– Укусил меня под утро… – Петр нежно гладил коня по морде.
Потом этот сюжет завоевал Гран-при на фестивале в Монтрё, но для нас ценным было даже не это – а то, что «Взгляд» благодаря запредельной честности, полному отсутствию лакировки действительности объединял людей.
И, конечно, ведущие. С ведущими было полное попадание.
Помню, как увидел их первый раз: четверых молодых и наглых парней привел ко мне знакомиться Андрей Шипилов, завотделом публицистики.
Они зашли в мой кабинет: умные, отвязные, свободные. Они были «нездешними»: у каждого – отличное образование, каждый работал в радиовещании на зарубежные страны, многие из них уже успели побывать за границей (а Саша Любимов – тот и вовсе достаточно долго жил с отцом в Дании). Они видели мир, знали несколько иностранных языков, были по несколько раз женаты. Как-то мы посчитали: на четверых человек у них было семь жен и девять иностранных языков.
Влад Листьев, Александр Любимов, Дмитрий Захаров, Олег Вакуловский.
Поздоровались, сели за стол – кажется, были готовы и ноги на него положить, – рассказали, какой они видят будущую, пока еще безымянную передачу… О телевидении говорили с легким пренебрежением, как о попсе.
Они казались мне по-настоящему смелыми, как и по-настоящему понятными. Конечно, они были свободнее большинства из телевизионщиков 80-х годов. Конечно, это были люди другого мира и другого кругозора.
Но они оставались нормальными советскими ребятами. В своем иновещании, где они трепались на радио «обо всем подряд», ребята все равно понимали, что они могут сказать, а что – нет. И соблюдали границы трепа. Словом, идеальное попадание на роль ведущих. Я сразу, с самого начала разговора понял: оно! Мы нашли идеальных ведущих.
Олег Вакуловский проработал в кадре лишь несколько выпусков. Потом ушел за кадр, а вскоре тяжело заболел и умер. Четверка ведущих не была раз и навсегда определенной – на «кухню» приходили Александр Политковский, Владимир Мукусев, Сергей Ломакин, Артем Боровик, Сергей Бодров…
Потом я долго размышлял над этим: трое ведущих самой свободной передачи на советском (и российском) ТВ ушли из жизни не своей смертью. Влад Листьев и Артем Боровик были убиты, Сергей Бодров погиб в Кармадонском ущелье. Что это – случайность? Или все-таки нет?
В телепрограмме, которую печатали в газетах, она именовалась просто «молодежной развлекательной программой» – и все. Споры вокруг названия не утихали. Я сразу предложил назвать программу «Взгляд», мне сразу все сказали: «Нет, это неоригинально» – в результате первый выпуск «Взгляда» оказался без названия.
Впрочем, программе это сыграло только на руку: ведущие предложили телезрителям самим придумать название передачи… а зритель у нас отзывчивый.
Ответы полетели со всех концов страны.
– Итак, какие названия мы имеем, – произнес Анатолий Лысенко, который принес на летучку список вариантов и заодно – пачку писем. Он посмотрел на бумагу, потом еще раз – на нас.
– То есть никаких названий мы не имеем, – озвучил я его мысль.
Собственно, удивляться не приходилось. Зритель у нас отзывчивый, но непрофессиональный: варианты названий, которые присылали благодарные поклонники, могли бы пригодиться для чего угодно – от заголовка в стенгазете до заголовка научной монографии.
Однако с нашей передачей они не монтировались никак.
– Все, хватит играть в демократию, – сказал я, положив ладонь на стол. – Программа будет называться «Взгляд».
И, к удивлению, все согласились – видимо, за то время, что она была безымянной, все нет-нет да и примеряли к ней это название. И с каждой новой примеркой убеждались: а ведь подходит! Вполне подходит!
Судьба «Взгляда» оказалась удачной – программу сразу полюбили. Каждый вечер пятницы весь советский народ в едином порыве… да, звучит забавно, но так было – главным событием недели в стране становился выпуск «Взгляда».
Однажды кто-то из МВД мне сказал:
– Эдуард Михайлович, мы это, конечно, не озвучиваем, но во время выпуска программы «Взгляд» в стране заметно снижается преступность.
Не берусь утверждать, но, кажется, «Взгляд» даже попал в Книгу рекордов Гиннесса – как программа, которую одновременно смотрели более 180 миллионов зрителей.
