— Шших! — моя любимая сделала последний мах ногой и, утерев ладонью вспотевший лоб, двинулась мимо кровати к выходу из спальни. Я коварно дождался пока она приблизиться на минимальное расстояние, после чего рывком набросился на проходящую мимо добычу.
— Рома!
— Ырг… — взревел неандерталец в моем лице, заваливая добычу на «шкуру мамонта».
— Рома, я потная вся! — мне в грудь уперлись кулачки. — Перестань!
— Тресь! — трусики полетели в сторону.
— Ромка! Сумасшедший… — тонкие, но сильные ручки, еще мгновение назад упорно отстраняющие меня, дрогнули, и мои губы, наконец, встретились со ставшими мягкими и податливыми губами жены.
В Москву мы перебрались летом восемьдесят восьмого. Георгий Владиленович выполнил свое обещание и перетянул-таки меня в министерство… Отпустили меня легко. Место начальника пароходства вместо пригласившего меня на работу Арно Каска еще в прошлом году занял Тойво Ниннас, с которым у меня, в принципе, сложились вполне ровные отношения, но той теплоты как с Каском не было. К тому же в Эстонии все больше и больше поднималась волна национализма, как обычно замаскированная стремлением «к свободе», и отношение к русским начало заметно ухудшаться. Ну, или, оно всегда было таковым, а сейчас просто это стало проявляться куда более открыто. Потому что даже среди круга более-менее близких знакомых появились люди, которые стали демонстрировать неприязнь. А однажды Аленку вообще обругали в парке. Какая-то бабушка. Моя жена присела рядом с ней на лавочку, и бабулька, поначалу, принялась сюсюкать с дочей на эстонском, но едва ребенок пролепетала что-то по-русски, бабульку будто подменили. Она вскочила и разоралась, забрызгав Аленку с ребенком слюной… Так что в конце лета я взял отпуск и перевез семью обратно в наш городок. А потом вплотную занялся переводом себя в Москву. Нервы потрепать пришлось, но приказ по министерству о моем переводе вышел двадцать седьмого августа. После чего мы, оставив малышню с бабушками, отправились в Таллин собирать вещи и паковать контейнер…
Квартиру в Москве удалось найти только к октябрю. Причем, через новых знакомых — чету Вагифовых. Нет, кое-какие варианты были и до этого, но либо неудобные, когда даже до метро нужно было добираться долго и на перекладных, либо необоснованно дорогие. А у меня с деньгами начались серьезные напряги. Потому что, не смотря на мою активную работу, за последние три года мне удалось пристроить всего одну книжку. При том, что, так сказать, «в столе» у меня лежало еще ажно четыре штуки. Ну привык я писать быстро. Не так как Дарья Донцова, конечно, эта писательница с точки зрения скорости написания — недостижимая вершина, но три книжки в год для меня вовсе не были чем-то из ряда вон выходящим. Хотя последние лет пятнадцать я писал, в среднем, пару книжек год… Здесь же в год у меня получалось сделать дай бог одну. Но это, по сегодняшним меркам, считалось очень быстрым! Мне даже регулярно пеняли на то, что я мало «работаю над текстом». Что слишком поспешен. Что не прорабатываю сюжеты. А мне казалось, что я, наоборот, пишу слишком медленно… Впрочем, ранее мои возможности были серьезно урезаны тем, что творить приходилось на пишущей машинке. Как же это было неудобно! Любые изменения в сюжете, серьезные правки, редактура требовали полного перепечатывания не только той странички, которую ты правил и редактировал, но всех за ней следующих!!! Я, в конце концов, дозрел-таки до найма машинисток, потому что перепечатывать пятисотстраничную рукопись в шестой раз из-за вставки небольшого эпизода на десятой странице меня окончательно достало! Но уже под занавес моей работы в пароходстве, я сумел ухватить в Финляндии подержанный IBM PC/XT в, считай, полной комплектации — матричный принтер, десятидюймовый монитор и системный блок с клавиатурой и двумя дисководами под пятидюймовые дискеты, на который с матами и при помощи лома и той самой матери мне впихнули-таки первый русскоязычный редактор Lexicon и инсталлировали русскоязычную раскладку клавиатуры. Проблему же отсутствия русских букв на клавишах я решил самостоятельно с помощью наклеенных на них кусочков пластыря, на которых потом шариковой ручкой и были написаны буквы. Так что сейчас я, одновременно, наслаждался резко облегчившимся процессом работы и ломал голову куда девать уже пятую свободную книгу, которую писал в настоящий момент…
