— Я не так давно убедился, что белого и черного колдовства не существует — тихо пробормотал я — И все разговоры на эту тему для тех, кто совсем ничего не понимает ни в философии, ни в морали. Понимаете? Баб Нюр, не надо мне вешать лапшу на уши. Я уже большой мальчик. Переживаете ведь, сомневаетесь — не ваших ли рук это грязное дело. Ладно, не отвечайте. Лучше скажите — что мне сделать, как мне убрать заклятие.
— Девочку помнишь? Ту, которую вилами прикололи к земле? А потом бросили умирать у стены… Это она прокляла. Кровью стены вымазала, и страшным заклятием закляла эти кирпичи, и этих людей, что с ней такое сотворили. Она была немножко ведьмой — неученой, слабой, но… в смертный час, после таких мук и самые слабые, или даже не имеющие Силы люди бывает что обретают невероятную мощь. И вот — девчонка так долбанула по всей округе, что эхо проклятия до сих пор витает над этой деревней.
Баба Нюра замолчала, задумалась, а я не стал прерывать ее молчание. Пусть сама дойдет до сути проблемы.
— Я разговаривала с ней. Просила ее. Уговаривала простить этих людей. Ведь тех, кто ее мучил, кто глумился над ее телом больше нет на белом свете. Они все в аду. Машин дедушка совсем ни причем! И отец. И мать ее. Но не стала меня слушать. Сказала, что если я еще раз приду с такой просьбой — она меня проклянет, и я потеряю всю свою силу. А еще — умру в страшных мучениях.
— Стоп! — не выдержал я — Вот отсюда давайте подробнее! Как это вы с ней разговаривали? Где она сейчас? Бродит призраком неприкаянным? И как она призраком сохранила свои силы? Где вы ее видели?
— В господском пруду — тихо сказала баба Нюра — все они там, девчоночки. Все, кого тогда толпа растерзала. Их туда побросали. И теперь они там живут, и время от времени забирают жизни людей. Русалками сделались. А та, про кого я говорю — у них главная. Она ведьма, но только водяная. И по силе… не знаю, может даже такая же, как и ты — по силе. Ну… может чуток послабее. Только у нее магия другая. Ты-то еще серединка на половинку, а она нечисть, настоящая нечисть, нехорошая, злая! Зимой они спят, но скоро вода нагреется, поднимутся русалки из самой глубокой глубины и начнут из людей жизни их высасывать. А некоторых и вообще к себе заберут. Что смотришь? Я говорила Самохину — не надо зарыбливать пруд! Не надо пускать туда людей, чтобы купались! Но он только хиханьки, да хаханьки — какие русалки? Какие водяные? Ты что, старая, офонарела? Ну вот и получите результат — каждое лето в пруду кто-нибудь, да тонет. И ладно бы какой-то городской пьяный идиот, так и местные тоже попадаются!
— Вижу, что вы не любите городских — ухмыльнулся я — но давайте-ка к делу. Как мне задобрить русалку и снять проклятье с дома Маши? Или может я сам смогу снять это самое проклятие?
— Не снимешь — вздохнула ведьма — Это женское проклятье, и оно старое, въевшееся в кирпич, притом что сделано на крови. Мученической крови! Говорю же — легче этот дом разнести к чертовой матери и на его месте построить другой — чем снимать эту порчу! Меньше усилий затратишь, и безопаснее в сто раз! Попробуешь снять заклятие на крови — в тебя такой откат ударит, что ты можешь с ним и не совладать. Сам пойдешь, да от расстройства психики и повесишься. А оно тебе надо?
— Амулеты?
— Да ладно тебе… амулеты от прямого заклятия, которое в тебя летит, и еще прилипнуть не успело. Да и сложно такой амулет сделать… ну… по крайней мере — для меня. Дом Машкин надо бульдозером сгребать — и к старому коровнику его. И все, проблема исчерпана! Только Машке было бы где жить…
— Стоп! — снова скомандовал я, ухватив за хвост мысль, которая мне никак не давала покоя — С Машей все понятно. Но почему вы допускаете, чтобы русалки топили людей?! Даже городских?! Они что, не люди, что ли?! Вы ни разу не сказали, как бы это было хорошо — избавиться от русалок! Зачем они людей-то топят?! Не надо им топить! Пусть себе водяные ведьмы бултыхаются в прудике и никого не трогают! Или я туда какого-нибудь такого снадобья налью — им мало не покажется!
— Да пофиг им твои снадобья — усмехнулась старуха — они ведь колдовские существа, нечисть. Ты что думаешь — замор им устроишь? Как рыбе какой-то? Нет, парень… не получится. А попробуешь их заклясть — они все вместе на тебя ополчатся, и я не ручаюсь за то, что ты потом горько не пожалеешь, что связался с этой толпой бабья. Пусть даже и водного бабья. Ты лучше подумай, как их уговорить людей не трогать! Я вот не знаю. Меня они на дух не переносят. Я ведь белая колдунья, их как говорится — антагонист. То есть — мы с ними враги. Они черные, я— белая. Они служат Моране, а я… неважно кому. В общем — белая я. Знаешь, на что у меня надежда… это на то, что ты их обольстишь.
— Что?! — я даже со стула подскочил — Как это, обольстишь?! Вы чего такое говорите?
— Как-как… как обольщают мужики баб? Рассказать тебе? — баба Нюра довольно ухмыльнулась — могу даже нарисовать! Или тебе лучше найти порнушку в интернете — посмотришь, просветишься! Ну чего вытаращился? У них все, как у обычных баб. Никакого рыбьего хвоста, никакой чешуи. Девки, как девки, только холодные. Но мужиков тоже любят. Они их утащат на дно, и те русалами делаются. Ну и забавляются потом с ними — вроде как народ у них там свой образовался. Только верховодят там бабы, типа матриархат у них. И говорю тебе — главная у них эта самая девчонка, которая стала водяной ведьмой. Зовут ее Агриппина. Имена других тебе знать не надо — захотят, сами скажут. Так вот — русалки все равно хотят живых, горячих мужчин. Русалы им надоедают, потому что холодные, неживые. И кстати — ты не обольщайся в том, что это те самые девчонки. Нет тех девчонок. Это — русалки. Нечисть. Они задержались в этом мире потому, что ушли несправедливо, и живут, если можно это назвать жизнью — только для того, чтобы мстить людям за свою поруганную девичью честь.
— Так какая же их честь — если они не те девчонки? — поймал я старуху на логическом несоответствии.
— Да не путай ты меня, олух царя небесного! А то и рассказывать не буду! — зло фыркнула ведьма — Часть памяти у них от девчонок, а вся суть этих созданий в том, чтобы нести зло людям! Когда те ублюдки убили девчонок, они и породили эту нечисть, вложили в них свое зло, которое потом в них же и ударило! И теперь зло живет в господском пруду! И никто не в силах это самое зло искоренить — только засыпать проклятый пруд! Спустить его к чертовой матери, да и всех делов-то! Только попробуй ты, докажи Самохину — мол, живут в пруду русалки и они всех на дно утаскивают. Я уже пыталась — он ржал так, что аж слезы потекли. Идиот, право слово — идиот!
Я сидел и не говорил ни слова. Честно — я не знал, что мне сказать. Голова шла кругом. В пруду живут русалки, и чтобы они людей не убивали — я что, должен русалок трахнуть?! Вы что, смеетесь? Вы в своем уме?!
