И вдруг ожили часы на ее руке, подали сигнал. Она в растерянности поднесла их в глазам, вгляделась в циферблат. Вот как: наши часы чуть-чуть спешат. Разумеется, комендантский час настает по часам надзирательницы. Мама и папа тоже это сообразили, замерли, смотрят на Мэри Мэй, дожидаясь от нее подтверждения.

И я смотрю на нее с пола, снизу вверх, меня вдруг разобрал смех. От смеха болят зашибленные Логаном ребра, но почему-то боль только провоцирует смех. Я легла на пол и смеюсь, держась за бока, голова в крови, руки и ноги исцарапаны, иссечены, я смеюсь как безумная и не могу остановиться.

Успела.

Всех обошла.





25




Мобильный зазвонил в четыре утра, вырвав меня из кошмара. Мне снилось, будто я нахожусь в помещении для зрителей, а в камере Клеймения – Кэррик, уже привязанный к креслу. Ему не дали обезболивающее, он кричит, лицо его искажено мукой, но я не слышу крика, я только вижу его лицо, – наверное, это потому, что я никогда не слышала его голоса. Никогда не слышала. Я прижимаю ладони к стеклу. Рядом с Кэрриком в камере Клеймения вместо Тины, Джун, Барка и Фунара вчерашние Логан, Наташа, Гэвин и Колин.

– Ты кое-что утаила от меня, – слышу я в трубке голос Пиа. Низкий, настойчивый голос, не привычное ее чириканье в эфире, так что я не сразу поняла, что происходит, не сразу преодолела разрыв между явью и сном.

– Утаила? Что?

– Твоих родных вывели перед пятым Клеймом, но там еще кое-кто оставался. И он видел, что произошло. Верно?

И тут я разом проснулась. Села в постели, охнула от боли: здорово же меня Логан пнул.

– Что с тобой?

На миг я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, дожидаясь, чтобы прошло головокружение.

– Селестина!

– Тут я, тут.

– Мне известно, что ты спрашивала в замке также и мистера Берри.

Что-то она разнюхала.

– Это мой адвокат. Мне нужен его совет по моему делу.

– За последние дни ты оставила на его автоответчике семь срочных сообщений. Почему?

Я замерла. Как она это разнюхала?

– Мистер Берри присутствовал при Клеймении? – торопливо, настойчиво продолжает она. – Он все видел?

Как поступить? Я не уверена, что с Пиа стоит делиться. Не уверена, можно ли ей доверять.

– Кто там с вами?

– Никого. – Судя по звуку, она перемещается с места на место, что-то щелкает в телефоне, иногда голос исчезает. – Честное слово, Селестина, только я. Поверь мне.

Мурашки бегут по коже. Решающий момент: пан или пропал, если я доверюсь, а она мне лжет, я подвергну мистера Берри серьезной опасности. А после вчерашнего я вообще-то не верю никому. Но если я останусь одна, то кто же мне поможет справиться со всем этим?

– Пиа, я не готова играть по вашим правилам, – говорю я. – Мне нужно знать, зачем вы об этом спрашиваете.

Она что-то ответила, но я не разобрала.

– Что? Пиа, где вы? Связь очень плохая.

– Не важно. Думай, Селестина, думай. Ты что-то скрываешь от меня, а мне нужно это знать.

Как мне все это надоело! Каждый норовит что-то урвать от меня.

– Чего ради я стану вам рассказывать? – зашипела я в трубку, стараясь не разбудить домашних. – Чтобы вы опять все перевернули, как судье Кревану угодно? Правду он вам опубликовать не позволит. Если никто ничего не говорит, так на то есть причина: он избавился от всех свидетелей. И, вполне вероятно, сейчас он слушает наш разговор. Почем мне знать, может, вы пытаетесь меня подставить? Помогаете ему выяснить, не осталось ли свидетелей?

– Он не может подслушать этот разговор, – возражает Пиа, а голос ее то возникает, то исчезает, заглушенный щелчками. – Ты можешь мне довериться. Ты должна довериться мне, – повторяет она, на этот раз более отчетливо. – У тебя ведь больше никого нет, Селестина. Кто, кроме меня, сможет найти для тебя нужные сведения?

Я торопливо соображаю.

– А что взамен?

– Селестина! – Она переходит на визг. – Я пытаюсь помочь тебе.


– Нет, только самой себе.

– Хорошо, – вздыхает она. – Чего ты хочешь?

– Сведения об одном человеке.

– О ком?

– Его зовут Кэррик. – Фамилии я не знаю. – Он сидел в соседней камере.

– Тоже Заклейменный? Зачем он тебе?

– Это мое дело.

– Ему что-то известно?

– Нет, – солгала я. – Просто хочу его разыскать. У меня теперь друзей маловато, нужен кто-то, кто сможет меня понять.

– Ладно. Постараюсь выяснить, что смогу, но у него я интервью не брала. Его история никого не интересовала.

С ума от них можно сойти.

