— Вроде того, — замялся Лидс. — Вот мое условие, уберите это из моего леса, а я расскажу вам все, что происходит у мыса. Ты ведь… — он на мгновение съежился, искоса взглянув на Юти. — Сможешь его почувствовать.
— Смогу, — коротко ответил Ерикан.
— Вот и договорились, — хлопнул в ладоши старичок, будто бы даже пытаясь приободрить себя. — Раз сегодня вы у меня гости, то я вас угощу королевским ужином. Менгорские сладкие корни в пряном соусе из листьев корн-травы.
— Мой драгоценный отпрыск не ест своих друзей, то есть животных, — объяснил Ерикан.
— И прекрасно себя чувствую, — заявил Лидс.
— В свои тридцать два года, — переняла Юти окончательно манеру общения отца и сына. Главное здесь было вовремя поддевать друг друга. Ее быстрая и уверенная атака пришлось Лидсу по вкусу.
— Она мне нравится больше всех твоих сироток, — с хитрым видом заявил сутулый старичок. — Отец, а теперь будь добр, принеси еще дров. Близ скал во время последнего урагана повалило дерево, мне тяжело его тащить, я же не кехо какой. К тому же, Пушок тебя знает. А вот девочку может ненароком и загрызть.
Ерикан как-то слишком внимательно посмотрел сначала на сына, потом на Юти, но все же вышел. А Лидс с самой хитрой физиономией, на которую только был способен, уселся перед Одаренной, быстро перебирая большими и указательными пальцами, будто чего-то ожидал. Юти понимала, что старик хочет услышать вопросы. И даже примерно догадывалась, какие именно. Но вместе с тем осознавала, что их задавать нельзя. Будто это была какая-то игра, правила которой не до конца рассказали, и девочке приходилось додумывать. Поэтому Юти не стала спрашивать то, что интересовало ее больше всего на свете. А задала, на первый взгляд, невероятно глупый вопрос.
— Вы миели?
Морщинистое лицо Лидса вытянулось, будто вместо сладкого пирога на день рождения ему подарили камни, которые ради хохмы обмазали тестом и запекли.
— Ну, конечно же я миели, — раздраженно ответил он. — Кто же еще? Ты сама видела, как меня слушается Пушок. Разговоры про этих птиц…
Лидс нетерпеливо дернул рукой, точно отмахнулся от Юти.
Девочка сжала пальцы так, что ногти впились в ладони. Ей казалось, что некто невидимый проговаривает «нужные» вопросы внутри головы: «Что за пятый обруч?», «Сколько было сироток?», «Расскажите про пророчества». Юти потребовалось приложить немалые усилия, чтобы не озвучить их. Вместо этого она спросила снова совершенно глупое и само собой разумеющееся.
— Вы, наверное, постигали тонкости энергии разума в Миелских королевствах, раз так подробно изобразили эти земли?
— Миелские королевства, что за вздор?! — вскочил на ноги Лидс.
Впрочем, остыл довольно быстро. Старичок уселся обратно, внимательно глядя на Юти, будто только сейчас рассмотрел ее.
— А ведь старик может быть прав, — тихо сказал он. — Впервые за столько лет он может быть прав. У тебя нет ни одного кольца миели?
— Ни одного, — покачала головой Юти.
— И тем не менее ты устойчива к ментальному противостоянию. Что ж, занятно. Садись туда.
Лидс кивнул на топчан, а сам вновь оказался у книг, достав снизу два запыленных и потрепанных тома. Красный и черный. Богиня знает, сколько лет им было. Казалось, что книги старше даже самого старичка.
— Вот, — протянул Лидс ей черный том, с потертыми уголками. — Эта книга о…
— Странствиях святого Инрада и его… — Юти на мгновение задумалась. — Не помню, что значит это слово на мертвом языке.
— Свершения, — подсказал ей Лидс, — открыв страницы рукописной книги.
— Святого? — поежилась девочка.
— Это писание об Инраде, составленное одним из трех его ближайших последователей. Такого нет даже в библиотеке Конструкта. Существует еще две подобные книги, как ты понимаешь. А вот это, жизнь и учения святой Аншары.
