— Это не арест, — шептала я в мохнатое ухо. — И не наказание. Посиди дома, пока я с Наташкой до присутствия прогуляюсь. Ты же видишь, не в себе она, а когда дева не в себе, под нее и прогнуться разочек можно. Ну будь умницей, разбойник. Обещаю гостинец принести. Чего желаешь? Пирожок? Рыбки свежезажаренной? Или хочешь, чайку велю тебе изловить?
При слове «чайка» кисточка на ухе дернулась.
— Глупость сболтнула, — пошла я на попятную. — Не хватало еще горничных фраппировать птичьими останками на шелковых простынях.
Кот был очень горячим и показался мне несколько вялым.
Я уложила его в спальне, велела:
— Согревай постель. Раз ты у нас кот сонный, будешь меня нынче ко сну сопровождать.
Пока я возилась с Гавром, кузина успела заглянуть к себе, умыться, поправить прическу и надеть шляпку для прогулок.
— Надо разыскать Ивана, — твердо сказала Натали, беря меня под руку. — Барышни не могут посещать присутствие без сопровождения.
— Друг друга барышни сопроводить не могут? — переспросила я, понимая, что малой кровью не отделаюсь.
Сейчас придется искать Зорина, лепетать ему про заколки с колечками, выносить его презрительные взгляды. Конечно же он подумает, что идея от меня исходит, он подумает, что я за ним бегаю! Точно подумает, я бы на его месте решила ровно так. Меня бросило в жар и озноб одновременно. Воспоминания о позорном моем поцелуе болезненно отозвались в сердце.
— Лариса Павловна нас сопроводит.
Возражений я не слушала, подозвала дежурного портье. Тот сообщил, что госпожа Шароклякина отправилась в библиотеку, а то, что отправилась она туда отнюдь не в одиночестве, сообщить не удосужился. Поэтому первым, кого я там увидала, был свидетель моего давешнего позора.
Я шла, будто босиком по раскаленным углям. Главное, не разреветься, главное, не искать его взгляда, главное…
— Лариса Павловна, — звонким голосом позвала я, сбрасывая оцепенение, — голубушка…
И, не снижая темпа, принялась тормошить матрону. Если напор мой будет достаточно силен, мы успеем покинуть библиотеку, избежав беседы с чародеем. Не удалось. Низкий зоринский бас вызвал дрожь по позвоночнику.
— Это было бы чудесно! — воскликнула Натали на его предложение.
Я возразила, уже понимая, что страдания мои растягиваются по времени. Но, к счастью, госпожа Шароклякина потрусила бодрой рысцой, и кузина с Иваном Ивановичем несколько отстали.
— А Гаврюшенька-то за нами поспевает? — обернулась Лариса Павловна.
— Я его в апартаментах заперла, у них с дражайшей кузиной взаимная непереносимость.
— Неужели? Я готова была поклясться, что котик был с вами в библиотеке.
Я пожала плечами, мало ли что кому могло показаться.
Шароклякина тему не продолжала, были у нее разговоры поинтереснее:
— А вы что же, Серафимочка, отступаете, не желаете за счастье свое женское побороться?
И хватает же дыхания старой карге на ходу неприятные вопросы задавать.
— Простите?
— Наталья Наумовна столь решительно штурмует Ивана Ивановича, что вам пора вмешаться.
— Крепость сия расположена вне пределов моих интересов.
— Отчего же? — пыхтела Шароклякина. — Красавец, дворянин, чародей. Он мог бы стать вам прекрасным…
— Зятем, — перебила я матрону. — Наталья Наумовна составит счастье красавцу, дворянину и чародею, по взаимному, разумеется, желанию.
На брусчатку перед нами упала горсть камешков. Я удивленно проследила, откуда их бросили. За балюстрадой стоял молодой человек, солнце светило ему в спину, так что рассмотреть я могла лишь силуэт.
— Кажется, он пытается привлечь ваше внимание, Серафимочка.
— Еще бы посвистел, чтоб наверняка привлечь, — пробормотала я раздраженно. — Подождете меня?
Информаторы, коими я разжилась последнее время, были столь многочисленно-разнообразны, что это мог оказаться один из них. Ну и беседа с Ларисой Павловной приняла довольно неприятный характер, я обрадовалась поводу ее прервать. Выясню, кому я понадобилась, а пока занята, господин Зорин с кузиной нас нагонят, и Шароклякиной придется обсуждать буйство руянских стихий, а не мои сердечные дела.
— Что за конспирация? — спросила я ротмистра Сухова, приблизившись и узнав.
