел возможности ничего этому противопоставить. Потому что наш проект с издательством только входил в начальную фазу, и денег у нас не было катастрофически. Да мы в этот момент даже талоны на сахар полностью не могли отоварить! Только на еду… Когда я, не выдержав, спустил с лестницы водителя, притащившего очередной букет, таскать их к нам домой перестали. Зато принялись делать это Аленке на работу. Причем, несколько раз Салгомаев сделал это самолично, заехав в школу и, попутно, очаровав директрису с завучами. Так что даже если моя жена отказывалась принимать букеты из рук водителя, они все равно оказывались на ее столе в преподавательской. Более того, похоже, некие «старшие товарищи» начали капать ей на мозги. Ну типа: «Не будь дурой — такой человек за тобой ухаживает! Что там твой писателек — фантастишку пописывает, а денег нет. Видели же как ты последние копейки в кошельке выуживаешь!» Она мне об этом не рассказывала, но регулярно приходила домой раздраженной или зареванной, однако, нашлась пара доброжелательниц, разыскавших мой телефон и сообщивших мне «всю правду». Правда мне показалось, что при этом они больше прощупывали почву насчет того, чтобы «замутить» со мной, когда Салгомаев добьется своего, нежели стремились меня просветить о разыгрывающихся в школе перипетиях.
— Я из школы через запасной выход вышла, но он меня уже здесь поджидал. Перед подъездом. Ну не выбрасывать же было…
Я зло скрипнул зубами. А потом вздохнул и, сделав шаг, осторожно обнял ее.
— Похоже, придется съезжать. А тебе — увольняться, — задачей обеспечения семьи постоянным жильем в Москве я начал вплотную заниматься уже месяца три как. Но пока она с места не сдвинулась.
Дело в том, что, как я и ожидал, «советские евреи» в настоящий момент густым косяком потянулись на Запад. Вернее, сначала на Юг — на Землю обетованную. То бишь историческую родину. Но для многих она была всего лишь транзитным пунктом. А кое-кто из самых продвинутых вообще туда не заезжал ни на миг, отправляясь напрямую в благословенную Америку.
Я застал времена, когда некоторые из них вернулись назад. Старые. Разбитые. С потерянным и потухшим взглядом, в глубине которого таилось удивление — как же так? Они же все так отлично рассчитали! Ибо в их картине мира все было очевидно и понятно — здесь всегда была и будет полная «жопа», ну такой тут живет убогий народ с рабским сознанием, а вот в цивилизованных и демократических странах все точно будет совсем по-другому… Что же пошло не так?!
Но в настоящий момент все пока происходило по их расчетам. СССР, все больше и больше ускоряясь, уже даже не катился, а вертикально падал в ту самую незабвенную «жопу». Так что сейчас эти люди, получившие «пропуск в рай», свысока поглядывали на остающееся «быдло», параллельно изо всех сил, стараясь выжать по максимуму из того набора материальных благ, которые они сумели отжать у государства за время жизни в «проклятом совке». Ну а у меня было что им предложить… Так что, сразу после организации нашего издательства я совершил «забег» по нескольким паспортным столам нашего и соседних районов, одарив паспортисток тортиками и иными «кчайностями», как это называл мой друг и замечательный писатель из Николаева Воха Васильев… После чего попросил информировать меня о случаях, когда люди будут выписываться из квартир целыми семьями, намекнув, что в этом случае моя благодарность будет куда более весома. Потому что это, с большой долей вероятности, могло означало эмиграцию. То есть, так сказать, «сети» были раскинуты, но пока оставались пустыми… Впрочем, до начала этих проблем со «звездой сцены» я по этому поводу не особенно волновался — квартира, в которой мы сейчас жили, у нас была оплачена еще на полгода вперед, да и, скорее всего, с хозяевами можно было договориться и на то, чтобы продлить аренду. Но сейчас, в свете всего происходящего, переезд стал остро актуальным. Вот только переезд проблемы не решал. Один раз пройдется моя радость от нового дома до школы — и все. Новый адрес будет «засвечен», все начнется по новой… Аленка вскинулась.