Ну так вот, благодаря жене Айхана Алиевича нам удалось не слишком дорого снять пустую трехкомнатную квартиру в Заяузье. Не слишком дорого по меркам Таганки. Но сниженная цена объяснялась отсутствием мебели и бытовой техники, а также ее весьма убитым состоянием. Паркет требовал циклевки, стены и окна покраски, двери были слегка перекошены и потому закрывались с трудом, а в стареньких деревянных рамах имелись щели в полпальца толщиной… Но, в общем и целом, после небольшого ремонта жить в ней стало вполне возможно. А отсутствие мебели и бытовой техники в нашем случае было, даже, скорее, преимуществом, а не недостатком. Потому как имуществом за время жизни в Талине мы обросли — холодильником, телевизором, двухкассетной декой, видиком, а также кое-какой мебелью, которой до момента снятия квартиры был забит гараж моих родителей. Вот мы им его и освободили… Нет, полностью обставить квартиру мебели у нас, естественно, не хватило, но на кухню и спальню по минимуму набралось. Впрочем, именно по минимуму. Вещи в спальне у нас так пока и лежали в чемоданах или висели на вбитых в стену гвоздиках, а половина посуды была сложена на широченном кухонном подоконнике. Домик был старый, еще глубоко дореволюционной постройки, так что стены здесь были толстенные… А диван, буфет и стол со стульями в гостиную удалось прикупить в комиссионке, в Таллине, в который меня, по старой памяти, отправили в командировку в декабре. Мебель была хоть и изрядно побитая, но вполне антикварная. Не то чтобы элитная, скорее этакий крепкий купеческий стиль, но лет сто ей точно было. Так что в квартиру она вписалась как родная…
Поскольку нашей доче уже исполнилось полтора года — Аленке пришлось искать работу, а нам — место в яслях. Увы, частично оплачиваемый отпуск здесь и сейчас предоставлялся только до года. А потом разрешалось взять еще полгода за свой счет. После чего — пожалте на работу, иначе вас привлекут за тунеядство. Впрочем, особенных проблем нам это не принесло. Благодаря еще одной нашей Палангской знакомой — Маргарите Львовне, которой Аленка позвонила буквально через неделю после того, как мы обустроились в нашей съемной квартире, расположенной в Рюмином переулке, эти вопросы так же решились довольно быстро. У нее оказался целый сонм разных знакомых, благодаря которым мы в течение двух недель получили место в детском саду, а в декабре Аленка вышла на работу учительницей английского языка в четыреста девяносто седьмую школу, до которой от квартиры было всего пять минут спокойной ходьбы. Мне же до здания министерства морского флота, располагавшегося на углу проспекта Маркса и улицы Жданова идти было чуть подольше — с полчаса. Ровно столько же, сколько если бы я поехал на метро. Впрочем, на работу я чаще всего бегал…
— Ну как, головка не бо-бо? — поинтересовалась моя любовь, когда я вышел из ванной. Я скорчил страдающую рожу, хотя чувствовал себя вполне нормально. Эх, как же хорошо быть молодым! Жена рассмеялась. — Иди, я тебе уже омлет положила.
Я гордо проследовал на кухню. А что — мой коварный план полностью удался. Мужики — советую: ни одна женщина не способна сердиться на мужчину после хорошего секса!
— Вы все там так наклюкались?
— М-м-м… да нет. Так — только мы с Козей… ну и Зема. Бурбаш с парнями позже подошел. Ну кто смог.
Ну да — у нас был, так сказать, вечер встречи. Не то чтобы выпускников, скорее соратников по колочению газетных подшивок. Аленка не пошла, хотя собиралась поскольку прекрасно знала всех, с кем я вчера пил. Ради этого мы даже дочу вчера отправили к Маргарите Львовне с ночевкой. Но парни предложили посидеть «чисто мужской компанией», и она осталась дома…
— Хорошо хоть посидели?
— Да нормально. Сначала все были немного скованные, но после третьей рюмки расслабились. Кстати, Пыря стал военным. Прапорщик.