Лидс протянул Юти красный том, однако девочка замялась. Почти взяла книгу, но тут же отдернула руку. В голове сами собой возникли слова отца: «Алый цвет сулит неприятности». Миели не обратил на это никакого внимания, продолжив рассказывать.
— Здесь, ты не поверишь, жизненный путь и учения Аншары, — усмехнулся Лидс. — И знаешь, что общего в этих книгах?
Юти отрицательно помотала головой, не в силах отвести глаз от красного тома.
— Половина той и другой книги одинаковы. Аншара и Инрад странствуют по одним и тем же местам, совершают почти одинаковые поступки, встречают похожих людей. И что интереснее всего, они в одно и то же время раскрывают сердце нашего мира, обретая то, что мы называем силой.
— Что вы хотите сказать? — нахмурилась Одаренная. — Они были знакомы?
— Ха-ха-ха, — невероятно развеселился Лидс. — Да они были любовниками! Все закончилось, когда Инрад и Аншара стали богами, вознеслись, так сказать. Ты знаешь, какое самое суровое испытание для человека?
Юти молчала. У нее имелся ответ на этот вопрос, касающийся ее самой. Однако девочка была уверена, к тому же Лидсу он вряд ли подходит.
— Многие считают, что деньги, — покачал головой старичок. — Но на самом деле власть. Что есть сила — та же власть, умноженная десятикратно. Она меняет человека, деформирует его психику, будто выворачивает на изнанку. И все демоны или, как вы называете их, старые боги, вылезают наружу.
Девочка оказалась не в силах произнести ни слова. Ее ошеломление было так велико, что, казалось, само небо остановило полет грозных ливневых туч и с трепетом взирало на крохотный домик в лесу. Юти не скоро смогла говорить, ошарашенно глядя на довольного собой Лидса. Который, казалось, добился своей цели — шокировал Одаренную.
— Но нас учат совершенно другому. Храмовники…
— Ах, храмовники, — махнул рукой миели, — все, что они делают сводится к тому, чтобы поесть послаще и поспать помягче. Если судьба заставит их сделать Инрада священным божеством, то они так и поступят. Но это все неважно. Знаешь, чем заканчиваются обе книги?
Лидс даже не стал дожидаться стандартного мотания головы Юти. Ему, по всей видимости, доставляло небывалое удовольствие видеть изумленное лицо собеседницы, потому что улыбка не сходила с потрескавшихся губ миели.
— С откровения погибающих богов. Знаешь, последние слова умирающего человека хорошо запоминаются. Они въедаются в память на долгие годы. Как пятно от пролитого вина на белой скатерти.
Юти вздрогнула. Миели будто прочитал ее мысли, заглянул в самые потаенные глубины души. Если бы сейчас Лидс замолчал, посмотрел на нее пристальным взглядом будто бы горящих васильковых глаз, то и и вовсе не сомневался бы в своей догадке. Однако старичок продолжал болтать без умолку, не заметив реакции Одаренной.
— Боги же умирают медленнее. И, как оказалось, любят поговорить не меньше, чем люди. Инрад, понятное дело, много рассказывал о своем пришествии. Что он вернется в другом человеке, достойнейшем из оскверненных, возглавит Великий поход и мир падет к ногам. Ну, да что я тебе говорю. Об этом даже храмовники учат. А теперь расскажи мне, о чем говорится в конце писания об Аншаре?
Юти задумалась лишь на мгновение. А потом слова в ее голове сами собой обрели нужный порядок.
— Что когда-нибудь Аншара вернется в этот мир?
— Умница, — расцвел Лидс. — Борьба света с тьмой так же вечна, как любовь мужчины и женщины. И если есть тьма, то должен быть и свет. И наоборот. Понимаешь?
— О пришествии Инрада упоминается везде, но о приходе Аншары…
— Храмовники молчат, — покивал миели. — Потому что страхом гораздо легче управлять, чем надеждой. Страх самая простая эмоция, ею можно быстро сплотить. За Хребтом Дракона есть оскверненные! — вскочил на топчан старичок, явно кого-то изображая… — Если мы не будем единым целым, то нас уничтожат! А теперь подумай, сколько появится таких Аншар, стоит сказать правду? Умалишенные, воодушевленные, с развитой фантазией. Каждая будет требовать поклоняться ей. Нет, это слишком опасно. Сама Аншара понимала это…
Лидс открыл последнюю страницу книги. Здесь ровный почерк автора сбивался, строки наползали одна на другую, а некоторые буквы расплылись из-за капель воды. Юти смогла разобрать немногое, поэтому вопросительно посмотрела на миели.