— Ром, но как… меня ж не отпустят? Середина года! Да и ребят своих бросать не хочется. Они у меня такие умницы…
— То есть ты хочешь, чтобы все это продолжилось? А то и усугубилось! Он же — кавказец! Кто его знает — что ему в голову придет? Хочешь стать кавказской пленницей?
Аленка широко распахнула глаза.
— Ну что ты говоришь? У нас же ведь не Кавказ, и вообще — это комедия!
Я криво усмехнулся. Ну да, ну да — чеченские «авизо», похищения людей прямо в центре Москвы, заказные убийства и «кавказские свадьбы» со стрельбой из окон машин, мчащихся прямо по двойной сплошной, а то и по встречке этой Москве еще предстоят…
— Ну тебе же все равно скоро в декрет идти. Вот и пойдешь пораньше, — я снова чмокнул ее в гладкий лобик. Ну да, она снова забеременела. Доче исполнилось три, и она уже научилась не только есть и одеваться самостоятельно, но и, даже, завязывать шнурки. Так что ко второму ребенку мы были вполне готовы, и уже его планировали. Ну а все эти перипетии только ускорили подобные планы. Причем инициатива исходила от Аленки. Она сказала: «Может как увидит меня с пузом — так отцепится!» Но пока еще до «пуза» было далеко…
— Но мне же тогда не заплатят «декретные»!
— И? Тех денег, что заработал я, нам что — мало?
Аленка смущенно покраснела и прижалась ко мне.
— Я к ним еще как-то не привыкла. У меня просто в голове не укладывается — такие деньжищи…
— То ли еще будет, малыш, — усмехнулся я. В этот момент зазвонил телефон. Аленка вывернулась из моих объятий и скользнула в гостиную. А я кисло улыбнулся. И что делать? Нет, в жене я не сомневался — мы с ней, считай, повторяли историю ее родителей. Те тоже познакомились еще в школе, учась в одном классе, и еще в школе решили, что поженятся. Каковое решение и воплотили в жизнь, создав счастливую семью, в которой все ее члены любили друг друга. Причем, у них все получилось даже несмотря на то, что они, в отличие от нас, на какое-то время после школы разъехались на учебу по разным городам… Моя любовь тоже хотела счастливую семью, а поскольку пример того, как этого добиться — всю жизнь был у нее перед глазами, она просто спокойно двигалась по этой «дорожке». Мы же с ней, ведь, хоть и учились в разных школах, но в этой истории познакомились и, так сказать, подружились, еще когда она училась в первом классе… К тому же, в отличие от «кумушек» на работе, она уже наглядно убедилась в том, что я тоже многого стою. И держу свои обещания. Недаром нам в столь юном возрасте удалось войти в те жалкие проценты советских людей, сумевшие в столь юном возрасте не только побывать за границей, но и выехать за пределы стран Соцсодружества. Ну и по стране мы так же немало попутешествовали. Так что она знала, что текущее отсутствие денег — это просто временные трудности. Что блестяще подтвердилось несколько дней назад, когда я, наконец, получил-таки причитающийся мне гонорар… Но такая активная «осада» все равно напрягала.
— Ром, тут тебя Маргарита Львовна… — крикнула мне Аленка из коридора.
— Иду!
Маргарита Львовна была в курсе наших перипетий и совершенно не одобряла действий советской знаменитости. Да и на меня поглядывала с неодобрением. А однажды вообще высказала мне, то не ожидала от меня такой «травоядности», и что если бы я был нормальным мужиком — давно бы набил ему морду… Честно скажу — кулаки чесались. Но, блин, по зрелому размышлению, я решил этого не делать. Салгомаев был гордостью и величиной всей азербайджанской диаспоры Москвы. Так что прямой конфликт с ним точно принес бы в нашу жизнь куда большие трудности. А, может даже, рассорил бы меня с Вагифовыми… хотя полностью от этой идеи я все равно не отказался! Но пока терпел… Зато она полностью поддержала меня в стремлении побыстрее переехать. И с энтузиазмом включилась в мою «сеть», клятвенно пообещав мне найти подходящий вариант.