— Вот как? Складом заведует? — она за то время, что провела в Ташкентском госпитале немного врубилась в военные реалии… Я задумался.
— Да, похоже, нет… скорее в каких-то серьезных войсках служит. Поджарый такой и повадки у него этакие… ну-у-у… — я махнул рукой, забыв, что в руках кружка и чуть не разлив чай. — Да и проговорился немного.
— Расхвастался?
— Да нет, не хвастал. Просто обмолвился что каждый год с парашютом прыгает. Норматив типа у них…
— А остальные?
— Бурбаш биофак МГУ окончил. Сейчас диссертацию пишет, — несколько удивленно произнес я. — Вот никогда бы не подумал, что он в науку пойдет… Зема — бухгалтер. Козя — моряк. Рыбак. Но копит на собственную яхту.
— Оу, богатый жених! Не то что некоторые, — ехидно сморщилась жена. Я замер, любуясь, после чего не выдержал и чмокнул ее в нос. А затем поинтересовался:
— У тебя в пятницу сколько уроков?
— В пятницу? Вроде бы три. Надо глянуть. А что?
— Да нам тут в министерстве билеты на балет втюхивают в Большой театр, вот, думаю, не взять ли? Бают — чуть ли ни Плисецкая танцует.
Аленка с усмешкой посмотрела на меня.
— Если бы Плисецкая танцевала — хрен бы вам кто такие билеты «втюхивал».
— Ну да, тут ты, скорее всего, права, — согласился я, уплетая омлет. — Но ты так и не сказала — будем приобщаться к высокому искусству или как?
— А дочку куда денем?
— Так Маргарита Львовна посидит. Позвони ей — уточни, сможет ли?
Жена рассмеялась.
— Да она бегом прибежит — если только намекнуть, — а потом погрустнела. — Жалко ее. Из нее такая бы хорошая бабушка получилась, а она одна…
Да уж, это действительно было печально. Всех троих детей Маргарита Львовна потеряла на войне. Дочь умерла в Ленинграде, во время блокады, старший сын погиб на фронте, а младшего, школьника, убило во время одного из налетов. Он дежурил на крыше — тушил и сбрасывал немецкие «зажигалки». Там ему и прилетело осколком выбитого разорвавшейся неподалеку «фугаской» стекла. Так-то ранение вроде как было не смертельным — только руку порезало, но пока закончился налет и это обнаружили — мальчик просто истек кровью. Муж вернулся с войны весь израненный и за три года просто угас. А больше она замуж не вышла. Почему — не рассказывала. Впрочем, может просто потому, что в ее военном поколении на одного мужика приходилось по восемь-девять женщин… Так что всю свою нерастраченную энергию и любовь она отдавала другим. В первую очередь детям.
— Значит — беру!
Проводив жену до школы, я выскочил на Котельническую набережную и перешел на бег, двинувшись в сторону министерства. Оно располагалось на углу проспекта Маркса и улицы Жданова, которой уже скоро вернут ее старое название — Рождественка. А соседняя улица была той самой Неглинной. Помните же стихи, все же в школе учили:
Мы гуляли по Неглинной,
Заходили на бульвар,
Мы купили синий-синий,
Презеленый, красный шар, — вот и я их учил. А узнал, что это за улица и где расположена только сейчас.
Я бежал и ломал голову — что делать? Денег осталось совсем мизер. Как-то я очень широко размахнулся с переездом. Всю «заначку на черный день» до донышка выскреб. А, между тем, с книгами просто какая-то стена образовалась. Сначала меня плавно отодвинули в «Лениздате», под предлогом того, что я, типа, больше не ленинградец, да и тексты мои совсем не формат их серий, потом отфутболили в «Детской литературе», сообщив, что хоть я и их формат, но не надо наглеть: «У вас, молодой человек, и так в нашей серии вышло больше книг, чем у Жюль Верна или братьев Стругацких…», ну а в «Молодой гвардии» и разговаривать не стали. Покровителей-то «наверху» у меня больше не было. И куда податься?
