Пригубив чашку, Винсент продолжал искоса смотреть на девушку. Но Фэй, казалось, его не замечала. Кофе стыл в ее руках, а она сидела, уставившись в пол, и рассыпавшиеся по спине волосы как будто обнимали хрупкие плечи.

– Каким он был? – спросил Винсент.

Девушка подняла на него глаза.

– Тоби? Я совру, если скажу, что он был лучшим братом на свете. Эгоистичный, себе на уме, но он по-своему всегда заботился обо мне и Офелии. Знал, когда надо промолчать, а когда говорить. Хотя порой он слишком любил настаивать на своем и не замечал момента, когда стоит остановиться. Но Тоби всегда был расчетливым, и никогда – бунтарем.

– Поэтому он бы никогда не уехал, ничего не сказав.

Фэй кивнула.

– И ты думаешь…

– Я думаю, если Тоби уехал, значит, была причина, о которой знает Анабель. А если… он мертв, она тем более знает. Твоей сестре известно больше, чем она говорит. И ты тоже так думаешь – иначе бы тебя здесь не было, Винсент.

Он не ответил, но ответ и без того был очевиден. Винсент пока не был готов рассказывать о Лукасе или больше о своей сестре. Но даже на его взгляд история выглядела крайне темной. Он подумал, что стоит начать с того, чтобы навести справки в местной полиции – да и в колледжах у него оставалась парочка знакомых, как минимум, один из них ему должен.

– А что Офелия? – спросил Винсент. – Что говорит она?

– Верит, что у Тоби была причина уехать, и, если мы ее не знаем, значит, так и надо. Офелия вообще любит нагнать на себя туман, никогда не знаешь, что у нее на уме.

– А что она будет делать в Лондоне?

– Ищет работу.

– Она не пойдет танцевать?

Губы Фэй сжались в тонкую линию, и Винсент понял, что хватил лишку, но отступать было поздно.

– Я не буду вечно танцевать, Винсент. Просто кому-то надо было оплачивать счета.

– А о чем ты на самом деле мечтаешь?

Она поднялась, подхватила пустую чашку из рук Винсента, отнесла вместе со своей к мойке. Ему казалось, Фэй не ответит на его вопрос, но она, как ни странно, сказала, не поворачиваясь:

– Я хочу открыть кафе. Небольшое антуражное кафе, где не будет дурацких цветных макарун. Или открою свой клуб. Без танцев полуголых баб, но с концертами малоизвестных групп, которые однажды станут новыми Роллинг стоунс или Радиохэд.

Оставив чашки, Фэй повернулась и подошла к Винсенту. Он видел ее твердое выражение лица и по-прежнему сжатые губы.

– А теперь дай-ка проверить твою щеку. Посмотрим, пригодились ли мне курсы первой помощи.

Она ловко подцепила пластырь, приподняла повязку и скептически глянула на щеку Винсента. Потом кивнула и вернула пластырь на место.

– Жить будешь.

– Спасибо, Фэй, – Винсент поднялся, так что теперь стоял вплотную к девушке и смотрел на нее сверху вниз. Оказалось, она совсем невысокого роста. – И прости. Деликатность не относится к числу моих достоинств.

Он смотрел в ее чернильные глаза, а потом наклонился, царапнув щетиной здоровой щеки ее мягкую кожу. Язык Винсент скользнул по ее уху, его губы опустились ниже, на ее шею.

Фэй сделала шаг назад. Не слишком резко, но быстро отвернулась, так что Винсент не успел разглядеть выражение ее лица.

– Мне скоро выступать. Надо переодеться, подготовиться. Твоя рубашка в ванной.

Голос был глухим, таким же непонятным. Но Фэй не стала ничего объяснять и скрылась в комнате. А Винсент оставалось только отправиться на поиски рубашки.





Фредерик знал, что этим вечером Морган с Анабель идут в театр. В Королевском национальном вновь показывали «Франкенштейна», и Анабель с энтузиазмом приняла приглашение Морган. Сначала Фредерик думал, что и он пойдет вместе с ними, но Морган рассмеялась и сказала, что это «только для девочек». Потом уже серьезнее она добавила, что ей хочется просто ближе познакомиться с Анабель.

Они быстро нашли общий язык, и Фредерика это радовало. Возможно, если б Винсент чаще бывал дома, они с Морган тоже стали бы хорошими друзьями.

Большую часть дня Фредерик просто гулял по городу, наслаждаясь тем, что ему не нужно никуда бежать. Он на несколько часов потерялся в книжном магазине среди полок, а потом в одиночестве уселся пить кофе в милом маленьком кафе, где пахло свежими круассанами. Он ощущал закатные лучи солнца на своем лице, вкус горького кофе на губах, а под пальцами – шершавую бумагу книжных страниц.

