Как хотелось бы Эгвейн найти способ убедить деревенских жителей и фермеров в том, что существует разница между разбойниками и армией! Однако пока она видела лишь один – предоставить собственным солдатам умирать с голоду и в конечном счете дезертировать. Если даже Айз Седай не видят разницы между Отрядом и бандитами, вряд ли стоит надеяться, что на это способны простые люди. Ферма осталась позади, и Эгвейн с трудом сдержала желание обернуться. Что от этого изменится?
Ехать, как сказал лорд Брин, и вправду оказалось недалеко. Всего три или четыре мили от лагеря – это если по прямой; учитывая характер местности, дорога оказалась примерно вдвое длиннее. Едва всадники обогнули выступ холма, поросшего кустарником и редкими деревьями, лорд Брин натянул поводья. Солнце было уже на полпути к зениту. У подножия холма, внизу, тянулась еще одна дорога, более узкая и извилистая, чем та, которая проходила через лагерь.
– Они думали, что, если будут двигаться ночью, им удастся избежать нападения разбойников, – сказал он. – Сама по себе идея неплоха, но им, можно сказать, страшно не повезло. Они ехали из Кэймлина.
На нижней дороге расположился длинный торговый караван, штук пятьдесят больших, запряженных десяткой лошадей фургонов, окруженных солдатами Брина. Они наблюдали за тем, как их товарищи перетаскивают мешки и бочки с повозок торговцев к полудюжине собственных. Женщина в простом темном платье, энергично размахивая руками, указывала то на одно, то на другое, по-видимому протестуя или торгуясь. Рядом в хмуром молчании стояли тесной кучкой ее спутники. Чуть поодаль от дороги на широко раскинутых голых ветвях огромного дуба висели, покачиваясь, трупы. Дерево выглядело так, точно его покрывала черная листва, столько на нем сидело ворон. Этим птицам, конечно, повезло несравненно больше, чем той, которая выловила в ручье рыбу. Даже издали зрелище оказало ужасное воздействие на больную голову Эгвейн, как и на ее желудок.
– Что вы хотели мне показать? Торговцев или разбойников?
На первый взгляд среди висевших на дубе тел были только мужчины, хотя обычно разбойники не щадили ни детей, ни женщин. Впрочем, причиной появления этих трупов мог быть кто угодно, в том числе и солдаты Брина, и Отряд Красной руки – тот факт, что последние вешали любого, кто выдавал себя за преданных Дракону, кого им удавалось схватить, все равно не убеждал Айз Седай, что между ними есть хоть какая-то разница, – или даже кто-то из местных лордов или леди. Если бы у благородных мурандийцев хватало ума действовать сообща, все разбойники давным-давно болтались бы на деревьях, но это было так же невозможно, как научить кошку танцевать. Постой, одернула сама себя Эгвейн. Брин что-то сказал о Кэймлине.
– Это имеет отношение к Ранду? Или к Аша'манам?
На этот раз Брин совершенно недвусмысленно перевел взгляд с Эгвейн на Мирелле и обратно. Шляпа Мирелле отбрасывала тень на ее лицо, так что разглядеть его выражение было невозможно. Однако сейчас она тяжело осела в седле, совершенно не напоминая ту уверенную всадницу, какой казалась недавно; открывшаяся перед ними картина явно сказалась и на ее нервах. Через некоторое время Брин, похоже, принял решение.
– Мне казалось, что вы должны узнать об этом раньше всех, но возможно, я что-то неправильно понимаю… – Брин снова посмотрел на Мирелле.
– Узнать о чем, чурбан ты этакий, с ушами, заросшими шерстью? – не выдержав, взорвалась Суан, ударами пяток заставляя кобылу подъехать ближе.
Эгвейн жестом постаралась успокоить ее.
– Я полностью доверяю Мирелле, лорд Брин. Можете говорить спокойно.
Зеленая сестра вздрогнула и обернулась. Ее испуганный вид совершенно не вязался со словами Эгвейн, тем не менее Брин кивнул, соглашаясь.
– Похоже, ситуация несколько… изменилась. Хорошо, мать. – Сняв шлем, Брин повесил его на седельную луку. Говорил он с явной неохотой, осторожно подбирая слова. – Торговцы разносят слухи, как собаки блох, это всем известно. И эти, внизу, тоже кое-что… рассказывают. Может, конечно, это и неправда, не берусь судить, но… – Было странно видеть, как он проявляет нерешительность. – Мать, караван принес слух, что Ранд ал'Тор отправился в Белую Башню и присягнул на верность Элайде.
Мгновенно, как только до них дошло, что означают его слова, Мирелле и Суан смертельно побледнели; покачнувшись, Мирелле с трудом удержалась в седле. В первый момент, опешив, Эгвейн лишь молча уставилась на Брина, а потом расхохоталась, напугав этим неожиданным взрывом и себя, и остальных. От неожиданности Дайшар загарцевал; успокаивая его, она сумела успокоиться и сама.
– Лорд Брин, – сказала Эгвейн, похлопывая коня по шее, – это не так, поверьте. Я абсолютно уверена в этом. Уж на сегодняшнее утро – совершенно уверена, как в том, что сейчас день, а не ночь.
Суан испустила вздох облегчения, а следом за ней и Мирелле. Выражение их лиц и неправдоподобно распахнутых глаз чуть не заставило Эгвейн снова расхохотаться. Точно дети, которым сказали, что у них под кроватью не прячутся отродья Тени. И это обычно спокойные и хладнокровные Айз Седай!
– Приятно слышать, – ровным голосом произнес Брин, – но даже если я отошлю подальше всех моих людей, находящихся здесь, слух все равно рано или поздно доползет до лагеря и мгновенно, как пожар по холмам, распространится по всей армии.
От этих слов веселость Эгвейн сразу же пошла на убыль. То, о чем он говорил, могло кончиться катастрофой. Тем, что она просто останется одна.
– Завтра же я отправлю сестер сказать вашим солдатам правду. Шести Айз Седай хватит, как вы думаете? Мирелле здесь, она в курсе, еще Шириам, Карлиния и Беонин, Анайя и Морврин.
Эти сестры, хоть им и не нравится встречаться с Хранительницами Мудрости, не смогут отказать ей. Да и с какой стати? Они сами заинтересованы в том, чтобы пресечь распространение слухов. По крайней мере, должны быть заинтересованы.
Мирелле вздрогнула, у нее сделалось такое лицо, словно она хотела отказаться. Но промолчала.
Опершись локтем на шлем, свешивающийся с седельной луки, Брин изучающе вглядывался в лица Мирелле и Эгвейн. На Суан он лишь коротко взглянул. Внезапно его гнедой забил копытом по камням: из-за кустов вспорхнула целая стая птиц с ярко-синими перьями, похожих на голубей; Дайшар и гнедой конь Мирелле испуганно шарахнулись в сторону. Животное под Брином даже не шелохнулось. Он, конечно, слышал о проходах, хотя понятия не имел, что это за штука, – Айз Седай хранили все сведения о них под большим секретом, не только по привычке, но и опасаясь, как бы они не стали известны Элайде. И он, вне всякого сомнения, ничего не знал о Тел'аран'риоде – этот жизненно важный секрет было не так уж трудно сохранить, поскольку не имелось никаких внешних проявлений существования Мира снов. И все же Брин не спросил Эгвейн, откуда проистекает ее уверенность. Уже привык, наверно, и к Айз Седай, и к их штучкам.