— Серафима Карповна, — он сдернул картуз, сделал прерванную на полпути попытку поцеловать мою руку и увлек прочь от лестницы, — здесь нас никто с набережной не заметит.
— Мы прячемся?
— Кругом шпионы! — ротмистр сделал большие глаза.
Я вздохнула и подавила желание попрыгать, очень уж приятно пружинили под ногами дощатые мостки.
— Княгиня Кошкина, бабушка Анатоля, — горячо продолжал гусар, — контролирует каждый его шаг. Анатоль не желает подвергать вас опасности, прелестная Серафима!
— Карповна! — поправила я с нажимом.
— Простите, Серафима Карповна. — Ротмистр извлек из кармана чудовищных холщовых штанов сложенную записку. — Роза для розы. Князь приглашает вас нынче на прогулку под звездами.
Записку я взяла.
— Какой ответ я должен передать его сиятельству?
— Никакого. — Я изобразила оскорбленную добродетель. — И пусть отсутствие ответа напомнит его сиятельству о приличиях, коими обязан руководствоваться дворянин.
Спиной я чувствовала чей-то тяжелый взгляд, хотя нет, не чей-то. Я была уверена, что у лестницы стоит господин столичный чародей.
Ротмистр бросил взор поверх моего плеча, поскучнел, поклонился, прощаясь.
Я замерла, еще минуточка требовалась, чтоб привести в порядок лицо и дыхание. Упругое движение досок.
— Господин Зорин, — успела я надеть равнодушную улыбку, — по служебной надобности рыщете?
— По личной, — довольно двусмысленно изрек он. — Хотелось с вами наедине побеседовать.
Поглумиться решили, господин хороший? Остатки гордости моей девичьей растоптать?
— Беседуйте. — Я незаметно спрятала за манжету записку от князя.
— Позвольте узнать, кто тот молодой человек, с которым вы только что распрощались?
— Не позволю.
Мне показалось или в тоне чародея прозвучали собственнические нотки? Неужели, он считает, что теперь, после моей компрометации, может диктовать свою волю?
— Если вы желали обсудить наш послеобеденный поцелуй, любезный Иван Иванович, давайте закончим побыстрее.
Хороший тон. Деловой. Я показала, что нисколько не тревожусь.
Зорин что-то ответил, я не расслышала, потому что одновременно с этим он взял мою руку, скользнул пальцами по запястью, обнаженными пальцами по обнаженному запястью. Горячо!
Записка от князя теперь была у чародея.
— Отдайте! — жалко вскрикнула я.
— Ротмистр Сухов, кажется? Почтальон любви?
Опять послышались те самые нотки, даже с неким оттенком ревности. Вот и правильно, и ревнуй, ирод. Пусть тебе каждая моя слезинка отольется!
Я выкрикнула нечто грозное, особо не задумываясь. Он. Меня. Ревнует.
Но торжество продлилось недолго, Зорин равнодушно сунул мне в руки розу, извинился. Я извинения вернула, для вселенской симметрии и чтоб не молчать.
Не тяни время, Серафима. Ежу понятно, что ничем тебе приятным сия «личная» беседа не закончится.
— Когда у вас свидание с князем?
Он держал мои плечи осторожно, будто я была фарфоровой куклой и он опасался меня поломать. Мне стало томно. Князь! Думай о князе. Когда там его сиятельство меня лицезреть желал? Звезды, кажется, упоминались.
— После заката. — И я, скрывая свою томность от собеседника, принялась тарахтеть: — Как все успеть, ума не приложу, было бы в сутках часов сорок, вот тогда ладно бы было…
Я все говорила, почти бегом устремившись к лестнице. Что-то я еще должна была ему сказать. Не князю, Ивану. Что-то важное и неотвратимое, о чем давеча решила. Натали, моя кроткая кузина, влюблена в этого ирода. А что, если он и с нею, так же как со мной, поступит? Если отвергнет? Я-то ладно, барышня крепкая, а она…
— Иван Иванович, не обижайте Натали, пожалуйста.
Подлый девичий ход. Будто свой позор на сестрицу перевожу.
— И в мыслях не было.
Я продолжала подличать, фальшиво хлопотать за Наташку, будто от моих жалких слов действительно хоть что-то зависело.
Глаза чародея не отрываясь смотрели на мой рот, а затем он…
Этот поцелуй нисколько не походил на утренний, вот нисколечко. Он был горячим и влажным, и требовательным. А еще это был иудин поцелуй, потому что я предавала чувства своей кузины. Подлая, подлая Серафима.
Однако, когда мне показалось, что Иван отстраняется, я всхлипнула и требовательно обхватила руками его шею.