— Ладно, прочитаю. Итак, представь, что я это Аншара… — Лидс закашлялся и продолжил другим, более тонким голосом. — Это будет девочка. Да, да, слушай, не перебивай. Девочка-сирота. Твоя задача будет… Тут совсем неразборчиво… Вот, дальше. Она пройдет испытание Скверной. Девочка откажется от всех земных забот, и станет истинным воином. Тот, кого она любит, пожертвует жизнь за нее. И только тогда девочка наденет пятый обруч, чтобы победить Инрада.
Лидс захлопнул книгу с таким важным видом, будто сам только что придумал сказанное. Казалось, он был рожден лишь для нынешнего момента. Юти даже почудилось, что на мгновение миели выпрямился и стал выше.
— Если честно, все те сиротки, которых я видел прежде, не шли ни в какое сравнение с тобой. Есть в тебе действительно нечто… от Аншары.
Юти горько усмехнулась. На короткий миг кипучая жажда жизни Лидса захватила и ее. Хотелось взять железной хваткой лидера оскверненных за горло вытрясти из него душу. Если, конечно, у оскверненных была душа. Однако теперь, после всего услышанного Одаренную охватило горькое разочарование. Она бы и правда хотела быть кем-то большим, чем обычная девочка-кехо, которая пытается отомстить за убитого отца. Но…
— Я не могу быть ею, — грустно сказала Юти.
Улыбка сошла с лица Лидса так же быстро, как обрушивается молния с небес во время грозы. На короткий миг Одаренная даже пожалела миели, потому что весь его вид сейчас требовал объяснений.
— Моя мать жива, — сказала девочка. — После смерти отца она увезла меня из Шестого Предела. А вскоре вновь вышла замуж. Она прекрасно себя чувствует и вполне спокойно живет себе в Понте. Чтобы отомстить за отца, мне пришлось сбежать из ее дома.
На миели было жалко смотреть. Еще минуту назад Лидс поражал Юти своим жизнелюбием, а теперь сник, целиком и полностью превратившись в старика. Он смотрел на Одаренную, пытаясь в ней зацепиться хоть за что-то, и, видимо, не мог. Наконец миели решительно тряхнул головой и произнес.
— Тот, кто писал эти строки, не мог ошибаться. Он не стал бы искать обычную девчонку, если бы не был даже призрачный шанс. Отец что-то видит в тебе.
— Тот, кто писал эти строки? — задумчиво переспросила Юти, еще осмысливая услышанное.
Вместо ответа в низенькой землянке скрипнула крохотная дверь и внутрь втиснулся Ерикан, с аккуратно обрубленными, точно острым топором, поленьями. Легкая грусть, казалось, надолго поселившаяся в девочке, улетучилась свежим весенним ветром, который приходит с моря. Ерикан внимательно посмотрел на миели и Одаренную кехо, как на пойманных заговорщиков, и от тяжелого тусклого взгляда девочка невольно вздрогнула. Непонятная тревога поселилась в ее душе. Вместе с главным вопросом, уже не раз возникавшим в ее голове — так сколько же лет Ерикану?
Глава 18
Впервые за долгое время Юти спала в тепле. На продавленном топчане, который Лидс сдвинул к раскаленной печке. Впервые за все путешествие по Пустоши девочка не пыталась скрючиться, стать меньше, чтобы не замерзнуть, но все равно то и дело просыпалась.
Память раз за разом рисовала ей одну и ту же картину — от сильного ветра на зубах хрустит песок, во рту сухо, как в центре Великой пустыни, в носу свербит от лошадиного пота. Они едут прочь из родного города, места, где еще недавно убили отца. Едут, как самые бедные обладатели зеленых камней и скудных прав обычных жителей Империи. У них две гарбы о четырех колесах. Та, что позади, нагружена поклажей. Всем тем, что удалось захватить, убегая — от серебряных кубков до шелковых ковриков. Они же заняли другую, с натянутой сверху тканью, которая полощется на ветру и хоть как-то защищает от палящего солнца.