– Если они объяснят все как есть… – в конце концов промолвил Брин. – Если же начнут увиливать от прямых ответов… – В его тоне не было никакой угрозы, просто он хотел расставить все по своим местам. Бросив на Эгвейн еще один изучающий взгляд, Брин, казалось, остался удовлетворен увиденным. – Мне кажется, вы все делаете правильно, мать. Желаю вам и в дальнейшем успехов. Найдите сегодня днем время для меня, и я тотчас приеду. Мы должны встречаться регулярно. Когда бы вы ни послали за мной, я тут же явлюсь. По-моему, уже пора начать разрабатывать планы того, как вам окончательно утвердиться на Престоле Амерлин, когда мы достигнем Тар Валона.
Он говорил медленно, осторожно подбирая слова, – может, все еще не был уверен в том, что Мирелле заслуживает доверия, или в том, как вообще пойдут дальше дела, – и поэтому у Эгвейн хватило времени, чтобы в полной мере осознать, что именно сейчас произошло. У нее перехватило дыхание. Может, она слишком привыкла, будучи Айз Седай, видеть в словах второй, глубинный смысл, но… Если она не ошибается, лорд Брин только что дал ей понять, что армия готова служить ей. Да, именно так. Не Совету, не Шириам, не кому бы то ни было еще – а именно ей.
– Благодарю вас, лорд Брин. – Эгвейн хотелось сказать гораздо больше, в особенности когда он сдержанно кивнул, пристально глядя на нее с выражением, которое лишь подтверждало возникшее впечатление. Неожиданно в голове у нее возникла тысяча вопросов, которые она с готовностью задала бы ему. Однако многие из них никогда бы не прозвучали, даже окажись они наедине. Жаль, что она не могла довериться ему во всем. «Доверяй, но проверяй – осторожность лишней не бывает». Старые присловья, которые тем не менее лучше не забывать, когда к происходящему, пусть и в самой незначительной степени, причастна кто-то из Айз Седай. И даже у лучшего из мужчин может возникнуть желание обсудить со своими друзьями то, что он считает важным секретом. – Не сомневаюсь, что сегодня утром вас ждет еще множество дел, – сказала она, подбирая поводья. – Возвращайтесь. Мы приедем чуть позже.
Брин запротестовал, конечно. Он вел себя почти как Страж. Говорил, что дорога небезопасна, что стрела, пущенная в спину, убивает Айз Седай так же, как любого другого, и прочее в таком духе. Слушая его, Эгвейн внутренне возмутилась и решила, что следующий мужчина, который заговорит с ней подобным образом, непременно поплатится за это. Три Айз Седай, вне всякого сомнения, стоили не меньше трехсот мужчин. В конце концов его ворчливые протесты и негодующие гримасы иссякли, и ему не оставалось ничего другого, как повиноваться. Брин надел шлем и направил коня вниз, к дороге, на которой застрял торговый караван; он не стал возвращаться тем путем, которым они прибыли. С точки зрения Эгвейн, это было даже лучше.
– Веди нас, Суан, – сказала Эгвейн, когда Брин удалился на достаточное расстояние.
Суан смотрела вслед Брину с таким видом, будто он все время безумно раздражал ее своим присутствием. Фыркнув, она надвинула на лоб соломенную шляпу, развернула свою крепенькую кобылу – точнее говоря, чуть не волоком заставила ее развернуться – и ударами пяток вынудила ту тронуться с места. Эгвейн жестом указала Мирелле следовать за ней. Та, конечно, послушалась; ей, как и Брину, не оставалось ничего другого.
Сперва Мирелле искоса поглядывала на Эгвейн, явно ожидая расспросов о сестрах, которых Шириам и ее приятельницы послали в Белую Башню, и готовя оправдания. Прежде всего, конечно, связанные с тем, что они посмели проделать все это, не уведомив даже Совет. Однако чем дольше Эгвейн скакала, не раскрывая рта, тем беспокойнее ерзала в седле Мирелле. Спустя некоторое время она уже взволнованно облизывала губы: знаменитая выдержка Айз Седай явно начала трещать по швам. Молчание – очень действенное орудие.
Некоторое время всадницы слышали лишь стук копыт собственных коней и редкие крики птиц в кустах. Однако, когда стало ясно, что они заметно отклонились к западу от пути, ведущего в лагерь, Мирелле заерзала в седле, точно сидела на крапиве. Это наводило на мысль, что по крупицам собираемые Суан подозрения, наверно, все же имели под собой достаточно веские основания.
Когда Суан еще раз повернула к западу и направила лошадь между двумя причудливыми холмами, напоминающими склонившиеся друг к другу уродливые головы, Мирелле натянула поводья.
– Там… там… вон в той стороне есть водопад, – сказала она, указывая на восток. – Он, правда, и раньше, до засухи, был не слишком велик, но просто прелестен.
Суан тоже остановилась и с легкой улыбкой оглянулась.
Какие тайны скрывала Мирелле? Эгвейн разбирало любопытство. На лбу Зеленой сестры она заметила единственную, но крупную бусину пота, сверкающую в тени серой шляпы. И вздрогнула. Теперь просто необходимо выяснить, из-за чего Айз Седай настолько взволновалась, что аж вспотела.
– Мне почему-то кажется, что в той стороне, куда едет Суан, нас ожидает несравненно более интересное зрелище. Как ты считаешь? – сказала Эгвейн, поворачивая Дайшара, и Мирелле мгновенно снова ушла в себя, точно улитка в раковину. – Поехали!
– Ты все знаешь, да? – еле слышно прошептала Мирелле, когда они проехали между склонившимися друг к другу холмами. Пот теперь просто струился у нее по лицу; вне всякого сомнения, она была потрясена до глубины души. – Все. Как могло случиться, что ты?.. – Внезапно она выпрямилась, гневно глядя в спину Суан. – Это все она! Суан с самого начала была твоим человеком! – Казалось, Мирелле возмущена этим обстоятельством до глубины души. – Как мы могли быть до такой степени слепы? И все равно я не понимаю. Мы проявляли такую осторожность…
– Если хочешь сохранить тайну, – презрительно бросила через плечо Суан, – не пытайся так далеко к югу покупать горец перечный.
Что это такое – горец перечный? И к чему Суан вспомнила о нем? Как бы то ни было, Мирелле вздрогнула. О том, насколько она выведена из равновесия, можно было судить хотя бы по тому, что, вопреки обыкновению, с ее стороны не последовало быстрой и резкой отповеди, которая поставила бы Суан на место. Мирелле лишь облизнула губы, точно у нее внезапно пересохло во рту.
