Так что мы договорились и расстались довольные друг другом. Он пообещал прислать на меня в наш университет персональный запрос. Именно эту работу я как раз и не хотел потерять вследствие разборок с парткомом…
– Пить хочешь? – спросил я, когда мы подъезжали к Кингисеппу.
– Ага, – кивнула моя любовь. – Вода в термосе. Я специально холодную из холодильника перелила
Это – да. Я еще дома в школьные годы ввел за правило – пить только кипяченую воду. При том что вода у нас в городке была реально вкусной. Но при этом сильно минерализованной. Вследствие чего едва ли не четверть населения в нашем городе страдала от камней в почках. Меня эта напасть в прошлый раз «догнала» годам к тридцати пяти. И «гоняла» всю оставшуюся жизнь. Помнится, как-то меня прихватило прямо во время турпоездки по любимой Греции, а местная «Скорая помощь» оказалась не очень-то и скорой. Час с лишним блевал от боли у клумбы перед отелем, пока ее дождался… Так что, «вернувшись», я твердо установил правило – пить и использовать для готовки только и исключительно кипяченую и отстоявшуюся воду. Кто хотел – комнатную, а я обычно переливал отстоявшуюся воду в эмалированный кувшин и ставил в холодильник. Ну люблю я, чтобы вода была холодной…
– А термос где?
– На заднем сиденье где-то. Посмотри, я его глубоко не засовывала.
Ну да, машина у нас была загружена по полной. Не только штатный багажник спереди, но и еще один, открытый, установленный на крыше, были заполнены под завязку. Верхний был самодельным – этакая платформа, сваренная из трубок, на которую навалом уложены узлы и чемоданы, которые потом были еще и крепко привязаны к каркасу бельевыми веревками. Ну и заднее сиденье тоже было полностью завалено вещами. На нем размещались самые ценные из них, например чехословацкая электрическая пишущая машинка фирмы «Консул», на которой я работал последние полтора года…
Порывшись, я откопал термос и набулькал в крышку несколько глотков.
– Вот пей… И как, пересесть не хочешь?
– Наверное, пересяду. Что-то устала. Только давай сначала покушаем где-нибудь. И в туалет сходим.
Это было более чем актуальное предложение. Привычных в будущем заправок с магазинчиками и теплыми туалетами здесь пока не имелось. В лучшем случае туалет на заправке был выполнен в виде уличной будки с дыркой в полу, причем, как правило, донельзя засранный и обоссанный, так что, зайдя в него, потом приходилось долго очищать подошвы о траву. А в худшем его просто не имелось – велкам в кустики!
Кафе, в котором мы остановились перекусить, оказалось… м-м-м… стремным. Котлеты были скукоженные, а пюре какого-то странного цвета. Ну да, советский общепит – он частенько такой советский… Так что мы решили не рисковать и обойтись пирожками с чаем. Но и с пирожками тоже все оказалось не слава богу. Так что за оставшиеся двести пятьдесят километров до Таллина я, как сожравший большую часть пирожков, раз десять останавливал машину и мчался в кусты с обрывками газет. Увы, туалетная бумага в СССР также была страшенным дефицитом. Так что народ по большей части обходился газетами… Главное, было не использовать «Труд» и «Советскую Россию», потому что при их печати использовалась какая-то совсем дерьмовая типографская краска. Она мазалась. Вследствие чего при их использовании задница быстро становилась серо-черной… Но, как бы там ни было, в шесть часов вечера мы въехали-таки в столицу советской Эстонии город Таллин.
Глава 10
– Рома, завтра с утра готовься – едем в Хельсинки на переговоры. Отплываем на шестичасовом пароме.
– Понял, Георгий Владиленович! – отрапортовал я, отрываясь от пишущей машинки. Замначальника пароходства покровительственно кивнул и исчез, прикрыв дверь в наш кабинет. Наш, потому что я делил кабинет с еще парочкой сотрудников – инженером по технике безопасности и юристом. Правда, в настоящий момент их на месте не было. Так что вместо штатной, оплачиваемой работы я сейчас спокойно, не боясь, что «настучат», занимался тем, что добивал очередной роман. Впрочем, руководство на подобную наглость смотрело сквозь пальцы. Потому что и у начальства, да и у большинства сослуживцев я был на хорошем счету. А что – веселый, не жадный, потому что выход моей новой книжки мы неизменно «обмывали» большой компанией шашлыками на Штромке или Пирите… не достающий начальство просьбами о жилье и полностью выполняющий свои обязанности. Впрочем, их у меня, кроме участия в качестве переводчика в переговорах с иностранцами, было не слишком много – перевод документации к закупаемым за границей машинам и механизмам и работа с корреспонденцией иностранных контрагентов. Все это я, благодаря навыку печати на печатной машинке, развившемуся у меня за время писательства до уровня опытной машинистки, делал довольно быстро. Так что за мое писательство на рабочем месте меня никто особенно не третировал. Тем более что если появлялась какая-то срочная работа, я тут же все откладывал и занимался ею. Но все равно следовало беречься. Это пока у меня хорошие отношения со всеми, а не дай бог это закончится – мне тут же все припомнят…
В Таллине мы устроились очень неплохо. Сначала я снял однокомнатную квартиру на улице Ломоносова, от которой до здания Эстонского морского пароходства было всего около километра. Причем совсем рядом с ней располагался уютный парк, который наша квартирная хозяйка почему-то именовала «Полицейским садом». В ней мы прожили год и три месяца. А две недели назад переехали в другую квартиру – на Нарвском шоссе. Уже двухкомнатную. От нее до работы мне уже было километра полтора, но зато до порта, а конкретно до причала, от которого в Хельсинки регулярно отправлялся паром «Георг Отс» – меньше километра. А я на этот паром по утрам бегал частенько. В иные недели раза два, а то и три приходилось мотаться с руководством в столицу Финляндии. Хотя, с другой стороны, случались и такие недели, когда не было ни одной командировки.
