Олтер
С утра Остах был хмур и неразговорчив больше обычного. Я сидел за столом, потягивая горячий копорский чай, и гадал — кто виноват в плохом настроении наставника: я или Либурх?
Библиотекарь Либурх мне очень понравился. Как только он очнулся, то первым делом увидел встревоженного Остаха. Как он его чихвостил! Отчитал как мальчишку. Мой строгий наставник краснел и бледнел одновременно, выслушивая справедливые упреки старика.
Ко мне старый библиотекарь отнесся благосклонно. По-видимому, он очень сблизился когда-то с Эндиром. Как добрый дедушка, Либурх взял меня за руку и через весь зал провел в дальний укромный закуток. А потом стал угощать вареньем из инжира с медом. Варенье оказалось ароматным и очень вкусным, я не мог оторваться. А когда все же отложил ложку в сторону и поднял глаза, увидел мнущегося в проходе между двух стеллажей Остаха. Выглядел он как робкий гимназист на первом свидании.
— Что, негодник, вспоминаешь? — спросил Либурх. Я успел понять, что библиотекарь добр, а его строгость — напускная.
— Вспоминаю… — вздохнул Остах. — Столько лет прошло, а как будто вчера.
— Как будто вчера, — согласился Либурх и задумался о своем.
Я громко кашлянул и спросил:
— Вы о чем?
— Наследник Олтер… — начал Либурх и посмотрел на меня. — А можно я буду звать тебя Оли?
Я кивнул.
— Оли, твой наставник прожил здесь… Сколько, Остах?
Остах очнулся и сказал:
— Почти год.
— Почти год этот негодник… Прости, Ули: твой уважаемый наставник, — смешинки плясали в глазах старика, — провел здесь.
— Здесь, в библиотеке? — спросил я.
— Да. Здесь, в этой комнате, — махнул рукой над головой Либурх.
— И как можно жить в такой… — я чуть было не ляпнул «конуре». — Здесь же места совсем нет!
Места тут было и впрямь маловато. Дальний от входа угол разграничен двумя высоченными — до самого потолка — стеллажами с книгами. Одновременно эти стеллажи служили двумя стенами из четырех для этой комнатушки. Рассеянный свет падал из окна рядом со стеллажом. Вход в закуток прятался среди каких-то стендов с картами — так просто и не найдешь. В самом углу находился грубо сколоченный топчан с простым тюфяком и малюсеньким столиком, похожим на табурет. Тюфяк с табуретом и занимали все пространство.
— Как можно жить? — развеселился библиотекарь. — Эти негодники иногда возвращались под утро, от них пахло вином, и тогда еще и Эндир оставался тут!
— Здесь? — не поверил я. — Вдвоем? Но где?
Я повернулся к наставнику, смотря на него с недоумением. Вместо ответа тот ткнул указательным пальцем вверх. Я задрал голову и увидел высоко-высоко, под самым потолком висящий гамак!
— Это я Эндиру рассказывал, как на кораблях матросня спит во время качки, — словно оправдываясь, пояснил Остах. — Вот и сделал. А потом как-то — не помню уж как — сюда приволокли и приладили…
— И как же туда забираться? — У меня загорелись глаза.
— Даже не думай, — разом посерьезнел Остах. — У тебя только-только ноги стали ходить.
— Да я так, из интереса… — пробурчал я, расстроенный.
— С той стороны шкафов лестница переносная стоит, — ответил библиотекарь, присматриваясь ко мне, — вот там Эндир и залазил, через верх. Я уж и забыл про этот гамак…
В общем, хорошо мы с библиотекарем пообщались. И расстались хорошо. Выслушав просьбу Остаха о нужных мне бумагах из Канцелярии, старик покивал и пообещал все сделать в самые краткие сроки. А я, в свою очередь, пообещал приходить в любое время, когда захочу.
Вот я и думал — то ли воспоминания о прошлом после встречи с Либурхом разбередили наставника, то ли я постарался. Вчера перед сном мне нестерпимо захотелось купить меч. Желание было острым и настойчивым, словно зудящий комариный укус. Вообще мальчишеские заскоки и эмоции все сильнее и сильнее овладевали мной. Деньги, вырученные от начальника госпиталя, жгли Олтеру руки, и мальчику во что бы то ни стало захотелось подарить Барату меч. Он ведь должен отдариться? Должен. То-то и оно.
Дядьке моя идея пришлась не по душе. Он-то хотел припрятать деньги на черный день…
— Твоих денег хватит на десяток дрянных мечей, а на сколько хороших? — проворчал дядька. И ответил: — На один, и то если повезет.
Впрочем, когда я стал канючить, он не смог долго сопротивляться и вскоре сдался. Поэтому мы решили, что сегодня нам нужно многое успеть, пока меня не закрыли в этом имении, отрезав выход на волю. Учебный год начнется — и все, за границу имения ни шагу! Поэтому нужно поторапливаться — навестить Алвина, обговорить контракт на кресла-каталки. Зайти с извинениями к Фраксу Хмутру, будь он неладен — вчера в его дом послали раба известить о нашем визите. И вот теперь еще и в оружейные ряды заглянуть.
— Если ты сильно против, то мы можем не идти к оружейникам, — промямлил я, глядя в чашку.
— А?.. — переспросил Остах.
Я повторил.