– Мать, ты должна понять, почему я… почему мы это сделали. – Ее голос звучал так, будто она обезумела, внезапно столкнувшись с Отрекшимся или даже с собственным призраком. – Не только потому, что Морейн просила об этом, а она была моим другом. Нельзя оставлять их умирать. Это несправедливо! Сделка, которую мы заключаем, временами оказывается очень нелегкой для нас, но для них еще труднее. Ты должна понять. Должна!
Именно в этот момент, когда Эгвейн полагала, что сейчас она наконец получит все необходимые объяснения, Суан внезапно остановила свою лошадку и повернулась лицом к спутницам, так что Эгвейн чуть не налетела на нее.
– Думаю, для тебя же будет лучше, Мирелле, если дальше нас поведешь ты, – холодно, точнее, даже презрительно сказала она. – Согласие сотрудничать может отчасти искупить твою вину. Хоть немного.
– Да, – кивнула Мирелле, безостановочно теребя руками поводья. – Да, конечно.
Теперь она ехала впереди, и вид у нее был такой, точно она вот-вот заплачет. На лице Суан, скакавшей сзади, явственно читалось облегчение. У Эгвейн голова просто трещала от вопросов. Какая сделка? С кем? Кому позволять умирать? И кто такие эти «мы»? Шириам и остальные? Однако расспрашивать Суан она не решилась. Мирелле могла их услышать, а обнаруживать свою неосведомленность в данный момент, конечно, нежелательно. «Когда чего-то не знаешь, лучше молчи – сойдешь за умную», – гласит поговорка. И еще одна: «У кого есть один секрет, у того их наверняка не меньше десятка». Ничего не оставалось, как только следовать этим мудрым советам, по возможности стараясь удержать ситуацию в руках. Но какова Суан! Она явно знала больше того, о чем рассказывала Эгвейн, а это никуда не годится. Придется сделать ей выговор. Стиснув зубы и призвав на помощь всю свою выдержку, Эгвейн постаралась придать себе как можно более беззаботный вид. Будь мудрой.
Почти возвратившись на дорогу, на которой раскинулся лагерь, Мирелле свернула на тропинку, ведущую к низкому холму с плоской вершиной, заросшему соснами и болотными миртами. У подножия холма в небольшой лощине росли два гигантских дуба, под раскидистой кроной которых почти не было подроста. Под их могучими переплетающимися ветвями стояли три островерхие палатки из залатанной парусины. Рядом паслись лошади, стояла повозка, а немного в стороне, у специально сооруженных коновязей, были привязаны еще пять боевых коней.
Под навесом перед одной из палаток, точно собираясь приветствовать гостей, стояла Нисао Дачен, в платье для верховой езды, очень просто скроенном, неяркого бронзового цвета, а рядом с ней – Сарин Хойган, ее Страж. Лысый как пень и такой же кряжистый, с густой черной бородой, в куртке оливково-зеленого цвета, какие часто носили Гайдины, он был выше Нисао. В нескольких шагах от них двое из трех Гайдинов Мирелле настороженно наблюдали, как Эгвейн и остальные спускаются в лощину. Крой Макин, стройный и светловолосый, и Нугел Дроманд, смуглый, грузный, с бородой, но без усов. Никто из них не выглядел удивленным. Очевидно, один из Стражей, который охранял их, подал сигнал. Открывшееся взору Эгвейн зрелище по-прежнему не проливало ни малейшего света на то, к чему вся эта секретность и по какой причине Мирелле нервно облизывала губы. Хотя… Если Нисао и в самом деле собирается приветствовать их, с какой стати ее руки все время беспокойно теребят складки юбок? Вид у нее был такой, будто перед ней, отрезанной от Источника, прямо из-под земли возникла Элайда.
Из-за угла палатки выглянули две женщины и тут же шмыгнули обратно, но Эгвейн успела разглядеть их. Николь и Арейна. Неожиданно ей стало очень не по себе. Куда это Суан привела ее?
Суан между тем слезла с лошади, не проявляя ни малейших признаков нервозности.
– Приведи его, Мирелле. Прямо сейчас. – Суан с явным удовольствием возмещала себе все, что ей пришлось вынести; скрежет напильника, наверно, звучал бы приятнее, чем ее голос. – Теперь уже поздно скрывать.
Этот тон заставил Мирелле лишь слегка нахмуриться, что само по себе выдавало ее напряженность. С заметным усилием взяв себя в руки, она без единого слова сдернула с головы шляпу, спрыгнула на землю и, скользнув к одной из палаток, скрылась внутри. Нисао выглядела так, точно примерзла к земле, однако ее глаза, и без того большие, распахнулись еще шире.
Момент был подходящий – все, кроме Суан, находились достаточно далеко и не могли расслышать сказанного.
– Зачем ты вмешалась? – чуть слышно, но требовательно спросила Эгвейн, спешиваясь. – Она уже была готова признаться… во всем… И тут ты… Я ведь пока ничего не понимаю. Что еще за горец перечный?
– Очень популярен в Шайнаре и Малкир, – так же тихо ответила Суан. – Я услышала об этом только сегодня утром, после того как ушла от Айлдене. Мне нужно было сделать так, чтобы она сама привела нас сюда; я только приблизительно знала, где это место. Не могла же я допустить, чтобы она догадалась. О том, что здесь Нисао, я и понятия не имела. Мне казалось, что они друг с другом едва словом перемолвились. – Сердито взглянув на Желтую сестру, Суан недовольно тряхнула головой; ей всегда не нравилось признавать, что она чего-то не знала. – Если бы я не была так слепа и глупа, если бы догадалась, что две эти… – Скорчив гримасу, будто проглотила какую-то пакость, она запнулась, пытаясь подобрать подходящее определение, и вдруг схватила Эгвейн за рукав. – Идут. Сейчас ты все увидишь сама.
Первой из палатки показалась Мирелле, за ней – мужчина, на котором были только сапоги и штаны, настолько высокий, что ему пришлось низко пригнуться на выходе; в руке он держал обнаженный меч. Шрамы покрывали грудь, не слишком густо поросшую волосами. С крупной головой и мощными плечами, он был значительно выше Мирелле, выше даже остальных Стражей. Длинные черные волосы, стянутые повязанной на лбу плетеной кожаной тесьмой, гораздо гуще тронуты сединой, чем в те времена, когда Эгвейн видела его в последний раз, и во всем облике Лана Мандрагорана не замечалось никаких признаков мягкости. Разрозненные части головоломки внезапно встали на свои места, но Эгвейн по-прежнему не все понимала. Лан был Стражем Морейн, той самой Айз Седай, которая увезла из Двуречья ее, Ранда и всех остальных, казалось, уже целую эпоху назад. Но Морейн, убив Ланфир, погибла сама, а Лан сразу после этого исчез из Кайриэна. Может, Суан и был ясен смысл происходящего; но не Эгвейн. Ей все происходящее казалось чистой воды безумием.
Мирелле что-то шепнула Лану, коснувшись его руки. Он едва заметно вздрогнул – точно нервный конь, – по-прежнему не спуская глаз с Эгвейн. В конце концов, однако, кивнул и, круто повернувшись, отошел в сторону, ближе к дубу, обеими руками сжал рукоять меча, поднял его над головой, чуть опустив конец клинка, перенес тяжесть тела на одну ногу и замер.