Вот же черт… ну куда я вляпался?! Жил бы себе в райцентре на съемной квартире у Зинаиды Романовны (прикольная тетка, мы с ней даже подружились), ходил бы по участку, оформляя протоколы на придурков, выплескивающих помои на улицу, и горя бы не знал! Никаких тебе бесов, никаких русалок, никаких холодных мокрых задниц и ледяных передниц — ничего такого экстраординарного! И зачем я сюда поехал, в это долбанное Кучкино?!
— Что так обеспокоился? — подначила ведьма — Небось думаешь, каким хреном тебя занесло в эту проклятую деревню? Поздно уже! Вляпался! Теперь думай, как выбираться! Давай рассуждать разумно, без всяких там мужских истерик. Тебе оно надо, Машку вытаскивать? Женой она тебе все равно не будет. Полюбовницу надо? Ты что, без Машки не обойдешься? Баб тебе мало? По деревням небось и краше кого-нибудь найдешь. Черт с тобой — пусть даже замужнюю, есть такие, что муж только бухает, ее не пользует — так почему бы тебе такой бабенке не помочь? Грешным делом считаю — это не измена. Сам виноват, мерзавец — променял жену на бутылку с сивухой! Вот и не плошай! Бери бабенку-то! А что касается Машки… жила она без тебя, и еще проживет. Я присматриваю за ней — она сама об этом не догадывается, но присматриваю. И дом это проклятый время от времени снадобьем дельным поливаю, и заклятьем обхожу. Иначе бы он всю округу заразил, поганец такой! От нескольких кирпичей и весь дом заражается, и Зло тогда становится сильнее. Ну а что касается русалок… то же самое — жили же как-то без тебя. Ну да, иногда кто-то тонет. А что, на море никто не тонет? Или в речках? Да каждое лето только и слышишь — тут утопли, там утопли. Везде есть своя нечисть, и весь мир не защитишь! Конечно, неплохо было бы отпустить девчонок на волю… чтобы улетели душеньки их чистые, освободились от зла. Но это возможно только тогда, когда срок их вышел, который они сами себе назначили. А если не вышел… сложно их уговорить оставить свои безобразия. Там и кроме тех убиенных ублюдками девчонок русалок и русалов хватает. Не только именно эти девчонки топят и тащат на дно. Я же говорю — тонут каждое лето по одному человеку, а ты представляешь, сколько за сто с лишним лет там народу потонуло? И война была — люди топли, и отдыхающие после войны тонули, и в наше время гибнут. А иногда и по два, даже три человека сразу! В позапрошлом году лодка резиновая перевернулась, так сразу трое сгинуло — две девчонки и парень. Говорят — пьяные были в умат. Только я не особо в это верю — что пьяные. И опять же — трупы-то не нашли. Когда просто так тонут — трупы находят. А тут — никакого следа. Глубокий пруд, карстовые пещеры, корни деревьев — несут всю эту чушь, только откуда здесь пещеры? Откуда карстовые? Но что-то же надо сказать, вот власти и говорят всякую ерунду. Корреспондент даже приезжал — из одной телекомпании, что загробным голосом про чудеса вещает. Полазили, поснимали, потом видела я эту передачу — так рассказали о пруде, что можно сразу крест на этом деле ставить. После таких завываний никто не поверит, что в пруду и правда живет настоящее Зло. В общем — думай, парень. Мой совет — забей ты на это дело. И на Машку. И живи, радуйся жизни. Так будет правильно. Практично.
— А совесть? — глухо спросил я — как жить, когда знаешь, что мог предотвратить, мог спасти людей, но ничего для этого не сделал? Когда меня вызовут на место происшествия, когда еще кто-то пропадет — как людям в глаза смотреть? Я же все-таки правильный мент, я людей защищать должен. От преступников, от нечисти всякой. И кто я буду такой, если отойду в сторону и буду наслаждаться жизнью?
— Дурак ты, вот кто! — беззлобно, и вроде как даже с нотками уважения бросила старуха — дурак и есть. И почему-то я так и думала, что ты мне эдакое сказанешь. Честно скажу, вначале ошибалась в тебе. Вижу — красавчик, сердцеед, морда смазливенькая, сам такой весь… хмм… ничего не надо ему, кроме самого себя! Перекати-поле по жизни! А ты вон чего… Впрочем, мне не впервой в людях ошибаться. Как хочешь это понимай. Пробуй, рискуй — получится, так я тебе в пояс поклонюсь, обязана буду. Не получится… ну… каждый сам кузнец своей судьбы. Не жилось тебе спокойно — так давай, дерзай!
— Расскажите мне, как этих русалок увидеть. Когда они появятся, как мне их вызвать, как с ними говорить, чем заинтересовать. И где, в каком месте — может у них какое-то определенное место есть на пруду? И чем можно их соблазнить… хмм… ну… кроме моей скромной личности. Может подарки им какие-то по вкусу? Еда какая-нибудь? Или еще что-то?
— Места у них особого нет, но в твоих интересах разговаривать там, где тебе будет удобнее. Ну не в камыши же залезать, в грязь по колено! Вызвать их можно заклинанием-приговором, я потом тебе его напишу. Или запомнишь — оно легкое. Выходят они после зимы в ночь с тридцатого апреля на первое мая. Слышал про Вальпургиеву ночь? Ну вот, это самое что ни на есть время нечисти. Они поднимаются со дна, играются, занимаются любовью и ждут, не подойдет ли к берегу какой-нибудь глупый человек. Тогда бы они его схватили, залюбили до смерти и унесли в глубины пруда. Ну а потом, после первого мая, они будут отсыпаться, и когда вода совсем согреется — время от времени подымаются к поверхности, чтобы утащить к себе зазевавшегося купальщика или купальщицу. Подарки? Они очень любят расчесываться. У них красивые белые с прозеленью волосы, и они их постоянно расчесывают. Кстати — русалочьи волосы очень ценный магический материал, используемый во множестве сильных заклятий. От многих болезней. И вообще… например — с ними, волосами этими, можно сделать очень сильное любовное заклятие. Приворот такой, что даже ты его скорее всего не перебьешь. Но речь не о том. Итак — любят они красивые гребни, расчески. Любят зеркальца — они в них смотрятся, когда расчесываются. Ну и… вроде как все. Вроде бы. Вообще, говорили что русалки якобы цацки всякие любят — перстни, браслеты, серьги… но кто же им их даст, они же денег стоят, и немалых. Обычно если хотят задобрить русалок — дают им гребни. Ну так уж повелось на Руси.
— Послушайте… а если с ними обменяться? — задумался я — Если им жертву дать? Человека.
— Что?! — бабка даже привстала — ты охренел?! Какую, к черту, жертву?! Ты чего?! Нечисти — людскую жертву?!
— Есть у меня одна идея на этот счет, не кипятитесь… я сейчас вам все расскажу.
И я рассказал. О двух ублюдках, которые изнасиловали и убили соседку, о том, как я расправился с одним, и как собираюсь расправиться с другим. И что для этого хочу сделать.