Перед Юти сидят двое — второй советник ее отца и мать. Они негромко переговариваются, искоса поглядывая на конных сопровождающих. Отчего-то советник боится их.
Юти же устала. Ей жарко, она хочет пить. Девочка не понимает, почему им надо уезжать? Отчего мать так торопится сбежать? Почему не предприняла никаких попыток разыскать убийц отца? Или, может, именно этим она сейчас и занимается? Решила лично поговорить с ближайшим Наместником. При жизни отца все боялись и уважали. В городе у него осталось много друзей. Но тогда зачем они уезжали ночью и в такой спешке старались взять все самое ценное?
Девочка протягивает руку, едва дотрагиваясь до матери, зовет ее. Женская фигура вздрагивает, голова медленно поворачивается. Равнодушное к чужим страданиям солнце Пределов слепит Юти. Образ матери ускользает, подобно миражу после нескольких дней трудного пути. И в тот момент, когда взгляд девочки на мгновение обретает фокус, она просыпается.
Юти даже не пыталась сосчитать, сколько раз она вскакивала посреди ночи. С легкой испариной на лбу и полным разочарованием от приснившегося. Она знала, что мать была невероятно красивой. Даже такой сдержанный на эмоции человек, как Наместник Шестого Предела, говорил, что его жена прекраснее, чем луна и звезды. Вот только Юти не могла вспомнить ни единой черточки лица — формы губ, изгиба бровей, цвета глаз. Будто некая незримая сила постаралась стереть все, что касалась матери из памяти девочки.
Больше того, Одаренная знала имя этой силы. Она сама. Как только Юти немного подросла, когда смогла думать и анализировать, то поняла, что сделала мать. Не испугалась, не сбежала. Нет! Можно отступить с крохотным отрядом, чтобы вскоре вернуться с целой армией.
Ее мать попрала память отца. Она не пыталась найти убийц, не жаждала отмщения. А продолжила жить, точно ничего не произошло. Этого Юти простить не смогла. С этим Одаренная не желала мириться.
К утру она чувствовала себя разбитой, точно ночевала в сырой пещере на острых камнях. Лидс накормил их какой-то безвкусной гадостью, которую вновь назвал салатом. Казалось, миели давал это название каждой непонятной смеси растений, предлагаемой гостям. Но что более важно, Юти увидела у Лидса внушительный кристалл соли, который успешно выпросила. Еще сын Ерикана подарил девочке несколько рубашек с длинным рукавом. Их пришлось подвязывать у пояса и обрезать по длине, чтобы не запутаться при ходьбе. Юти примерно представляла участь хозяев одежды. Леса Пустоши место суровое. Но натягивая шерстяные штаны, Юти решила, что мертвым одежда ни к чему. Она же еще собиралась пожить.
Напоследок девочка попросила миели немного ее подстричь. Для мест, где она провела сознательную жизнь, в ходу были известны два вида причесок: «череп», когда сбривали волосы полностью и «пьяный кочевник». Юти слышала, что в Ближних землях людей не обривали острым ножом, а стригли крохотными ножницами. Навроде тех, которыми режут бархат, только еще меньше. В ее собственной памяти даже всплывали какие-то смутные воспоминания о подобном инструменте.
Сам процесс «подстригания» мог занимать целый час, а то и больше. Для нее подобное было диковинным и странным. Зачем тратить время и силы, если тебе требуется только убрать излишки волос? Которые, кстати, скоро снова отрастут.
Однако оказалось, что Лидс ловок не только на острый разговор. Он достал те самые ножницы, которые Юти видела очень давно, практически в прошлой жизни, и небольшой черепаховый гребень. И всего через четверть часа в крохотное зеркальце из сундука со всякой всячиной миели, смотрел скуластый паренек с волосами до мочек ушей, которые со всех сторон будто бы обнимали голову. И делали это невероятно ровно. Юти даже показалось, что ее лицо изменилось. Стало не таким отталкивающим. Может, в этом, как называл его Лидс, «цирюльном мастерстве» и правда был некий смысл?