— Слушаю?
— Рома, это Маргарита Львовна. Тут у меня сидит моя подруга — Симочка Гинзбург, и ее очень заинтересовали… м-м-м…. твои идеи.
— Очень-очень? — я сделал стойку. Неужели…
— Да-да… но это не телефонный разговор. Можешь подойти ко мне? — ну да, сакраментальная фраза советских времен — «это не телефонный разговор». И ведь КГБ работало без всяких массовых камер, систем распознавания голоса и лиц, поисковых роботов по ключевым словам, пресловутых «чипов» и всего такого прочего — а напугать народ смогло!
— Хорошо, буду через десять минут, — я положил трубку.
— Ты надолго? Я ужин согрела, — виновато поинтересовалась любимая.
— Мм-м-м… не думаю. Скорее всего на часок, — я быстро оделся, чмокнул Аленку в щеку и выскочил за дверь.
Маргарита Львовна обитала в знаменитой сталинской высотке на Котельнической набережной, но не в главном здании, а в боковом крыле, расположенном над кинотеатром «Иллюзион». Так что от нашего Рюмина переулка до ее квартиры было всего пять минут спокойным шагом. Поэтому, не смотря на то, что я по пути заскочил в кооперативную кулинарию и купил тортик, а так же немного яблок (увы, период, когда в одном и том же кооперативном магазине торговали чем ни попадя — от импортной колбасы и сырого теста и до носков с ботинками и посуды уже вовсю цвел и пах) — в заявленный норматив уложился с запасом, и уже через десять минут звонил в знакомую дверь.
— Вот знакомься, Ромочка, — торжественно провозгласила хозяйка квартиры, когда мы вошли на кухню, — это моя давняя подруга Серафима Исааковна. Мы с ней семь лет проработали в ЖКУ нашего района. Ну пока я не ушла в Москонцерт!
Истоки обширных связей Маргариты Львовны нам с Аленкой были давно известны. Но, как ни странно, пользовалась она ими по большей части вполне альтруистически. Нам, например, она частенько помогала совершенно бескорыстно! Ну не то, чтобы совсем… но денег за посидеть с малышней она не принимала категорически. А вот, скажем, продукты брала с удовольствием. Ну и подарки на восьмое марта или день рождения. Я на них не скупился. И, нарвавшись, например, на «выкинутые» в каком-нибудь из парфюмерных магазинов столицы французские духи или, там, наборы теней и румян я закупал их в оптовых количествах. Женщин-то было в окружении много — жена, мамы, бабуся, ну и Маргариту Львовну не забывал…
— Ее папа был заместителем наркома авиационной промышленности, — продолжила между тем хозяйка квартиры. — Именно он и получил ту квартиру, в которой она сейчас живет со своей дочерью, зятем и внуками, — Маргарита Львовна сделал многозначительную паузу, улыбнулась и радушно предложила:- Чаю? С твоим тортиком-то.
— Спасибо, от чая не откажусь, а вот тортик исключительно вам. Как и яблочки. Я еще не ужинал и, если перебью аппетит — Аленка меня убьет, — я широко улыбнулся, попытавшись сразу задать позитивный настрой предстоящей беседе. Но эта попытка пропала втуне. Потому что подруга Маргариты Львовны бросила в сторону яблок крайне неприязненный взгляд и гневно прошипела:
— Нитраты!