Старуха выслушала меня, потом долга молчала, чертя своим ухоженным пальцем по столешнице, покрытой застиранной, но дочиста отбеленной скатертью. Затем неохотно, скрипучим недовольным голосом начала:
— Мне это очень не нравится, не скрою! Отдавать нечисти людей — это неправильно. Но разве можно назвать этих ублюдков людьми? Это же твари! Мерзкие, подлые твари — самая настоящая, черная-пречерная нечисть! Да будет ли злом отдать нечисть нечисти? И да, мне кажется — это сработает. Русалки ненавидят насильников. Особенно ЭТИ русалки. Помнят, что с ними творили мерзкие пьяные ублюдки больше ста лет тому назад. И они устроят им хорошенькое наказание! Ох, и устроят! Мне даже думать страшно, что они с ними сделают. И за этих мразей можно выторговать у Агриппины прощение нашей деревне. Ну а что касается других утопленников — ну чтобы люди в пруду больше не тонули — тут я сомневаюсь. Если только русалки оттуда совсем уйдут. Но ты же ведь понимаешь, что это невозможно. Они не согласятся переселиться в другое место. А даже если согласятся — как ты договоришься с ТЕМИ русалками? Ведь в другом месте свои русалки! Хоть парочка, да есть! И свой Водяной есть! Зачем им чужие русалки? Единственное… это как-то их упросить некоторое время не трогать наших купальщиков. На несколько лет. Но это уж как договоришься! Какие у тебя способности к торгу! Ладно, Вася… хорошо поговорили. Иди домой, занимайся своими делами. Вальпургиева ночь через три дня, так что готовься — ищи тех двух ублюдков, думай, как поведешь разговор с русалками, а я тоже подумаю, как и что делать. Ах да, забыла! Сейчас!
Ведьма поднялась и быстро, как молодая шмыгнула в соседнюю комнату. Через несколько минут вышла оттуда с листком бумаги, сунула его мне в руки:
— Спрячь. Выучишь — сожги. Не надо, чтобы кто-то знал этот вызов. Ни к чему. Ну все, все… шагай! Заговорились с тобой, а у меня еще дел куча! Куры не кормлены, огород не полит, и вообще — тебе пора свои дела делать. Гуляй!
Она довольно таки бесцеремонно вытолкнула меня из комнаты, подтолкнула к выходу из коридора, и уже когда я переступал порог, выходя на крыльцо, задумчиво бросила мне вслед:
— Я буду рада, если в тебе не ошиблась. И да, насчет черного и белого ты кое в чем прав. Наверное, это меня и злит больше всего. Ну все, пока! Шагай!
И я пошагал дальше.
— Хозяин, с тобой интересно! — раздался у меня в голове голос, как только я сел за руль уазика — Мы так соскучились по шалостям! Так соскучились! Хорошо, что ты у нас появился!
— Подслушивали? — понял я, и точно, не ошибся.
— Конечно! Она что думает, раз из дома выгнала — мы и послушать не сможем? Поехали скорее, дичь загонять будем! Пошлешь нас помучить человечка?
— А как мучить будете? Мне ведь главное не замучить его до смерти, мне надо, чтобы он ко мне пришел сдаваться. Он мне нужен живой и почти здоровый — чтобы до Вальпургиевой ночи дожил. Обещаете, что не убьете?
— Как можно, хозяин?! Как можно?! Мы бы никогда не посмели убить жертву, всего-то помучив ее часок-другой! Жертва должна мучиться днями, ночами, неделями, годами! Чтобы иссохла от страха и боли, чтобы мечтала о смерти! А мы и не дадим ему умереть!
— Злые вы — искренне ответил я, и повернул ключ в замке зажигания. Из пустоты послышались звуки радостного хихиканья и два очень натуральных звука испускаемых газов. Я даже поморщился — показалось, что в салоне натурально завоняло, хотя такого точно не могло случиться.
Впрочем… от этих гадов можно ожидать чего угодно. Я ведь о них вообще ничего не знаю! Ну… кроме того, что они типа бесы и были выдернуты из какой-то там Нави. То бишь загробного мира. Но что значат слова? Если они не несут никакой информационной накачки… только лишь бессмысленное заклинание, «абракадабра». Бесы могут оакзаться совсем даже не бесами, а Навь… и не Навь эта вовсе.
А возле дома меня ожидал сюрприз. Я даже слегка насторожился — кто это мог сюда подъехать? Никаких знакомых, передвигающихся на рейнджровере у меня нет, и быть не могло.
Паркетник, один замок закрывания двери багажника которого стоит почти столько же, сколько «мой» уазик, стоял прямо напротив ворот, перекрывая мне въезд, но я не стал сигналить, просто поставил машину у забора, а когда вылез из-за руля — закрыл дверь моей машины на ключ. Ну так… на всякий. Вряд ли водитель рейнджа будет шарить у меня в уазике, чтобы попереть дорогую моему сердцу ментовскую кепку, но… это рефлекс. Раз чужие люди рядом — значит, надо закрыть машину. Смешно, понимаю, только ничего с собой поделать не могу.
Кстати сказать, рассмотреть того, кто сидит в салоне было абсолютно невозможно — стекла наглухо тонированы. Мне даже не совсем понятно — как хозяин рейнджа ездит по городу с такими стеклами — это ведь от гаишника до гаишника, это как красная тряпка для быка!
Вспомнилось, как в Чечне избавлялись от тонированных стекол в автомобилях — рассказывал один знакомый, который нередко ездил в Грозный по служебным делам. Так вот — однажды Кадыров объявил войну тонированным машинам. Предупредил, что если представители власти увидят машину с такими наглухо черными стеклами — пусть тогда пеняют на себя. Кое-кто из особо борзоватых молодых чеченцев не поверил словам своего вождя, и это было совершенно напрасно. Кадыров слов на ветер не бросает — так мне не раз уже говорили. Короче говоря, выглядела акция борьбы с тонировками так: стоит тонированная машина, к ней подходит человек с автоматом и прикладом выбивает все заклеенные стекла. Все! На следующий день ни одной тонированной машины во всей Чечне!
Незаконно? Беспредельно? А пофиг. Когда ты не видишь, кто сидит в тонированной машине и ждешь из нее автоматной очереди — ты не просто разобьешь стекла, ты на всякий случай еще и изрешетишь эту машину из калаша. И я прекрасно понимаю борцов с тонировкой. Жить-то всем хочется! А значит — нужно видеть, кто сидит в подъезжающей к тебе машине, и что такого нехорошего он держит в руках.
И вот у моего дома стоит тонированный «недоджип». Ну да, на таких машинах не ездят искоренять несчастных сельских участковых, и вообще искоренять кого бы ни было — слишком уж приметная и дорогая «тачка». Но… чего не бывает в этом мире, и если вспомнить торгаша, на которого я напустил порчу, то это все может оказаться довольно-таки неприятным сюпризом.
Номер блатные, «002». По слухам, такие номера выдает лично начальник областного ГАИ, и только своим, «надежным» людям. Только вот почему-то в числе этих надежных людей почти сто процентов оказались представители кавказской диаспоры. Может потому что у них есть деньги и они могут их подарить хорошему человеку? Ну просто так, ради дружбы. Ради поддержки доблестных органов.
Нет, я не утверждаю, что где-то там, в каком-то городе полиция состоит на содержании кавказской диаспоры — в конце концов, сейчас же не девяностые годы! Это чисто мое наблюдение, возможно и ошибочное: как видишь такой блатной номер, жди, что за рулем будет сидеть гражданин определенной национальности. Примета такая народная!