— Так ты про это переживаешь? — махнул рукой Остах.
Я кивнул.
— Пустое. Сходим, обязательно сходим… — опять о чем-то задумавшись, дядька замолчал, замерев с поднятой кружкой.
Что происходит-то? Я переглянулся с Баратом и Йолташем. Братья едва заметно пожали плечами. Но Остах углядел.
— А вы что расселись? Брысь разминку делать!
Братья вскочили и опрометью бросились к дверям. Я заметил, как Барат успел стащить со стола краюху. Кайхур тоже заметил и возмущенно тявкнул вслед.
Оказывается, уже несколько дней каждое утро братья с наставником занимаются по утрам на заднем дворике. А меня не зовут! Боятся за мои ноги. Но ничего, с завтрашнего утра и я начну заниматься. А то меня, нетренированного, тут съедят и косточек не оставят.
— Мне сон приснился, — сказал мне Остах, едва дверь за братьями захлопнулась. — Один и тот же сон снится. Как я в пещере… ну, в Лоне Матери, с тобой, беспамятным…
Я отставил кружку в сторону.
— Это когда я упал?
Дядька кивнул:
— Я тогда струхнул сильно. И ходил там, как потерянный. Вот и во сне этом — свод пещеры, стены круглые каменные, темные проходы… А я все хожу по ним, хожу. А ты стонешь где-то вдалеке, меня зовешь. А я блуждаю, а найти тебя не могу.
— Все кончилось, дядька Остах. Я нашелся, — нарочито бодрым тоном сказал я.
— Ага. Так вот что думаю, — не слыша меня, продолжил Остах. — Я в пещеру-то с рыбой зашел. Так получилось…
Я кивнул. Историю про Суд Хранителей и то, как они ели уху, я не единожды успел услышать от брата.
— И в глубине пещеры… Там закуток, стены в изморози — я рыбу туда, на ледничок положил и дальше, в темень пошел. А потом уже, как уху варил, — смотрю, а рыба-то свежепосоленная!
— Кто ж ее посолил? — не понял я.
Дядька поднял на меня глаза.
— А я о чем? Думал я об этом все эти дни, думал… А сегодня опять во сне в темень зашел — и чувствую, морем пахнет. И в ноздрях пощипывает, словно я в лодке, и брызги на лице. Понимаешь?
Я отрицательно помотал головой.
— Да я! Я эту рыбу и посолил! — вскрикнул дядька, хлопая себя по бедру. — Зашел, соль подобрал и рыбу-то по привычке и присолил!
— Стоп! — поднял я руки перед собой. — В Лоне Матери — соляные копи?
Дядька, сам не веря себе, закивал. Мы замолчали. Я напряженно думал. Соль — ключевой, стратегический продукт в торговле между Дорчариан и Империей. Имперцы выпаривали соль из морской воды и продавали горцам. Точнее, соль была основным продуктом мены. Даже полудикие племена северян замирялись с алайнами, с которыми вели напряженную затяжную войну, и приходили на осеннюю ярмарку за имперской солью. Это была еще одна несправедливость во взаимоотношениях с Империей: купцы получали горские товары по бросовым для себя ценам. Соли в горах всегда не хватало, и ценилась она очень высоко.
— Но Хранители могут упереться, — задумчиво произнес Остах. — Это же ваша родовая гора, священная Мать Предков и ее Лоно.
— В том-то и дело, что родовая! — вскочил я и заметался по комнате. — Родовая гора! Из нее все дорча когда-то вышли! Не может Мать Предков своим детям что-то запретное или плохое предложить. А этот старый Хродвиг не дурак, как я понял.
Остах посмотрел на меня с укоризной и подошел к двери. Резко открыл ее и выглянул. Потом плотнее закрыл дверь и подозвал Кайхура, усадив того под дверью. Пес понял и сел сторожить вход.
— Про тебя с рыбой вон как быстро сообразил! — продолжил я.
— Не ожидал я от него такого, — признался Остах. — Он же столько лет мечтал меня со свету сжить…
— Почему? — опешил я.
— Я ближник Эндира, дана Дорчариан. Его родного сына. И при этом чужак, не горец. А как старик прознал, что я рабом был… — Остах махнул рукой. — «Бывших рабов не бывает», — слыхал такое?
Я кивнул.
— Вот. Присловье его любимое, пол-Дорчариан за ним повторяет. Это же про меня Хродвиг придумал! Гимтар-то с отцом и так со свадьбы Эндира не разговаривал, а после меня и Эндир перестал… Воистину — Хродвиг Упрямый…
— Значит, нужно сделать так, — прервал я его. — Меня спасла Мать Предков, о том всем известно, так?
Остах заинтересованно кивнул.
— Значит, мы скажем, что мне было видение или указание от Матери Предков, о том, что в пещере есть соль. — Дядька недовольно нахмурился, и я поспешно добавил: — Но ведь так и произошло: я упал, Мать меня спасла, а ты из-за меня в Лоне оказался. Сны-то твои тоже непростые! Кто-то ведь тебе их из раза в раз навевает?
Остах охнул.
— Просто мы, чтобы простой люд не бередить, — продолжил я, — тебя, рыбоеда и чужака, уберем, а меня вперед выставим. Понимаешь?
Остах вновь кивнул.
— Хранители не дураки, разберутся. Пиши Гимтару! — возбуждение мое все нарастало.