Женщина замолчала, видимо собираясь с мыслями, а может и решаясь — говорить мне, или не говорить. Наконец, все-таки решилась:
— Моей дочери семнадцать лет. Она учится в престижной школе… неважно — в какой. В дорогой престижной школе, в Москве. Мы сами москвичи. Сюда приехали после того, как один из наших знакомых, надежный и проверенный человек, предложил попробовать обратиться к здешней ворожее. Сказал, что обращался к ней с некоторыми вопросами, и она ей… ему очень сильно помогла. Неважно — в чем, но помогла. Так что она не какая-то там аферистка, из числа тех, что заполонили экраны телевизоров, а настоящий, проверенный экстрасенс. Вот потому мы сюда и приехали. Но — безуспешно, как я уже вам сообщила. Пока безуспешно.
— Это все интересно — нетерпеливо перебил я неспешное повестование — Но все-таки, чем я-то могу вам помочь? Честно сказать — мне хотелось бы отправиться отдыхать, рабочий день у меня закончился. Я голоден, слегка приустал, и вообще — у меня сегодня был тяжелый день. Давайте-ка перейдем к конкретике!
— Хорошо — легко, и даже как-то покорно-устало согласилась женщина — Моя дочь больна. Болезнь ее настолько тяжела, что она даже пыталась наложить на себя руки. Мы возили ее к лучшим врачам нашей страны, возили за границу, предпринимали все возможные меры, чтобы ей помочь — бесполезно. Она не ходит в школу, она заперлась у себя в комнате и не выходит. Перестала нормально есть, перестала следить за собой. Повторюсь, мы задействовали все возможные и невозможные средства — даже обращались ко всем известным экстрасенсам, которых смогли найти. И потом уже к здешней ворожее. И эта ворожея сказала, что на девочке лежит проклятие, и такое сильное, что его не сможет снять практически никто из ей известных экстрасенсов. Кроме вас. Но и тут гарантии никакой. Честно скажу, мы в отчаянии. Отец девочки серьезный бизнесмен, влиятельный человек, он не верит ни в какие так называемые чудеса, потому он был против нашей поездки. Но я настояла. Пусть это иллюзорная надежда, но мы себе не простим, если не попробуем воспользоваться даже такой, сомнительной возможностью. Не обижайтесь, как мы и договорились — я вам говорю все это совершенно откровенно. Итак, вы сможете нам помочь? Хотя бы попытаетесь? Ах да… (она сунула руку в сумочку и что-то достала) Вот! Пятьсот тысяч. Это задаток. И если вы сумеете помочь — еще столько же.
Я смотрел на пачку денег, лежащую передо мной, и усиленно соображал — что же мне делать? Деньги для меня просто запредельные. Неужели ведьма СТОЛЬКО зарабатывает за один раз?! Или это отдельный случай, редкий даже для нее? Скорее всего — именно так. Не может быть, чтобы к ней каждый день приезжали жены влиятельных бизнесменов, которые на все готовы ради своей любимой дочки.
— Уберите деньги — помотал я головой, и глянув в сразу осунувшееся лицо женщины, успокаивая, добавил — Если получится — отдадите все сразу. А не получится — за что мне с вас брать? Дочка где сейчас?
— В машине — встрепенулась женщина, но деньги забирать не стала — Сейчас я скажу, чтобы она подошла.
Анастасия Павловна достала из сумочки телефон (не айфон даже, а какой-то неизвестной мне марки), ткнула кнопку и дождавшись сигнала, спокойно проговорила:
— Давай ее сюда. Что значит — не хочет?! Мы что сюда, за двести верст, прокатиться ездили, что ли?! Тащи ее!
Отключила телефон, закусила губу. Глянула на меня, пожала плечами:
— Девочка расстроена. А еще — стесняется. Одно дело какой-то там бабке показаться, и другое дело — молодому парню. Понимаете? Нет, вы еще не понимаете, но сейчас поймете.
— Да не пойду я! Не тащи меня, тварь! Сука, тварь! Тварь!
Дверь бухнула, ударившись о косяк, и в дверь ввалился огромный, в полтора раза меня шире и выше на голову парень, очень похожий на персонажа «Игры Престолов» Гору Клигана. Габариты у него точно были соответствующими, и внешнее сходство он еще и явно нарочно поддерживал, соорудив на лице такую же как у Клигана рыжеватую бородку. Забавно смотрится Гора в темном костюме и белой рубашке с галстуком — я даже едва не улыбнулся.