С финансами у меня тоже все было нормально. Жили мы на гонорары, а зарплату переводчика я получал исключительно в «чеках». Потому как в значительной части работал в «загранице». Ибо начальство, чтобы не заморачиваться каждый раз с оформлением виз и всего такого прочего, выдало мне «паспорт моряка», приписав все к тому же «Георгу Отсу». Так что теоретически я мог просто в любой момент сесть на паром да и отправиться «погулять» в Финляндию. Но я этого, естественно, не делал. На фиг, на фиг! Зачем устраивать себе на задницу приключения, если буквально через несколько лет все это можно будет сделать совершенно легально. А пока я выезжал за границу, только сопровождая начальство и только с его разрешения…
А так наша жизнь с моим Алесиком и дочей текла довольно мирно и спокойно. За прошедшие почти полтора года мы слегка обросли скарбом. Купили за «чеки» холодильник – все тот же понравившийся Аленке еще во время нашего первого совместного проживания в Ленинграде на улице Бабушкина двухкамерный Rosenlew, телевизор Sony Trinitron, двухкассетную деку Panasonic, а также одноименный видеомагнитофон. На этом все заработанные мной к тому моменту «чеки» и кончились. Но зато по всем советским меркам мы теперь считались жутко богатыми! Кроме того, я в своих однодневных командировках на скудные суточные постепенно прикупил десятка три видеокассет с мультиками и фильмами. То, что они были на английском, нас с любимой ничуть не напрягало. Даже наоборот – это позволяло ей, несмотря на декрет, поддерживать хотя бы английский язык на должном уровне. А то иначе он бы начал довольно быстро забываться. Как, кстати, у нас уже потихоньку начало происходить с немецким и французским. Ну и компакт-кассетами для деки я тоже затарился… Все это, кстати, резко повышало мои реноме и надежность в глазах наших местных кагэбэшников. Потому как ну не будет человек, собирающийся бежать на Запад, тратить все заработанное в ноль, обустраиваясь в СССР. Вследствие чего мне пока удавалось, не вызывая подозрений, проворачивать некоторые тайные операции…
Мои любимые встретили меня после работы на ставшем уже для нас привычном месте – в расположенном прямо напротив здания пароходства «Парке 6 октября». Доча, как обычно, стояла в коляске веселым столбиком и глазела по сторонам любопытными глазенками.
– Что, так и не садится?
– Неа-а, – легкомысленно мотнула головой Аленка. – Когда сажаю и пристегиваю, тут же начинает орать и вырываться. Только вот так, стоя, в коляске удержать получается.
– А спала как?
Жена вздохнула:
– Днем-то она спит нормально, а вот ночью…
– Так, может, все-таки к маме поедешь?
– Ну уж нет! Я – только с тобой, – она окинула меня возмущенным взглядом и, вскочив на ноги, развернула коляску и двинулась в сторону площади Виру, всей спиной демонстрируя свое негодование. Я вздохнул и двинулся вслед за ней. Мое желание отправить ее куда подальше было вызвано тем, что перестройка начала набирать силу, и потому в Таллине стало попахивать националистическим душком. Нет, основное было еще впереди. Так что кое-какое время у нас еще было. Но очень небольшое… Аленка же хотела остаться потому, что, как и в прошлой жизни, сразу же приняла на себя весь комплекс обязанностей жены и матери. И искренне считала, что я без нее просто пропаду. Ну и вообще – жизнь в столице советской Эстонии ей очень нравилась. В том числе и потому, что, увы, снабжение в Эстонии было на голову выше, чем то, к которому мы привыкли даже в нашем неплохо, по российским меркам, обеспечивающемся городке. То есть то, чего в российской глубинке было не достать от слова «совсем», и даже в Москве для получения этого частенько приходилось выстаивать огромные очереди, здесь, в Эстонии, вполне себе свободно лежало на прилавках. Ну или очереди за ним были на порядок менее многочисленными.
Меня там, в будущем, частенько смешили рассуждения о том, что вот, мол, республики Прибалтики первыми отделились от СССР и вступили в Евросоюз и НАТО, потому-то они, типа, и живут лучше, чем Россия. Мол, вот какие молодцы – успели, вовремя перебежали… Да они и сейчас, будучи в составе СССР, живут куда лучше, чем Россия! Причем разница в уровне жизни между той же Эстонской ССР и РСФСР здесь и сейчас намного больше и виднее, чем между Эстонской Республикой и Российской Федерацией даже в двадцатых годах, то есть во времена, пока Прибалтика еще не потеряла ни дотации от ЕС, ни остатки российского транзита…
Я догнал любимую, обнял ее за плечи и, полюбовавшись на что-то радостно вещающую на своем чисто детском языке да, параллельно с этим, еще и пускающую веселые пузыри дочу, сообщил:
– Завтра опять командировка в Хельсинки.
– На утреннем пароме? – тут же деловито уточнила любимая, мгновенно прекратив дуться. – Новый костюм наденешь?
– Да зачем? Рубашку сменю и все…
Завтракал я уже на пароме. Доча опять полночи капризничала, поэтому, проснувшись, я постарался как можно быстрее одеться и удрать, чмокнув в щеку придремавшую в обнимку с малышней Аленку. Я уже допивал кофе, стоя на верхней палубе позади дымовой трубы, когда на лестнице показался Георгий Владиленович.
– Ну как, готов к труду и обороне?
– Так точно! – шутливо вытянулся я, не выпуская из рук чашку с кофе. Вообще-то их не разрешалось выносить из бара, и попытайся проделать такое кто из пассажиров, буфетчица тут же грудью встала бы на его пути. Советский сервис он же такой советский… Но мы ж свои, тем более что я вообще приписан к этому парому. А для своих везде и во все времена существуют некоторые преференции.
– Тогда как приедем – сразу в банк. А из него на верфь. Там и пообедаем. Тебе надо куда?
– В аптеку было бы неплохо. Деду лекарств прикупить надо. Да и в детский магазин я бы проскочил. Памперсы уже заканчиваются.
В прошлый раз с памперсами мы познакомились только в девяностых, когда родился сын. Доча же у нас все свои самые «нежные» годы провела в марлевых подгузниках. Причем ночами стирать их отправляли меня. Расталкивали, вручали в руки мокрую обкаканную тряпочку и разворачивали в сторону ванной. Я смывал все «наделанное» под струей воды, потом полоскал в раковине и развешивал на веревках, натянутых над чашей ванны, после чего возвращался и падал обратно в кровать. Потому что в часть мне нужно было к подъему личного состава… Но сейчас, благодаря моей работе, у нас, слава богу, появился доступ к этому весьма облегчающему жизнь девайсу. Который, кстати, поразил всю женскую половину семьи. Во-первых, невиданным уровнем удобства и, во-вторых, самой концепцией одноразовости. Да сейчас в СССР даже целлофановые пакеты не то что использовали не по одному разу, а даже, когда они грязнились, их стирали, сушили и вновь запускали в дело. Пакет с пакетами помните? Так вот он как раз из этого времени… Так что когда я сразу после выписки моих любимых из роддома, на каковую, кстати, нас посетили все остальные члены семьи, лихо натянул на дочу памперс – вся женская половина нашей большой семьи была просто ошеломлена сим приспособлением. А озвученная мной его цена привела всех в настоящий шок. Так что мама Аленки даже осторожно поинтересовалась, нельзя ли эту вещь все-таки как-то постирать и снова использовать. Просто выкидывать после использования столь дорогую вещь нашим женщинам показалось верхом безрассудства…
Ну а из-за того, что мне пришлось договариваться с руководством о размещении всей родни в гостинице пароходства, мое руководство познакомилось с дедом. Болезнь его все-таки настигла, но, уж не знаю благодаря чему – то ли моему массажу, то ли его занятиям оздоровляющим ушу, то ли… ну звезды сошлись малеха по-другому, обострение у него началось лет на пять-шесть позже. Так что таблетки с железом ему начали требоваться вот только-только.
– Хорошо, дам тебе часа три после последней встречи на решение вопросов. Денег как, хватит?