Холодным хмурым днем, когда рваные тяжелые облака нависли так низко, что, казалось, в хорошем прыжке их можно достать рукой, Ерикан с ученицей вновь пустились в путь. Лидс стоял на пороге землянки, поглаживая своего верного горного волка и провожая парочку задумчивым взглядом.
Ветер скрипел ветками деревьев, будто молодой музыкант, впервые увидевший инструменты, надвигающаяся стужа пыталась облапать их, подобно пьяному моряку, который после долгого плаванья оказался в доме терпимости, а солнечные лучи, изредка падающие сверху, лишь ослепляли, но никак не грели.
Юти понимала, что они ушли куда-то очень далеко от ее родных земель. Потому что даже во время сезона дождей в Шестом Пределе, впрочем, как и в Четвертом, никогда не было так зябко. Так постоянно холодно.
Однако путь теперь давался не так тяжело, как прежде. Девочка прокручивала в голове всю информацию, которую получила от Лидса, и она не давала ей покоя.
Воплощение Аншары! От подобной дерзкой мысли перехватывало дыхание, будто Юти посягнула на нечто святое. Впрочем, наверное, так оно и было.
— Смогу, — коротко ответил Ерикан.
— Вот и договорились, — хлопнул в ладоши старичок, будто бы даже пытаясь приободрить себя. — Раз сегодня вы у меня гости, то я вас угощу королевским ужином. Менгорские сладкие корни в пряном соусе из листьев корн-травы.
— Мой драгоценный отпрыск не ест своих друзей, то есть животных, — объяснил Ерикан.
— И прекрасно себя чувствую, — заявил Лидс.
— В свои тридцать два года, — переняла Юти окончательно манеру общения отца и сына. Главное здесь было вовремя поддевать друг друга. Ее быстрая и уверенная атака пришлось Лидсу по вкусу.
— Она мне нравится больше всех твоих сироток, — с хитрым видом заявил сутулый старичок. — Отец, а теперь будь добр, принеси еще дров. Близ скал во время последнего урагана повалило дерево, мне тяжело его тащить, я же не кехо какой. К тому же, Пушок тебя знает. А вот девочку может ненароком и загрызть.
Ерикан как-то слишком внимательно посмотрел сначала на сына, потом на Юти, но все же вышел. А Лидс с самой хитрой физиономией, на которую только был способен, уселся перед Одаренной, быстро перебирая большими и указательными пальцами, будто чего-то ожидал. Юти понимала, что старик хочет услышать вопросы. И даже примерно догадывалась, какие именно. Но вместе с тем осознавала, что их задавать нельзя. Будто это была какая-то игра, правила которой не до конца рассказали, и девочке приходилось додумывать. Поэтому Юти не стала спрашивать то, что интересовало ее больше всего на свете. А задала, на первый взгляд, невероятно глупый вопрос.
— Вы миели?
Морщинистое лицо Лидса вытянулось, будто вместо сладкого пирога на день рождения ему подарили камни, которые ради хохмы обмазали тестом и запекли.
— Ну, конечно же я миели, — раздраженно ответил он. — Кто же еще? Ты сама видела, как меня слушается Пушок. Разговоры про этих птиц…
Лидс нетерпеливо дернул рукой, точно отмахнулся от Юти.
Девочка сжала пальцы так, что ногти впились в ладони. Ей казалось, что некто невидимый проговаривает «нужные» вопросы внутри головы: «Что за пятый обруч?», «Сколько было сироток?», «Расскажите про пророчества». Юти потребовалось приложить немалые усилия, чтобы не озвучить их. Вместо этого она спросила снова совершенно глупое и само собой разумеющееся.
— Вы, наверное, постигали тонкости энергии разума в Миелских королевствах, раз так подробно изобразили эти земли?
— Миелские королевства, что за вздор?! — вскочил на ноги Лидс.
Впрочем, остыл довольно быстро. Старичок уселся обратно, внимательно глядя на Юти, будто только сейчас рассмотрел ее.
— А ведь старик может быть прав, — тихо сказал он. — Впервые за столько лет он может быть прав. У тебя нет ни одного кольца миели?
— Ни одного, — покачала головой Юти.
— И тем не менее ты устойчива к ментальному противостоянию. Что ж, занятно. Садись туда.