В то же мгновение лицо Нисао, до этого хмуро следившей за Ланом, приобрело такое выражение, точно и ей удалось сложить вместе отдельные части головоломки. Потом она встретилась взглядом с Мирелле, и обе они посмотрели на Эгвейн. Однако вместо того, чтобы направиться к ней, они подошли друг к другу и о чем-то торопливо зашептались. По крайней мере, сначала это выглядело именно так. В дальнейшем говорила одна Мирелле, а Нисао лишь молча слушала, недоверчиво или отрицательно качая головой.
– Ты втянула меня в это, – почти простонала наконец Нисао. – Какая я слепая дура, что послушалась тебя!
– Как интересно… – протянула Суан, когда Мирелле с Нисао наконец повернулись к ней и Эгвейн. Удивительно, как двусмысленно ей удалось произнести это слово.
Вид у Мирелле и Нисао был растерянный – точно их застали на месте преступления. «Но в чем оно состояло?» Эгвейн очень хотела бы это знать, но пока, как ей показалось, они собирались сделать хорошую мину при плохой игре.
– Может, зайдешь, мать?.. – произнесла Мирелле, сделав жест в сторону одной из палаток. Теперь на ее волнение указывала лишь легкая дрожь в голосе. Пот исчез. Она его вытерла, конечно, и прилагала все усилия, чтобы он не выступил снова.
– Спасибо, дочь моя. Нет.
– Немного винного пунша? – с вымученной улыбкой спросила Нисао, прижимая руки к груди. – Суан, пойди скажи Николь, чтобы она принесла пунш. – Суан не сдвинулась с места, и Нисао удивленно заморгала, поджав губы. Улыбка, однако, тут же появилась вновь; Нисао слегка возвысила голос: – Николь? Девочка, принеси пунш… Он, правда, приготовлен всего-навсего из сушеной ежевики, – стараясь быть любезной, продолжала она, обращаясь к Эгвейн, – но прекрасно бодрит.
– Я не хочу пунша! – резко сказала Эгвейн. Николь выглянула из-за палатки, но явно не торопилась выполнять приказание. Вместо этого она, покусывая нижнюю губу, уставилась на четырех Айз Седай. Во взгляде Нисао вспыхнуло что-то больше всего похожее на отвращение, но она не проронила ни слова. Еще один кусочек головоломки встал на свое место, и Эгвейн стало чуть легче дышать. – Единственное, чего я хочу, дочь моя, чего я требую, – это объяснения.
Какую бы хорошую мину они ни пытались делать, это не меняло существа дела. Мирелле умоляюще протянула к Эгвейн руку:
– Мать, Морейн остановила свой выбор на мне не только потому, что мы были дружны. Двое из моих Стражей прежде были связаны с сестрами, которые потом умерли. Авар и Нугел. На протяжении столетий если какой-то сестре и удавалось спасти Стража, то не больше одного.
– Я приняла в этом участие только потому, что у него было плохо с головой, – торопливо добавила Нисао. – Я немного разбираюсь в душевных болезнях. Если бы не это, я бы ни за что… Вот почему Мирелле удалось втянуть меня во все это.
Беспрестанно оглаживая свои юбки, Мирелле устремила на Желтую сестру мрачный взгляд; та ответила ей тем же.
– Мать, когда Айз Седай умирает, ее Страж словно пропускает через себя ее смерть, и она гложет его изнутри. Он…
– Мне это известно, Мирелле! – резко прервала ее Эгвейн.
Суан и Лиане достаточно хорошо объяснили ей все это, хотя ни одна из них не догадывалась, что ее расспросы связаны с Гавином, с тем, что может с ним произойти, если он и в самом деле станет ее Стражем. Неудачная сделка, как выразилась Мирелле. Наверно, так оно и есть. Если Страж погибал, а сестра оставалась жива, она очень страдала, но так или иначе справлялась со своим горем, держала его в себе, хотя рано или поздно оно прогрызало путь наружу. Суан, потерявшая своего Алрика в тот день, когда ее свергли, на людях держалась неплохо, хотя ночь за ночью проводила в слезах. Но разве горе и слезы, сколь бы долго они ни терзали человека, можно сравнить со смертью?
В преданиях много рассказывалось о Стражах, которые гибли, мстя за смерть своих Айз Седай; и правда, такое случалось очень часто. Человек, который хочет умереть и, можно сказать, просто нарывается на смерть, сознательно идет на такой риск, результатом которого даже для Стража может оказаться гибель. С точки зрения Эгвейн, самым ужасным было то, что Стражи заранее знали обо всем. Знали, какой будет их судьба, если их Айз Седай умрет; знали, что ничего не смогут сделать, чтобы изменить ее. Какое же мужество требовалось, чтобы, зная обо всем наперед, тем не менее решиться связать свою жизнь с Айз Седай!
Эгвейн сделала несколько шагов в сторону, чтобы лучше видеть Лана. Он стоял все так же неподвижно и, казалось, даже не дышал. Усевшись со скрещенными ногами на землю – какой уж тут пунш! – Николь с жадным любопытством разглядывала его. Арейна, перекинув косу на грудь, опустилась на корточки рядом с ней. В ее взгляде читалось еще более жадное любопытство, поскольку она смотрела только на Лана, в то время как Николь украдкой бросала быстрые взгляды на Эгвейн и остальных. Стражи подошли друг к другу, делая вид, что тоже смотрят на Лана, в то время как на самом деле не спускали глаз со своих Айз Седай.
Порыв жаркого ветра взъерошил устилавшие землю мертвые листья, и Лан с пугающей неожиданностью вдруг двинулся вперед, стремительно вращая мечом, так что клинок слился в сверкающий круг. Быстрее, еще быстрее с каждым шагом; меч двигался с точностью часовых стрелок. Эгвейн надеялась, что он остановится или, по крайней мере, замедлит свое движение, но этого не произошло. Еще быстрее. Рот Арейны медленно открылся, глаза расширились; то же самое произошло с Николь. Обе подались вперед – дети, завороженные видом сладостей на кухонном столе. Даже остальные Стражи теперь поглядывали не только в сторону своих Айз Седай, но и на Лана, но, по контрасту с обеими женщинами, с совершенно другим выражением на физиономиях; они видели в нем льва, готового в любое мгновение напасть.
– Я вижу, ты заставляешь его работать как следует, – сказала Эгвейн.
Она имела в виду один из методов спасения Стражей, попавших в положение Лана. Мало у кого из сестер хватало духу этим заниматься, слишком дорого приходилось платить в случае неудачи, и не только самому Стражу. Другой метод состоял в том, чтобы, удерживая Стража от рискованных шагов, постепенно свести на нет его желание подвергать свою жизнь опасности. И первый шаг на этом пути – связать его узами с другой Айз Седай. Надо думать, Мирелле не упустила из вида эту маленькую деталь. Бедная Найнив. Она бы, наверно, придушила Мирелле, узнав об этом. С другой стороны, она отдала бы что угодно, лишь бы Лан остался жив. Наверное. Что касается самого Лана, он получил то, что заслужил, раз позволил связать себя узами с другой женщиной, зная, что Найнив сохнет по нему.