В руках он держал нечто извивающееся, оручее, брыкучее и скандалючее, по виду это существо могло быть худощавой девицей среднего для нынешней молодежи роста — около ста семидесяти сантиметров. Лица этого существа видно не было, потому гендерную принадлежность можно сейчас определить только по лишь по голосу, да еще — по некоторым первичным признакам, выглядывающим из легкой курточки и плотно обтянутым тонким ярко-красным топиком. В общем — судя по всему увиденному, грудь у девушки очень даже недурна.
А вот лицо нельзя было разглядеть из-за широкой марлевой повязки, закрывающей его от глаз и до самого подбородка. И ниже, спускаясь даже на шею.
— Можешь идти, Володя! — спокойно сказала женщина, и тут же спохватилась — подожди! Закрой, пожалуйста, эти занавески. А потом, когда выйдешь, постой возле двери и последи, чтобы сюда никто не зашел. Алиса, присаживайся на стул.
— Я постою! — яростно выкрикнула девица, и мне показалось, она даже хотела притопнуть ногой. Ну… типа от полноты чувств-с. Как маленький ребенок, которому не купили мороженое — надо орать, надо валяться по земле, надо топать и визжать. И тогда — все будет по-твоему, ведь оно всегда так бывает. Родители в конце концов не выдерживают и делают все, что захочет капризный ребенок — лишь бы прекратила истерику, лишь бы успокоилась — ведь ребенку может стать плохо! Она у нас нервная, чувствительная! Вырастет — поймет!
Но они вырастают, и ни хрена ничего не понимают. И начинаются большие, просто-таки огромные проблемы.
Окна закрыты занавсками, «Куинбус Флестрин», он же «Человек Гора» покинул пикет, встав на страже у дверей, и мы остались втроем в этом неуютном помещении, никак и ничем не похожим на дорогую клинику где-нибудь в Швейцарии.
— Вот — женщина кивнула на девушку, которая сжала пальцы в кулаки, будто готовясь к драке — Алиса, сними повязку. Покажи ему!
— Показать?! Ему показать?! Всем показать?! Что вам еще показать?! Я уже всем показала, еще и ЭТОМУ показать?! — взвыла девушка так громко, что у меня едва не заложило уши. Не успел я сообразить что к чему, как ветровка слетела с плеч девушки и отправилась куда-то в угол.
Полетели кроссовки — и как это она умудрилась их так быстро снять? Даже не представляю.
Рраз! Топик взмыл вверх, и едва не приземлился мне на голову, плюхнувшись передо мной на стол.
Два! Штаны с треском замка пошли вниз, и через несколько секунд передо мной стояла абсолютно голая девчонка — если не считать повязки, так и продолжавшей скрывать ее лицо. А через пару секунд не стало и повязки. И тогда я все понял.
Грудь у нее и правда была классной. Такой ровной, красивой груди не бывает даже у «продуктов хирургии». И ноги великолепны — длинные, стройные! Бедра в меру полные, и в меру мускулистые — все, как полагается девушке, соблюдающей диету и регулярно занимающейся физкультурой.
Плоский животик, длинная шея. Все замечательно, все отлично… если бы только не одно обстоятельство — тело девушки покрыто отвратительными, красными прыщами. Они буквально усыпали ее, как клюква жирное урожайное болото.
Но и это не самое страшное. Страшным было ее лицо — багровое, опухшее, перекошенное на левую сторону, оно не вызывало ничего кроме жалости и желания отвернуться. Только глаза были здоровыми — синие, яркие, наполненные слезами и яростной болью, такой болью, что было ясно — девушка находится на пределе. И теперь абсолютно понятно ее стремление к суициду. Поживи-то такой… «красавицей»!
— Что, нравится?! Нравится?! Смотри, какая красота! — она повернулась вокруг оси, и я увидел очень аккуратную подтянутую попку, которую так же как и все остальное тело покрывала отвратительная красная сыпь — налюбовался?! Или тебе еще чего-нибудь показать?! Я могу, а чего?!
Девушка вдруг зарыдала, как-то сразу обессилела, обмякла и уселась на стул рядом с матерью, обхватив себя руками, будто прячась от моего взгляда. А я молчал, не зная что сказать, и что вообще нужно говорить в таких случаях.
— Вот такая у нас проблема — безжизненным голосом сказала женщина, не поднимая на меня взгляда и нервно теребя свою безумно дорогую сумку.
— Дай руку! — услышал я свой голос, и сам удивился, следя за собой будто со стороны.
Девушка помедлила, но руку все-таки протянула. Я взял ее запястье и слегка удивился — рука была не горячей, наоборот, она холодила ладонь, как если бы я коснулся покойника.