Кстати, один знакомый гаишник говаривал: «Нахрена нужны эти блатные номера?! Понты одни! Вляпаешься на машине, так и не сбежишь — номер сразу запомнят»
Кстати, да, большинство соображающих ментов предпочитают иметь на своих машинах самые что ни на есть не запоминающиеся «лоховитые» номера.
И опять же — не хочу сказать, что все менты на всякий случай готовятся удариться в бега. Может просто понимают разницу между понтами и чем-то настоящим?
Не стал подходить к рейнджу. Демонстративно не обращая на него внимания открыл калитку, подошел к закрытой на висячий замок двери в дом и стал вставлять в замочную скважину здоровенный кривой ключ.
Когда за спиной скрипнула калитка, я неспешно оглянулся, держа в руке тяжеленный замок (можно использовать и как кастет), и замер, разглядывая того, кто приближался ко мне со стороны рейнджровера. Или вернее не «того», а «ту».
Это была женщина, на первый взгляд лет тридцати, не больше. Элегантно, со вкусом одетая, она была абсолютно чужеродным существом здесь, на покрытой травой-муравой лужайке перед крыльцом сельского дома. Только одни ее туфли с красными подошвами (ну да, наверное те самые) стоили столько, сколько я зарабатываю за месяц довольно-таки неприятного, грязного труда.
Про серьги, переливающиеся в свете вечернего солнца, или про такие же сверкающие кольца и перстни на ее пальцах я даже и говорить совсем ничего не буду. Даже близко не могу представить их стоимость. Да и откуда мне знать цены на бриллианты и прочие драгоценные камешки? Ну да, знаю всякие там величайшие алмазы — «Куллинаны», «Шахи» или «Орловы», но эти все штучки где-то там, далеко, в другом мире, откуда и вынырнула эта одетая будто на прием в посольстве Германии женщина.
Кстати сказать, вблизи оказалось что женщине на самом-то деле скорее всего не тридцать лет, и даже не сорок. Увы, никакая косметика, никакие операции не могут скрыть от внимательного взора специалиста настоящего возраста человека — это я уже успел узнать из своей не такой уж и долгой жизни. Хотя и считаю, что возраст людей — это на самом деле то физическое состояние, в котором он находится сейчас, в настоящий момент. Можно быть старичком в двадцать лет, и крутым парнем в шестьдесят. И это тоже в порядке вещей — как и то, что женщину в пятьдесят невозможно отличить от тридцатилетней, если она имеет спортивную фигуру и следит за своей внешностью с фанатизмом вегана, преследующего «мерзких злобных мясоедов».
Дорогая женщина. Очень дорогая! И какого же черта она делает в моем медвежьем углу? Неужели это… посланцы от черной ведьмы?! Ух ты… а я как-то уже и забыл о нашем с ней договоре! Вот только что я могу сделать, ведь ни черта же не умею пользоваться своими способностями… как бы мне не облажаться!
Впрочем, вполне вероятно, что дело касается всего лишь сельского участкового, каковым я так сказать — имею честь являться.
— Здравствуйте! — голос женщины был густым грудным контральто, породистый такой голос, как и она сама — Вы Василий Каганов?
— Василий Каганов — не стал запираться я — С кем имею честь?
Рядом с такой женщиной хотелось выражаться исключительно в эдакой стародворянской манере: «Я к вашим услугам, сударыня! Для меня честь быть вам полезным!» Смешно, право слово. Или что-то вроде мимикрии? Попадая в круг людей определенного социального слоя подсознательно тут же подстраиваешься под их стиль общения. С урками начинаешь говорить «приблатненно», думая что они так лучше понимают, с новой аристократией на их языке — том языке, на котором как тебе кажется они говорят в этом самом своем высшем обществе..
Осознав это, я едва не улыбнулся, поймав сам себя на таком смешном поведении, и тут же успокоился, придя в свое обычное состояние духа — то бишь готовности ко всему и вся.
— Мое имя Анастасия Павловна. Фамилию вам знать не обязательно. Меня прислала к вам Нина Петровна, ворожея. Сказала, что только вы сможете мне помочь.
— Вот как? — усмехнулся я — И чем же я могу вам помочь? Простой сельский участковый! Вас кто-то обидел? Что-то у вас украли? Хотите подать заявление?
— Василий… — женщина слегка поморщилась — Давайте мы не будем заниматься ерундой. Я же вам сказала — меня прислала к вам ворожея. И просила напомнить о вашей с ней договоренности. Давайте я вам все объясню, а вы уже тогда решите, что вам нужно будет делать, и сможете ли вы помочь.
— Ну… хорошо. Давайте! — без всякого энтузиазма согласился я — Только честно скажу, вы не особо обольщайтесь на мой счет. Мало ли что вам там ворожея рассказала… ведьмы, они такие… болтливые! Пойдемте в пикет, там поговорим. Дома у меня не прибрано.
Женщина кивнула, а я спустился с крыльца и пошел на выход со двора, лихорадочно соображая, что же меня на самом деле ожидает, и чего хочет эта женщина. Если снадобья какого-нибудь — так я ни черта ничего не умею делать! Никаких снадобий! Сделаю что-нибудь не то, так потом греха не оберешься — могут вообще-то и пристрелить. Такие мадам только внешне спокойны, но попробуй-ка ты затронь их жизненно важные интересы — в блин могут раскатать! И самое сложное тут понять — что же является их «жизненно важными интересами».
В пикете было уже довольно-таки сумрачно, пришлось даже включить свет. Солнце еще висело над горизонтом, вот только сам горизонт надежно прятался за высоченными елями, так что в мой дом вечер приходит гораздо раньше, чем где бы то ни было на открытой местности. Лес, понятное дело.
— Присаживайтесь — я указал на не очень опрятный, скорее даже засаленный с подранной обивкой стул напротив рабочего стола, и мне вдруг стало немного стыдно за такую убогую обстановку на моем рабочем месте.
— Бедновательно! — констатировала женщина, и осторожно, будто на земляной бугор опустилась на предложенный ей стул — Может вам спонсорскую помощь оказать? Ну, чтобы могли принимать посетителей в более-менее пристойных условиях.
— Полиция никогда не отказывалась от спонсорства! — без улыбки парировал я — Главное, чтобы после этой спонсорской помощи к прокурору не повели. Помощь бывает всякая. Ну, так что вас привело ко мне? На кого-то протокол надо составить? Или попугать кокардой?
— А вы шутник, Василий… — женщина оценивающе осмотрела меня от макушки до пояса (все, что ей было видно из-за столешницы) — И мужчина интересный. Будь я помоложе…
Она сделала паузу, видно для того, чтобы я оценил ее посыл, и продолжила:
— Давайте, так: я сейчас вам скажу все, что считаю необходимым сказать, а вы уже потом все это прокомментируете. И дальше будем разговаривать предметно. Итак, меня прислала к вам ворожея, которую вы хорошо знаете. И она — вас. Ворожея сказала, что вы очень сильный колдун, или как сейчас это называют — экстрасенс. И что вы можете такое, чего не может сделать ни она, ни подобные ей ворожеи. Не скрою, я отнеслась к ее словам скептически — какой-то сельский участковый, молодой парень — да что он может? Но она настояла на своих словах, и еще заявила о том, что если мы приехали от ее клиента, то должны ей доверять на сто процентов. Иначе у нас ничего не сложится. А еще — сказала, что помочь нам не сможет. Причины объяснять не стала. Кроме того, она назвала стоимость ваших услуг, и я готова оплатить вашу работу, и добавить сверху, если понадобится. Только бы у вас все получилось.
