И вернулся в дом.
У дверей дальней комнаты стояли в карауле два йомена-лучника; в этой комнате леди Бротон осматривал королевский врач. У стены в соседней комнате стоял сам Бротон, задумчиво глядя в пол и постукивая по панели.
Я вернулся в гостиную, где на столах были разбросаны карты и стояли брошенные шахматные фигуры. События вышли за границы игры, и единственная фигура, которая, вероятно, могла быть полезна, исчезла с доски. Люди собирались небольшими группами и негромко разговаривали. Я увидел у камина Амалию с подругами, подошел и вежливо стоял, ожидая своей очереди заговорить.
Стремительно вошли два джентльмена в плащах и сапогах со шпорами. Они направились в конюшню и задержались, чтобы выпить по бокалу вина, затем отправились дальше. Одна из подруг Амалии посмотрела на меня:
– Ты не будешь участвовать в погоне?
– У меня крепкая лошадь, – ответил я, – но не для гонок. – Это относилось не только к лошади, но и ко мне. Я повернулся к Амалии: – Леди Бротон лучше?
Она плотнее завернулась в зеленый атлас платья.
– Она пережила ужасное потрясение, – сказала она. – Не могу говорить о состоянии ее духа, но ее тело, кажется, не пострадало.
– Не понимаю, как Бротону пережить это, – сказал кто-то. – Ведь его обвинят в попытке избавиться от жены, чтобы жениться на королеве.
– Попытка не удалась, – сказал один из джентльменов.
– Не важно, – настаивал первый. – Важно, что обвинят его.
– Обвинят, – сказал я. – Но он может быть невиновен.
Миндалевидные глаза Амалии осмотрели собравшихся, и, очевидно, она решила, что в присутствии тех, кто может ее услышать, говорить безопасно.
– Есть более надежные способы расстаться с женой, – сказала она, – чем перед десятком свидетелей.
– И лучший способ устроить это, – сказал я, – чем оставлять кинжал, который прямо указывает на тебя.
Остальные об этом не слышали. Пока я рассказывал о резной яшмовой рукояти, из передней части дома послышались звуки преследования, крики и возгласы: толпа джентльменов бросилась в погоню за преступником. Они приехали охотиться, вынужденно торчали в комнатах и сейчас ухватились за возможность новой охоты с таким пылом и рвением, словно это была охота на оленя.
Пока собравшиеся у камина говорили о будущем Бротона, я задумался о своем будущем. Я не был связан с расследованием убийства как свидетель. Поэтому, решил я, можно действовать самостоятельно.
– Пожалуй, я поеду, – сказал я.
Амалия посмотрела на меня.
– Все-таки хочешь участвовать в погоне за убийцей? Разве можно его поймать спустя столько времени?
– Думаю, если я поеду в Селфорд, то смогу опознать его.
Через ромбовидное стекло окна она посмотрела на йоменов-лучников на лужайке, готовившихся к отъезду. И нахмурилась.
– Пригодится ли кому-нибудь это твое знание? – спросила она.
Я удивился:
– Если ваша милость считает, что мне не следует уезжать, я останусь.
– Не могу сказать, к добру или к худу эта твоя поездка, – сказала она. – И во всяком случае не думаю, что свита королевы останется в охотничьей хижине. Уверена, Совет рекомендует королеве вернуться в Селфорд, но для устройства отъезда потребуется целый день, так что ее величество уедет только завтра утром.
– Значит, я могу ехать?
Она с легким удивлением взглянула на меня, как будто удивленная тем, что я спрашиваю у нее разрешения.
– Конечно. Постарайся по пути не попасться разбойникам и грабителям.
Я улыбнулся:
– С удовольствием повинуюсь.
– А если случайно найдешь преступника, хорошенько подумай, что будешь делать.
Совет показался мне странным, поэтому я просто ответил, что подумаю, поклонился и пошел в свою комнату. Сменил обувь, надел кожаную куртку и брюки для верховой езды, а все прочее сложил в седельные сумки. Надел пальто и поверх – плащ от дождя.
Я зашел на кухню, спросил пару пирогов с олениной и положил их в карманы пальто. Наполнил кожаную бутылку некрепким пивом и пошел на конюшню, где капитан отряда йоменов-лучников с группой солдат как раз отбывал в погоню. Все они были вооружены мечами и пистолетами.