Ехать, как сказал лорд Брин, и вправду оказалось недалеко. Всего три или четыре мили от лагеря – это если по прямой; учитывая характер местности, дорога оказалась примерно вдвое длиннее. Едва всадники обогнули выступ холма, поросшего кустарником и редкими деревьями, лорд Брин натянул поводья. Солнце было уже на полпути к зениту. У подножия холма, внизу, тянулась еще одна дорога, более узкая и извилистая, чем та, которая проходила через лагерь.
– Они думали, что, если будут двигаться ночью, им удастся избежать нападения разбойников, – сказал он. – Сама по себе идея неплоха, но им, можно сказать, страшно не повезло. Они ехали из Кэймлина.
На нижней дороге расположился длинный торговый караван, штук пятьдесят больших, запряженных десяткой лошадей фургонов, окруженных солдатами Брина. Они наблюдали за тем, как их товарищи перетаскивают мешки и бочки с повозок торговцев к полудюжине собственных. Женщина в простом темном платье, энергично размахивая руками, указывала то на одно, то на другое, по-видимому протестуя или торгуясь. Рядом в хмуром молчании стояли тесной кучкой ее спутники. Чуть поодаль от дороги на широко раскинутых голых ветвях огромного дуба висели, покачиваясь, трупы. Дерево выглядело так, точно его покрывала черная листва, столько на нем сидело ворон. Этим птицам, конечно, повезло несравненно больше, чем той, которая выловила в ручье рыбу. Даже издали зрелище оказало ужасное воздействие на больную голову Эгвейн, как и на ее желудок.
– Что вы хотели мне показать? Торговцев или разбойников?
На первый взгляд среди висевших на дубе тел были только мужчины, хотя обычно разбойники не щадили ни детей, ни женщин. Впрочем, причиной появления этих трупов мог быть кто угодно, в том числе и солдаты Брина, и Отряд Красной руки – тот факт, что последние вешали любого, кто выдавал себя за преданных Дракону, кого им удавалось схватить, все равно не убеждал Айз Седай, что между ними есть хоть какая-то разница, – или даже кто-то из местных лордов или леди. Если бы у благородных мурандийцев хватало ума действовать сообща, все разбойники давным-давно болтались бы на деревьях, но это было так же невозможно, как научить кошку танцевать. Постой, одернула сама себя Эгвейн. Брин что-то сказал о Кэймлине.
– Это имеет отношение к Ранду? Или к Аша'манам?
На этот раз Брин совершенно недвусмысленно перевел взгляд с Эгвейн на Мирелле и обратно. Шляпа Мирелле отбрасывала тень на ее лицо, так что разглядеть его выражение было невозможно. Однако сейчас она тяжело осела в седле, совершенно не напоминая ту уверенную всадницу, какой казалась недавно; открывшаяся перед ними картина явно сказалась и на ее нервах. Через некоторое время Брин, похоже, принял решение.
– Мне казалось, что вы должны узнать об этом раньше всех, но возможно, я что-то неправильно понимаю… – Брин снова посмотрел на Мирелле.
– Узнать о чем, чурбан ты этакий, с ушами, заросшими шерстью? – не выдержав, взорвалась Суан, ударами пяток заставляя кобылу подъехать ближе.
Эгвейн жестом постаралась успокоить ее.
– Я полностью доверяю Мирелле, лорд Брин. Можете говорить спокойно.
Зеленая сестра вздрогнула и обернулась. Ее испуганный вид совершенно не вязался со словами Эгвейн, тем не менее Брин кивнул, соглашаясь.
– Похоже, ситуация несколько… изменилась. Хорошо, мать. – Сняв шлем, Брин повесил его на седельную луку. Говорил он с явной неохотой, осторожно подбирая слова. – Торговцы разносят слухи, как собаки блох, это всем известно. И эти, внизу, тоже кое-что… рассказывают. Может, конечно, это и неправда, не берусь судить, но… – Было странно видеть, как он проявляет нерешительность. – Мать, караван принес слух, что Ранд ал'Тор отправился в Белую Башню и присягнул на верность Элайде.
Мгновенно, как только до них дошло, что означают его слова, Мирелле и Суан смертельно побледнели; покачнувшись, Мирелле с трудом удержалась в седле. В первый момент, опешив, Эгвейн лишь молча уставилась на Брина, а потом расхохоталась, напугав этим неожиданным взрывом и себя, и остальных. От неожиданности Дайшар загарцевал; успокаивая его, она сумела успокоиться и сама.
– Лорд Брин, – сказала Эгвейн, похлопывая коня по шее, – это не так, поверьте. Я абсолютно уверена в этом. Уж на сегодняшнее утро – совершенно уверена, как в том, что сейчас день, а не ночь.
Суан испустила вздох облегчения, а следом за ней и Мирелле. Выражение их лиц и неправдоподобно распахнутых глаз чуть не заставило Эгвейн снова расхохотаться. Точно дети, которым сказали, что у них под кроватью не прячутся отродья Тени. И это обычно спокойные и хладнокровные Айз Седай!
– Приятно слышать, – ровным голосом произнес Брин, – но даже если я отошлю подальше всех моих людей, находящихся здесь, слух все равно рано или поздно доползет до лагеря и мгновенно, как пожар по холмам, распространится по всей армии.
От этих слов веселость Эгвейн сразу же пошла на убыль. То, о чем он говорил, могло кончиться катастрофой. Тем, что она просто останется одна.
– Завтра же я отправлю сестер сказать вашим солдатам правду. Шести Айз Седай хватит, как вы думаете? Мирелле здесь, она в курсе, еще Шириам, Карлиния и Беонин, Анайя и Морврин.
Эти сестры, хоть им и не нравится встречаться с Хранительницами Мудрости, не смогут отказать ей. Да и с какой стати? Они сами заинтересованы в том, чтобы пресечь распространение слухов. По крайней мере, должны быть заинтересованы.
Мирелле вздрогнула, у нее сделалось такое лицо, словно она хотела отказаться. Но промолчала.
Опершись локтем на шлем, свешивающийся с седельной луки, Брин изучающе вглядывался в лица Мирелле и Эгвейн. На Суан он лишь коротко взглянул. Внезапно его гнедой забил копытом по камням: из-за кустов вспорхнула целая стая птиц с ярко-синими перьями, похожих на голубей; Дайшар и гнедой конь Мирелле испуганно шарахнулись в сторону. Животное под Брином даже не шелохнулось. Он, конечно, слышал о проходах, хотя понятия не имел, что это за штука, – Айз Седай хранили все сведения о них под большим секретом, не только по привычке, но и опасаясь, как бы они не стали известны Элайде. И он, вне всякого сомнения, ничего не знал о Тел'аран'риоде – этот жизненно важный секрет было не так уж трудно сохранить, поскольку не имелось никаких внешних проявлений существования Мира снов. И все же Брин не спросил Эгвейн, откуда проистекает ее уверенность. Уже привык, наверно, и к Айз Седай, и к их штучкам.