В оставшимся сейчас лишь в моей памяти будущем множество людей с огромной ностальгией вспоминало «самую вкусную в мире колбасу», «настоящие фрукты», «самое вкусное мороженное» из своего, прошедшего в СССР детства. Да что там говорить — я и сам частенько этим грешил. Все мы склонны идеализировать детство и молодость… Но вот здесь и сейчас миллионы живущих в стране людей были свято уверены в том, что советские продукты — ужасная отрава. На кухнях, в магазинных очередях, в гаражах и в электричках люди пересказывали друг другу страшилки о крысиных хвостах, которые вот прям только вчера как обнаружили сват, брат, сослуживец, мама друга в только что купленном в гастрономе куске «Любительской» колбасы. О том, что на колбасных заводах в фарш сплошь и рядом вываливают перемолотые копыта, свиные шкуры прям со щетиной, дохлых котов и, как венец — туалетную бумагу рулонами! Откуда взялась подобная идея — мне было совершенно непонятно. Ладно бы туалетную бумагу некуда было девать, и потому ее требовалось как-то утилизировать хотя бы и подобным идиотским образом — так нет, она постоянно пребывала в статусе жуткого дефицита! И стоило ей хоть где-то появится на прилавке — как за ней тут же выстраивались огромные очереди. Ну и зачем в таком случае добавлять ее в колбасу?! Да появись она на колбасных заводах — сами сотрудники мгновенно растащили бы ее по домам! Но нет — люди были твердо убеждены что в колбасу добавляют туалетную бумагу… Еще были популярны истории о бедных соседских котиках, откинувших лапы сразу же после того, как они заглотнули ломтик свежей «Докторской». Или о куске вонючей целлюлозы, оставшейся на сковородке после того, как некий знакомый попытался пожарить себе омлет с колбасой и слегка не уследил за временем… После чего следовал категоричный вывод, что вкусной и безопасной может быть только импортная колбаса. Причем, лучше всего не давно известные финский сервелат или венгерское салями, а что-то ну прям совсем-совсем импортное. Из «настоящей» заграницы. То есть какое-нибудь датское там, или французское… Ну а в отношении овощей и фруктов основной страшилкой были те самые нитраты. Согласно глубокому убеждению «продвинутой» части советского народа, глубоко уверенной в том, что «власти всегда врут», все отечественные овощи и фрукты были переполнены этими ужасными соединениями просто до предела. И единственным спасением от отказа почек, печени и селезенки с кишечником, вследствие неминуемого отравления этими самыми нитратами, было либо самостоятельное выращивание на личных огородах чистой, «безнитратной» продукции, либо все тот же благословенный импорт. Народ рыскал по магазинам и бился в агонии за польский картофель, датскую свеклу, голландский лук, переплачивая не то что втридорога, а чуть ли не вдесятеро, но упрямо покупал «импортное», напрочь воротя нос от чего бы то ни было советского. Ну, конечно, те, кто мог себе это позволить. Остальные жрали «нитратное», наливаясь ненавистью к травящим их «коммунистам»…
— Ну-ну, на жену-то не наговаривай! Она у тебя умница, — добродушно пожурила меня хозяйка квартиры, после чего налила мне солидную, не менее чем четырехсотграммовую чашку и подвинула блюдце с нарезанным лимоном и вазочку с вареньем. Серафима Исааковна же все это время сверлила меня напряженным взглядом. Ну а я демонстрировал полную безмятежность. Нет, не потому, что мне было все равно. Внутри я вполне себе не хило мандражировал. Просто, чем большую заинтересованность я покажу — тем более сложными будут переговоры. Впрочем, совсем уж сильно я не нервничал. Квартира заместителя наркома авиапромышленности, конечно, интересный вариант, но вокруг Москва и интересных вариантов в ней много. А «сеть» раскинута. Так что не выгорит сейчас — выгорит позже.
— Так вот, я ей рассказала твою идею, и она ее заинтересовала.