Хотя я не надеялся догнать убийцу, я намерен был ехать быстро, поскольку предстояло преодолеть двенадцать лиг до ночи, прежде чем закроются городские ворота, а я предпочитал не проверять, насколько честны стражники у ворот.
Йомены-лучники уехали. Вероятно, следует заметить, что я ни разу в жизни не видел в руках у йомена-лучника лук – все они вооружены только копьями, мечами и кремневыми ружьями. Современная война сделал луки устаревшим оружием, но мы так привержены традициям, что придворные стражники остаются лучниками и останутся ими, пока стоит дворец.
Когда я седлал лошадь, появилась Амалия со своими служанками, кучером, лакеем и багажом. Я удивленно посмотрел на нее.
– Решила последовать твоему примеру, йомен Квиллифер, – сказала она, – и покинуть эту «печальную арену разбитых надежд».
– Я тоже. И это ведь цитата из Белло?
– Не знаю, и мне все равно, – сказала она. – Можешь поехать со мной в карете, если хочешь.
Я спорил с собой, стоит ли принять это предложение: мне хотелось побыстрее попасть в город, а если поехать с Амалией, это было бы приятнее, но гораздо дольше.
Однако, подумал я, если убийца сегодня в Селфорде, то, вероятно, будет там и завтра.
Я сел в карету Амалии. Она приказала поднять верх, чтобы наслаждаться свежим воздухом, но и нам, и слугам пришлось закутаться потеплее, потому что день был холодный. Ее четверка лошадей была одной масти и одной породы кремелло – белые, с розовыми носами и блестящими голубыми глазами. Это была не просто красивая четверка, они и шли хорошо, и мои опасения, что я опоздаю, развеялись. Моя взятая внаем лошадь едва поспевала за каретой.
Мы ехали через королевский лес, шлепая по лужам и объезжая упавшие ветки. Очень скоро нам встретились первые возвращавшиеся преследователи. Они скакали за преступником, как за добычей, и вскоре их лошади выдохлись, им пришлось вернуться. Можно было заранее догадаться, что так будет даже с господами. Те, кто действительно пекся о лошадях, вели их домой спешившись, а остальные ехали на взмыленных, спотыкающихся, жалких животных.
Когда мы выехали на главную дорогу, Амалия откупорила бутылку вина, а я достал пироги. Разговор шел оживленный – служанки, взбудораженные утренними событиями, оставаясь в комнатах для слуг, набрались множества слухов, например, что убийцу нанял коварный сводный брат Борлоды Клейборн, или посол из Лоретто, или Бротон, или даже сама королева.
– Зачем же Клейборну убивать виконтессу? – презрительно спросила Амалия. Хотя сама некоторое время обдумывала теорию о том, что за убийством стоит один из послов, желающий обеспечить невесту своему принцу.
Пока продолжалось это обсуждение, я смог взять под шкурой, которой мы вместе укрывались, руку Амалии и время от времени касался ее бедра, отчего она вздыхала. Но под пристальными взглядами служанок я не смел вызывать эти вздохи слишком часто или допускать другие вольности.
Кажется, во время этой поездки одна из служанок увлеклась мной, хотя я не стал проверять это предположение.
В дороге мы встречали все больше возвращающихся преследователей, все они направлялись в охотничью хижину. И хотя они своих лошадей не загнали, но пришли к выводу, что им не поймать убийцу, и постарались вернуться к ужину.
Последним встретился унылый отряд йоменов-лучников, которые вели преследование дольше всех. Лейтенант отправился предупредить капитана стражи ворот, на случай если беглец днем где-то прятался, а к ночи решит приехать в город, а остальные направились в охотничью хижину, чтобы доложить королеве Борлоде о неудаче.
Хотя карета ехала по пустой дороге быстро, все же недавно бушевала буря, дорога раскисла и пестрела лужами и сорванными ветками; некоторые из них были такими тяжелыми, что мы с лакеем едва могли их сдвинуть. Это означало задержки; к тому времени как мы проехали королевский замок Шорнсайд, тени уже удлинились.
– Вероятно, нам не добраться до Селфорда засветло, – сказал я. – Вашей милости стоит подыскать гостиницу.
– О! В этом нет необходимости. – Она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц. – У нас неподалеку есть поместье, и я уже послала предупредить, что мы там отужинаем и переночуем. Дворецкий найдет тебе комнату, если не хочешь всю ночь трястись в седле до столицы.