А потом на меня вдруг нахлынули образы: вот эта девушка в каком-то огромном помещении, зале, среди молодежи. Это — то ли бал, то ли какое-то общественное мероприятие для детей богатых людей. Все девушки в красивых бальных платьях, парни в темных костюмах — то ли это называется «смокинг», то ли «фрак» — я не знаю, не разбираюсь.
Они танцуют, разбившись по парам. Потом стоят и о чем-то говорят. Слов я не разбираю, но мне ясно, что сидящая сейчас передо мной девушка высмеивает другую девчонку — темноволосую, худенькую, и все вокруг хохочут, поддерживая свою заводилу. Та, другая девушка убегает, заливаясь слезами, и больше уже в зале не появляется.
Бал продолжается. И пары кружатся. Вальсируют — все очень красиво и торжественно. Я такое видел только по телевизору.
Потом вижу эту самую Алису, которая стоит перед зеркалом и с ужасом разглядывает свое покрасневшее лицо.
Вот уже вокруг нее суета — какие-то люди в белых халатах, скорее всего врачи. Расстроенная женщина рядом, сидит на краю кровати — та, что сейчас передо мной.
Мужчина в темном костюме с телефоном в руке — таким же, как и у моей посетительницы — он с кем-то разговаривает, поглядывая на девушку, а та лежит на кровати, глядя в поток безжизненным, мертвым взглядом. На запястьях девушки белые бинты с вишневого цвета пятнышками.
И я разорвал контакт. Я уже увидел все, что мне было нужно. И почувствовал.
Глава 8
— У вас зажигалка есть? — спросил у женщины, которая тут же подняла на меня взгляд, в котором читалось напряженное, отчаянное ожидание.
— Нет… я не курю! — растерянно ответила она.
— Ладно… тут где-то видел зажигалку… — рассеянно пробормотал я, открывая ящик стола — Ага, вот она!
Взял в руки дешевую пластиковую зажигалку, одну из тех, что продаются в каждом городском магазине на выходе, у кассы, щелкнул, нажав рычаг. Вспыхнул синий огонек, и я удовлетворенно кивнул — работает. Открыл мою рабочую кожаную папку, достал чистый лист бумаги формата А-4, написал: «Анастасия Павловна». Отступил на половину листа, написал: «Алиса».
Нащупал у себя в воротнике иглу (Армейская привычка, подшивать, да и в ментовке не лишнее — вдруг кто-то попытается схватить «за грудки»? А тут ему сразу игла в руку!) вытянул ее, зажал в левой руке большим и указательным пальцами. Щелкнул зажигалкой, сунул в огонь кончик иглы, дождался, когда тот сделается красным, потушил зажигалку и помахал иглой в воздухе — она обжигала пальцы.
Женщина следила за моими манипуляциями с нескрываемым интересом и некоторым подозрением, а когда я встал из-за стола и подошел к ней, недовольно спросила:
— Это что такое? Зачем?
— Пальчик давайте. Без этого я ничего делать не буду.
— То есть — не буду? Я плачу вам деньги! А вы вдруг не будете?!
— Повторяю: мне нужно капельку вашей крови. И крови Алисы. И по волосу от каждой. После этого я сделаю все, что могу. Если не хотите давать — можете уходить. А деньги с вас я не возьму — до тех пор, пока вы не убедитесь, что лечение получилось. Ну что, решаетесь, или разворачиваетесь и уходите?
Женщина поджала губы, в глазах ее сверкнула ярость. Так вот в кого девочка такая резкая! Ишь, как мама-то смотрит, прямо-таки волчица охраняющая своих щенков! Того и гляди бросится и перехватит мне глотку. Опасная баба!
Впрочем — а чего я ожидал? Только дурак думает, что люди, имеющие огромные деньги — стопроцентные идиоты, только и ждущие того, чтобы их «развели на бабло». Они и сами кого хошь разведут и похоронят!
— Подождите… — женщина достала из сумочки маленький пузырек с какой-то жидкостью, прыснула на средний палец левой руки. В воздухе запахло очень приятно — тонкий, фантазийный аромат, совсем не похожий на те сладкие, приторные запахи которые частенько тянутся за неумными женщинам в возрасте, считающими, что сладкий запах добавляет сладости их увядающему телу. Ничего кроме отвращения такие запахи и такие женщины не вызывают. Запах духов должен быть тонким-тонким, почти неуловимым, он должен будоражить фантазию мужчины и казаться натуральным запахом, присущим именно этой женщине, а не вызывать воспоминание о загаженном крысами промтоварном магазине в райцентре Гучково.