– Да, есть, подкопил с прошлых командировок…
Слежку я заметил, когда подходил к одному магазинчику на улице Абрахаменкату, бывшему моей целью. Ну не то чтобы слежку – скорее пост. Потому что следили не за мной, а за тем самым магазинчиком. А почему заметил, да потому что прямо напротив него в уличной кафешке скромно сидел один из тех кагэбэшников, которые были «прикреплены» к нашему пароходству. Я сделал морду кирпичом, сделав вид, что его не узнал и даже не заметил, и двинулся в сторону рынка Хиеталахти. Блин! И что делать? Так, главное – не нервничать… идем спокойно, расслабленно, по делу. Мне нужно на рынок – и я туда и иду. Вот только хрен кого обманешь! Этот магазинчик знают многие. Потому как здесь располагался нелегальный… ну или полулегальный, а может, даже и прикрываемый спецслужбами, причем, вполне возможно, совсем не финскими, обменный пункт, в котором можно было обменять советские рубли на финские марки, а также на американские доллары, английские фунты и немецкие марки. И наоборот. Причем по очень выгодному курсу. Не как в Центральном банке, конечно – шестьдесят две копейки за бакс, но раза в полтора-два выгоднее, чем с рук в Ленинграде или Таллине… Чем я активно и занимался последний год, когда получил возможность регулярно появляться в Хельсинки. Менял я понемногу. Долларов по сто – сто двадцать за раз. Но часто. Иногда несколько раз в месяц. Готовился к инвестициям в квартиру в Москве. И до сего дня все было нормально…
Я прошел дальше по улице, спиной чувствуя взгляд кагэбэшника, и нырнул в двери Старого рынка, как в Хельсинки именовали рынок Хиеталахти. Войдя внутрь, я остановился, оглядываясь. Ну и зачем я сюда пришел? Блин, что-то здесь купить непременно надо. Ну вот точно «дятлы» из КГБ прибегут брать объяснительную… Эх, черт – еще и Георгия Владиленовича подвел! Ибо он меня отпустил, а шляться в одиночку по «загранице» совгражданам очень не рекомендовалось. Ну это еще ладно. Тут как-нибудь отвертимся. Потрясу дедовой упаковкой с таблетками, «побренчу» его и своими наградами (фигурально выражаясь, конечно) – отобьюсь. Но как объяснить мое появление на этой улице-то? О! Киоск с детским питанием! Отлично! На крайняк куплю банку. Хотя доча уже вполне себе лопала все подряд, правда, вследствие недостатка зубов, пока еще в, как это называла незабвенная Наташа Королева, «пюрированном виде», иногда ночью мы ее подкармливали молочком. А если тут будут пампер… есть! И я с довольной улыбкой отправился к прилавку.
Следующее действие, которое пришлось предпринять, вызвало у меня зубовный скрежет. Прикупив памперсы, я отправился в местный туалет и, заняв кабинку, порвал на клочки сто пятьдесят рублей. После чего старательно смыл их в унитаз. А как вы хотели? Наличие при себе столь крупной суммы в момент поездки за границу, где советские рубли не нужны от слова совсем, если только ты не собираешься заняться уголовно наказуемыми вплоть до расстрела валютными операциями – верный признак органам насторожиться. Как они об этом узнают? Да обыщут, и все дела. Даже без каких-либо постановлений прокурора. Просто «в рабочем порядке». Причем если начнешь орать про социалистическую законность и требовать постановления, то… нет, никто тебя бить и как-то иным образом рот тебе затыкать не будет. Не сталинские времена нынче. Так что постановление тебе через какое-то время привезут. Ибо все запросы КГБ в прокуратуре «штампуются» как на конвейере, просто по факту запроса. Но при этом ты точно «попадешь на карандаш», и твоя жизнь моментально станет куда более сложной и неприятной. Причем о любых поездках за границу точно придется забыть. Поэтому – только так. Вследствие чего месячная зарплата опытного инженера недрогнувшей рукой была спущена в унитаз.
На паром я, слава богу, сел без проблем. Меня не обыскали. То ли это и не планировалось, то ли просто не оказалось под рукой сотрудников… Сложнее всего было вести себя беззаботно на обратном пути. Впрочем, после парочки «дринков» финской водки в местном баре я не то чтобы успокоился, а просто пришел в похренестическое настроение. Будет как будет. Я сделал все, что мог… Я ж, блин, не профессиональный разведчик, чтобы уметь мастерски скрывать следы, уходить от наблюдения и вести себя на допросе. Даже если прошлый опыт взять – максимум диверсант. А если диверсионную группу обнаруживают, то у нее остается один выход – сдохнуть, выполняя задачу. Никакие иные варианты не предусмотрены, и потому им и не учат. В случае же, если ты все-таки попал в руки врага, от тебя требовалось только молчать. Орать, визжать под пытками, гадить под себя, захлебываться кровью и молчать. Ничего не говорить. Совсем. Ибо тягаться с профессионалами допросов бесполезно. Начнешь отвечать – сам не заметишь, как раскрутят. Поэтому только молчать…
Приняли меня сразу после того, как мы с Георгием Владиленовичем сошли с парома. Недоуменно пожав плечами в ответ на его вопрос, я проследовал в комнатку для обысков, сопровождаемый прапорщиком-пограничником и сотрудником в штатском.
Обыск продлился недолго. У меня, естественно, ничего криминального обнаружено не было. Единственное – эти суки распотрошили все купленные мной памперсы. Очень хотелось спросить: «Вам, идиоты, что – делать нечего? Неужто не передали, что нужно искать?! На хрена памперсы-то гробить…», но удержался. Потом было написание объяснительных, ругань с предусмотрительно появившимся уже после обыска знакомым кагэбэшником по поводу памперсов, объяснение про таблетки для деда… так что домой я добрался уже в одиннадцатом часу.
Аленка встретила меня горячим ужином. Она знала, что во время командировок я не ел, предпочитая, как и любой советский человек, потратить выданные командировочные на какой-нибудь дефицит. Я сильно боялся, что она заметит мое настроение, но, слава богу, у меня оказался отвлекающий фактор.
– Ром, мама мне письмо переслала – никогда не отгадаешь от кого!
Я на несколько секунд прекратил есть и уставился на счастливое и предвкушающее лицо жены. После чего предположил:
– От Изабель?
– Фу-у-у! Так нечестно! – обиделась она, картинно отворачиваясь, но долго так не выдержала и, почти сразу же повернувшись обратно, радостно заговорив:
– Она мне написала на старый адрес, а мама переслала уже сюда…
– М-г-гм, – нейтрально кивнул я, продолжая расправляться с жареной треской и картофельным пюре. Изабель исчезла из нашей жизни в тот момент, когда я ушел в армию. Узнав о том, что меня отправили в Афганистан, она практически прекратила переписку. То есть за следующие шесть лет пришло всего лишь еще одно небольшое письмо, в котором она сухо сообщила, что выходит замуж. Причем просто факт. Без приглашения. То есть мы бы, скорее всего, и так не попали к ней на свадьбу – хрен бы нас выпустили, но даже просто формального приглашения не было сделано. От чего Аленка у меня вся распереживалась, совершенно не поняв причин подобного изменившегося отношения. Она-то считала Изабель подругой, в отличие от меня – старого пня, который понимал, что мы для этой мажористой француженки были просто временным увлечением. Да и то из-за нашей экзотичности. Ну как же – близкие знакомые из-за самого «железного занавеса»! У кого еще среди подружек такое есть? Это ж тебе не кот редкой в настоящий момент породы мейн-кун и не кольцо от «Тиффани» с редким розовым бриллиантом. Такое каждый может купить! Ну, в тех кругах, в которых она вращалась… А вот завести подружку и приятеля из-за «железного занавеса» – это уже круто!