— Девочку помнишь? Ту, которую вилами прикололи к земле? А потом бросили умирать у стены… Это она прокляла. Кровью стены вымазала, и страшным заклятием закляла эти кирпичи, и этих людей, что с ней такое сотворили. Она была немножко ведьмой — неученой, слабой, но… в смертный час, после таких мук и самые слабые, или даже не имеющие Силы люди бывает что обретают невероятную мощь. И вот — девчонка так долбанула по всей округе, что эхо проклятия до сих пор витает над этой деревней.
Баба Нюра замолчала, задумалась, а я не стал прерывать ее молчание. Пусть сама дойдет до сути проблемы.
— Я разговаривала с ней. Просила ее. Уговаривала простить этих людей. Ведь тех, кто ее мучил, кто глумился над ее телом больше нет на белом свете. Они все в аду. Машин дедушка совсем ни причем! И отец. И мать ее. Но не стала меня слушать. Сказала, что если я еще раз приду с такой просьбой — она меня проклянет, и я потеряю всю свою силу. А еще — умру в страшных мучениях.
— Стоп! — не выдержал я — Вот отсюда давайте подробнее! Как это вы с ней разговаривали? Где она сейчас? Бродит призраком неприкаянным? И как она призраком сохранила свои силы? Где вы ее видели?
— В господском пруду — тихо сказала баба Нюра — все они там, девчоночки. Все, кого тогда толпа растерзала. Их туда побросали. И теперь они там живут, и время от времени забирают жизни людей. Русалками сделались. А та, про кого я говорю — у них главная. Она ведьма, но только водяная. И по силе… не знаю, может даже такая же, как и ты — по силе. Ну… может чуток послабее. Только у нее магия другая. Ты-то еще серединка на половинку, а она нечисть, настоящая нечисть, нехорошая, злая! Зимой они спят, но скоро вода нагреется, поднимутся русалки из самой глубокой глубины и начнут из людей жизни их высасывать. А некоторых и вообще к себе заберут. Что смотришь? Я говорила Самохину — не надо зарыбливать пруд! Не надо пускать туда людей, чтобы купались! Но он только хиханьки, да хаханьки — какие русалки? Какие водяные? Ты что, старая, офонарела? Ну вот и получите результат — каждое лето в пруду кто-нибудь, да тонет. И ладно бы какой-то городской пьяный идиот, так и местные тоже попадаются!
— Вижу, что вы не любите городских — ухмыльнулся я — но давайте-ка к делу. Как мне задобрить русалку и снять проклятье с дома Маши? Или может я сам смогу снять это самое проклятие?
— Не снимешь — вздохнула ведьма — Это женское проклятье, и оно старое, въевшееся в кирпич, притом что сделано на крови. Мученической крови! Говорю же — легче этот дом разнести к чертовой матери и на его месте построить другой — чем снимать эту порчу! Меньше усилий затратишь, и безопаснее в сто раз! Попробуешь снять заклятие на крови — в тебя такой откат ударит, что ты можешь с ним и не совладать. Сам пойдешь, да от расстройства психики и повесишься. А оно тебе надо?
— Амулеты?
— Да ладно тебе… амулеты от прямого заклятия, которое в тебя летит, и еще прилипнуть не успело. Да и сложно такой амулет сделать… ну… по крайней мере — для меня. Дом Машкин надо бульдозером сгребать — и к старому коровнику его. И все, проблема исчерпана! Только Машке было бы где жить…
— Стоп! — снова скомандовал я, ухватив за хвост мысль, которая мне никак не давала покоя — С Машей все понятно. Но почему вы допускаете, чтобы русалки топили людей?! Даже городских?! Они что, не люди, что ли?! Вы ни разу не сказали, как бы это было хорошо — избавиться от русалок! Зачем они людей-то топят?! Не надо им топить! Пусть себе водяные ведьмы бултыхаются в прудике и никого не трогают! Или я туда какого-нибудь такого снадобья налью — им мало не покажется!
— Да пофиг им твои снадобья — усмехнулась старуха — они ведь колдовские существа, нечисть. Ты что думаешь — замор им устроишь? Как рыбе какой-то? Нет, парень… не получится. А попробуешь их заклясть — они все вместе на тебя ополчатся, и я не ручаюсь за то, что ты потом горько не пожалеешь, что связался с этой толпой бабья. Пусть даже и водного бабья. Ты лучше подумай, как их уговорить людей не трогать! Я вот не знаю. Меня они на дух не переносят. Я ведь белая колдунья, их как говорится — антагонист. То есть — мы с ними враги. Они черные, я— белая. Они служат Моране, а я… неважно кому. В общем — белая я. Знаешь, на что у меня надежда… это на то, что ты их обольстишь.
— Что?! — я даже со стула подскочил — Как это, обольстишь?! Вы чего такое говорите?
— Как-как… как обольщают мужики баб? Рассказать тебе? — баба Нюра довольно ухмыльнулась — могу даже нарисовать! Или тебе лучше найти порнушку в интернете — посмотришь, просветишься! Ну чего вытаращился? У них все, как у обычных баб. Никакого рыбьего хвоста, никакой чешуи. Девки, как девки, только холодные. Но мужиков тоже любят. Они их утащат на дно, и те русалами делаются. Ну и забавляются потом с ними — вроде как народ у них там свой образовался. Только верховодят там бабы, типа матриархат у них. И говорю тебе — главная у них эта самая девчонка, которая стала водяной ведьмой. Зовут ее Агриппина. Имена других тебе знать не надо — захотят, сами скажут. Так вот — русалки все равно хотят живых, горячих мужчин. Русалы им надоедают, потому что холодные, неживые. И кстати — ты не обольщайся в том, что это те самые девчонки. Нет тех девчонок. Это — русалки. Нечисть. Они задержались в этом мире потому, что ушли несправедливо, и живут, если можно это назвать жизнью — только для того, чтобы мстить людям за свою поруганную девичью честь.
— Так какая же их честь — если они не те девчонки? — поймал я старуху на логическом несоответствии.
— Да не путай ты меня, олух царя небесного! А то и рассказывать не буду! — зло фыркнула ведьма — Часть памяти у них от девчонок, а вся суть этих созданий в том, чтобы нести зло людям! Когда те ублюдки убили девчонок, они и породили эту нечисть, вложили в них свое зло, которое потом в них же и ударило! И теперь зло живет в господском пруду! И никто не в силах это самое зло искоренить — только засыпать проклятый пруд! Спустить его к чертовой матери, да и всех делов-то! Только попробуй ты, докажи Самохину — мол, живут в пруду русалки и они всех на дно утаскивают. Я уже пыталась — он ржал так, что аж слезы потекли. Идиот, право слово — идиот!
Я сидел и не говорил ни слова. Честно — я не знал, что мне сказать. Голова шла кругом. В пруду живут русалки, и чтобы они людей не убивали — я что, должен русалок трахнуть?! Вы что, смеетесь? Вы в своем уме?!