Давайте! — решительно скомандовала она, и я не стал дожидаться особого приглашения — ткнул иглой в подушевку, и тут же нажал на него с боком, выдавив небольшую, алую капельку крови. Затем поднес руку Анастасии Павловны к листу бумаги и нажав на палец, оставил на листе четкий красный отпечаток. Следом — уцепил один из волосков в ее аккуратной, строгой молодежной стрижке и дернул его к себе, стараясь выдернуть волос с первого раза. У меня выдернуть волосок не так уж и просто — волосы толстые, сидят в коже так крепко, что кажется — они не за кожу цепляются, а выросли прямо из черепа. Я точно будучи жив никогда не облысею. Но тут был другой случай — тонкий волос выдернулся легко, хотя и с едва ощутимым сопротивлением, и я вдруг подумал — вот было бы смешно, если бы я выдернул волос из парика, думая, что это натуральный волос хозяйки. Хорошо, что прическа у нее короткая, не ошибешься.
Впрочем, раздумывать дальше не было времени — я снова щелкнул зажигалкой, прокалил иглу и подступил к девчонке, скрючившейся на стуле едва ли не в позе зародыша.
Вот не понимаю этих истеричек — какого черта надо было устраивать стриптиз, если потом ты сидишь с таким видом, будто это я тебя раздел и разбросал твою одежду? Если ты такая вся из себя продвинутая и великая, что тебе пофиг на мнение и самочувствие окружающих — так и продолжай играть свою роль, сиди голышом с видом египетской царицы! Мол, хочу, и буду голая ходить! И клала на вас всех! А тут…
— Палец давай — скомандовал я, но девица замотала головой, всем видам показывая, что не доверит свою драгоценную кровь какому-то там сельскому участковому. И что я могу идти нахрен прямо в амазонскую сельву — с барабанным боем.
Ну что же… не хотите в палец — у вас есть еще много мест, доступных ловкому колдуну. Чик!
— Ай! Ты чего делаешь, скотина чертова?! Ублюдок! Мусор поганый!
— Ай-яй… и где таких слов-то нахваталась? — укоризненно покачал я головой, прикладывая листок бумаги к капельке крови на плече — Вроде из хорошей семьи…
— Пошел на… й, урод! — ответила мне воспитанная в лучшей, элитной школе девушка, и я не выдержал, ухмыльнулся. Ну что же, все нормально, все укладывается в мое представление о происшедшем.
Выдергивания волоска она почти и не заметила, бормоча под нос что-то ядовитое, что-то вроде: «Мусор деревенский! Шваль помоечная! Импотент е… й!»
— Ай-яй… поговорил, как меду напился! — довольно пробормотал я, снова усаживаясь на свое место.
Быстро проделал в листке две дырочки под одним кровавым отпечатком, потом под другим, сунул в дырочку один волосок, в другую дырку другой, завязал каждый из них узелком. Теперь не потеряю и не перепутаю. Сунул свернутый в несколько раз листок в нагрудный карман. Ну, вот теперь и поговорим!
— Что это все значило? — холодно, почти враждебно спросила женщина — Зачем вам наша кровь?
Я посмотрел в блестящие, холодные как у змеи глаза женщины, помолчал, выдержав паузу и начал:
— Во-первых ваша дочь может одеться. Никакой необходимости в том, чтобы сидеть передо мной голышом я не вижу. Для работы мне достаточно коснуться ее руки. (честно сказать — мне и касаться ее не надо, но зачем об этом говорить?)
Женщина поднялась, начала собирать вещи, разбросанные по всей комнате. Потому сунула их в руки девушке, села на свое место. Девушка стала одеваться, повернувшись ко мне боком — видимо для того, чтобы я как можно меньше смог разглядеть (ага, больно нужно!), а я снова обратил свой взор к Анастасии Павловне, каменным лицом напоминавшей греческую статую.
— Итак, что все это значило? — уже сердито повторила женщина — Какого черта вы тут устроили?
— Ваша дочь обидела, оскорбила некую девушку. Поиздевалась над ней. Высмеяла. Что потом совершила та девушка — я не знаю. Но что-то такое страшное, что проклятие ударило в вашу Алису и сделала из нее то, что получилось. Вспомните, кого она обидела?
— Я не виновата! Она сама — истеричка чертова! Она всегда была склонна к суициду! — яростно выкрикнула девушка — Не надо на меня навешивать всякую херню, придурок! Я не отвечаю за всяких так идиотов! И не пришьете мне ничего, подонки!