Впрочем, и ничего худого о ней и ее родственниках я также сказать не мог. Приняли нас хорошо. И общались нормально. Ну а некоторый налет снисходительности – так обеспеченные французы таким образом относятся, считай, ко всем. Даже к американцам с англичанами. Немцы же для них вообще, считай, варвары с востока… Но мало-помалу все это забылось. И вот на тебе – Изабель проявилась заново.
Впрочем, мне на это обижаться не стоило. Не приди это письмо – моя любовь точно бы заметила, что я слегка взвинчен, и мне пришлось бы что-то рассказывать. А она бы распереживалась. Так что спасибо нашей французской знакомой за своевременность, хоть она о ней даже не подозревает…
К моему удивлению, особенных проблем из-за всего произошедшего у меня не случилось. На следующий день меня вызвали в кабинет к начальнику пароходства, в котором засел «триумвират» в составе его самого, Георгия Владиленовича и нашего замполита, которым мне пришлось изложить практически все то, что я вчера написал в объяснительных, параллельно бурно повозмущавшись по поводу испорченных подгузников. И моя версия произошедшего была принята вполне благосклонно. Более того, как я понял из коротких ремарок «триумвирата», начальство было в курсе того, кто и чего там пас на этой улочке. Так что к ситуации отнеслось с юмором. Еще и поприкалывались над моей незамутненной наивностью… После чего меня предупредили о том, что пока отстраняют от заграничных командировок. Так что некоторое время «переговоры в Хельсах» будут проходить без меня. Ну, чтобы, так сказать, не дразнить гусей. С чем я, несколько удивленный столь добродушной реакцией, был отправлен в свой кабинет заниматься делом. Как-то это все прошло… легко и, так сказать, беззубо.
Впрочем, по зрелом размышлении я решил, что особенно удивляться тут нечему – вокруг уже вовсю бушевала перестройка с ускорением, а у КГБ в пока еще советской Эстонии вообще и в Таллине в частности и без того до фига есть чем заниматься. До окончательного организационного оформления местного Народного фронта – Eestimaa Rahvarinne, еще больше полугода (насколько я помню, все эти фронты в Прибалтике начали расти как грибы весной-летом восемьдесят восьмого), но местные националисты уже вовсю организуются и проводят громкие акции. Пока в основном под маркой борьбы с «устаревшим мышлением» и, типа, в поддержку нового, перестроечного, но уж кагэбэшникам-то должно быть очевидно, откуда реально дует ветер…
Однако, как выяснилось чуть позже, не все оказалось так однозначно. Перед самым окончанием рабочего дня ко мне в кабинет заглянул Георгий Владиленович. Я как раз занимался переводом с английского очередной инструкции по эксплуатации. На новенький shuttle carrier, закупленный в Германии. Базовым портом пароходства, что естественно, был Таллинский морской порт, а в СССР сейчас одним из, так сказать, главных трендов были совместные предприятия. Таллин же с Ригой и Клайпедой являлись базовыми портами в стране на западном направлении, через которые шел основной поток грузов. Так что в их техническое переоснащение в настоящий момент вкладывались немалые средства союзного бюджета. Поэтому новая техника нам шла потоком… Эх, лучше б эти деньги в Россию вкладывались, а то все эти инвалютные миллиарды станут большим «подарком» новым независимым странам. И ладно бы еще они при этом стали бы друзьями для России. Так хрен там! Первое, что сделают независимая Эстония вкупе с независимой Латвией, это превратят всех своих русскоязычных граждан в «неграждан»…
– Трудишься?
– Так точно, тарщь начальник! – я лихо махнул рукой в шутливом салюте.
– К пустой голове руку не прикладывают, – стандартно пожурил меня Георгий Владиленович, после чего вошел внутрь и, плотно притворив за собой дверь, присел. – Совет хочу тебе дать, Рома.
– Весь внимание…
– Завтра напиши в профкоме заявление на путевку, а потом подай заявление на отпуск.
Я удивленно воззрился на него. Он вздохнул.
– Нравишься ты мне, молодой. Я было думал, что ты из этих, – он неопределенно махнул рукой, оставив меня в некотором недоумении – из «этих», это из каких? – А оказалось, что ты нормальный. Поэтому для тебя будет лучше, если ты завтра сделаешь так, как я сказал, и на некоторое время исчезнешь. Понимаешь почему?
– Не очень…
– Засветился ты по-нехорошему, – вздохнул Георгий Владиленович. – Сейчас-то еще ладно – разброд из-за этого «меченого», но на заметку тебя взяли. Можешь быть уверен.
– Так я ж ничего не сделал?!
– Коль сделал бы – так уже б взяли за жабры, – боднуло меня взглядом начальство. – Но все равно – спокойной жизни у тебя здесь тоже больше не будет. КГБ – организация серьезная. Так что езжай-ка ты в отпуск. Ты ж уже больше года проработал у нас? Ну вот… А как вернешься – начинай искать место, – он замолчал, с минуту подумал, после чего неожиданно сообщил: – Я в следующем году, наверное, с Минморфлота уйду. В Москву. Есть такие предположения… Могу тебя за собой подтянуть. Как тебе такая идея? Мне бы такой специалист, как ты, пригодился. Тем более что ты у нас пообтесался, вник в систему, так сказать, опять же – терминологию подучил. Так что точно полезным будешь… На квартиру и хорошую зарплату тебе, конечно, рассчитывать не стоит. Во всяком случае быстро. Но ты и здесь этим делом не шибко одарен. Так что подумай.
– Хм-м-м… а как же с КГБ быть?
– А что с КГБ? – усмехнулся мой начальник. – Ты же ничего не сделал. Так что это местные тебя здесь на заметку взяли. Но ДОР[15] на тебя пока вряд ли завели. Значит, в любом другом месте ты будешь чист как ангел, – тут Георгий Владиленович поднялся и хлопнул меня по плечу: – Думай, молодой…
Поход в профком оказался успешным. Мне удалось ухватить две путевки в Палангу, в дом отдыха «Морской»… Ну а как еще могло называться учреждение, относящееся к морскому флоту? Если честно, то хотел-то я не в Палангу, а что-нибудь поюжнее. Как-никак ноябрь на дворе. Хоть на юге уже тоже прохладно и море остыло, но все-таки не как у нас на Балтике. Но получилась только она… Впрочем, в Паланге я в своей прошлой жизни не был ни разу. Так что так уже сильно я не расстроился.
