В комнате стоят двое слуг. Мужчина и женщина, в простой одежде, отмеченной цветами Дома Самоса. Я внезапно понимаю, что они Красные.

– Пожалуйста, придайте ей приличный вид, – говорит Эванжелина, не затрудняясь поднять голову.

Красные жестом подзывают меня к единственному зеркалу. Глядя в него, я замечаю, что Элейн тоже тут – она нежится на длинной кушетке в лучах солнцах, как довольная кошка. Она ловит мой взгляд без любопытства и страха, с одним лишь равнодушием.

– Можете подождать снаружи, – говорит Элейн, повернувшись к Арвенам.

Свет отражается от ее рыжих волос, которые переливаются, как жидкое пламя. Хотя у меня есть веский повод выглядеть ужасно, в присутствии этой девицы мне становится неловко.

Эванжелина кивает в знак согласия, и Арвены выходят, напоследок бросив в мою сторону сердитый взгляд. Я жадно впиваю его и запоминаю на будущее.

– Никто не хочет объяснить, в чем дело? – обращаюсь я к тишине, не ожидая ответа.

Девушки дружно смеются, многозначительно переглядываясь. Я пользуюсь возможностью осмотреть комнату и оценить свое положение. В ней есть еще одна дверь, очевидно ведущая в спальню Эванжелины. Окна плотно закрыты от холода. Они выходят на знакомый внутренний двор, и я понимаю, что моя камера-спальня – прямо напротив. От этого открытия меня охватывает дрожь.

К моему удивлению, Эванжелина с лязгом откладывает свое рукоделье. Корона рассыпается, не в состоянии удерживать форму без ее способности.

– Принимать гостей – обязанность королевы.

– Ну, я не гость, а ты не королева, так что…

– Советую думать, прежде чем говорить, – огрызается Эванжелина.

Красная женщина быстро моргает и вздрагивает, как будто наши реплики причиняют ей боль. На самом деле это вполне может статься, и я решаю не глупить. Я прикусываю губу, чтобы удержать глупые слова, и позволяю Красным слугам возиться со мной. Мужчина расчесывает волосы и сворачивает их в спираль, а женщина занимается моим лицом. Никаких белил – румяна, немножко туши, чтобы подвести глаза, и ярко-красная помада. Очень крикливо.

– Вот так сойдет, – говорит Элейн.

Красные быстро отходят, вытянув руки по швам и кланяясь.

– Нельзя, чтобы казалось, будто с ней слишком хорошо обращаются. Принцы этого не поймут.

У меня глаза лезут на лоб. Принцы. Гости. Зачем я понадобилась на сей раз?

Эванжелина замечает мое удивление. Она громко фыркает и бросает в сторону Элейн бронзовый цветок. Он втыкается в стенку у нее над головой, но Элейн, кажется, не страшно. Она мечтательно вздыхает.

– Думай, что говоришь, Элейн.

– Она сама всё узнает через минуту, моя дорогая. Пустяки.

Она поднимается с подушек, расправляя длинные руки и ноги, которые буквально светятся. Глаза Эванжелины следят за каждым ее движением – взгляд становится внимательнее, когда Элейн подходит ко мне.

Она становится рядом со мной у зеркала и смотрит на мое отражение.

– Хорошо веди себя сегодня, слышишь?

Интересно, как быстро Эванжелина сдерет с меня кожу, если я врежу Элейн локтем по зубам?

– Ладно.

– Вот и молодец.

А затем она исчезает, став невидимкой, – но я ее чувствую. Рука Элейн касается моего плеча. Это предупреждение.

Я смотрю сквозь невидимое туловище Элейн на Эванжелину. Она поднялась с пола, и складки платья распрямляются, текучие, как ртуть. Не исключаю, что так и есть.

Когда она широкими шагами устремляется ко мне, я невольно шарахаюсь. Но рука Элейн удерживает меня, заставляя стоять прямо. Эванжелина слегка наклоняется, с едва заметной улыбкой. Ей приятен мой страх. Она поднимает руку, и я вздрагиваю; тогда она открыто усмехается. Но, вместо того чтобы нанести удар, Эванжелина заправляет прядь волос мне за ухо.

– Не соверши ошибки, это все ради меня, – говорит она. – Не ради тебя.

Понятия не имею, о чем речь, но все-таки киваю.



Эванжелина ведет нас не в тронную залу, а в приватный зал совета. Стражи, охраняющие дверь, выглядят еще внушительнее, чем обычно. Войдя, я понимаю, что они стоят даже у окон. Дополнительная предосторожность после появления Бабули.

Когда я в последний раз проходила здесь, в помещении никого не было, кроме Джона. Он и сейчас тут – тихо жмется в углу, такой непритязательный по сравнению с остальными. Я вздрагиваю при виде Воло Самоса, молчаливого паука в черном, рядом с которым стоит его сын Птолемус. Разумеется, здесь и Самсон Мерандус. Он скалится, глядя на меня, и я опускаю глаза, избегая его взгляда, как будто могу отгородиться от воспоминания об этом человеке, вползающем в мой мозг.

Я ожидаю увидеть Мэйвена в одиночестве в дальнем конце мраморного стола, но по обе стороны от него стоят двое. Оба одеты в тяжелые меха и мягкую замшу – эта одежда способна противостоять арктическому холоду, пусть даже здесь мы хорошо защищены от мороза. У них темная, иссиня-черная кожа, похожая на полированный камень. У того, что справа, замысловато уложенные косы переплетены золотом и бирюзой, а у того, что слева, длинные блестящие локоны увенчаны короной из цветов, вырезанных из белого кварца. Очевидно, это представители королевской семьи. Не нашей, конечно, не из Норты.