– Если они объяснят все как есть… – в конце концов промолвил Брин. – Если же начнут увиливать от прямых ответов… – В его тоне не было никакой угрозы, просто он хотел расставить все по своим местам. Бросив на Эгвейн еще один изучающий взгляд, Брин, казалось, остался удовлетворен увиденным. – Мне кажется, вы все делаете правильно, мать. Желаю вам и в дальнейшем успехов. Найдите сегодня днем время для меня, и я тотчас приеду. Мы должны встречаться регулярно. Когда бы вы ни послали за мной, я тут же явлюсь. По-моему, уже пора начать разрабатывать планы того, как вам окончательно утвердиться на Престоле Амерлин, когда мы достигнем Тар Валона.
Он говорил медленно, осторожно подбирая слова, – может, все еще не был уверен в том, что Мирелле заслуживает доверия, или в том, как вообще пойдут дальше дела, – и поэтому у Эгвейн хватило времени, чтобы в полной мере осознать, что именно сейчас произошло. У нее перехватило дыхание. Может, она слишком привыкла, будучи Айз Седай, видеть в словах второй, глубинный смысл, но… Если она не ошибается, лорд Брин только что дал ей понять, что армия готова служить ей. Да, именно так. Не Совету, не Шириам, не кому бы то ни было еще – а именно ей.
– Благодарю вас, лорд Брин. – Эгвейн хотелось сказать гораздо больше, в особенности когда он сдержанно кивнул, пристально глядя на нее с выражением, которое лишь подтверждало возникшее впечатление. Неожиданно в голове у нее возникла тысяча вопросов, которые она с готовностью задала бы ему. Однако многие из них никогда бы не прозвучали, даже окажись они наедине. Жаль, что она не могла довериться ему во всем. «Доверяй, но проверяй – осторожность лишней не бывает». Старые присловья, которые тем не менее лучше не забывать, когда к происходящему, пусть и в самой незначительной степени, причастна кто-то из Айз Седай. И даже у лучшего из мужчин может возникнуть желание обсудить со своими друзьями то, что он считает важным секретом. – Не сомневаюсь, что сегодня утром вас ждет еще множество дел, – сказала она, подбирая поводья. – Возвращайтесь. Мы приедем чуть позже.
Брин запротестовал, конечно. Он вел себя почти как Страж. Говорил, что дорога небезопасна, что стрела, пущенная в спину, убивает Айз Седай так же, как любого другого, и прочее в таком духе. Слушая его, Эгвейн внутренне возмутилась и решила, что следующий мужчина, который заговорит с ней подобным образом, непременно поплатится за это. Три Айз Седай, вне всякого сомнения, стоили не меньше трехсот мужчин. В конце концов его ворчливые протесты и негодующие гримасы иссякли, и ему не оставалось ничего другого, как повиноваться. Брин надел шлем и направил коня вниз, к дороге, на которой застрял торговый караван; он не стал возвращаться тем путем, которым они прибыли. С точки зрения Эгвейн, это было даже лучше.
– Веди нас, Суан, – сказала Эгвейн, когда Брин удалился на достаточное расстояние.
Суан смотрела вслед Брину с таким видом, будто он все время безумно раздражал ее своим присутствием. Фыркнув, она надвинула на лоб соломенную шляпу, развернула свою крепенькую кобылу – точнее говоря, чуть не волоком заставила ее развернуться – и ударами пяток вынудила ту тронуться с места. Эгвейн жестом указала Мирелле следовать за ней. Та, конечно, послушалась; ей, как и Брину, не оставалось ничего другого.
Сперва Мирелле искоса поглядывала на Эгвейн, явно ожидая расспросов о сестрах, которых Шириам и ее приятельницы послали в Белую Башню, и готовя оправдания. Прежде всего, конечно, связанные с тем, что они посмели проделать все это, не уведомив даже Совет. Однако чем дольше Эгвейн скакала, не раскрывая рта, тем беспокойнее ерзала в седле Мирелле. Спустя некоторое время она уже взволнованно облизывала губы: знаменитая выдержка Айз Седай явно начала трещать по швам. Молчание – очень действенное орудие.
Некоторое время всадницы слышали лишь стук копыт собственных коней и редкие крики птиц в кустах. Однако, когда стало ясно, что они заметно отклонились к западу от пути, ведущего в лагерь, Мирелле заерзала в седле, точно сидела на крапиве. Это наводило на мысль, что по крупицам собираемые Суан подозрения, наверно, все же имели под собой достаточно веские основания.
Когда Суан еще раз повернула к западу и направила лошадь между двумя причудливыми холмами, напоминающими склонившиеся друг к другу уродливые головы, Мирелле натянула поводья.
– Там… там… вон в той стороне есть водопад, – сказала она, указывая на восток. – Он, правда, и раньше, до засухи, был не слишком велик, но просто прелестен.
Суан тоже остановилась и с легкой улыбкой оглянулась.
Какие тайны скрывала Мирелле? Эгвейн разбирало любопытство. На лбу Зеленой сестры она заметила единственную, но крупную бусину пота, сверкающую в тени серой шляпы. И вздрогнула. Теперь просто необходимо выяснить, из-за чего Айз Седай настолько взволновалась, что аж вспотела.
– Мне почему-то кажется, что в той стороне, куда едет Суан, нас ожидает несравненно более интересное зрелище. Как ты считаешь? – сказала Эгвейн, поворачивая Дайшара, и Мирелле мгновенно снова ушла в себя, точно улитка в раковину. – Поехали!
– Ты все знаешь, да? – еле слышно прошептала Мирелле, когда они проехали между склонившимися друг к другу холмами. Пот теперь просто струился у нее по лицу; вне всякого сомнения, она была потрясена до глубины души. – Все. Как могло случиться, что ты?.. – Внезапно она выпрямилась, гневно глядя в спину Суан. – Это все она! Суан с самого начала была твоим человеком! – Казалось, Мирелле возмущена этим обстоятельством до глубины души. – Как мы могли быть до такой степени слепы? И все равно я не понимаю. Мы проявляли такую осторожность…
– Если хочешь сохранить тайну, – презрительно бросила через плечо Суан, – не пытайся так далеко к югу покупать горец перечный.
Что это такое – горец перечный? И к чему Суан вспомнила о нем? Как бы то ни было, Мирелле вздрогнула. О том, насколько она выведена из равновесия, можно было судить хотя бы по тому, что, вопреки обыкновению, с ее стороны не последовало быстрой и резкой отповеди, которая поставила бы Суан на место. Мирелле лишь облизнула губы, точно у нее внезапно пересохло во рту.
– Мать, ты должна понять, почему я… почему мы это сделали. – Ее голос звучал так, будто она обезумела, внезапно столкнувшись с Отрекшимся или даже с собственным призраком. – Не только потому, что Морейн просила об этом, а она была моим другом. Нельзя оставлять их умирать. Это несправедливо! Сделка, которую мы заключаем, временами оказывается очень нелегкой для нас, но для них еще труднее. Ты должна понять. Должна!