Нет, кое-какие мыслишки у меня были, причем, вполне соответствующие самым новым веяниям, но я никогда до этого не занимался никаким бизнесом. В первую очередь потому, что просто не любил этого дела. А мыслишки у меня были связаны как раз с тем, чтобы кинуться в его пучину. Вот я до сего момента и гнал их от себя. Но, похоже, деваться некуда. Вот только один я это дело точно не потяну. Не смотря на все свои регалии. Потому как ни денег нет, ни связей… Ибо что в литературе, что, скажем, в спорте, я в настоящий момент был этаким изгоем. Вследствие того что и там, и там я считался выскочкой, которому просто невероятно повезло. Ну как же — бегом занимался, по большей части, самостоятельно, то есть не выгрызал себе место регулярным участием в многочисленных соревнованиях, не гробил здоровье стимуляторами и гормонами, не делил успех и не помогал продвинутся никому из влиятельных и заслуженных тренеров, раз за разом приводящих тебя к победе, а просто раз — и в дамки проскочил! И в литературе — совсем сопляк, едва двадцать пять исполнилось, да и пишет, тьфу ты, прости господи — фантастику… а, гляди-ка, уже почти десяток книг издал. Ну если с переизданиями считать. Да и зарубежные публикации, сволочь такая, имеет. К тому же тексты — примитивные, совсем ведь над ними не работает, не вычищает годами, как нормальные люди, приводя почти к идеалу с филологической и орфографической точки зрения, как написал — так сразу в издательство бежит! Да и сюжеты… м-м-м… какие-то не совсем советские и почти совсем не научные. А советская фантастика нынче — почти исключительно научная. Ну кроме отдельных произведений типа «Понедельник начинается в субботу» или «Девочки с Земли». Да и они так же под нее маскируются, а этот — маги-шмаги, нейросети, попаданцы… Ну муть же одна!
Так что мои начинания в этом направлении (а именно в нем мои мысли и развивались), точно натолкнутся на сильное противодействие всей, так сказать, прогрессивной общественности. Наших же русских интеллигентов хлебом не корми — только дай подосрать ближнему своему. Причем, в отличие от рабоче-крестьянских масс, в большинстве своем делающих подобное открыто и откровенно, четко осознавая, что и для чего они делают (ибо нехрен!), интеллигенты сами себя способны убедить в том, что занимаются этим исключительно ради всего хорошего и против всего плохого. Чтобы в этом убедиться достаточно почитать доносы, которые писали в НКВД в те же тридцатые на друзей, родственников и просто соратников по искусству тогдашние светочи культуры. Такие возвышенные мысли и железобетонные основания приводили в обоснование своего стукачества…
На обеденный перерыв я остался в кабинете. Это никого не удивило, потому что я частенько тратил обеденный перерыв на тренировку. Для чего устроил себе в углу что-то типа спортивного уголка — приволок помост, сколоченный из горбыля и покрытый стареньким линолеумом, положил туда гантели с гирей, прибил к стене макивару, установил в косяке двери самодельный турник в распор… Но на этот раз у меня на обеденный перерыв были другие планы.
— Айхан Алиевич, добрый день! — поздоровался я, когда в трубке телефона раздался голос Вагифова.
— А-а-а… Рома, привет! Ну как — обжились в квартире?
— Да, все хорошо. Скоро на новоселье пригласим.
— Так давно уже пора, — хохотнул Вагифов. — Я тебе такого гостя приведу — сам себе завидовать будешь! — Этим «гостем» он меня «пугал» уже давно, наотрез отказываясь сообщить кого именно имеет ввиду.
— Да раньше не мог. Людей же хотя бы за стол посадить надо было. А у нас даже его не было. Ели на коленках, тарелки горкой на подоконнике лежали. Квартира ж совсем пустая была…
— Ну, зато и цена такая невысокая. Для центра-то Москвы… ну да ладно — чего звонишь-то если не на новоселье звать?
— Айхан Алиевич, идейка тут у меня одна появилась. Как немножко заработать можно. Но один не потяну. Обсудить бы хотелось.
— Идейка… — голос Вагифова тут же построжел. — Ну, обсудить можно. Только… намекни хотя бы из какой области?
— О, никакого криминала, — усмехнулся я. — Наоборот — все в духе требований времени. Кооперативы, хозрасчет и все такое…
— М-м-м… а поточнее?
— Кооперативное издательство по выпуску фантастической и приключенческой литературы, — коротко сообщил я. Вагифов несколько мгновений помолчал, а потом коротко спросил:
— Где и когда встречаемся?