И в этот момент Фредерик почувствовал себя одиноким. Он захлопнул книгу и побарабанил пальцами по ее гладкой безликой обложке. Потом достал телефон и набрал номер Винсента. Тот не отвечал, но в этом не было ничего удивительного. В последнее время брат частенько пропадал на пару дней, а потом возвращался, как ни в чем не бывало. С удивлением Фредерик понял, что сам не заметил, когда перестал волноваться об этом.

Он с раздражением бросил телефон на стол. Он знал, что Анабель сейчас примеряет платья в компании своей новой подруги Офелии, а Морган тоже собирается. Но он понятия не имел, где пропадал брат всю ночь и почти весь день.

Да, конечно, Фредерик чувствовал, что все в порядке. Но не было ли это самообманом? А сумел бы он ощутить, если что-то в порядке не было? Хотелось верить, что это так, но Фредерик отнюдь не был уверен.

Он остро чувствовал себя маленькой песчинкой посреди большого города. Люди сидели за соседними столиками, проходили мимо стеклянных витрин кафе, но никто не знал его, никто не интересовался им. И если еще пару часов назад Фредерик получал удовольствие от того, что стоял в стороне от суеты, то теперь внезапно почувствовал себя выброшенной на берег рыбой.

Если сейчас он упадет здесь замертво, кого оповестят первым? Откроют мобильник и наберут последний набранный номер? Или Винсенту сообщила бы обо всем Морган? Фредерик почти воочию увидел, как брат входит в полумрак их квартиры, а там его поджидает рыжеволосая Морган со слезами на глазах.


Отогнав мрачные мысли, Фредерик сам поразился, откуда они пришли. Оставив на столе деньги, он собрал книги и быстрым шагом направился домой, благо идти было всего пару кварталов.

Морган и Анабель, похоже, успели уйти, комнаты тонули во мраке сгустившихся сумерек, который только немного разогнал электрический свет, включенный Фредериком. Он оставил книги прямо на кухонном столе, плеснул в чистый стакан виски. Потом наклонился к холодильнику, отыскал лед и кинул пару кубиков.

Прикрыв дверцу холодильника, Фредерик обернулся и едва не подпрыгнул от неожиданности: на пороге кухни стоял призрак.

На самом деле, конечно же, это была Офелия. Ее белые волосы окутывали плечи, темная одежка сливалась с полумраком. Она шагнула вперед, и Фредерик увидел, что ее глаза густо подведены. Теперь они не производили впечатление слишком бледных, наоборот, ярко выделялись на лице.

– Прости, не хотела тебя напугать.

– Не напугала, – Фредерик усмехнулся, поняв, как наивно звучат его слова. – Ладно, это и вправду было жутко.

– Меня частенько принимают за призрака.

– Наверное, это забавно.

– Не очень.

Офелия сделала еще несколько шагов, но застыла в нерешительности перед столом, будто не зная, будет Фредерик рад ее компании или предпочтет, чтобы она ушла. Но он разрешил ее сомнения, кивнув на высокий барный стул.

– Присаживайся. Будешь виски?

– Только если есть чем разбавить.

– Лед, похоже, не подойдет.

– Я бы предпочла содовую.

– Кола?

– Вполне.

Она уселась на высокий барный стул, на покупке которого в свое время настоял Винсент. Он заявил, что раз они так часто на кухне именно пьют, им нужна настоящая барная стойка и парочка стульев. Что он с успехом и организовал.

Фредерик поставил свой стакан и взял второй для Офелии. Он плеснул туда виски, полез за колой.

– Морган и Анабель уже ушли?

– Да, минут двадцать назад. Они просили дождаться тебя.

– А почему ты не пошла с ними? Не любишь театр?

– Люблю. Но им лучше сходить вдвоем.

– Тоже так подумал.

Быстро смешав виски, Фредерик подтолкнул стакан Офелии и наконец-то вернулся к своему. Она поймала его и улыбнулась. Хотя губы девушки были такими бледными, что почти сливались с лицом:

– Ловко ты.

– У моего брата клуб с баром. Наверное, в другой жизни я мог бы стать барменом.

– А еще?

– Что?

– Кем бы еще ты мог стать? Предположим, ты можешь прожить пять абсолютно любых жизней, помимо своей собственной. Какие бы ты выбрал?

– Гм.

Фредерик нахмурился и отпил немного виски. Это походило на какое-то психологическое или творческое упражнение, но по правде говоря, заинтересовало его. Хотя он никогда не думал о подобных вещах.

– Ну, одна – это бармен. Желательно в каком-нибудь маленьком прокуренном баре где-то в Америке. Так ведь можно?

– Ни в чем не отказывай своим фантазиям.

– Так… еще одна жизнь – писатель романов где-нибудь в одиноком домике на побережье.

– И что бы ты писал?

– Понятия не имею. Может, детективы. Или длинные велеречивые истории о привидениях. Или о монстрах Ктулху.

– Хорошо. Третья?