Вот же черт… ну куда я вляпался?! Жил бы себе в райцентре на съемной квартире у Зинаиды Романовны (прикольная тетка, мы с ней даже подружились), ходил бы по участку, оформляя протоколы на придурков, выплескивающих помои на улицу, и горя бы не знал! Никаких тебе бесов, никаких русалок, никаких холодных мокрых задниц и ледяных передниц — ничего такого экстраординарного! И зачем я сюда поехал, в это долбанное Кучкино?!
— Что так обеспокоился? — подначила ведьма — Небось думаешь, каким хреном тебя занесло в эту проклятую деревню? Поздно уже! Вляпался! Теперь думай, как выбираться! Давай рассуждать разумно, без всяких там мужских истерик. Тебе оно надо, Машку вытаскивать? Женой она тебе все равно не будет. Полюбовницу надо? Ты что, без Машки не обойдешься? Баб тебе мало? По деревням небось и краше кого-нибудь найдешь. Черт с тобой — пусть даже замужнюю, есть такие, что муж только бухает, ее не пользует — так почему бы тебе такой бабенке не помочь? Грешным делом считаю — это не измена. Сам виноват, мерзавец — променял жену на бутылку с сивухой! Вот и не плошай! Бери бабенку-то! А что касается Машки… жила она без тебя, и еще проживет. Я присматриваю за ней — она сама об этом не догадывается, но присматриваю. И дом это проклятый время от времени снадобьем дельным поливаю, и заклятьем обхожу. Иначе бы он всю округу заразил, поганец такой! От нескольких кирпичей и весь дом заражается, и Зло тогда становится сильнее. Ну а что касается русалок… то же самое — жили же как-то без тебя. Ну да, иногда кто-то тонет. А что, на море никто не тонет? Или в речках? Да каждое лето только и слышишь — тут утопли, там утопли. Везде есть своя нечисть, и весь мир не защитишь! Конечно, неплохо было бы отпустить девчонок на волю… чтобы улетели душеньки их чистые, освободились от зла. Но это возможно только тогда, когда срок их вышел, который они сами себе назначили. А если не вышел… сложно их уговорить оставить свои безобразия. Там и кроме тех убиенных ублюдками девчонок русалок и русалов хватает. Не только именно эти девчонки топят и тащат на дно. Я же говорю — тонут каждое лето по одному человеку, а ты представляешь, сколько за сто с лишним лет там народу потонуло? И война была — люди топли, и отдыхающие после войны тонули, и в наше время гибнут. А иногда и по два, даже три человека сразу! В позапрошлом году лодка резиновая перевернулась, так сразу трое сгинуло — две девчонки и парень. Говорят — пьяные были в умат. Только я не особо в это верю — что пьяные. И опять же — трупы-то не нашли. Когда просто так тонут — трупы находят. А тут — никакого следа. Глубокий пруд, карстовые пещеры, корни деревьев — несут всю эту чушь, только откуда здесь пещеры? Откуда карстовые? Но что-то же надо сказать, вот власти и говорят всякую ерунду. Корреспондент даже приезжал — из одной телекомпании, что загробным голосом про чудеса вещает. Полазили, поснимали, потом видела я эту передачу — так рассказали о пруде, что можно сразу крест на этом деле ставить. После таких завываний никто не поверит, что в пруду и правда живет настоящее Зло. В общем — думай, парень. Мой совет — забей ты на это дело. И на Машку. И живи, радуйся жизни. Так будет правильно. Практично.
— А совесть? — глухо спросил я — как жить, когда знаешь, что мог предотвратить, мог спасти людей, но ничего для этого не сделал? Когда меня вызовут на место происшествия, когда еще кто-то пропадет — как людям в глаза смотреть? Я же все-таки правильный мент, я людей защищать должен. От преступников, от нечисти всякой. И кто я буду такой, если отойду в сторону и буду наслаждаться жизнью?
— Дурак ты, вот кто! — беззлобно, и вроде как даже с нотками уважения бросила старуха — дурак и есть. И почему-то я так и думала, что ты мне эдакое сказанешь. Честно скажу, вначале ошибалась в тебе. Вижу — красавчик, сердцеед, морда смазливенькая, сам такой весь… хмм… ничего не надо ему, кроме самого себя! Перекати-поле по жизни! А ты вон чего… Впрочем, мне не впервой в людях ошибаться. Как хочешь это понимай. Пробуй, рискуй — получится, так я тебе в пояс поклонюсь, обязана буду. Не получится… ну… каждый сам кузнец своей судьбы. Не жилось тебе спокойно — так давай, дерзай!
— Расскажите мне, как этих русалок увидеть. Когда они появятся, как мне их вызвать, как с ними говорить, чем заинтересовать. И где, в каком месте — может у них какое-то определенное место есть на пруду? И чем можно их соблазнить… хмм… ну… кроме моей скромной личности. Может подарки им какие-то по вкусу? Еда какая-нибудь? Или еще что-то?
— Места у них особого нет, но в твоих интересах разговаривать там, где тебе будет удобнее. Ну не в камыши же залезать, в грязь по колено! Вызвать их можно заклинанием-приговором, я потом тебе его напишу. Или запомнишь — оно легкое. Выходят они после зимы в ночь с тридцатого апреля на первое мая. Слышал про Вальпургиеву ночь? Ну вот, это самое что ни на есть время нечисти. Они поднимаются со дна, играются, занимаются любовью и ждут, не подойдет ли к берегу какой-нибудь глупый человек. Тогда бы они его схватили, залюбили до смерти и унесли в глубины пруда. Ну а потом, после первого мая, они будут отсыпаться, и когда вода совсем согреется — время от времени подымаются к поверхности, чтобы утащить к себе зазевавшегося купальщика или купальщицу. Подарки? Они очень любят расчесываться. У них красивые белые с прозеленью волосы, и они их постоянно расчесывают. Кстати — русалочьи волосы очень ценный магический материал, используемый во множестве сильных заклятий. От многих болезней. И вообще… например — с ними, волосами этими, можно сделать очень сильное любовное заклятие. Приворот такой, что даже ты его скорее всего не перебьешь. Но речь не о том. Итак — любят они красивые гребни, расчески. Любят зеркальца — они в них смотрятся, когда расчесываются. Ну и… вроде как все. Вроде бы. Вообще, говорили что русалки якобы цацки всякие любят — перстни, браслеты, серьги… но кто же им их даст, они же денег стоят, и немалых. Обычно если хотят задобрить русалок — дают им гребни. Ну так уж повелось на Руси.
— Послушайте… а если с ними обменяться? — задумался я — Если им жертву дать? Человека.
— Что?! — бабка даже привстала — ты охренел?! Какую, к черту, жертву?! Ты чего?! Нечисти — людскую жертву?!
— Есть у меня одна идея на этот счет, не кипятитесь… я сейчас вам все расскажу.
И я рассказал. О двух ублюдках, которые изнасиловали и убили соседку, о том, как я расправился с одним, и как собираюсь расправиться с другим. И что для этого хочу сделать.