Лидс кивнул на топчан, а сам вновь оказался у книг, достав снизу два запыленных и потрепанных тома. Красный и черный. Богиня знает, сколько лет им было. Казалось, что книги старше даже самого старичка.
— Вот, — протянул Лидс ей черный том, с потертыми уголками. — Эта книга о…
— Странствиях святого Инрада и его… — Юти на мгновение задумалась. — Не помню, что значит это слово на мертвом языке.
— Свершения, — подсказал ей Лидс, — открыв страницы рукописной книги.
— Святого? — поежилась девочка.
— Это писание об Инраде, составленное одним из трех его ближайших последователей. Такого нет даже в библиотеке Конструкта. Существует еще две подобные книги, как ты понимаешь. А вот это, жизнь и учения святой Аншары.
Лидс протянул Юти красный том, однако девочка замялась. Почти взяла книгу, но тут же отдернула руку. В голове сами собой возникли слова отца: «Алый цвет сулит неприятности». Миели не обратил на это никакого внимания, продолжив рассказывать.
— Здесь, ты не поверишь, жизненный путь и учения Аншары, — усмехнулся Лидс. — И знаешь, что общего в этих книгах?
Юти отрицательно помотала головой, не в силах отвести глаз от красного тома.
— Половина той и другой книги одинаковы. Аншара и Инрад странствуют по одним и тем же местам, совершают почти одинаковые поступки, встречают похожих людей. И что интереснее всего, они в одно и то же время раскрывают сердце нашего мира, обретая то, что мы называем силой.
— Что вы хотите сказать? — нахмурилась Одаренная. — Они были знакомы?
— Ха-ха-ха, — невероятно развеселился Лидс. — Да они были любовниками! Все закончилось, когда Инрад и Аншара стали богами, вознеслись, так сказать. Ты знаешь, какое самое суровое испытание для человека?
Юти молчала. У нее имелся ответ на этот вопрос, касающийся ее самой. Однако девочка была уверена, к тому же Лидсу он вряд ли подходит.
— Многие считают, что деньги, — покачал головой старичок. — Но на самом деле власть. Что есть сила — та же власть, умноженная десятикратно. Она меняет человека, деформирует его психику, будто выворачивает на изнанку. И все демоны или, как вы называете их, старые боги, вылезают наружу.
Девочка оказалась не в силах произнести ни слова. Ее ошеломление было так велико, что, казалось, само небо остановило полет грозных ливневых туч и с трепетом взирало на крохотный домик в лесу. Юти не скоро смогла говорить, ошарашенно глядя на довольного собой Лидса. Который, казалось, добился своей цели — шокировал Одаренную.
— Но нас учат совершенно другому. Храмовники…
— Ах, храмовники, — махнул рукой миели, — все, что они делают сводится к тому, чтобы поесть послаще и поспать помягче. Если судьба заставит их сделать Инрада священным божеством, то они так и поступят. Но это все неважно. Знаешь, чем заканчиваются обе книги?
Лидс даже не стал дожидаться стандартного мотания головы Юти. Ему, по всей видимости, доставляло небывалое удовольствие видеть изумленное лицо собеседницы, потому что улыбка не сходила с потрескавшихся губ миели.
— С откровения погибающих богов. Знаешь, последние слова умирающего человека хорошо запоминаются. Они въедаются в память на долгие годы. Как пятно от пролитого вина на белой скатерти.
Юти вздрогнула. Миели будто прочитал ее мысли, заглянул в самые потаенные глубины души. Если бы сейчас Лидс замолчал, посмотрел на нее пристальным взглядом будто бы горящих васильковых глаз, то и и вовсе не сомневался бы в своей догадке. Однако старичок продолжал болтать без умолку, не заметив реакции Одаренной.
— Боги же умирают медленнее. И, как оказалось, любят поговорить не меньше, чем люди. Инрад, понятное дело, много рассказывал о своем пришествии. Что он вернется в другом человеке, достойнейшем из оскверненных, возглавит Великий поход и мир падет к ногам. Ну, да что я тебе говорю. Об этом даже храмовники учат. А теперь расскажи мне, о чем говорится в конце писания об Аншаре?
Юти задумалась лишь на мгновение. А потом слова в ее голове сами собой обрели нужный порядок.