Следующие восемь недель слились для меня в дикую череду напрягов. Я мотался по Москве между юридической консультацией, отделением Промстройбанка, районной налоговой инспекцией, ЖЭКами, районным и Мосгорисполкомом и еще тучей разных организацией… Какое там «единое окно» — даже для того, чтобы выполнить все необходимые требования для получения регистрации хотя бы в одной-единственной организации необходимо было пройти не то что не один десяток кабинетов, но и помотаться по разным концам Москвы. Причем, срок действия справок, выданных одной организацией, часто не совпадал с таковым же в другой организации. И часто случалось, что собрав все нужные справки и пройдя все круги ада через канцелярию, замов, завов, ведущих специалистов и инспекторов я спотыкался на последней подписи, потому как срок действия какой-нибудь справки из всего необходимого огромного вороха по внутренним инструкциям вот этой самой организации истек позавчера. Я научился жалко улыбаться, совать шоколадки, скромно всучивать бутылки коньяка, делать комплименты стареющим дамам с вечным перманентом и смеяться над тупыми шуточками канцелярских работников… Слава богу на работе я успел завоевать кое-какой авторитет, так что график у меня был более-менее свободный. Ну и в командировку в это время меня никуда не отправили. Но, как бы там ни было, проходит все. Вот и этот период моей жизни так же прошел. И, спустя два с лишним месяца, кооперативное издательство «Современная фантастика, приключения и детективы» было-таки зарегистрировано!
Отметить этот знаменательный факт решили вместе с нашим новосельем, на которое мы, вместе с родными, пригласили Маргариту Львовну, Айхана Алиевича с супругой, ну и его того самого таинственного «гостя».
Празднование должно было начаться в семь часов, но Вагифовы с тем самым гостем, из-за которого я должен буду «сам себе завидовать» слегка запаздывали. Родители-то наши с дедусей и бабусей приехали еще в обед, так что мамы и бабуся сейчас вовсю помогали Аленке, накрывать на стол. А Маргарита Львовна тоже пришла пораньше и сейчас развлекала дочу. Так что сесть за стол мы были готовы в любой момент. Но решили подождать опоздавших. Тем более, что все были в курсе по поводу того, что у меня Айханом Алиевичем начинается совместный «бизнес-проект», запуск которого мы будем отмечать параллельно с новосельем. Но так как я пока наотрез отказывался рассказывать детали, всем было интересно не только услышать их, но и познакомиться с партнером.
Наконец, в прихожей раздался звонок. Мы с Аленкой выскользнули в коридор, я занялся старым замком, производства начала пятидесятых годов, который временами заедал, а моя красавица в «боевой раскраске» и шикарном платье, сидящем на ней как вторая кожа, быстро подготовила тапки. Дверь распахнулась и на пороге появился Вагифов, расплывшийся в широкой улыбке.
— Рома-джан, здравствуй! Очень рад тебя видеть… Аленушка — вах! Ты как всегда просто шикарна!
— Мы вас тоже, Айхан Алиевич, проходите, ждем, — улыбнулся я.
Первым, естественно, вошел глава семьи, вторым его жена, а третьим… третьим оказался тот самый «гость». Он гордо кивнул мне, улыбнулся роскошной улыбкой, шагнул внутрь и-и-и… замер, зачарованно уставившись на мою Аленку. Я подобрался… но тут в коридор выглянули наши любопытные мамы с бабусей и Маргаритой Львовной, и моя мама, ошалело уставившись на «гостя», выдохнула:
— Оуо… это же Салгомаев! — да, это был именно он — знаменитый советский певец, «золотой голос СССР», блиставший на эстраде, оперной сцене и даже легендарных «Ла Скала» в Милане и «Олимпия» в Париже Муслим Салгомаев.
Глава 12
— Это что? — слегка севшим голосом уточнил секретарь парткома министерства.
— Взносы, — невозмутимо сообщил я.
— Какие взносы?
— Партийные.
— Эхм… кхм… кха… — он откашлялся, потом осторожно протянул руку и взял выложенную мной пачечку банкнот. Пересчитал. Поднял взгляд и внимательно посмотрел на меня. Потом опять перевел взгляд на деньги, задумчиво помял их, снова посмотрел на меня.