Я посмотрел на бледную, как мел женщину, пожал плечами:
— Моей дочери семнадцать лет. Она учится в престижной школе… неважно — в какой. В дорогой престижной школе, в Москве. Мы сами москвичи. Сюда приехали после того, как один из наших знакомых, надежный и проверенный человек, предложил попробовать обратиться к здешней ворожее. Сказал, что обращался к ней с некоторыми вопросами, и она ей… ему очень сильно помогла. Неважно — в чем, но помогла. Так что она не какая-то там аферистка, из числа тех, что заполонили экраны телевизоров, а настоящий, проверенный экстрасенс. Вот потому мы сюда и приехали. Но — безуспешно, как я уже вам сообщила. Пока безуспешно.
— Это все интересно — нетерпеливо перебил я неспешное повестование — Но все-таки, чем я-то могу вам помочь? Честно сказать — мне хотелось бы отправиться отдыхать, рабочий день у меня закончился. Я голоден, слегка приустал, и вообще — у меня сегодня был тяжелый день. Давайте-ка перейдем к конкретике!
— Хорошо — легко, и даже как-то покорно-устало согласилась женщина — Моя дочь больна. Болезнь ее настолько тяжела, что она даже пыталась наложить на себя руки. Мы возили ее к лучшим врачам нашей страны, возили за границу, предпринимали все возможные меры, чтобы ей помочь — бесполезно. Она не ходит в школу, она заперлась у себя в комнате и не выходит. Перестала нормально есть, перестала следить за собой. Повторюсь, мы задействовали все возможные и невозможные средства — даже обращались ко всем известным экстрасенсам, которых смогли найти. И потом уже к здешней ворожее. И эта ворожея сказала, что на девочке лежит проклятие, и такое сильное, что его не сможет снять практически никто из ей известных экстрасенсов. Кроме вас. Но и тут гарантии никакой. Честно скажу, мы в отчаянии. Отец девочки серьезный бизнесмен, влиятельный человек, он не верит ни в какие так называемые чудеса, потому он был против нашей поездки. Но я настояла. Пусть это иллюзорная надежда, но мы себе не простим, если не попробуем воспользоваться даже такой, сомнительной возможностью. Не обижайтесь, как мы и договорились — я вам говорю все это совершенно откровенно. Итак, вы сможете нам помочь? Хотя бы попытаетесь? Ах да… (она сунула руку в сумочку и что-то достала) Вот! Пятьсот тысяч. Это задаток. И если вы сумеете помочь — еще столько же.
Я смотрел на пачку денег, лежащую передо мной, и усиленно соображал — что же мне делать? Деньги для меня просто запредельные. Неужели ведьма СТОЛЬКО зарабатывает за один раз?! Или это отдельный случай, редкий даже для нее? Скорее всего — именно так. Не может быть, чтобы к ней каждый день приезжали жены влиятельных бизнесменов, которые на все готовы ради своей любимой дочки.
— Уберите деньги — помотал я головой, и глянув в сразу осунувшееся лицо женщины, успокаивая, добавил — Если получится — отдадите все сразу. А не получится — за что мне с вас брать? Дочка где сейчас?
— В машине — встрепенулась женщина, но деньги забирать не стала — Сейчас я скажу, чтобы она подошла.
Анастасия Павловна достала из сумочки телефон (не айфон даже, а какой-то неизвестной мне марки), ткнула кнопку и дождавшись сигнала, спокойно проговорила:
— Давай ее сюда. Что значит — не хочет?! Мы что сюда, за двести верст, прокатиться ездили, что ли?! Тащи ее!
Отключила телефон, закусила губу. Глянула на меня, пожала плечами:
— Девочка расстроена. А еще — стесняется. Одно дело какой-то там бабке показаться, и другое дело — молодому парню. Понимаете? Нет, вы еще не понимаете, но сейчас поймете.
— Да не пойду я! Не тащи меня, тварь! Сука, тварь! Тварь!
Дверь бухнула, ударившись о косяк, и в дверь ввалился огромный, в полтора раза меня шире и выше на голову парень, очень похожий на персонажа «Игры Престолов» Гору Клигана. Габариты у него точно были соответствующими, и внешнее сходство он еще и явно нарочно поддерживал, соорудив на лице такую же как у Клигана рыжеватую бородку. Забавно смотрится Гора в темном костюме и белой рубашке с галстуком — я даже едва не улыбнулся.