– Пить хочешь? – спросил я, когда мы подъезжали к Кингисеппу.
– Ага, – кивнула моя любовь. – Вода в термосе. Я специально холодную из холодильника перелила
Это – да. Я еще дома в школьные годы ввел за правило – пить только кипяченую воду. При том что вода у нас в городке была реально вкусной. Но при этом сильно минерализованной. Вследствие чего едва ли не четверть населения в нашем городе страдала от камней в почках. Меня эта напасть в прошлый раз «догнала» годам к тридцати пяти. И «гоняла» всю оставшуюся жизнь. Помнится, как-то меня прихватило прямо во время турпоездки по любимой Греции, а местная «Скорая помощь» оказалась не очень-то и скорой. Час с лишним блевал от боли у клумбы перед отелем, пока ее дождался… Так что, «вернувшись», я твердо установил правило – пить и использовать для готовки только и исключительно кипяченую и отстоявшуюся воду. Кто хотел – комнатную, а я обычно переливал отстоявшуюся воду в эмалированный кувшин и ставил в холодильник. Ну люблю я, чтобы вода была холодной…
– А термос где?
– На заднем сиденье где-то. Посмотри, я его глубоко не засовывала.
Ну да, машина у нас была загружена по полной. Не только штатный багажник спереди, но и еще один, открытый, установленный на крыше, были заполнены под завязку. Верхний был самодельным – этакая платформа, сваренная из трубок, на которую навалом уложены узлы и чемоданы, которые потом были еще и крепко привязаны к каркасу бельевыми веревками. Ну и заднее сиденье тоже было полностью завалено вещами. На нем размещались самые ценные из них, например чехословацкая электрическая пишущая машинка фирмы «Консул», на которой я работал последние полтора года…
Порывшись, я откопал термос и набулькал в крышку несколько глотков.
– Вот пей… И как, пересесть не хочешь?
– Наверное, пересяду. Что-то устала. Только давай сначала покушаем где-нибудь. И в туалет сходим.
Это было более чем актуальное предложение. Привычных в будущем заправок с магазинчиками и теплыми туалетами здесь пока не имелось. В лучшем случае туалет на заправке был выполнен в виде уличной будки с дыркой в полу, причем, как правило, донельзя засранный и обоссанный, так что, зайдя в него, потом приходилось долго очищать подошвы о траву. А в худшем его просто не имелось – велкам в кустики!
Кафе, в котором мы остановились перекусить, оказалось… м-м-м… стремным. Котлеты были скукоженные, а пюре какого-то странного цвета. Ну да, советский общепит – он частенько такой советский… Так что мы решили не рисковать и обойтись пирожками с чаем. Но и с пирожками тоже все оказалось не слава богу. Так что за оставшиеся двести пятьдесят километров до Таллина я, как сожравший большую часть пирожков, раз десять останавливал машину и мчался в кусты с обрывками газет. Увы, туалетная бумага в СССР также была страшенным дефицитом. Так что народ по большей части обходился газетами… Главное, было не использовать «Труд» и «Советскую Россию», потому что при их печати использовалась какая-то совсем дерьмовая типографская краска. Она мазалась. Вследствие чего при их использовании задница быстро становилась серо-черной… Но, как бы там ни было, в шесть часов вечера мы въехали-таки в столицу советской Эстонии город Таллин.
Глава 10
– Рома, завтра с утра готовься – едем в Хельсинки на переговоры. Отплываем на шестичасовом пароме.
– Понял, Георгий Владиленович! – отрапортовал я, отрываясь от пишущей машинки. Замначальника пароходства покровительственно кивнул и исчез, прикрыв дверь в наш кабинет. Наш, потому что я делил кабинет с еще парочкой сотрудников – инженером по технике безопасности и юристом. Правда, в настоящий момент их на месте не было. Так что вместо штатной, оплачиваемой работы я сейчас спокойно, не боясь, что «настучат», занимался тем, что добивал очередной роман. Впрочем, руководство на подобную наглость смотрело сквозь пальцы. Потому что и у начальства, да и у большинства сослуживцев я был на хорошем счету. А что – веселый, не жадный, потому что выход моей новой книжки мы неизменно «обмывали» большой компанией шашлыками на Штромке или Пирите… не достающий начальство просьбами о жилье и полностью выполняющий свои обязанности. Впрочем, их у меня, кроме участия в качестве переводчика в переговорах с иностранцами, было не слишком много – перевод документации к закупаемым за границей машинам и механизмам и работа с корреспонденцией иностранных контрагентов. Все это я, благодаря навыку печати на печатной машинке, развившемуся у меня за время писательства до уровня опытной машинистки, делал довольно быстро. Так что за мое писательство на рабочем месте меня никто особенно не третировал. Тем более что если появлялась какая-то срочная работа, я тут же все откладывал и занимался ею. Но все равно следовало беречься. Это пока у меня хорошие отношения со всеми, а не дай бог это закончится – мне тут же все припомнят…
В Таллине мы устроились очень неплохо. Сначала я снял однокомнатную квартиру на улице Ломоносова, от которой до здания Эстонского морского пароходства было всего около километра. Причем совсем рядом с ней располагался уютный парк, который наша квартирная хозяйка почему-то именовала «Полицейским садом». В ней мы прожили год и три месяца. А две недели назад переехали в другую квартиру – на Нарвском шоссе. Уже двухкомнатную. От нее до работы мне уже было километра полтора, но зато до порта, а конкретно до причала, от которого в Хельсинки регулярно отправлялся паром «Георг Отс» – меньше километра. А я на этот паром по утрам бегал частенько. В иные недели раза два, а то и три приходилось мотаться с руководством в столицу Финляндии. Хотя, с другой стороны, случались и такие недели, когда не было ни одной командировки.
С финансами у меня тоже все было нормально. Жили мы на гонорары, а зарплату переводчика я получал исключительно в «чеках». Потому как в значительной части работал в «загранице». Ибо начальство, чтобы не заморачиваться каждый раз с оформлением виз и всего такого прочего, выдало мне «паспорт моряка», приписав все к тому же «Георгу Отсу». Так что теоретически я мог просто в любой момент сесть на паром да и отправиться «погулять» в Финляндию. Но я этого, естественно, не делал. На фиг, на фиг! Зачем устраивать себе на задницу приключения, если буквально через несколько лет все это можно будет сделать совершенно легально. А пока я выезжал за границу, только сопровождая начальство и только с его разрешения…
А так наша жизнь с моим Алесиком и дочей текла довольно мирно и спокойно. За прошедшие почти полтора года мы слегка обросли скарбом. Купили за «чеки» холодильник – все тот же понравившийся Аленке еще во время нашего первого совместного проживания в Ленинграде на улице Бабушкина двухкамерный Rosenlew, телевизор Sony Trinitron, двухкассетную деку Panasonic, а также одноименный видеомагнитофон. На этом все заработанные мной к тому моменту «чеки» и кончились. Но зато по всем советским меркам мы теперь считались жутко богатыми! Кроме того, я в своих однодневных командировках на скудные суточные постепенно прикупил десятка три видеокассет с мультиками и фильмами. То, что они были на английском, нас с любимой ничуть не напрягало. Даже наоборот – это позволяло ей, несмотря на декрет, поддерживать хотя бы английский язык на должном уровне. А то иначе он бы начал довольно быстро забываться. Как, кстати, у нас уже потихоньку начало происходить с немецким и французским. Ну и компакт-кассетами для деки я тоже затарился… Все это, кстати, резко повышало мои реноме и надежность в глазах наших местных кагэбэшников. Потому как ну не будет человек, собирающийся бежать на Запад, тратить все заработанное в ноль, обустраиваясь в СССР. Вследствие чего мне пока удавалось, не вызывая подозрений, проворачивать некоторые тайные операции…
Мои любимые встретили меня после работы на ставшем уже для нас привычном месте – в расположенном прямо напротив здания пароходства «Парке 6 октября». Доча, как обычно, стояла в коляске веселым столбиком и глазела по сторонам любопытными глазенками.