Именно в этот момент, когда Эгвейн полагала, что сейчас она наконец получит все необходимые объяснения, Суан внезапно остановила свою лошадку и повернулась лицом к спутницам, так что Эгвейн чуть не налетела на нее.
– Думаю, для тебя же будет лучше, Мирелле, если дальше нас поведешь ты, – холодно, точнее, даже презрительно сказала она. – Согласие сотрудничать может отчасти искупить твою вину. Хоть немного.
– Да, – кивнула Мирелле, безостановочно теребя руками поводья. – Да, конечно.
Теперь она ехала впереди, и вид у нее был такой, точно она вот-вот заплачет. На лице Суан, скакавшей сзади, явственно читалось облегчение. У Эгвейн голова просто трещала от вопросов. Какая сделка? С кем? Кому позволять умирать? И кто такие эти «мы»? Шириам и остальные? Однако расспрашивать Суан она не решилась. Мирелле могла их услышать, а обнаруживать свою неосведомленность в данный момент, конечно, нежелательно. «Когда чего-то не знаешь, лучше молчи – сойдешь за умную», – гласит поговорка. И еще одна: «У кого есть один секрет, у того их наверняка не меньше десятка». Ничего не оставалось, как только следовать этим мудрым советам, по возможности стараясь удержать ситуацию в руках. Но какова Суан! Она явно знала больше того, о чем рассказывала Эгвейн, а это никуда не годится. Придется сделать ей выговор. Стиснув зубы и призвав на помощь всю свою выдержку, Эгвейн постаралась придать себе как можно более беззаботный вид. Будь мудрой.
Почти возвратившись на дорогу, на которой раскинулся лагерь, Мирелле свернула на тропинку, ведущую к низкому холму с плоской вершиной, заросшему соснами и болотными миртами. У подножия холма в небольшой лощине росли два гигантских дуба, под раскидистой кроной которых почти не было подроста. Под их могучими переплетающимися ветвями стояли три островерхие палатки из залатанной парусины. Рядом паслись лошади, стояла повозка, а немного в стороне, у специально сооруженных коновязей, были привязаны еще пять боевых коней.
Под навесом перед одной из палаток, точно собираясь приветствовать гостей, стояла Нисао Дачен, в платье для верховой езды, очень просто скроенном, неяркого бронзового цвета, а рядом с ней – Сарин Хойган, ее Страж. Лысый как пень и такой же кряжистый, с густой черной бородой, в куртке оливково-зеленого цвета, какие часто носили Гайдины, он был выше Нисао. В нескольких шагах от них двое из трех Гайдинов Мирелле настороженно наблюдали, как Эгвейн и остальные спускаются в лощину. Крой Макин, стройный и светловолосый, и Нугел Дроманд, смуглый, грузный, с бородой, но без усов. Никто из них не выглядел удивленным. Очевидно, один из Стражей, который охранял их, подал сигнал. Открывшееся взору Эгвейн зрелище по-прежнему не проливало ни малейшего света на то, к чему вся эта секретность и по какой причине Мирелле нервно облизывала губы. Хотя… Если Нисао и в самом деле собирается приветствовать их, с какой стати ее руки все время беспокойно теребят складки юбок? Вид у нее был такой, будто перед ней, отрезанной от Источника, прямо из-под земли возникла Элайда.
Из-за угла палатки выглянули две женщины и тут же шмыгнули обратно, но Эгвейн успела разглядеть их. Николь и Арейна. Неожиданно ей стало очень не по себе. Куда это Суан привела ее?
Суан между тем слезла с лошади, не проявляя ни малейших признаков нервозности.
– Приведи его, Мирелле. Прямо сейчас. – Суан с явным удовольствием возмещала себе все, что ей пришлось вынести; скрежет напильника, наверно, звучал бы приятнее, чем ее голос. – Теперь уже поздно скрывать.
Этот тон заставил Мирелле лишь слегка нахмуриться, что само по себе выдавало ее напряженность. С заметным усилием взяв себя в руки, она без единого слова сдернула с головы шляпу, спрыгнула на землю и, скользнув к одной из палаток, скрылась внутри. Нисао выглядела так, точно примерзла к земле, однако ее глаза, и без того большие, распахнулись еще шире.
Момент был подходящий – все, кроме Суан, находились достаточно далеко и не могли расслышать сказанного.
– Зачем ты вмешалась? – чуть слышно, но требовательно спросила Эгвейн, спешиваясь. – Она уже была готова признаться… во всем… И тут ты… Я ведь пока ничего не понимаю. Что еще за горец перечный?
– Очень популярен в Шайнаре и Малкир, – так же тихо ответила Суан. – Я услышала об этом только сегодня утром, после того как ушла от Айлдене. Мне нужно было сделать так, чтобы она сама привела нас сюда; я только приблизительно знала, где это место. Не могла же я допустить, чтобы она догадалась. О том, что здесь Нисао, я и понятия не имела. Мне казалось, что они друг с другом едва словом перемолвились. – Сердито взглянув на Желтую сестру, Суан недовольно тряхнула головой; ей всегда не нравилось признавать, что она чего-то не знала. – Если бы я не была так слепа и глупа, если бы догадалась, что две эти… – Скорчив гримасу, будто проглотила какую-то пакость, она запнулась, пытаясь подобрать подходящее определение, и вдруг схватила Эгвейн за рукав. – Идут. Сейчас ты все увидишь сама.
Первой из палатки показалась Мирелле, за ней – мужчина, на котором были только сапоги и штаны, настолько высокий, что ему пришлось низко пригнуться на выходе; в руке он держал обнаженный меч. Шрамы покрывали грудь, не слишком густо поросшую волосами. С крупной головой и мощными плечами, он был значительно выше Мирелле, выше даже остальных Стражей. Длинные черные волосы, стянутые повязанной на лбу плетеной кожаной тесьмой, гораздо гуще тронуты сединой, чем в те времена, когда Эгвейн видела его в последний раз, и во всем облике Лана Мандрагорана не замечалось никаких признаков мягкости. Разрозненные части головоломки внезапно встали на свои места, но Эгвейн по-прежнему не все понимала. Лан был Стражем Морейн, той самой Айз Седай, которая увезла из Двуречья ее, Ранда и всех остальных, казалось, уже целую эпоху назад. Но Морейн, убив Ланфир, погибла сама, а Лан сразу после этого исчез из Кайриэна. Может, Суан и был ясен смысл происходящего; но не Эгвейн. Ей все происходящее казалось чистой воды безумием.
Мирелле что-то шепнула Лану, коснувшись его руки. Он едва заметно вздрогнул – точно нервный конь, – по-прежнему не спуская глаз с Эгвейн. В конце концов, однако, кивнул и, круто повернувшись, отошел в сторону, ближе к дубу, обеими руками сжал рукоять меча, поднял его над головой, чуть опустив конец клинка, перенес тяжесть тела на одну ногу и замер.