В руках он держал нечто извивающееся, оручее, брыкучее и скандалючее, по виду это существо могло быть худощавой девицей среднего для нынешней молодежи роста — около ста семидесяти сантиметров. Лица этого существа видно не было, потому гендерную принадлежность можно сейчас определить только по лишь по голосу, да еще — по некоторым первичным признакам, выглядывающим из легкой курточки и плотно обтянутым тонким ярко-красным топиком. В общем — судя по всему увиденному, грудь у девушки очень даже недурна.
А вот лицо нельзя было разглядеть из-за широкой марлевой повязки, закрывающей его от глаз и до самого подбородка. И ниже, спускаясь даже на шею.
— Можешь идти, Володя! — спокойно сказала женщина, и тут же спохватилась — подожди! Закрой, пожалуйста, эти занавески. А потом, когда выйдешь, постой возле двери и последи, чтобы сюда никто не зашел. Алиса, присаживайся на стул.
— Я постою! — яростно выкрикнула девица, и мне показалось, она даже хотела притопнуть ногой. Ну… типа от полноты чувств-с. Как маленький ребенок, которому не купили мороженое — надо орать, надо валяться по земле, надо топать и визжать. И тогда — все будет по-твоему, ведь оно всегда так бывает. Родители в конце концов не выдерживают и делают все, что захочет капризный ребенок — лишь бы прекратила истерику, лишь бы успокоилась — ведь ребенку может стать плохо! Она у нас нервная, чувствительная! Вырастет — поймет!
Но они вырастают, и ни хрена ничего не понимают. И начинаются большие, просто-таки огромные проблемы.
Окна закрыты занавсками, «Куинбус Флестрин», он же «Человек Гора» покинул пикет, встав на страже у дверей, и мы остались втроем в этом неуютном помещении, никак и ничем не похожим на дорогую клинику где-нибудь в Швейцарии.
— Вот — женщина кивнула на девушку, которая сжала пальцы в кулаки, будто готовясь к драке — Алиса, сними повязку. Покажи ему!
— Показать?! Ему показать?! Всем показать?! Что вам еще показать?! Я уже всем показала, еще и ЭТОМУ показать?! — взвыла девушка так громко, что у меня едва не заложило уши. Не успел я сообразить что к чему, как ветровка слетела с плеч девушки и отправилась куда-то в угол.
Полетели кроссовки — и как это она умудрилась их так быстро снять? Даже не представляю.
Рраз! Топик взмыл вверх, и едва не приземлился мне на голову, плюхнувшись передо мной на стол.
Два! Штаны с треском замка пошли вниз, и через несколько секунд передо мной стояла абсолютно голая девчонка — если не считать повязки, так и продолжавшей скрывать ее лицо. А через пару секунд не стало и повязки. И тогда я все понял.
Грудь у нее и правда была классной. Такой ровной, красивой груди не бывает даже у «продуктов хирургии». И ноги великолепны — длинные, стройные! Бедра в меру полные, и в меру мускулистые — все, как полагается девушке, соблюдающей диету и регулярно занимающейся физкультурой.
Плоский животик, длинная шея. Все замечательно, все отлично… если бы только не одно обстоятельство — тело девушки покрыто отвратительными, красными прыщами. Они буквально усыпали ее, как клюква жирное урожайное болото.
Но и это не самое страшное. Страшным было ее лицо — багровое, опухшее, перекошенное на левую сторону, оно не вызывало ничего кроме жалости и желания отвернуться. Только глаза были здоровыми — синие, яркие, наполненные слезами и яростной болью, такой болью, что было ясно — девушка находится на пределе. И теперь абсолютно понятно ее стремление к суициду. Поживи-то такой… «красавицей»!
— Что, нравится?! Нравится?! Смотри, какая красота! — она повернулась вокруг оси, и я увидел очень аккуратную подтянутую попку, которую так же как и все остальное тело покрывала отвратительная красная сыпь — налюбовался?! Или тебе еще чего-нибудь показать?! Я могу, а чего?!
Девушка вдруг зарыдала, как-то сразу обессилела, обмякла и уселась на стул рядом с матерью, обхватив себя руками, будто прячась от моего взгляда. А я молчал, не зная что сказать, и что вообще нужно говорить в таких случаях.
— Вот такая у нас проблема — безжизненным голосом сказала женщина, не поднимая на меня взгляда и нервно теребя свою безумно дорогую сумку.
— Дай руку! — услышал я свой голос, и сам удивился, следя за собой будто со стороны.
Девушка помедлила, но руку все-таки протянула. Я взял ее запястье и слегка удивился — рука была не горячей, наоборот, она холодила ладонь, как если бы я коснулся покойника.