– Что, так и не садится?
– Неа-а, – легкомысленно мотнула головой Аленка. – Когда сажаю и пристегиваю, тут же начинает орать и вырываться. Только вот так, стоя, в коляске удержать получается.
– А спала как?
Жена вздохнула:
– Днем-то она спит нормально, а вот ночью…
– Так, может, все-таки к маме поедешь?
– Ну уж нет! Я – только с тобой, – она окинула меня возмущенным взглядом и, вскочив на ноги, развернула коляску и двинулась в сторону площади Виру, всей спиной демонстрируя свое негодование. Я вздохнул и двинулся вслед за ней. Мое желание отправить ее куда подальше было вызвано тем, что перестройка начала набирать силу, и потому в Таллине стало попахивать националистическим душком. Нет, основное было еще впереди. Так что кое-какое время у нас еще было. Но очень небольшое… Аленка же хотела остаться потому, что, как и в прошлой жизни, сразу же приняла на себя весь комплекс обязанностей жены и матери. И искренне считала, что я без нее просто пропаду. Ну и вообще – жизнь в столице советской Эстонии ей очень нравилась. В том числе и потому, что, увы, снабжение в Эстонии было на голову выше, чем то, к которому мы привыкли даже в нашем неплохо, по российским меркам, обеспечивающемся городке. То есть то, чего в российской глубинке было не достать от слова «совсем», и даже в Москве для получения этого частенько приходилось выстаивать огромные очереди, здесь, в Эстонии, вполне себе свободно лежало на прилавках. Ну или очереди за ним были на порядок менее многочисленными.
Меня там, в будущем, частенько смешили рассуждения о том, что вот, мол, республики Прибалтики первыми отделились от СССР и вступили в Евросоюз и НАТО, потому-то они, типа, и живут лучше, чем Россия. Мол, вот какие молодцы – успели, вовремя перебежали… Да они и сейчас, будучи в составе СССР, живут куда лучше, чем Россия! Причем разница в уровне жизни между той же Эстонской ССР и РСФСР здесь и сейчас намного больше и виднее, чем между Эстонской Республикой и Российской Федерацией даже в двадцатых годах, то есть во времена, пока Прибалтика еще не потеряла ни дотации от ЕС, ни остатки российского транзита…
Я догнал любимую, обнял ее за плечи и, полюбовавшись на что-то радостно вещающую на своем чисто детском языке да, параллельно с этим, еще и пускающую веселые пузыри дочу, сообщил:
– Завтра опять командировка в Хельсинки.
– На утреннем пароме? – тут же деловито уточнила любимая, мгновенно прекратив дуться. – Новый костюм наденешь?
– Да зачем? Рубашку сменю и все…
Завтракал я уже на пароме. Доча опять полночи капризничала, поэтому, проснувшись, я постарался как можно быстрее одеться и удрать, чмокнув в щеку придремавшую в обнимку с малышней Аленку. Я уже допивал кофе, стоя на верхней палубе позади дымовой трубы, когда на лестнице показался Георгий Владиленович.
– Ну как, готов к труду и обороне?
– Так точно! – шутливо вытянулся я, не выпуская из рук чашку с кофе. Вообще-то их не разрешалось выносить из бара, и попытайся проделать такое кто из пассажиров, буфетчица тут же грудью встала бы на его пути. Советский сервис он же такой советский… Но мы ж свои, тем более что я вообще приписан к этому парому. А для своих везде и во все времена существуют некоторые преференции.
– Тогда как приедем – сразу в банк. А из него на верфь. Там и пообедаем. Тебе надо куда?
– В аптеку было бы неплохо. Деду лекарств прикупить надо. Да и в детский магазин я бы проскочил. Памперсы уже заканчиваются.
В прошлый раз с памперсами мы познакомились только в девяностых, когда родился сын. Доча же у нас все свои самые «нежные» годы провела в марлевых подгузниках. Причем ночами стирать их отправляли меня. Расталкивали, вручали в руки мокрую обкаканную тряпочку и разворачивали в сторону ванной. Я смывал все «наделанное» под струей воды, потом полоскал в раковине и развешивал на веревках, натянутых над чашей ванны, после чего возвращался и падал обратно в кровать. Потому что в часть мне нужно было к подъему личного состава… Но сейчас, благодаря моей работе, у нас, слава богу, появился доступ к этому весьма облегчающему жизнь девайсу. Который, кстати, поразил всю женскую половину семьи. Во-первых, невиданным уровнем удобства и, во-вторых, самой концепцией одноразовости. Да сейчас в СССР даже целлофановые пакеты не то что использовали не по одному разу, а даже, когда они грязнились, их стирали, сушили и вновь запускали в дело. Пакет с пакетами помните? Так вот он как раз из этого времени… Так что когда я сразу после выписки моих любимых из роддома, на каковую, кстати, нас посетили все остальные члены семьи, лихо натянул на дочу памперс – вся женская половина нашей большой семьи была просто ошеломлена сим приспособлением. А озвученная мной его цена привела всех в настоящий шок. Так что мама Аленки даже осторожно поинтересовалась, нельзя ли эту вещь все-таки как-то постирать и снова использовать. Просто выкидывать после использования столь дорогую вещь нашим женщинам показалось верхом безрассудства…
Ну а из-за того, что мне пришлось договариваться с руководством о размещении всей родни в гостинице пароходства, мое руководство познакомилось с дедом. Болезнь его все-таки настигла, но, уж не знаю благодаря чему – то ли моему массажу, то ли его занятиям оздоровляющим ушу, то ли… ну звезды сошлись малеха по-другому, обострение у него началось лет на пять-шесть позже. Так что таблетки с железом ему начали требоваться вот только-только.
– Хорошо, дам тебе часа три после последней встречи на решение вопросов. Денег как, хватит?