Старуха выслушала меня, потом долга молчала, чертя своим ухоженным пальцем по столешнице, покрытой застиранной, но дочиста отбеленной скатертью. Затем неохотно, скрипучим недовольным голосом начала:
— Мне это очень не нравится, не скрою! Отдавать нечисти людей — это неправильно. Но разве можно назвать этих ублюдков людьми? Это же твари! Мерзкие, подлые твари — самая настоящая, черная-пречерная нечисть! Да будет ли злом отдать нечисть нечисти? И да, мне кажется — это сработает. Русалки ненавидят насильников. Особенно ЭТИ русалки. Помнят, что с ними творили мерзкие пьяные ублюдки больше ста лет тому назад. И они устроят им хорошенькое наказание! Ох, и устроят! Мне даже думать страшно, что они с ними сделают. И за этих мразей можно выторговать у Агриппины прощение нашей деревне. Ну а что касается других утопленников — ну чтобы люди в пруду больше не тонули — тут я сомневаюсь. Если только русалки оттуда совсем уйдут. Но ты же ведь понимаешь, что это невозможно. Они не согласятся переселиться в другое место. А даже если согласятся — как ты договоришься с ТЕМИ русалками? Ведь в другом месте свои русалки! Хоть парочка, да есть! И свой Водяной есть! Зачем им чужие русалки? Единственное… это как-то их упросить некоторое время не трогать наших купальщиков. На несколько лет. Но это уж как договоришься! Какие у тебя способности к торгу! Ладно, Вася… хорошо поговорили. Иди домой, занимайся своими делами. Вальпургиева ночь через три дня, так что готовься — ищи тех двух ублюдков, думай, как поведешь разговор с русалками, а я тоже подумаю, как и что делать. Ах да, забыла! Сейчас!
Ведьма поднялась и быстро, как молодая шмыгнула в соседнюю комнату. Через несколько минут вышла оттуда с листком бумаги, сунула его мне в руки:
— Спрячь. Выучишь — сожги. Не надо, чтобы кто-то знал этот вызов. Ни к чему. Ну все, все… шагай! Заговорились с тобой, а у меня еще дел куча! Куры не кормлены, огород не полит, и вообще — тебе пора свои дела делать. Гуляй!
Она довольно таки бесцеремонно вытолкнула меня из комнаты, подтолкнула к выходу из коридора, и уже когда я переступал порог, выходя на крыльцо, задумчиво бросила мне вслед:
— Я буду рада, если в тебе не ошиблась. И да, насчет черного и белого ты кое в чем прав. Наверное, это меня и злит больше всего. Ну все, пока! Шагай!
И я пошагал дальше.
— Хозяин, с тобой интересно! — раздался у меня в голове голос, как только я сел за руль уазика — Мы так соскучились по шалостям! Так соскучились! Хорошо, что ты у нас появился!
— Подслушивали? — понял я, и точно, не ошибся.
— Конечно! Она что думает, раз из дома выгнала — мы и послушать не сможем? Поехали скорее, дичь загонять будем! Пошлешь нас помучить человечка?
— А как мучить будете? Мне ведь главное не замучить его до смерти, мне надо, чтобы он ко мне пришел сдаваться. Он мне нужен живой и почти здоровый — чтобы до Вальпургиевой ночи дожил. Обещаете, что не убьете?
— Как можно, хозяин?! Как можно?! Мы бы никогда не посмели убить жертву, всего-то помучив ее часок-другой! Жертва должна мучиться днями, ночами, неделями, годами! Чтобы иссохла от страха и боли, чтобы мечтала о смерти! А мы и не дадим ему умереть!
— Злые вы — искренне ответил я, и повернул ключ в замке зажигания. Из пустоты послышались звуки радостного хихиканья и два очень натуральных звука испускаемых газов. Я даже поморщился — показалось, что в салоне натурально завоняло, хотя такого точно не могло случиться.
Впрочем… от этих гадов можно ожидать чего угодно. Я ведь о них вообще ничего не знаю! Ну… кроме того, что они типа бесы и были выдернуты из какой-то там Нави. То бишь загробного мира. Но что значат слова? Если они не несут никакой информационной накачки… только лишь бессмысленное заклинание, «абракадабра». Бесы могут оакзаться совсем даже не бесами, а Навь… и не Навь эта вовсе.
А возле дома меня ожидал сюрприз. Я даже слегка насторожился — кто это мог сюда подъехать? Никаких знакомых, передвигающихся на рейнджровере у меня нет, и быть не могло.
Паркетник, один замок закрывания двери багажника которого стоит почти столько же, сколько «мой» уазик, стоял прямо напротив ворот, перекрывая мне въезд, но я не стал сигналить, просто поставил машину у забора, а когда вылез из-за руля — закрыл дверь моей машины на ключ. Ну так… на всякий. Вряд ли водитель рейнджа будет шарить у меня в уазике, чтобы попереть дорогую моему сердцу ментовскую кепку, но… это рефлекс. Раз чужие люди рядом — значит, надо закрыть машину. Смешно, понимаю, только ничего с собой поделать не могу.
Кстати сказать, рассмотреть того, кто сидит в салоне было абсолютно невозможно — стекла наглухо тонированы. Мне даже не совсем понятно — как хозяин рейнджа ездит по городу с такими стеклами — это ведь от гаишника до гаишника, это как красная тряпка для быка!
Вспомнилось, как в Чечне избавлялись от тонированных стекол в автомобилях — рассказывал один знакомый, который нередко ездил в Грозный по служебным делам. Так вот — однажды Кадыров объявил войну тонированным машинам. Предупредил, что если представители власти увидят машину с такими наглухо черными стеклами — пусть тогда пеняют на себя. Кое-кто из особо борзоватых молодых чеченцев не поверил словам своего вождя, и это было совершенно напрасно. Кадыров слов на ветер не бросает — так мне не раз уже говорили. Короче говоря, выглядела акция борьбы с тонировками так: стоит тонированная машина, к ней подходит человек с автоматом и прикладом выбивает все заклеенные стекла. Все! На следующий день ни одной тонированной машины во всей Чечне!
Незаконно? Беспредельно? А пофиг. Когда ты не видишь, кто сидит в тонированной машине и ждешь из нее автоматной очереди — ты не просто разобьешь стекла, ты на всякий случай еще и изрешетишь эту машину из калаша. И я прекрасно понимаю борцов с тонировкой. Жить-то всем хочется! А значит — нужно видеть, кто сидит в подъезжающей к тебе машине, и что такого нехорошего он держит в руках.
И вот у моего дома стоит тонированный «недоджип». Ну да, на таких машинах не ездят искоренять несчастных сельских участковых, и вообще искоренять кого бы ни было — слишком уж приметная и дорогая «тачка». Но… чего не бывает в этом мире, и если вспомнить торгаша, на которого я напустил порчу, то это все может оказаться довольно-таки неприятным сюпризом.
Номер блатные, «002». По слухам, такие номера выдает лично начальник областного ГАИ, и только своим, «надежным» людям. Только вот почему-то в числе этих надежных людей почти сто процентов оказались представители кавказской диаспоры. Может потому что у них есть деньги и они могут их подарить хорошему человеку? Ну просто так, ради дружбы. Ради поддержки доблестных органов.
Нет, я не утверждаю, что где-то там, в каком-то городе полиция состоит на содержании кавказской диаспоры — в конце концов, сейчас же не девяностые годы! Это чисто мое наблюдение, возможно и ошибочное: как видишь такой блатной номер, жди, что за рулем будет сидеть гражданин определенной национальности. Примета такая народная!
Кстати, один знакомый гаишник говаривал: «Нахрена нужны эти блатные номера?! Понты одни! Вляпаешься на машине, так и не сбежишь — номер сразу запомнят»
Кстати, да, большинство соображающих ментов предпочитают иметь на своих машинах самые что ни на есть не запоминающиеся «лоховитые» номера.