– Выясню и перезвоню тебе. А теперь подумай о том, что нужно мне, Селестина. Мне нужна информация. Полная информация. Был ли мистер Берри в камере Клеймения? Что он успел увидеть? По отчетам, его там не было. Это правда или нет?

Камера Клеймения. Одним словом она отбрасывает меня туда. Как я старалась вычеркнуть ее из памяти, но не получается. Она возвращается кошмарами, возвращается в те часы дня, когда я менее всего к этому готова, – боль, запах горелой плоти, страх – и я не знаю, куда бежать. Это может случиться в тот момент, когда папа положит мне руку на плечо и слегка сожмет, ободряя. Он не знает, почему я напрягаюсь всем телом от этого прикосновения, а я снова оказываюсь в кресле, и Тина точно так же прикасается ко мне каждый раз перед очередным ожогом. Вернуться мысленно в эту камеру сейчас, когда я спокойно лежу в своей постели, – меньше всего мне бы этого хотелось, особенно после событий вчерашнего вечера, столько боли и страха, хоть бы ненадолго об этом забыть. Но я подчиняюсь, я возвращаюсь в ту камеру. Запах и звук, страх и громко стучащее сердце, запястья и лодыжки сдавлены ремнями. Креван орет на меня, слюна брызжет из-под его кроваво-красного капюшона.

– Да, мистер Берри был в камере Клеймения, – соглашаюсь я наконец. Она права, без ее помощи не обойтись. – Он сумел вернуться. У него в руке был смартфон. Он снимал.

А про Кэррика я не скажу ей ни слова. Нужно оставить кое-что и для себя.

– Снимал? Есть видео? О боже! Спасибо, Селестина, спасибо тебе!

И она отключилась.

Сердце частит, я вновь переживаю тот момент и пытаюсь сообразить, не наделала ли бед, упомянув съемку да еще и попросив разыскать Кэррика. Только бы она не подумала, что и Кэррик как-то причастен, только бы не навлечь на него беду. Но и другого способа разыскать его у меня не было.

Я совсем проснулась, сцена в камере Клеймения ясно стоит у меня перед глазами, и вернуться в сон невозможно. Голова гудит, сказывается тот удар о дверцу автомобиля, на лбу взбухла шишка. Во рту пересохло. Я выползла из постели, не слишком-то уверенно держась на ногах, закуталась поверх футболки в чересчур большой кардиган и пошла на кухню.

Спустившись на кухню, я прямиком устремилась к холодильнику за водой. Открыла дверцу, почувствовала какое-то движение за спиной – оглянулась: в углу, в темноте, сидела, наблюдая за мной, Мэри Мэй. Единственным источником света ей служила лампочка под вытяжкой, однако в руках она держала книгу, закрывая ее обеими руками. Впервые я увидела ее руки без кожаных перчаток. Она улыбнулась, довольная, что сумела застать меня врасплох, хотя вид у нее был усталый.

– Что вы тут… то есть почему… вы остались здесь на ночь? – забормотала я.

Она окинула меня взглядом, медленно, с ног до головы, так что я невольно потуже закуталась в кардиган. Жуткая женщина.

– Принимая во внимания события прошлого вечера, я сочла за лучшее остаться. У тебя большая шишка на голове, – добавила она.

Я машинально дотронулась до ушибленного места и передернулась. Саднит. Мне бы воду и таблетку от головной боли. Мэри Мэй не сводила с меня глаз, пока я искала все, что мне требовалось.

– Вы беспокоились, нет ли у меня сотрясения?

– Нет! – рассмеялась она, вовсе не весело – жестоко, она смеялась надо мной, словно я – безнадежная дурочка, таких ей еще видеть не доводилось. – Хотела убедиться, что ты находишься там, где тебе следует находиться. Не нарушаешь правила. Я знаю, что бывает с человеком после подобных событий.

– Что вы имеете в виду? – я заглотала таблетки и воду.

– Месть! – сказала она. Холод и тьма плеснулись в ее глазах, и я вспомнила, как она обошлась с сестрой, выдала ее Трибуналу, а потом и всех своих родных, поскольку те от нее отвернулись.

– Поэтому вы так поступили со своей семьей? – спросила я. – Из мести?

– Нет, – ответила она и глазом не моргнув, ничуть не смутившись этим личным вопросом. – Сестру я поймала с моим парнем, на нее я действительно донесла из мести.

Уж слишком это похоже на мою ситуацию. Не провоцирует ли она меня? Может быть, знает про Арта и Джунипер? Нет, не может быть. Знала бы – Арта давно бы уже разыскали.

– Мои родные… – Она отвернулась, в ее голосе послышался намек на горечь, впрочем, лишь на мгновение. – Другого выхода не было.

Меня затрясло.

Она снова пригляделась ко мне:

– Доктор Смит сказал, переломов нет.

– Нет. Ничто не пострадало, кроме сердца, гордости и веры в людей. Но ведь это вас не интересует?

Я выдержала ее взгляд, глаза Мэри Мэй были черными в темноте, и мне показалось, что она все понимает.