– Да, есть, подкопил с прошлых командировок…
Слежку я заметил, когда подходил к одному магазинчику на улице Абрахаменкату, бывшему моей целью. Ну не то чтобы слежку – скорее пост. Потому что следили не за мной, а за тем самым магазинчиком. А почему заметил, да потому что прямо напротив него в уличной кафешке скромно сидел один из тех кагэбэшников, которые были «прикреплены» к нашему пароходству. Я сделал морду кирпичом, сделав вид, что его не узнал и даже не заметил, и двинулся в сторону рынка Хиеталахти. Блин! И что делать? Так, главное – не нервничать… идем спокойно, расслабленно, по делу. Мне нужно на рынок – и я туда и иду. Вот только хрен кого обманешь! Этот магазинчик знают многие. Потому как здесь располагался нелегальный… ну или полулегальный, а может, даже и прикрываемый спецслужбами, причем, вполне возможно, совсем не финскими, обменный пункт, в котором можно было обменять советские рубли на финские марки, а также на американские доллары, английские фунты и немецкие марки. И наоборот. Причем по очень выгодному курсу. Не как в Центральном банке, конечно – шестьдесят две копейки за бакс, но раза в полтора-два выгоднее, чем с рук в Ленинграде или Таллине… Чем я активно и занимался последний год, когда получил возможность регулярно появляться в Хельсинки. Менял я понемногу. Долларов по сто – сто двадцать за раз. Но часто. Иногда несколько раз в месяц. Готовился к инвестициям в квартиру в Москве. И до сего дня все было нормально…
Я прошел дальше по улице, спиной чувствуя взгляд кагэбэшника, и нырнул в двери Старого рынка, как в Хельсинки именовали рынок Хиеталахти. Войдя внутрь, я остановился, оглядываясь. Ну и зачем я сюда пришел? Блин, что-то здесь купить непременно надо. Ну вот точно «дятлы» из КГБ прибегут брать объяснительную… Эх, черт – еще и Георгия Владиленовича подвел! Ибо он меня отпустил, а шляться в одиночку по «загранице» совгражданам очень не рекомендовалось. Ну это еще ладно. Тут как-нибудь отвертимся. Потрясу дедовой упаковкой с таблетками, «побренчу» его и своими наградами (фигурально выражаясь, конечно) – отобьюсь. Но как объяснить мое появление на этой улице-то? О! Киоск с детским питанием! Отлично! На крайняк куплю банку. Хотя доча уже вполне себе лопала все подряд, правда, вследствие недостатка зубов, пока еще в, как это называла незабвенная Наташа Королева, «пюрированном виде», иногда ночью мы ее подкармливали молочком. А если тут будут пампер… есть! И я с довольной улыбкой отправился к прилавку.
Следующее действие, которое пришлось предпринять, вызвало у меня зубовный скрежет. Прикупив памперсы, я отправился в местный туалет и, заняв кабинку, порвал на клочки сто пятьдесят рублей. После чего старательно смыл их в унитаз. А как вы хотели? Наличие при себе столь крупной суммы в момент поездки за границу, где советские рубли не нужны от слова совсем, если только ты не собираешься заняться уголовно наказуемыми вплоть до расстрела валютными операциями – верный признак органам насторожиться. Как они об этом узнают? Да обыщут, и все дела. Даже без каких-либо постановлений прокурора. Просто «в рабочем порядке». Причем если начнешь орать про социалистическую законность и требовать постановления, то… нет, никто тебя бить и как-то иным образом рот тебе затыкать не будет. Не сталинские времена нынче. Так что постановление тебе через какое-то время привезут. Ибо все запросы КГБ в прокуратуре «штампуются» как на конвейере, просто по факту запроса. Но при этом ты точно «попадешь на карандаш», и твоя жизнь моментально станет куда более сложной и неприятной. Причем о любых поездках за границу точно придется забыть. Поэтому – только так. Вследствие чего месячная зарплата опытного инженера недрогнувшей рукой была спущена в унитаз.
На паром я, слава богу, сел без проблем. Меня не обыскали. То ли это и не планировалось, то ли просто не оказалось под рукой сотрудников… Сложнее всего было вести себя беззаботно на обратном пути. Впрочем, после парочки «дринков» финской водки в местном баре я не то чтобы успокоился, а просто пришел в похренестическое настроение. Будет как будет. Я сделал все, что мог… Я ж, блин, не профессиональный разведчик, чтобы уметь мастерски скрывать следы, уходить от наблюдения и вести себя на допросе. Даже если прошлый опыт взять – максимум диверсант. А если диверсионную группу обнаруживают, то у нее остается один выход – сдохнуть, выполняя задачу. Никакие иные варианты не предусмотрены, и потому им и не учат. В случае же, если ты все-таки попал в руки врага, от тебя требовалось только молчать. Орать, визжать под пытками, гадить под себя, захлебываться кровью и молчать. Ничего не говорить. Совсем. Ибо тягаться с профессионалами допросов бесполезно. Начнешь отвечать – сам не заметишь, как раскрутят. Поэтому только молчать…
Приняли меня сразу после того, как мы с Георгием Владиленовичем сошли с парома. Недоуменно пожав плечами в ответ на его вопрос, я проследовал в комнатку для обысков, сопровождаемый прапорщиком-пограничником и сотрудником в штатском.
Обыск продлился недолго. У меня, естественно, ничего криминального обнаружено не было. Единственное – эти суки распотрошили все купленные мной памперсы. Очень хотелось спросить: «Вам, идиоты, что – делать нечего? Неужто не передали, что нужно искать?! На хрена памперсы-то гробить…», но удержался. Потом было написание объяснительных, ругань с предусмотрительно появившимся уже после обыска знакомым кагэбэшником по поводу памперсов, объяснение про таблетки для деда… так что домой я добрался уже в одиннадцатом часу.
Аленка встретила меня горячим ужином. Она знала, что во время командировок я не ел, предпочитая, как и любой советский человек, потратить выданные командировочные на какой-нибудь дефицит. Я сильно боялся, что она заметит мое настроение, но, слава богу, у меня оказался отвлекающий фактор.
– Ром, мама мне письмо переслала – никогда не отгадаешь от кого!
Я на несколько секунд прекратил есть и уставился на счастливое и предвкушающее лицо жены. После чего предположил:
– От Изабель?
– Фу-у-у! Так нечестно! – обиделась она, картинно отворачиваясь, но долго так не выдержала и, почти сразу же повернувшись обратно, радостно заговорив:
– Она мне написала на старый адрес, а мама переслала уже сюда…
– М-г-гм, – нейтрально кивнул я, продолжая расправляться с жареной треской и картофельным пюре. Изабель исчезла из нашей жизни в тот момент, когда я ушел в армию. Узнав о том, что меня отправили в Афганистан, она практически прекратила переписку. То есть за следующие шесть лет пришло всего лишь еще одно небольшое письмо, в котором она сухо сообщила, что выходит замуж. Причем просто факт. Без приглашения. То есть мы бы, скорее всего, и так не попали к ней на свадьбу – хрен бы нас выпустили, но даже просто формального приглашения не было сделано. От чего Аленка у меня вся распереживалась, совершенно не поняв причин подобного изменившегося отношения. Она-то считала Изабель подругой, в отличие от меня – старого пня, который понимал, что мы для этой мажористой француженки были просто временным увлечением. Да и то из-за нашей экзотичности. Ну как же – близкие знакомые из-за самого «железного занавеса»! У кого еще среди подружек такое есть? Это ж тебе не кот редкой в настоящий момент породы мейн-кун и не кольцо от «Тиффани» с редким розовым бриллиантом. Такое каждый может купить! Ну, в тех кругах, в которых она вращалась… А вот завести подружку и приятеля из-за «железного занавеса» – это уже круто!