И опять же — не хочу сказать, что все менты на всякий случай готовятся удариться в бега. Может просто понимают разницу между понтами и чем-то настоящим?
Не стал подходить к рейнджу. Демонстративно не обращая на него внимания открыл калитку, подошел к закрытой на висячий замок двери в дом и стал вставлять в замочную скважину здоровенный кривой ключ.
Когда за спиной скрипнула калитка, я неспешно оглянулся, держа в руке тяжеленный замок (можно использовать и как кастет), и замер, разглядывая того, кто приближался ко мне со стороны рейнджровера. Или вернее не «того», а «ту».
Это была женщина, на первый взгляд лет тридцати, не больше. Элегантно, со вкусом одетая, она была абсолютно чужеродным существом здесь, на покрытой травой-муравой лужайке перед крыльцом сельского дома. Только одни ее туфли с красными подошвами (ну да, наверное те самые) стоили столько, сколько я зарабатываю за месяц довольно-таки неприятного, грязного труда.
Про серьги, переливающиеся в свете вечернего солнца, или про такие же сверкающие кольца и перстни на ее пальцах я даже и говорить совсем ничего не буду. Даже близко не могу представить их стоимость. Да и откуда мне знать цены на бриллианты и прочие драгоценные камешки? Ну да, знаю всякие там величайшие алмазы — «Куллинаны», «Шахи» или «Орловы», но эти все штучки где-то там, далеко, в другом мире, откуда и вынырнула эта одетая будто на прием в посольстве Германии женщина.
Кстати сказать, вблизи оказалось что женщине на самом-то деле скорее всего не тридцать лет, и даже не сорок. Увы, никакая косметика, никакие операции не могут скрыть от внимательного взора специалиста настоящего возраста человека — это я уже успел узнать из своей не такой уж и долгой жизни. Хотя и считаю, что возраст людей — это на самом деле то физическое состояние, в котором он находится сейчас, в настоящий момент. Можно быть старичком в двадцать лет, и крутым парнем в шестьдесят. И это тоже в порядке вещей — как и то, что женщину в пятьдесят невозможно отличить от тридцатилетней, если она имеет спортивную фигуру и следит за своей внешностью с фанатизмом вегана, преследующего «мерзких злобных мясоедов».
Дорогая женщина. Очень дорогая! И какого же черта она делает в моем медвежьем углу? Неужели это… посланцы от черной ведьмы?! Ух ты… а я как-то уже и забыл о нашем с ней договоре! Вот только что я могу сделать, ведь ни черта же не умею пользоваться своими способностями… как бы мне не облажаться!
Впрочем, вполне вероятно, что дело касается всего лишь сельского участкового, каковым я так сказать — имею честь являться.
— Здравствуйте! — голос женщины был густым грудным контральто, породистый такой голос, как и она сама — Вы Василий Каганов?
— Василий Каганов — не стал запираться я — С кем имею честь?
Рядом с такой женщиной хотелось выражаться исключительно в эдакой стародворянской манере: «Я к вашим услугам, сударыня! Для меня честь быть вам полезным!» Смешно, право слово. Или что-то вроде мимикрии? Попадая в круг людей определенного социального слоя подсознательно тут же подстраиваешься под их стиль общения. С урками начинаешь говорить «приблатненно», думая что они так лучше понимают, с новой аристократией на их языке — том языке, на котором как тебе кажется они говорят в этом самом своем высшем обществе..
Осознав это, я едва не улыбнулся, поймав сам себя на таком смешном поведении, и тут же успокоился, придя в свое обычное состояние духа — то бишь готовности ко всему и вся.
— Мое имя Анастасия Павловна. Фамилию вам знать не обязательно. Меня прислала к вам Нина Петровна, ворожея. Сказала, что только вы сможете мне помочь.
— Вот как? — усмехнулся я — И чем же я могу вам помочь? Простой сельский участковый! Вас кто-то обидел? Что-то у вас украли? Хотите подать заявление?
— Василий… — женщина слегка поморщилась — Давайте мы не будем заниматься ерундой. Я же вам сказала — меня прислала к вам ворожея. И просила напомнить о вашей с ней договоренности. Давайте я вам все объясню, а вы уже тогда решите, что вам нужно будет делать, и сможете ли вы помочь.
— Ну… хорошо. Давайте! — без всякого энтузиазма согласился я — Только честно скажу, вы не особо обольщайтесь на мой счет. Мало ли что вам там ворожея рассказала… ведьмы, они такие… болтливые! Пойдемте в пикет, там поговорим. Дома у меня не прибрано.
Женщина кивнула, а я спустился с крыльца и пошел на выход со двора, лихорадочно соображая, что же меня на самом деле ожидает, и чего хочет эта женщина. Если снадобья какого-нибудь — так я ни черта ничего не умею делать! Никаких снадобий! Сделаю что-нибудь не то, так потом греха не оберешься — могут вообще-то и пристрелить. Такие мадам только внешне спокойны, но попробуй-ка ты затронь их жизненно важные интересы — в блин могут раскатать! И самое сложное тут понять — что же является их «жизненно важными интересами».
В пикете было уже довольно-таки сумрачно, пришлось даже включить свет. Солнце еще висело над горизонтом, вот только сам горизонт надежно прятался за высоченными елями, так что в мой дом вечер приходит гораздо раньше, чем где бы то ни было на открытой местности. Лес, понятное дело.
— Присаживайтесь — я указал на не очень опрятный, скорее даже засаленный с подранной обивкой стул напротив рабочего стола, и мне вдруг стало немного стыдно за такую убогую обстановку на моем рабочем месте.
— Бедновательно! — констатировала женщина, и осторожно, будто на земляной бугор опустилась на предложенный ей стул — Может вам спонсорскую помощь оказать? Ну, чтобы могли принимать посетителей в более-менее пристойных условиях.
— Полиция никогда не отказывалась от спонсорства! — без улыбки парировал я — Главное, чтобы после этой спонсорской помощи к прокурору не повели. Помощь бывает всякая. Ну, так что вас привело ко мне? На кого-то протокол надо составить? Или попугать кокардой?
— А вы шутник, Василий… — женщина оценивающе осмотрела меня от макушки до пояса (все, что ей было видно из-за столешницы) — И мужчина интересный. Будь я помоложе…
Она сделала паузу, видно для того, чтобы я оценил ее посыл, и продолжила:
— Давайте, так: я сейчас вам скажу все, что считаю необходимым сказать, а вы уже потом все это прокомментируете. И дальше будем разговаривать предметно. Итак, меня прислала к вам ворожея, которую вы хорошо знаете. И она — вас. Ворожея сказала, что вы очень сильный колдун, или как сейчас это называют — экстрасенс. И что вы можете такое, чего не может сделать ни она, ни подобные ей ворожеи. Не скрою, я отнеслась к ее словам скептически — какой-то сельский участковый, молодой парень — да что он может? Но она настояла на своих словах, и еще заявила о том, что если мы приехали от ее клиента, то должны ей доверять на сто процентов. Иначе у нас ничего не сложится. А еще — сказала, что помочь нам не сможет. Причины объяснять не стала. Кроме того, она назвала стоимость ваших услуг, и я готова оплатить вашу работу, и добавить сверху, если понадобится. Только бы у вас все получилось.