— Вот как? Очень рад, — благожелательно кивнул я и перевел заинтересованный взгляд на Серафиму Исааковну. Она же продолжала молча сверлить меня взглядом. За столом повисла напряженная тишина, которая явно не понравилась Маргарите Львовне.
— Рома, ты можешь сам рассказать Симочке о твоем предложении?
— С удовольствием, — я улыбнулся. — Но только после того, как я услышу что она может предложить мне. Извините, Маргарита Львовна, но ваша подруга хотя бы в общих чертах уже в курсе моих предложений — вы же ей о них рассказали. И они ей интересны. Иначе бы вы меня не позвали. А вот я пока ничего не знаю…
Серафима Исааковна нахмурилась и брюзгливо поджала губы. И Маргарита Львовна слегка взволновалась. Судя по всему, она искренне хотела помочь и нам, и подруге, а тут мы, непонятно почему, друг другу не понравились…
— Симочка, ты не против, если я расскажу Роме о твоей квартире?
— Будь любезна, Марго, — я впервые услышал голос Серафимы Исааковны. Голосок был еще тот — скрипучий и раздраженный.
— Рома, должна тебе сказать откровенно — у Симочки лучшая квартира в Москве. Уж можешь мне поверить — я в этом просто убеждена! Она расположена в нашем же доме, но в главной башне. Ах, какие у нее виды из окон — Кремль, Москва-река… просто сказка! Квартира пятикомнатная, еще из нее есть выход на балюстраду… ну, то есть, я точно не знаю как это правильно называется — такой большой балкон или, может, огромную лоджию, потому что она под крышей — мы с Симочкой раньше там пили чай. Там стоял столик. Прямо у перил! Правда, сейчас этот выход закрыт, но, я думаю, можно как-то договориться, чтобы его опять открыли. Потому что, по техническому плану, этот балкон относиться к квартире. Мы с Симочкой смотрели в ЖЭКе… И комнат, на самом деле, больше. Потому что есть еще большая семнадцатиметровая кладовка с окном. Она не учитывается в жилой площади, но, на самом деле вполне может использоваться как комната. И, даже, использовалась. У Симочки там жила мама. Ну, когда она уже перестала вставать с постели. А еще…
Судя по рассказу — вариант действительно был шикарный. Но я постарался не показать своей заинтересованности. Наоборот, слегка разочаровано покачал головой.
— Да уж — квартира огромная. Не для нас троих. Убирать замучаешься. Да и квартплата там, наверное — ух… А в каком она состоянии?
— Очень неплохом. Наш дом вообще построен очень качественно! — воодушевленно воскликнула Маргарита Львовна, но потом замешкалась, бросила на подругу виноватый взгляд и добавила:- Нет, какой-то ремонт, конечно, требуется, но небольшой. Можно сказать косметический.
— То есть она серьезно не ремонтировалась с момента заселения, — понимающе хмыкнул я. На что Серафима Исааковна снова поджала губы. Похоже, это у нее рефлекторное… Я же развернулся к престарелой дочке заместителя наркома авиационной промышленности и уточнил:- И когда можно будет ее посмотреть?
Та, в ответ, сморщилась и с апломбом заявила:
— Я еще не услышала вашего предложения.
— Предложение будет только после того, как я ее посмотрю, — парировал я. — Нельзя же назначать цену за кота в мешке.
— И все же я настаиваю, молодой человек…
Я сделал удивленное лицо и повернулся к Маргарите Львовне. Та просяще улыбнулась.
— Рома, ну хотя бы предварительные цифры!
Я вздохнул.
— Ну только ради вас, Маргарита Львовна… Сначала замечу, что окончательная сумма будет зависеть от того, сколько придется вкладывать в ремонт. Но предварительно, я готов заплатить… скажем, тридцать тысяч рублей и-и-и… тысячу восемьсот долларов.