— Что когда-нибудь Аншара вернется в этот мир?
— Умница, — расцвел Лидс. — Борьба света с тьмой так же вечна, как любовь мужчины и женщины. И если есть тьма, то должен быть и свет. И наоборот. Понимаешь?
— О пришествии Инрада упоминается везде, но о приходе Аншары…
— Храмовники молчат, — покивал миели. — Потому что страхом гораздо легче управлять, чем надеждой. Страх самая простая эмоция, ею можно быстро сплотить. За Хребтом Дракона есть оскверненные! — вскочил на топчан старичок, явно кого-то изображая… — Если мы не будем единым целым, то нас уничтожат! А теперь подумай, сколько появится таких Аншар, стоит сказать правду? Умалишенные, воодушевленные, с развитой фантазией. Каждая будет требовать поклоняться ей. Нет, это слишком опасно. Сама Аншара понимала это…
Лидс открыл последнюю страницу книги. Здесь ровный почерк автора сбивался, строки наползали одна на другую, а некоторые буквы расплылись из-за капель воды. Юти смогла разобрать немногое, поэтому вопросительно посмотрела на миели.
— Ладно, прочитаю. Итак, представь, что я это Аншара… — Лидс закашлялся и продолжил другим, более тонким голосом. — Это будет девочка. Да, да, слушай, не перебивай. Девочка-сирота. Твоя задача будет… Тут совсем неразборчиво… Вот, дальше. Она пройдет испытание Скверной. Девочка откажется от всех земных забот, и станет истинным воином. Тот, кого она любит, пожертвует жизнь за нее. И только тогда девочка наденет пятый обруч, чтобы победить Инрада.
Лидс захлопнул книгу с таким важным видом, будто сам только что придумал сказанное. Казалось, он был рожден лишь для нынешнего момента. Юти даже почудилось, что на мгновение миели выпрямился и стал выше.
— Если честно, все те сиротки, которых я видел прежде, не шли ни в какое сравнение с тобой. Есть в тебе действительно нечто… от Аншары.
Юти горько усмехнулась. На короткий миг кипучая жажда жизни Лидса захватила и ее. Хотелось взять железной хваткой лидера оскверненных за горло вытрясти из него душу. Если, конечно, у оскверненных была душа. Однако теперь, после всего услышанного Одаренную охватило горькое разочарование. Она бы и правда хотела быть кем-то большим, чем обычная девочка-кехо, которая пытается отомстить за убитого отца. Но…
— Я не могу быть ею, — грустно сказала Юти.
Улыбка сошла с лица Лидса так же быстро, как обрушивается молния с небес во время грозы. На короткий миг Одаренная даже пожалела миели, потому что весь его вид сейчас требовал объяснений.
— Моя мать жива, — сказала девочка. — После смерти отца она увезла меня из Шестого Предела. А вскоре вновь вышла замуж. Она прекрасно себя чувствует и вполне спокойно живет себе в Понте. Чтобы отомстить за отца, мне пришлось сбежать из ее дома.
На миели было жалко смотреть. Еще минуту назад Лидс поражал Юти своим жизнелюбием, а теперь сник, целиком и полностью превратившись в старика. Он смотрел на Одаренную, пытаясь в ней зацепиться хоть за что-то, и, видимо, не мог. Наконец миели решительно тряхнул головой и произнес.
— Тот, кто писал эти строки, не мог ошибаться. Он не стал бы искать обычную девчонку, если бы не был даже призрачный шанс. Отец что-то видит в тебе.
— Тот, кто писал эти строки? — задумчиво переспросила Юти, еще осмысливая услышанное.
Вместо ответа в низенькой землянке скрипнула крохотная дверь и внутрь втиснулся Ерикан, с аккуратно обрубленными, точно острым топором, поленьями. Легкая грусть, казалось, надолго поселившаяся в девочке, улетучилась свежим весенним ветром, который приходит с моря. Ерикан внимательно посмотрел на миели и Одаренную кехо, как на пойманных заговорщиков, и от тяжелого тусклого взгляда девочка невольно вздрогнула. Непонятная тревога поселилась в ее душе. Вместе с главным вопросом, уже не раз возникавшим в ее голове — так сколько же лет Ерикану?