В то же мгновение лицо Нисао, до этого хмуро следившей за Ланом, приобрело такое выражение, точно и ей удалось сложить вместе отдельные части головоломки. Потом она встретилась взглядом с Мирелле, и обе они посмотрели на Эгвейн. Однако вместо того, чтобы направиться к ней, они подошли друг к другу и о чем-то торопливо зашептались. По крайней мере, сначала это выглядело именно так. В дальнейшем говорила одна Мирелле, а Нисао лишь молча слушала, недоверчиво или отрицательно качая головой.
– Ты втянула меня в это, – почти простонала наконец Нисао. – Какая я слепая дура, что послушалась тебя!
– Как интересно… – протянула Суан, когда Мирелле с Нисао наконец повернулись к ней и Эгвейн. Удивительно, как двусмысленно ей удалось произнести это слово.
Вид у Мирелле и Нисао был растерянный – точно их застали на месте преступления. «Но в чем оно состояло?» Эгвейн очень хотела бы это знать, но пока, как ей показалось, они собирались сделать хорошую мину при плохой игре.
– Может, зайдешь, мать?.. – произнесла Мирелле, сделав жест в сторону одной из палаток. Теперь на ее волнение указывала лишь легкая дрожь в голосе. Пот исчез. Она его вытерла, конечно, и прилагала все усилия, чтобы он не выступил снова.
– Спасибо, дочь моя. Нет.
– Немного винного пунша? – с вымученной улыбкой спросила Нисао, прижимая руки к груди. – Суан, пойди скажи Николь, чтобы она принесла пунш. – Суан не сдвинулась с места, и Нисао удивленно заморгала, поджав губы. Улыбка, однако, тут же появилась вновь; Нисао слегка возвысила голос: – Николь? Девочка, принеси пунш… Он, правда, приготовлен всего-навсего из сушеной ежевики, – стараясь быть любезной, продолжала она, обращаясь к Эгвейн, – но прекрасно бодрит.
– Я не хочу пунша! – резко сказала Эгвейн. Николь выглянула из-за палатки, но явно не торопилась выполнять приказание. Вместо этого она, покусывая нижнюю губу, уставилась на четырех Айз Седай. Во взгляде Нисао вспыхнуло что-то больше всего похожее на отвращение, но она не проронила ни слова. Еще один кусочек головоломки встал на свое место, и Эгвейн стало чуть легче дышать. – Единственное, чего я хочу, дочь моя, чего я требую, – это объяснения.
Какую бы хорошую мину они ни пытались делать, это не меняло существа дела. Мирелле умоляюще протянула к Эгвейн руку:
– Мать, Морейн остановила свой выбор на мне не только потому, что мы были дружны. Двое из моих Стражей прежде были связаны с сестрами, которые потом умерли. Авар и Нугел. На протяжении столетий если какой-то сестре и удавалось спасти Стража, то не больше одного.
– Я приняла в этом участие только потому, что у него было плохо с головой, – торопливо добавила Нисао. – Я немного разбираюсь в душевных болезнях. Если бы не это, я бы ни за что… Вот почему Мирелле удалось втянуть меня во все это.
Беспрестанно оглаживая свои юбки, Мирелле устремила на Желтую сестру мрачный взгляд; та ответила ей тем же.
– Мать, когда Айз Седай умирает, ее Страж словно пропускает через себя ее смерть, и она гложет его изнутри. Он…
– Мне это известно, Мирелле! – резко прервала ее Эгвейн.
Суан и Лиане достаточно хорошо объяснили ей все это, хотя ни одна из них не догадывалась, что ее расспросы связаны с Гавином, с тем, что может с ним произойти, если он и в самом деле станет ее Стражем. Неудачная сделка, как выразилась Мирелле. Наверно, так оно и есть. Если Страж погибал, а сестра оставалась жива, она очень страдала, но так или иначе справлялась со своим горем, держала его в себе, хотя рано или поздно оно прогрызало путь наружу. Суан, потерявшая своего Алрика в тот день, когда ее свергли, на людях держалась неплохо, хотя ночь за ночью проводила в слезах. Но разве горе и слезы, сколь бы долго они ни терзали человека, можно сравнить со смертью?
В преданиях много рассказывалось о Стражах, которые гибли, мстя за смерть своих Айз Седай; и правда, такое случалось очень часто. Человек, который хочет умереть и, можно сказать, просто нарывается на смерть, сознательно идет на такой риск, результатом которого даже для Стража может оказаться гибель. С точки зрения Эгвейн, самым ужасным было то, что Стражи заранее знали обо всем. Знали, какой будет их судьба, если их Айз Седай умрет; знали, что ничего не смогут сделать, чтобы изменить ее. Какое же мужество требовалось, чтобы, зная обо всем наперед, тем не менее решиться связать свою жизнь с Айз Седай!
Эгвейн сделала несколько шагов в сторону, чтобы лучше видеть Лана. Он стоял все так же неподвижно и, казалось, даже не дышал. Усевшись со скрещенными ногами на землю – какой уж тут пунш! – Николь с жадным любопытством разглядывала его. Арейна, перекинув косу на грудь, опустилась на корточки рядом с ней. В ее взгляде читалось еще более жадное любопытство, поскольку она смотрела только на Лана, в то время как Николь украдкой бросала быстрые взгляды на Эгвейн и остальных. Стражи подошли друг к другу, делая вид, что тоже смотрят на Лана, в то время как на самом деле не спускали глаз со своих Айз Седай.
Порыв жаркого ветра взъерошил устилавшие землю мертвые листья, и Лан с пугающей неожиданностью вдруг двинулся вперед, стремительно вращая мечом, так что клинок слился в сверкающий круг. Быстрее, еще быстрее с каждым шагом; меч двигался с точностью часовых стрелок. Эгвейн надеялась, что он остановится или, по крайней мере, замедлит свое движение, но этого не произошло. Еще быстрее. Рот Арейны медленно открылся, глаза расширились; то же самое произошло с Николь. Обе подались вперед – дети, завороженные видом сладостей на кухонном столе. Даже остальные Стражи теперь поглядывали не только в сторону своих Айз Седай, но и на Лана, но, по контрасту с обеими женщинами, с совершенно другим выражением на физиономиях; они видели в нем льва, готового в любое мгновение напасть.
– Я вижу, ты заставляешь его работать как следует, – сказала Эгвейн.
Она имела в виду один из методов спасения Стражей, попавших в положение Лана. Мало у кого из сестер хватало духу этим заниматься, слишком дорого приходилось платить в случае неудачи, и не только самому Стражу. Другой метод состоял в том, чтобы, удерживая Стража от рискованных шагов, постепенно свести на нет его желание подвергать свою жизнь опасности. И первый шаг на этом пути – связать его узами с другой Айз Седай. Надо думать, Мирелле не упустила из вида эту маленькую деталь. Бедная Найнив. Она бы, наверно, придушила Мирелле, узнав об этом. С другой стороны, она отдала бы что угодно, лишь бы Лан остался жив. Наверное. Что касается самого Лана, он получил то, что заслужил, раз позволил связать себя узами с другой женщиной, зная, что Найнив сохнет по нему.