Я называл ведущих «битлами перестройки» и «четырьмя мушкетерами». И если «битлов перестройки» подхватили и растиражировали, то восприятие ребят как мушкетеров осталось со мной. Я мысленно на каждого из них примерял роль из Дюма. Листьев, например, был д’Артаньян. А вот Анатолий Лысенко называл Дмитрия Захарова Гурвинеком. Дима не обижался – думаю, у них с парнями тоже были заготовлены прозвища и для Лысенко, и для меня.
Шло обычное совещание у Мамедова. Вдруг в кабинет быстрее собственного «извините» вбегает мой ассистент и шепчет мне на ухо такое, что я сам – уже быстрее ассистента – выбегаю из кабинета.
– У нас ЧП, я должен уйти, – извиняюсь перед Мамедовым и бегу к телефону.
На том конце – Саша Любимов.
– Эдуард Михайлович, такое дело… Нужна ваша помощь.
Александр поехал в Сочи делать репортаж о местном горкоме комсомола. Конечно же, репортаж критический (от «Взгляда» никто и не ждал восторженных репортажей). Конечно же, в горкоме комсомола это понимали.
Но все-таки Любимова встретили, поселили в гостиницу, пожелали приятного отдыха – а потом подсунули ему в номер двух малолетних… вовсе не поклонниц. И накрыли. Новость в СМИ звучала бы чудовищно: «Ведущий „Взгляда“ Александр Любимов заказал в номер двух проституток, причем ни одной из них не исполнилось и 18 лет».
Это был даже не крах репутации.
Это была статья.
Я не стал скрывать от Мамедова – рассказал ему все как есть. А сам звонил по всем возможным и невозможным телефонам, договариваясь, чтобы Любимова отпустили. Сейчас уже про эту историю мы вспоминаем со смехом, но тогда действительно было страшно. Я надеялся, что нам удастся вытащить Сашу. Но вовсе не был уверен в успехе.
Они были молодыми и бесшабашными – наши золотые ведущие. Лысенко стал их наставником и папой. Однажды Влад Листьев не пришел на эфир. Просто не мог прийти – лежал дома пьяный. Потом был разбор полетов, встал вопрос о том, чтобы Листьева уволить за профнепригодность…
Его отстоял Лысенко. Убедил всех, что парня нужно оставить. Но как он ему потом «врезал», когда остался с ним один на один!
Листьев, кстати, потом бросил пить совсем – годами не притрагивался к алкоголю.
И подобные ситуации возникали с каждым – воздух свободы, который «битлы» сами же и генерировали своей передачей, как растения – кислород, не мог не кружить головы. Тем более – умноженный на обожание зрителей.
Однажды мы с Сашей Любимовым вместе оказались на пляже. Я к тому моменту тоже был человеком популярным, за автографами ко мне подходили регулярно… но что происходило вокруг Саши – нужно было видеть.
К нему не просто выстроилась очередь – люди буквально окольцевали его в несколько рядов. Были и поклонницы, и поклонники – каждому хотелось… чего? Взять автограф? Поговорить? Прикоснуться рукой к звезде? Скорее, просто на долю секунды ощутить, что твоя судьба идет параллельно с судьбой одного из самых популярных людей в стране. Пусть секунду. Пусть две. Но это же было!
Я мог бы даже раззавидоваться на Сашин успех, но большая моя удача – в том, что чувство зависти мне несвойственно. Если бы и хотел кому-то позавидовать, не смог бы, нет у меня тех «настроек души», что порождают зависть. И слава богу: увы, мне доводилось видеть талантливых, умных людей, которых их собственная зависть буквально сожрала изнутри. Я же могу только восхищаться успехом других и радоваться, что во всем этом есть и мой вклад.
Не загордились и «взглядовцы». Гаишники останавливали их машины за нарушение – и, увидев, кто за рулем, отдавали честь. На телевидение приходили мешки писем с признаниями в любви.
Ни у одного из ведущих не случилось звездной болезни.
Я думаю, причина в том числе и в нашей молодежной редакции. Она сама представляла из себя концентрацию звезд. Александр Масляков, Кира Прошутинская, Анатолий Малкин, Владимир Соловьев, автор и ведущий программы «Это вы можете». С нами сотрудничала и Валентина Леонтьева, звезда советского ТВ!