А потом на меня вдруг нахлынули образы: вот эта девушка в каком-то огромном помещении, зале, среди молодежи. Это — то ли бал, то ли какое-то общественное мероприятие для детей богатых людей. Все девушки в красивых бальных платьях, парни в темных костюмах — то ли это называется «смокинг», то ли «фрак» — я не знаю, не разбираюсь.
Они танцуют, разбившись по парам. Потом стоят и о чем-то говорят. Слов я не разбираю, но мне ясно, что сидящая сейчас передо мной девушка высмеивает другую девчонку — темноволосую, худенькую, и все вокруг хохочут, поддерживая свою заводилу. Та, другая девушка убегает, заливаясь слезами, и больше уже в зале не появляется.
Бал продолжается. И пары кружатся. Вальсируют — все очень красиво и торжественно. Я такое видел только по телевизору.
Потом вижу эту самую Алису, которая стоит перед зеркалом и с ужасом разглядывает свое покрасневшее лицо.
Вот уже вокруг нее суета — какие-то люди в белых халатах, скорее всего врачи. Расстроенная женщина рядом, сидит на краю кровати — та, что сейчас передо мной.
Мужчина в темном костюме с телефоном в руке — таким же, как и у моей посетительницы — он с кем-то разговаривает, поглядывая на девушку, а та лежит на кровати, глядя в поток безжизненным, мертвым взглядом. На запястьях девушки белые бинты с вишневого цвета пятнышками.
И я разорвал контакт. Я уже увидел все, что мне было нужно. И почувствовал.
Глава 8
— У вас зажигалка есть? — спросил у женщины, которая тут же подняла на меня взгляд, в котором читалось напряженное, отчаянное ожидание.
— Нет… я не курю! — растерянно ответила она.
— Ладно… тут где-то видел зажигалку… — рассеянно пробормотал я, открывая ящик стола — Ага, вот она!
Взял в руки дешевую пластиковую зажигалку, одну из тех, что продаются в каждом городском магазине на выходе, у кассы, щелкнул, нажав рычаг. Вспыхнул синий огонек, и я удовлетворенно кивнул — работает. Открыл мою рабочую кожаную папку, достал чистый лист бумаги формата А-4, написал: «Анастасия Павловна». Отступил на половину листа, написал: «Алиса».
Нащупал у себя в воротнике иглу (Армейская привычка, подшивать, да и в ментовке не лишнее — вдруг кто-то попытается схватить «за грудки»? А тут ему сразу игла в руку!) вытянул ее, зажал в левой руке большим и указательным пальцами. Щелкнул зажигалкой, сунул в огонь кончик иглы, дождался, когда тот сделается красным, потушил зажигалку и помахал иглой в воздухе — она обжигала пальцы.
Женщина следила за моими манипуляциями с нескрываемым интересом и некоторым подозрением, а когда я встал из-за стола и подошел к ней, недовольно спросила:
— Это что такое? Зачем?
— Пальчик давайте. Без этого я ничего делать не буду.
— То есть — не буду? Я плачу вам деньги! А вы вдруг не будете?!
— Повторяю: мне нужно капельку вашей крови. И крови Алисы. И по волосу от каждой. После этого я сделаю все, что могу. Если не хотите давать — можете уходить. А деньги с вас я не возьму — до тех пор, пока вы не убедитесь, что лечение получилось. Ну что, решаетесь, или разворачиваетесь и уходите?
Женщина поджала губы, в глазах ее сверкнула ярость. Так вот в кого девочка такая резкая! Ишь, как мама-то смотрит, прямо-таки волчица охраняющая своих щенков! Того и гляди бросится и перехватит мне глотку. Опасная баба!
Впрочем — а чего я ожидал? Только дурак думает, что люди, имеющие огромные деньги — стопроцентные идиоты, только и ждущие того, чтобы их «развели на бабло». Они и сами кого хошь разведут и похоронят!
— Подождите… — женщина достала из сумочки маленький пузырек с какой-то жидкостью, прыснула на средний палец левой руки. В воздухе запахло очень приятно — тонкий, фантазийный аромат, совсем не похожий на те сладкие, приторные запахи которые частенько тянутся за неумными женщинам в возрасте, считающими, что сладкий запах добавляет сладости их увядающему телу. Ничего кроме отвращения такие запахи и такие женщины не вызывают. Запах духов должен быть тонким-тонким, почти неуловимым, он должен будоражить фантазию мужчины и казаться натуральным запахом, присущим именно этой женщине, а не вызывать воспоминание о загаженном крысами промтоварном магазине в райцентре Гучково.