На последних словах глаза Серафимы Исааковны возбужденно блеснули. Ну еще бы — несмотря на то, что, официально, курс доллара к рублю составлял чуть больше шестидесяти копеек, на доллары эмигрантам разрешалось поменять всего по девяносто рублей на человека. То есть на круг выходило меньше, чем по сто пятьдесят долларов на нос. Так что, если ее семья состояла из пяти-шести человек, а это, скорее всего так и было — на обустройство на новом месте у них получалось всего лишь от семисот пятидесяти до девятисот долларов. Я же предлагал в два раза больше… Да и рубли тоже лишними не будут. Справки, зубы (в среде потенциальных эмигрантов ходили дикие слухи о стоимости стоматологических услуг за рубежом, так что все старались перед отъездом привести зубы в максимальный порядок), такси, доплата за перевес… Да и, несмотря на то, что валютные статьи все еще действовали, правоприменительная практика уже слегка смягчилась. Так что прикупить за рубли еще какую-то сумму в долларах теоретически было вполне вероятно. Правда пришлось бы побегать, поискать выходы, но не думаю, что они уже этого не сделали. «Интердевочка»-то еще в прошлом году вышла. А в этом уже была экранизирована. Так что весь советский народ к настоящему моменту был в курсе того, что есть люди, у которых можно прикупить доллары по цене бакс — за три рубля. То есть в пять раз дороже официального курса… Правда оставалась проблема — как протащить все это через таможню и погранконтроль. Но тут бывшие наши люди, рвущиеся на «землю обетованную», проявляли невиданную изобретательность. Что там банальные — зашить в подкладку, спрятать в каблуках или вшить в пояс брюк… Баксы упаковывали в презерватив и, сделав предварительно клизму, ну чтобы организм не подвел в самый неподходящий момент, засовывали далеко в… м-м-м… задний проход. Ну, или привязывали презерватив к нитке и глотали, затем привязав другой конец этой нитки к коренному зубу! И это еще были не самые экзотические способы…
— Но это, повторюсь, по максимуму. Если не придется много вкладываться в ремонт. Для него ведь тоже нужны деньги.
Серафима Исааковна снова недовольно поджала губы и скрипуче произнесла:
— Хорошо. Во сколько завтра можете подойти?
Все — она моя! Озвученные суммы ее точно устраивают, и теперь она будет торговаться только о том, чтобы не снизить сумму, а не требовать ее увеличить.
— Во сколько вам будет удобно. Я могу подстроиться под ваше время, — идти на осмотр я собирался в одиночку, без жены. Во-первых, это было чревато. Она у меня была человеком абсолютно искренним. Все, что она думает было буквально написано у нее на лице. С нее станется вообще прям при всех начать уговаривать меня сделать все, чтобы мы сюда переехали… было у нас в прошлой жизни подобное, когда мы покупали свою первую иномарку, на которую пересели с сорок первого «Москвича». Это была переходная «Ауди-100». Ну та, которая начала продаваться как «Ауди-100», а когда ее уже снимали с производства она уже именовалась «Ауди А6». Аленка тогда села за руль — и пропала. Даже поторговаться не удалось… Ну и, во-вторых, я хотел сделать ей сюрприз. Она умела радоваться. Причем, так, что хотелось радовать ее еще и еще!
— Давайте тогда завтра в одиннадцать…
Квартира действительно оказалась — высший класс. Огромная кухня в четырнадцать квадратных метров, пять комнат, самая большая из которых была больше тридцати квадратов, три туалета и четыре кладовки, одна из которых была той самой в семнадцать метров и с окном… Но общее состояние квартиры было не очень. И, даже, очень не очень… Однако, снизить цену мне почти не удалось. За свои деньги Серафима Исааковна и ее зять с дочерью сражались будто львы! Ну, то есть, за те, которые они уже считали своими… В конце концов, мы сошлись на уже озвученной сумме. Но зато договорились, что ко мне, кроме квартиры, перейдут еще и два машиноместа в подземном гараже, расположенном во дворе дома.