Каждый из них на себе прочувствовал, как эфемерна любовь зрителей. И как легко, оказавшись на пике эфира, вдруг потерять все – и поклонников, и сам эфир.
Поэтому, как только у кого-то в редакции начиналась «звездочка», ему сразу же говорили:
– Старик, ты очнись. Это все временно – и у тебя тоже пройдет. Давай-ка выдыхай.
Главный выпускающий рвал и метал, хотя внешне старался сдерживаться.
– Ребята, поймите, нас не поймут, – говорил он, заглушая собственные проклятия. – Сейчас не время.
– А когда время?! – Лысенко, тоже пока сдерживаясь, навалился на стол. – Вы хотите сказать, что в сюжете – неправда?
– Нет, в сюжете правда. Но поймите, сюжет преждевременный. Лучше отложить его на потом.
– На какое потом? – Я тоже едва удерживал эмоции в узде. – Сколько можно откладывать на потом?
– Вы что, не боитесь, что программу могут закрыть? – вспыхнул главный выпускающий.
– А вы не боитесь того, что случится после закрытия программы?! – Я стукнул кулаком по столу.
Каждый раз мы делали «Взгляд» дважды. Сначала работали «на орбиты» – выпускали в прямой эфир программу для Дальнего Востока и Сибири. И пока ведущие были в студии и перемежали свои диалоги сюжетами и музыкальными клипами, выпуск отслеживал главный выпускающий.
А потом наступало время борьбы.
Главным по «Взгляду», конечно, был Лысенко. Но я не мог позволить, чтобы сюжеты «Взгляда» обсуждали без меня, поэтому тоже всегда приходил на эту летучку.
Начиналось все, как правило, довольно мирно, но через какое-то время интеллигентные диалоги переходили в дикий скандал. Мы сражались за каждое слово. Трудно сказать, за что сильнее переживали главные выпускающие: за чистоту нравов наших телезрителей или за собственное место работы и партбилет.
Но они требовали от нас снять с эфира (или изрядно порезать) тот или иной сюжет.
Да, пусть Дальний Восток все это уже увидел без цензуры. Но оставался еще выпуск на Москву. Тот же прямой эфир. Но только уже под бдительным надзором выпускающего.
– Счастливчики живут на Дальнем Востоке, – усмехнулся кто-то из нас. – У них там «Взгляд» свободнее.
Впрочем, иногда и мы использовали запрещенный прием. Понимая, что ни один нормальный выпускающий не одобрит скандальный сюжет, мы его для Дальнего Востока просто не ставили. Программа шла – веселая, острая, но без перебора.
Выпускающий, отсмотрев выпуск «на орбитах», довольно кивал (или притворно вздыхал) – можете же, когда захотите.
А потом на Москву мы сбрасывали информационную бомбу. Так что москвичи с жителями Дальнего Востока оказывались квиты.
Такой бомбой стало выступление Марка Захарова.
В прямом эфире «Взгляда» он предложил вынести из Мавзолея тело Ленина и захоронить его в земле. Даже сейчас – предложи кто-нибудь захоронить тело вождя революции – возникнет серьезный спор.
А тогда идея Захарова прозвучала как взрыв.
Ленин десятилетиями почитался как святой. И пусть в первые годы перестройки отношение к нему несколько поменялось, вот так сразу отказаться от основ собственного мироощущения были готовы далеко не все. Ленин и правда был частью жизни каждого советского человека: его портреты висели в школах и детсадах, его памятники стояли на всех центральных площадях (и не только площадях), его цитаты кочевали из учебника в учебник… Он был вечно живой – в восприятии людей.
И вдруг – похоронить?
Ветераны писали гневные письма. Пионеры с залихватской удалью пересказывали друг другу: «А ты слышал, чего по телевизору говорили?» В ЦК КПСС, кажется, даже растерялись от такой наглости всенародно любимого режиссера.
А Марк Захаров пошел дальше – публично сжег свой партбилет.
Быстро набрала популярность и еще одна перестроечная передача – «До и после полуночи». Ее делали в Главной редакции информации во главе с Григорием Александровичем Шевелевым, его замом Ольваром Какучая и с бессменным ведущим, непривычно аристократичным Владимиром Молчановым.