Впрочем, и ничего худого о ней и ее родственниках я также сказать не мог. Приняли нас хорошо. И общались нормально. Ну а некоторый налет снисходительности – так обеспеченные французы таким образом относятся, считай, ко всем. Даже к американцам с англичанами. Немцы же для них вообще, считай, варвары с востока… Но мало-помалу все это забылось. И вот на тебе – Изабель проявилась заново.
Впрочем, мне на это обижаться не стоило. Не приди это письмо – моя любовь точно бы заметила, что я слегка взвинчен, и мне пришлось бы что-то рассказывать. А она бы распереживалась. Так что спасибо нашей французской знакомой за своевременность, хоть она о ней даже не подозревает…
К моему удивлению, особенных проблем из-за всего произошедшего у меня не случилось. На следующий день меня вызвали в кабинет к начальнику пароходства, в котором засел «триумвират» в составе его самого, Георгия Владиленовича и нашего замполита, которым мне пришлось изложить практически все то, что я вчера написал в объяснительных, параллельно бурно повозмущавшись по поводу испорченных подгузников. И моя версия произошедшего была принята вполне благосклонно. Более того, как я понял из коротких ремарок «триумвирата», начальство было в курсе того, кто и чего там пас на этой улочке. Так что к ситуации отнеслось с юмором. Еще и поприкалывались над моей незамутненной наивностью… После чего меня предупредили о том, что пока отстраняют от заграничных командировок. Так что некоторое время «переговоры в Хельсах» будут проходить без меня. Ну, чтобы, так сказать, не дразнить гусей. С чем я, несколько удивленный столь добродушной реакцией, был отправлен в свой кабинет заниматься делом. Как-то это все прошло… легко и, так сказать, беззубо.
Впрочем, по зрелом размышлении я решил, что особенно удивляться тут нечему – вокруг уже вовсю бушевала перестройка с ускорением, а у КГБ в пока еще советской Эстонии вообще и в Таллине в частности и без того до фига есть чем заниматься. До окончательного организационного оформления местного Народного фронта – Eestimaa Rahvarinne, еще больше полугода (насколько я помню, все эти фронты в Прибалтике начали расти как грибы весной-летом восемьдесят восьмого), но местные националисты уже вовсю организуются и проводят громкие акции. Пока в основном под маркой борьбы с «устаревшим мышлением» и, типа, в поддержку нового, перестроечного, но уж кагэбэшникам-то должно быть очевидно, откуда реально дует ветер…
Однако, как выяснилось чуть позже, не все оказалось так однозначно. Перед самым окончанием рабочего дня ко мне в кабинет заглянул Георгий Владиленович. Я как раз занимался переводом с английского очередной инструкции по эксплуатации. На новенький shuttle carrier, закупленный в Германии. Базовым портом пароходства, что естественно, был Таллинский морской порт, а в СССР сейчас одним из, так сказать, главных трендов были совместные предприятия. Таллин же с Ригой и Клайпедой являлись базовыми портами в стране на западном направлении, через которые шел основной поток грузов. Так что в их техническое переоснащение в настоящий момент вкладывались немалые средства союзного бюджета. Поэтому новая техника нам шла потоком… Эх, лучше б эти деньги в Россию вкладывались, а то все эти инвалютные миллиарды станут большим «подарком» новым независимым странам. И ладно бы еще они при этом стали бы друзьями для России. Так хрен там! Первое, что сделают независимая Эстония вкупе с независимой Латвией, это превратят всех своих русскоязычных граждан в «неграждан»…
– Трудишься?
– Так точно, тарщь начальник! – я лихо махнул рукой в шутливом салюте.
– К пустой голове руку не прикладывают, – стандартно пожурил меня Георгий Владиленович, после чего вошел внутрь и, плотно притворив за собой дверь, присел. – Совет хочу тебе дать, Рома.
– Весь внимание…
– Завтра напиши в профкоме заявление на путевку, а потом подай заявление на отпуск.
Я удивленно воззрился на него. Он вздохнул.
– Нравишься ты мне, молодой. Я было думал, что ты из этих, – он неопределенно махнул рукой, оставив меня в некотором недоумении – из «этих», это из каких? – А оказалось, что ты нормальный. Поэтому для тебя будет лучше, если ты завтра сделаешь так, как я сказал, и на некоторое время исчезнешь. Понимаешь почему?
– Не очень…
– Засветился ты по-нехорошему, – вздохнул Георгий Владиленович. – Сейчас-то еще ладно – разброд из-за этого «меченого», но на заметку тебя взяли. Можешь быть уверен.
– Так я ж ничего не сделал?!
– Коль сделал бы – так уже б взяли за жабры, – боднуло меня взглядом начальство. – Но все равно – спокойной жизни у тебя здесь тоже больше не будет. КГБ – организация серьезная. Так что езжай-ка ты в отпуск. Ты ж уже больше года проработал у нас? Ну вот… А как вернешься – начинай искать место, – он замолчал, с минуту подумал, после чего неожиданно сообщил: – Я в следующем году, наверное, с Минморфлота уйду. В Москву. Есть такие предположения… Могу тебя за собой подтянуть. Как тебе такая идея? Мне бы такой специалист, как ты, пригодился. Тем более что ты у нас пообтесался, вник в систему, так сказать, опять же – терминологию подучил. Так что точно полезным будешь… На квартиру и хорошую зарплату тебе, конечно, рассчитывать не стоит. Во всяком случае быстро. Но ты и здесь этим делом не шибко одарен. Так что подумай.
– Хм-м-м… а как же с КГБ быть?
– А что с КГБ? – усмехнулся мой начальник. – Ты же ничего не сделал. Так что это местные тебя здесь на заметку взяли. Но ДОР[15] на тебя пока вряд ли завели. Значит, в любом другом месте ты будешь чист как ангел, – тут Георгий Владиленович поднялся и хлопнул меня по плечу: – Думай, молодой…
Поход в профком оказался успешным. Мне удалось ухватить две путевки в Палангу, в дом отдыха «Морской»… Ну а как еще могло называться учреждение, относящееся к морскому флоту? Если честно, то хотел-то я не в Палангу, а что-нибудь поюжнее. Как-никак ноябрь на дворе. Хоть на юге уже тоже прохладно и море остыло, но все-таки не как у нас на Балтике. Но получилась только она… Впрочем, в Паланге я в своей прошлой жизни не был ни разу. Так что так уже сильно я не расстроился.