Делая это приглашение, она гладила меня по бедру, и я преодолел притворное нежелание и согласился.
Я решил, что беглец и завтра будет на месте. Если он вообще там.
Обещанная постель была на том же этаже, что спальня Амалии, – и очень удобная, но я провел в ней совсем немного времени. Как только в доме все стихло, я прокрался по коридору и постучал в дверь спальни, и мы вдвоем провели замечательную ночь в ее огромной кровати под балдахином, за наслаждением и смехом начисто забыв об убийстве. Когда я наконец уснул, то спал так крепко, что утром едва успел вернуться к себе, прежде чем слуга принес воду для бритья.
После завтрака я, приняв благодарственно-умоляющий вид, поцеловал Амалии руку и отправился в столицу, куда прибыл к середине утра. Весь день небо закрывали низкие тучи, дул резкий ветер. Я вернул лошадь в конюшню в Моссторпе и с седельными сумками через плечо отправился по мосту в Селфорд, а там – в свою квартиру на Чэнслери-роуд. Опустошив сумки и не переодев платья для верховой езды, пошел на Чаттеринг-лейн, улицу оружейных мастерских. На ходу я разглядывал вывески. С обеих сторон доносились удары молотов по наковальням. Вскоре я увидел вывеску с изображением меча и короны и вошел в мастерскую Роусона Крауншилда. Спросив хозяина, я узнал, что его фамилия произносится как-то вроде «Грунсел».
Я спросил мастера Крауншилда о квилоне с гербом Бротона. Он его хорошо помнил. Он сам сделал этот клинок и выставил в витрине мастерской. Зашел клиент с улицы и захотел купить кинжал, но с условием, что на рукояти появится герб Бротона. В таких случаях Крауншилд обычно работал с резчиком камней, и им обоим хорошо заплатили за резьбу по яшме и за то, что работу выполнили быстро.
Крауншилд сказал, что кинжал купили в подарок сыну Бротона. Его вряд ли можно было винить в незнании того, что у Бротона нет сына.
– Кто заказал кинжал? – спросил я и удивился, узнав, что это была женщина. Я попросил описать ее.
Длительное описание, которое Крауншилд прерывал четырех- и пятиминутными отступлениями, сводилось к тому, что у покупательницы были женские формы и несомненно женское лицо. Выговор либо бонвилльский, либо южного Форнленда (которые нимало не похожи). Я мысленно сделал заметку, что, если все-таки получу лицензию стряпчего, никогда не стану вызывать Крауншилда в качестве свидетеля.
– Не знатная дама, – добавил он. – Но респектабельная. Может быть, служанка, но из старших слуг. Экономка или гувернантка.
Чтобы защититься от экономок, гувернанток и их убийственных планов, я тоже купил себе квилон и сунул его под плащ за пояс, откуда легко мог его выхватить правой рукой. Потом поблагодарил мастера Гунсела и отправился на Сэддлерс-Роу, но там не оказалось ни одной витрины с изображением воробья, славки и вообще мелкой птицы. Тогда я прошел дальше, к известной фирме седельщиков «Лоринер». Там служитель показал мне книгу заказов членов гильдии и сразу нашел в ней изображение птицы.
– Это мастерская Дагоберта Финча, сэр, – сказал он.
– Где мне ее найти?
– На другом берегу реки, в Моссторпе.
Я зашагал обратно по большому мосту к мастерской Финча в Моссторпе. В мастерской пахло кожей и костяным маслом, на балках под крышей висели седла, как туши в мясной лавке моего отца. Седельщик мастер Финч оказался невысоким вспыльчивым мужчиной с щетинистыми усами.
– Я продаю много седел, молодой человек, – сказал он.
– Седло было продано джентльмену примерно моего роста, – сказал я. – Когда я вчера с ним столкнулся, у него была борода. Он ездит на лошади игреневой масти.
По неожиданному блеску в глазах Финча я понял, что он узнал мое описание, но потом его взгляд стал осторожным.
– Зачем вам его знать?
– Я ему задолжал, – сказал я. – Два дня назад мы охотились в Кингсмере и поспорили об одном джентльмене, который вышел с мечом на оленя. Пари я проиграл. Но в горячке спора забыл спросить его имя.
– Странно разыскивать человека, чтобы отдать ему деньги.
– Я могу себе это позволить, – сказал я. – Все прочие пари я выиграл.