Мэйвен поднимает руку и указывает на Эванжелину. В свете зимнего солнца она так и сверкает.

– Моя невеста, леди Эванжелина из Дома Самоса, – объявляет он. – Без нее мы не поймали бы Мэру Бэрроу – девочку-молнию и предводителя Алой гвардии.


Эванжелина хорошо играет свою роль. Она кланяется гостям. Те поочередно склоняют головы. Их движения неторопливы и текучи.

– Наши поздравления, леди Эванжелина, – произносит тот, что с короной.

И протягивает руку. Эванжелина, наслаждаясь чужим вниманием, позволяет ему поцеловать свои пальцы.

Когда она сердито взглядывает на меня, я понимаю, что должна последовать ее примеру, и неохотно подчиняюсь. Двух незнакомцев я интригую; они восхищенно наблюдают за мной. Но я отказываюсь хотя бы кивнуть.

– Это и есть девочка-молния? – спрашивает второй принц.

Его зубы кажутся белыми, как луна, на фоне черной кожи.

– Та, которая доставила вам столько проблем? И вы сохранили ей жизнь?

– Ну конечно, – отзывается его соотечественник.

Он встает, и я понимаю, что в нем больше двух метров росту.

– Это же превосходная приманка. Хотя я удивляюсь, что террористы еще не предприняли серьезной попытки к освобождению, если она и впрямь настолько важна.

Мэйвен жмет плечами. От него исходит аура тихого удовлетворения.

– Мой дворец хорошо защищен. Проникнуть сюда просто невозможно.

Мы встречаемся взглядами. «Врешь». Мэйвен почти ухмыляется, как будто это наша общая шутка. Я подавляю привычное желание плюнуть на него.

– У себя в Пьемонте мы провели бы ее по улицам всех городов, – говорит принц с короной из кварца. – Показали бы нашим подданным, что бывает с такими, как она.

Пьемонт. Это слово – как удар колокола у меня в голове. Значит, к нам прибыли пьемонтские принцы. Я напрягаю память, пытаясь припомнить, что мне известно об их стране. Пьемонт – южный сосед Норты и ее союзник. Им управляют принцы. Все это я слышала от Джулиана на занятиях. Но я знаю и кое-что другое. Я помню поставки на остров Так – припасы, контрабандой переправленные из Пьемонта. И Фарли сама намекнула, что Алая гвардия действует и там, намереваясь разжечь восстание на территории ближайшего союзника Норты.

– Она умеет говорить? – спрашивает принц, глядя то на Мэйвена, то на Эванжелину.

– К сожалению, да, – отвечает та с язвительной усмешкой.

Оба принца смеются, и Мэйвен тоже. Остальные следуют примеру, заискивая перед своим повелителем и господином.

– Вы довольны, принц Дарак? Принц Александрет? – Мэйвен поочередно смотрит на каждого из них.

Он с гордостью играет роль короля, хотя гости вдвое старше и крупнее его. Отчего-то он не тушуется рядом с ними. Элара хорошо обучила сына.

– Вы хотели видеть пленницу. И увидели.

Александрет, который стоит рядом со мной, мягкой рукой касается моего подбородка. Интересно, какая у него способность. И насколько он опасен.

– О да, ваше величество. У нас есть несколько вопросов… если вы будете так любезны и позволите нам их задать.

Он вроде бы просит, но это, несомненно, требование.

– Ваше величество, я уже пересказал вам всё, что ей известно, – произносит со своего места Самсон, подавшись вперед, чтобы указать на меня. – Ничто в голове Мэры Бэрроу не ускользнуло от моего взгляда.

Я бы кивнула в знак согласия, но рука Александрета крепко меня держит. Я смотрю на него снизу вверх, пытаясь угадать, чего он хочет. Глаза пьемонтского принца – загадочная бездна. Я не знаю этого человека и не нахожу в нем ничего, чем могла бы воспользоваться. От его прикосновения по мне ползут мурашки, и я тщетно призываю молнию, чтобы положить между нами хоть небольшое расстояние. Стоя за спиной брата, Дарак подвигается, чтобы лучше видеть меня. Золотые бусины у него в косах отражают зимнее солнце и ослепительно блестят.

– Король Мэйвен, мы хотели бы услышать ответы из ее уст, – говорит Дарак, слегка склонившись к Мэйвену. И улыбается – воплощенное обаяние. Дарак красив и умеет пользоваться своей внешностью. – Это просьба принца Бракена, вы же понимаете. Всего несколько минут.

Александрет, Дарак, Бракен. Я запоминаю имена.

– Спрашивайте, о чем хотите, – говорит Мэйвен и крепче стискивает край сиденья.

Окружающие продолжают улыбаться, и вид у всех донельзя фальшивый.

– Прямо здесь.

После долгой паузы Дарак смягчается. Он склоняет голову в почтительном поклоне.

– Очень хорошо, ваше величество.

А затем его тело расплывается, двигаясь так проворно, что я едва улавливаю движения. Он вдруг оказывается прямо передо мной. Быстр. Не такой стремительный, как мой брат, но достаточно шустрый, чтобы я ощутила взрыв адреналина. Я по-прежнему не понимаю, на что способен Александрет. Остается лишь молиться, чтобы он не был шепотом, чтобы мне не пришлось снова терпеть эту пытку.

– Алая гвардия действует в Пьемонте? – спрашивает Александрет, нависая надо мной и устремляя на меня свои бездонные глаза.

В отличие от Дарака, он не улыбается.

Я жду недвусмысленных признаков вторжения чужого сознания. Но ничего нет. Оковы… они не позволят чьей-либо способности проникнуть в кокон молчания.

– Что? – надтреснутым голосом спрашиваю я.