Давайте! — решительно скомандовала она, и я не стал дожидаться особого приглашения — ткнул иглой в подушевку, и тут же нажал на него с боком, выдавив небольшую, алую капельку крови. Затем поднес руку Анастасии Павловны к листу бумаги и нажав на палец, оставил на листе четкий красный отпечаток. Следом — уцепил один из волосков в ее аккуратной, строгой молодежной стрижке и дернул его к себе, стараясь выдернуть волос с первого раза. У меня выдернуть волосок не так уж и просто — волосы толстые, сидят в коже так крепко, что кажется — они не за кожу цепляются, а выросли прямо из черепа. Я точно будучи жив никогда не облысею. Но тут был другой случай — тонкий волос выдернулся легко, хотя и с едва ощутимым сопротивлением, и я вдруг подумал — вот было бы смешно, если бы я выдернул волос из парика, думая, что это натуральный волос хозяйки. Хорошо, что прическа у нее короткая, не ошибешься.
Впрочем, раздумывать дальше не было времени — я снова щелкнул зажигалкой, прокалил иглу и подступил к девчонке, скрючившейся на стуле едва ли не в позе зародыша.
Вот не понимаю этих истеричек — какого черта надо было устраивать стриптиз, если потом ты сидишь с таким видом, будто это я тебя раздел и разбросал твою одежду? Если ты такая вся из себя продвинутая и великая, что тебе пофиг на мнение и самочувствие окружающих — так и продолжай играть свою роль, сиди голышом с видом египетской царицы! Мол, хочу, и буду голая ходить! И клала на вас всех! А тут…
— Палец давай — скомандовал я, но девица замотала головой, всем видам показывая, что не доверит свою драгоценную кровь какому-то там сельскому участковому. И что я могу идти нахрен прямо в амазонскую сельву — с барабанным боем.
Ну что же… не хотите в палец — у вас есть еще много мест, доступных ловкому колдуну. Чик!
— Ай! Ты чего делаешь, скотина чертова?! Ублюдок! Мусор поганый!
— Ай-яй… и где таких слов-то нахваталась? — укоризненно покачал я головой, прикладывая листок бумаги к капельке крови на плече — Вроде из хорошей семьи…
— Пошел на… й, урод! — ответила мне воспитанная в лучшей, элитной школе девушка, и я не выдержал, ухмыльнулся. Ну что же, все нормально, все укладывается в мое представление о происшедшем.
Выдергивания волоска она почти и не заметила, бормоча под нос что-то ядовитое, что-то вроде: «Мусор деревенский! Шваль помоечная! Импотент е… й!»
— Ай-яй… поговорил, как меду напился! — довольно пробормотал я, снова усаживаясь на свое место.
Быстро проделал в листке две дырочки под одним кровавым отпечатком, потом под другим, сунул в дырочку один волосок, в другую дырку другой, завязал каждый из них узелком. Теперь не потеряю и не перепутаю. Сунул свернутый в несколько раз листок в нагрудный карман. Ну, вот теперь и поговорим!
— Что это все значило? — холодно, почти враждебно спросила женщина — Зачем вам наша кровь?
Я посмотрел в блестящие, холодные как у змеи глаза женщины, помолчал, выдержав паузу и начал:
— Во-первых ваша дочь может одеться. Никакой необходимости в том, чтобы сидеть передо мной голышом я не вижу. Для работы мне достаточно коснуться ее руки. (честно сказать — мне и касаться ее не надо, но зачем об этом говорить?)
Женщина поднялась, начала собирать вещи, разбросанные по всей комнате. Потому сунула их в руки девушке, села на свое место. Девушка стала одеваться, повернувшись ко мне боком — видимо для того, чтобы я как можно меньше смог разглядеть (ага, больно нужно!), а я снова обратил свой взор к Анастасии Павловне, каменным лицом напоминавшей греческую статую.
— Итак, что все это значило? — уже сердито повторила женщина — Какого черта вы тут устроили?
— Ваша дочь обидела, оскорбила некую девушку. Поиздевалась над ней. Высмеяла. Что потом совершила та девушка — я не знаю. Но что-то такое страшное, что проклятие ударило в вашу Алису и сделала из нее то, что получилось. Вспомните, кого она обидела?
— Я не виновата! Она сама — истеричка чертова! Она всегда была склонна к суициду! — яростно выкрикнула девушка — Не надо на меня навешивать всякую херню, придурок! Я не отвечаю за всяких так идиотов! И не пришьете мне ничего, подонки!
Я посмотрел на бледную, как мел женщину, пожал плечами: