Сам же я намереваюсь, без астролябии и маятника, искать фрёкен Сильвию, пока мои дни не будут сочтены.
Она ключ.
УТЩЙШНОЦЩШД
ДЩЩЗПЮЯЗНЫЖДР
ЕНКЦДРЛВАРЕОМУ
– Как грустно, – сказал Орест, когда я дочитала письмо.
Он всё еще резал брокколи. «Чик, чик, чик!» – ударялся нож о разделочную доску.
– Что именно? Что он украл эту вещицу? – переспросила я. – Теперь мы так никогда и не узнаем, что намеревался сделать Нильс Эрикссон. Неужели он собирался изменить силы Земли, чтобы продолжать строить свою железную дорогу? Хотел попытаться управлять пересечениями силовых линий, о которых говорится в песне Сильвии? Мне кажется…
– Нет, я не то имел в виду, – ответил Орест. – Я говорил об исчезновении Сильвии – что Аксель так никогда больше и не встретился с ней. Что никакого земного излучения не существует, мы уже знаем, или как?
– Угу, – промычала я. Не потому, что думала так же. – Она была совершенно мистическим существом. Как она могла просто взять и исчезнуть? И свет в лесу… Мне кажется, она… она не совсем человек.
На самом деле я представляла себе Сильвию как эльфийку из «Властелина колец». Светлую, прекрасную и загадочную. Но сказать об этом Оресту я не решилась.
– Ясное дело, она человек, – сказал Орест.
– А как ты думаешь, почему она исчезла? – спросила я.
– Аксель стал ей не нужен, когда выполнил ее просьбу. Или же она догадалась, что он не сделал того, о чём она его просила. Когда он отказался закопать эту штуку… Тогда она рассердилась и исчезла навсегда.
– А свет в лесу? Что ты скажешь об этом?
– Я скажу… – начал Орест и порезал брокколи еще мельче, хотя кусочки и без того уже были маленькими. – Я скажу, что Аксель был влюблен. Когда люди влюблены, они иногда ведут себя очень странно. Мне приходилось про такое слышать.
Голос у него звучал как-то странно, и я подумала, что ему, наверное, кусочек капусты в горло попал. Пока брокколи шипела в масле, я написала краткое содержание письма Акселя, не упоминая никаких сказочных эльфов.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
ПИСЬМА АКСЕЛЯ № 3, СОСТАВЛЕННОЕ МАЛИН
1. Аксель встречается с Нильсом Эрикссоном.
2. Аксель передумал и не собирается красть инструмент, но, когда лошади Нильса Эрикссона упрямятся, Аксель всё же похищает звездные часы.
3. Сильвия хочет, чтобы Аксель спрятал инструмент. Она называет его астролябией и говорит, что он предназначен ребенку-лозоходцу! Она даже сообщает ему имя ребенка и место, где он появится. Она просит Акселя спрятать астролябию и ее песню для этого ребенка.
4. Аксель НЕ выполняет просьбу Сильвии – он не прячет измерительный инструмент. Вместо этого он пытается использовать его сам.
5. Сильвия исчезает.
6. Акселю не удается заставить инструмент работать.
7. Аксель измерял земное излучение и отмечал его пути – их мы видим на старой карте. Но он не знает, как связать это с воздействием звезд.
8. Особенно мощные силы возникают, когда Венера и Марс встречаются в самые светлые сутки года.
9. Аксель говорит, что отказывается от своих измерений. Он передаст астролябию и песню избранному ребенку, как хотела Сильвия. А сам он собирается отправиться на поиски фрёкен Сильвии.
Потом я расшифровала шифр. Она и есть ключ. Всё оказалось очень просто! Ключ – Сильвия.
Я сразу это прочла: первая строчка значит – «в конце песни». Я продолжила:
Получилось «у солнца церкви». Но потом была третья строчка:
Тут получилась какая-то бессмыслица!
Я перепроверила несколько раз, но это не помогало. Должно быть, последняя строчка была зашифрована несколькими шифрами.
«В конце песни», «У солнца церкви»… Может быть, Аксель имел в виду песню Сильвии? По крайней мере, церковь – отчетливая подсказка. Я покончила с шифром как раз тогда, когда Орест справился с приготовлением еды.
– Станция, дуб, мост, церковь, – перечислила я Оресту, помогая ему накрыть на стол.
– Он выбирал такие места, которые мало изменяются со временем, – ответил Орест. – Надеялся, что они сохранятся на долгие годы.
Я задумалась, какое место выбрала бы для тайника я, чтобы сохранить загадку на сто лет вперед.
– Спортивный зал в школе, – предложил Орест. – Там в ближайшие сто лет ничего не изменится, уверяю тебя!
– Да ну! – отмахнулась я и подумала о нашем доме, в котором прожила всю свою жизнь. Останется ли он на прежнем месте через сто лет? И кто будет в нем жить?
Орест сел за стол, не снимая передника, и мы принялись есть бутерброды с арахисовой пастой и бананами, заедая их жареной брокколи. Самый странный завтрак в моей жизни! Но и самый вкусный.
Было еще так рано, что из комнаты Моны и Электры не доносилось ни звука.
Тонкие белые руки Ореста по-прежнему торчали из рукавов, пока мы ели. Я покосилась на них.
На его левой руке, на внутренней стороне, ближе к локтю, я увидела это.
Там у него темнели родимые пятна – много маленьких темных точек на белой, как мел, коже. Расположенные очень близко друг к другу, они образовывали полоски. А из полосок складывался знак. Он выглядел как стрела – вернее, стрелка, указывающая вверх, в сторону плеча. Стрелку перечеркивала маленькая черточка – крест-накрест. Знак чернел на руке Ореста как татуировка.
Этот знак я видела раньше. Много-много раз.
Знак Оракула.
29
Сама не знаю, как я вернулась домой от Ореста. Даже не припомню, что я ему сказала. Наверное, что у меня болит живот, – раз я оставила всю грязную посуду и просто встала и пошла. Или что меня тошнит…
Помню, папа что-то крикнул мне вслед из гостиной, а я взбежала вверх по лестнице, зашла в свою комнату и кинулась на постель. Но потом меня реально затошнило, и я бросилась в туалет. Долго сидела на полу, пытаясь унять стук в голове. Но вырвать меня так и не вырвало.
Я пыталась не думать об Оракуле – с тех пор как это произошло. Никогда больше не думать об этом. Но теперь мне придется объяснить вам всё – то, о чём мне хотелось бы говорить меньше всего на свете. Почему мама не разрешает мне завести собственный компьютер, планшет или даже обычный мобильник. Почему мама следит за каждым моим шагом… И почему у нее есть на это очень веские причины.
ИНЦИДЕНТ С ИНТЕРНЕТОМ
23 сентября (прошлого года)
Когда я вернулась из школы 23 сентября прошлого года, возле нашего дома стояла полицейская машина. Я сразу же подумала: папа умер, у него остановилось сердце. Хотя почему приехала именно полиция, если папа умер, – об этом я тогда как-то не подумала. Внутри у меня всё похолодело, заходить в дом не хотелось, так что я развернулась и пошла обратно к школе и еще подумала: если кто-нибудь спросит, что я здесь делаю, навру, что что-то потеряла. Я просто ходила кругами вокруг школы. В конце концов мне всё же пришлось вернуться домой, но тогда полицейская машина уже уехала.
Мама сидела на кухне. Лицо у нее было белое, как простыня. Внутри у меня всё сжалось. «Сейчас она скажет, что папа умер, – подумала я. – Вот сейчас она скажет, вот сейчас…» Мне показалось, что мое сердце тоже остановилось. Но тут мама сказала:
– Как ты могла вляпаться в такую историю?
Я ничего не поняла. Я что, каким-то образом убила папу?
– Вот в это, Малин, – проговорила мама с отчаянием в голосе. Она кивнула на кухонный стол перед собой. Там веером лежали какие-то бумаги. Распечатки, в которых было много-много слов – строчка за строчкой. Я шагнула ближе.
На бумаге слова выглядели иначе, чем на экране, однако я узнала их. Все до одного. Это были мои слова – я написала всё это, лежащее теперь холодным сугробом на столе. Но ведь это адресовалось не маме. Я писала своей подруге Оракулу Сивилле. Сивилле, которая должна остаться моей тайной.
«Пиши обо всём, – призывала меня Оракул Сивилла, когда я нашла ее в интернете. – Расскажи обо всём, что тебя тяготит. Я помогу тебе. Я спасу тебя. Я знаю всё».
И я писала.
Рассказывала о том, как мне одиноко в школе, что, хотя все неплохие, у меня не получается завести друзей. Делилась переживаниями о папиной серьезной болезни. Говорила о том, что меня очень тревожит – вдруг он умрет. Я описывала и свои самые обычные мысли: например, как так получилось, что единственное, что у меня получается хорошо, – это играть на виолончели, но до этого всё равно никому нет дела.
«Ты особенная, – писала мне Оракул. – Ты не такая, как все. Поэтому у тебя такое чувство. Я знаю, кто ты. Послушай меня, и я помогу тебе. Ты нужна нам».
Она ключ.
УТЩЙШНОЦЩШД
ДЩЩЗПЮЯЗНЫЖДР
ЕНКЦДРЛВАРЕОМУ
– Как грустно, – сказал Орест, когда я дочитала письмо.
Он всё еще резал брокколи. «Чик, чик, чик!» – ударялся нож о разделочную доску.
– Что именно? Что он украл эту вещицу? – переспросила я. – Теперь мы так никогда и не узнаем, что намеревался сделать Нильс Эрикссон. Неужели он собирался изменить силы Земли, чтобы продолжать строить свою железную дорогу? Хотел попытаться управлять пересечениями силовых линий, о которых говорится в песне Сильвии? Мне кажется…
– Нет, я не то имел в виду, – ответил Орест. – Я говорил об исчезновении Сильвии – что Аксель так никогда больше и не встретился с ней. Что никакого земного излучения не существует, мы уже знаем, или как?
– Угу, – промычала я. Не потому, что думала так же. – Она была совершенно мистическим существом. Как она могла просто взять и исчезнуть? И свет в лесу… Мне кажется, она… она не совсем человек.
На самом деле я представляла себе Сильвию как эльфийку из «Властелина колец». Светлую, прекрасную и загадочную. Но сказать об этом Оресту я не решилась.
– Ясное дело, она человек, – сказал Орест.
– А как ты думаешь, почему она исчезла? – спросила я.
– Аксель стал ей не нужен, когда выполнил ее просьбу. Или же она догадалась, что он не сделал того, о чём она его просила. Когда он отказался закопать эту штуку… Тогда она рассердилась и исчезла навсегда.
– А свет в лесу? Что ты скажешь об этом?
– Я скажу… – начал Орест и порезал брокколи еще мельче, хотя кусочки и без того уже были маленькими. – Я скажу, что Аксель был влюблен. Когда люди влюблены, они иногда ведут себя очень странно. Мне приходилось про такое слышать.
Голос у него звучал как-то странно, и я подумала, что ему, наверное, кусочек капусты в горло попал. Пока брокколи шипела в масле, я написала краткое содержание письма Акселя, не упоминая никаких сказочных эльфов.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
ПИСЬМА АКСЕЛЯ № 3, СОСТАВЛЕННОЕ МАЛИН
1. Аксель встречается с Нильсом Эрикссоном.
2. Аксель передумал и не собирается красть инструмент, но, когда лошади Нильса Эрикссона упрямятся, Аксель всё же похищает звездные часы.
3. Сильвия хочет, чтобы Аксель спрятал инструмент. Она называет его астролябией и говорит, что он предназначен ребенку-лозоходцу! Она даже сообщает ему имя ребенка и место, где он появится. Она просит Акселя спрятать астролябию и ее песню для этого ребенка.
4. Аксель НЕ выполняет просьбу Сильвии – он не прячет измерительный инструмент. Вместо этого он пытается использовать его сам.
5. Сильвия исчезает.
6. Акселю не удается заставить инструмент работать.
7. Аксель измерял земное излучение и отмечал его пути – их мы видим на старой карте. Но он не знает, как связать это с воздействием звезд.
8. Особенно мощные силы возникают, когда Венера и Марс встречаются в самые светлые сутки года.
9. Аксель говорит, что отказывается от своих измерений. Он передаст астролябию и песню избранному ребенку, как хотела Сильвия. А сам он собирается отправиться на поиски фрёкен Сильвии.
Потом я расшифровала шифр. Она и есть ключ. Всё оказалось очень просто! Ключ – Сильвия.
Я сразу это прочла: первая строчка значит – «в конце песни». Я продолжила:
Получилось «у солнца церкви». Но потом была третья строчка:
Тут получилась какая-то бессмыслица!
Я перепроверила несколько раз, но это не помогало. Должно быть, последняя строчка была зашифрована несколькими шифрами.
«В конце песни», «У солнца церкви»… Может быть, Аксель имел в виду песню Сильвии? По крайней мере, церковь – отчетливая подсказка. Я покончила с шифром как раз тогда, когда Орест справился с приготовлением еды.
– Станция, дуб, мост, церковь, – перечислила я Оресту, помогая ему накрыть на стол.
– Он выбирал такие места, которые мало изменяются со временем, – ответил Орест. – Надеялся, что они сохранятся на долгие годы.
Я задумалась, какое место выбрала бы для тайника я, чтобы сохранить загадку на сто лет вперед.
– Спортивный зал в школе, – предложил Орест. – Там в ближайшие сто лет ничего не изменится, уверяю тебя!
– Да ну! – отмахнулась я и подумала о нашем доме, в котором прожила всю свою жизнь. Останется ли он на прежнем месте через сто лет? И кто будет в нем жить?
Орест сел за стол, не снимая передника, и мы принялись есть бутерброды с арахисовой пастой и бананами, заедая их жареной брокколи. Самый странный завтрак в моей жизни! Но и самый вкусный.
Было еще так рано, что из комнаты Моны и Электры не доносилось ни звука.
Тонкие белые руки Ореста по-прежнему торчали из рукавов, пока мы ели. Я покосилась на них.
На его левой руке, на внутренней стороне, ближе к локтю, я увидела это.
Там у него темнели родимые пятна – много маленьких темных точек на белой, как мел, коже. Расположенные очень близко друг к другу, они образовывали полоски. А из полосок складывался знак. Он выглядел как стрела – вернее, стрелка, указывающая вверх, в сторону плеча. Стрелку перечеркивала маленькая черточка – крест-накрест. Знак чернел на руке Ореста как татуировка.
Этот знак я видела раньше. Много-много раз.
Знак Оракула.
29
Сама не знаю, как я вернулась домой от Ореста. Даже не припомню, что я ему сказала. Наверное, что у меня болит живот, – раз я оставила всю грязную посуду и просто встала и пошла. Или что меня тошнит…
Помню, папа что-то крикнул мне вслед из гостиной, а я взбежала вверх по лестнице, зашла в свою комнату и кинулась на постель. Но потом меня реально затошнило, и я бросилась в туалет. Долго сидела на полу, пытаясь унять стук в голове. Но вырвать меня так и не вырвало.
Я пыталась не думать об Оракуле – с тех пор как это произошло. Никогда больше не думать об этом. Но теперь мне придется объяснить вам всё – то, о чём мне хотелось бы говорить меньше всего на свете. Почему мама не разрешает мне завести собственный компьютер, планшет или даже обычный мобильник. Почему мама следит за каждым моим шагом… И почему у нее есть на это очень веские причины.
ИНЦИДЕНТ С ИНТЕРНЕТОМ
23 сентября (прошлого года)
Когда я вернулась из школы 23 сентября прошлого года, возле нашего дома стояла полицейская машина. Я сразу же подумала: папа умер, у него остановилось сердце. Хотя почему приехала именно полиция, если папа умер, – об этом я тогда как-то не подумала. Внутри у меня всё похолодело, заходить в дом не хотелось, так что я развернулась и пошла обратно к школе и еще подумала: если кто-нибудь спросит, что я здесь делаю, навру, что что-то потеряла. Я просто ходила кругами вокруг школы. В конце концов мне всё же пришлось вернуться домой, но тогда полицейская машина уже уехала.
Мама сидела на кухне. Лицо у нее было белое, как простыня. Внутри у меня всё сжалось. «Сейчас она скажет, что папа умер, – подумала я. – Вот сейчас она скажет, вот сейчас…» Мне показалось, что мое сердце тоже остановилось. Но тут мама сказала:
– Как ты могла вляпаться в такую историю?
Я ничего не поняла. Я что, каким-то образом убила папу?
– Вот в это, Малин, – проговорила мама с отчаянием в голосе. Она кивнула на кухонный стол перед собой. Там веером лежали какие-то бумаги. Распечатки, в которых было много-много слов – строчка за строчкой. Я шагнула ближе.
На бумаге слова выглядели иначе, чем на экране, однако я узнала их. Все до одного. Это были мои слова – я написала всё это, лежащее теперь холодным сугробом на столе. Но ведь это адресовалось не маме. Я писала своей подруге Оракулу Сивилле. Сивилле, которая должна остаться моей тайной.
«Пиши обо всём, – призывала меня Оракул Сивилла, когда я нашла ее в интернете. – Расскажи обо всём, что тебя тяготит. Я помогу тебе. Я спасу тебя. Я знаю всё».
И я писала.
Рассказывала о том, как мне одиноко в школе, что, хотя все неплохие, у меня не получается завести друзей. Делилась переживаниями о папиной серьезной болезни. Говорила о том, что меня очень тревожит – вдруг он умрет. Я описывала и свои самые обычные мысли: например, как так получилось, что единственное, что у меня получается хорошо, – это играть на виолончели, но до этого всё равно никому нет дела.
«Ты особенная, – писала мне Оракул. – Ты не такая, как все. Поэтому у тебя такое чувство. Я знаю, кто ты. Послушай меня, и я помогу тебе. Ты нужна нам».