Глава 18
Впервые за долгое время Юти спала в тепле. На продавленном топчане, который Лидс сдвинул к раскаленной печке. Впервые за все путешествие по Пустоши девочка не пыталась скрючиться, стать меньше, чтобы не замерзнуть, но все равно то и дело просыпалась.
Память раз за разом рисовала ей одну и ту же картину — от сильного ветра на зубах хрустит песок, во рту сухо, как в центре Великой пустыни, в носу свербит от лошадиного пота. Они едут прочь из родного города, места, где еще недавно убили отца. Едут, как самые бедные обладатели зеленых камней и скудных прав обычных жителей Империи. У них две гарбы о четырех колесах. Та, что позади, нагружена поклажей. Всем тем, что удалось захватить, убегая — от серебряных кубков до шелковых ковриков. Они же заняли другую, с натянутой сверху тканью, которая полощется на ветру и хоть как-то защищает от палящего солнца.
Перед Юти сидят двое — второй советник ее отца и мать. Они негромко переговариваются, искоса поглядывая на конных сопровождающих. Отчего-то советник боится их.
Юти же устала. Ей жарко, она хочет пить. Девочка не понимает, почему им надо уезжать? Отчего мать так торопится сбежать? Почему не предприняла никаких попыток разыскать убийц отца? Или, может, именно этим она сейчас и занимается? Решила лично поговорить с ближайшим Наместником. При жизни отца все боялись и уважали. В городе у него осталось много друзей. Но тогда зачем они уезжали ночью и в такой спешке старались взять все самое ценное?
Девочка протягивает руку, едва дотрагиваясь до матери, зовет ее. Женская фигура вздрагивает, голова медленно поворачивается. Равнодушное к чужим страданиям солнце Пределов слепит Юти. Образ матери ускользает, подобно миражу после нескольких дней трудного пути. И в тот момент, когда взгляд девочки на мгновение обретает фокус, она просыпается.
Юти даже не пыталась сосчитать, сколько раз она вскакивала посреди ночи. С легкой испариной на лбу и полным разочарованием от приснившегося. Она знала, что мать была невероятно красивой. Даже такой сдержанный на эмоции человек, как Наместник Шестого Предела, говорил, что его жена прекраснее, чем луна и звезды. Вот только Юти не могла вспомнить ни единой черточки лица — формы губ, изгиба бровей, цвета глаз. Будто некая незримая сила постаралась стереть все, что касалась матери из памяти девочки.
Больше того, Одаренная знала имя этой силы. Она сама. Как только Юти немного подросла, когда смогла думать и анализировать, то поняла, что сделала мать. Не испугалась, не сбежала. Нет! Можно отступить с крохотным отрядом, чтобы вскоре вернуться с целой армией.
Ее мать попрала память отца. Она не пыталась найти убийц, не жаждала отмщения. А продолжила жить, точно ничего не произошло. Этого Юти простить не смогла. С этим Одаренная не желала мириться.
К утру она чувствовала себя разбитой, точно ночевала в сырой пещере на острых камнях. Лидс накормил их какой-то безвкусной гадостью, которую вновь назвал салатом. Казалось, миели давал это название каждой непонятной смеси растений, предлагаемой гостям. Но что более важно, Юти увидела у Лидса внушительный кристалл соли, который успешно выпросила. Еще сын Ерикана подарил девочке несколько рубашек с длинным рукавом. Их пришлось подвязывать у пояса и обрезать по длине, чтобы не запутаться при ходьбе. Юти примерно представляла участь хозяев одежды. Леса Пустоши место суровое. Но натягивая шерстяные штаны, Юти решила, что мертвым одежда ни к чему. Она же еще собиралась пожить.
Напоследок девочка попросила миели немного ее подстричь. Для мест, где она провела сознательную жизнь, в ходу были известны два вида причесок: «череп», когда сбривали волосы полностью и «пьяный кочевник». Юти слышала, что в Ближних землях людей не обривали острым ножом, а стригли крохотными ножницами. Навроде тех, которыми режут бархат, только еще меньше. В ее собственной памяти даже всплывали какие-то смутные воспоминания о подобном инструменте.
Сам процесс «подстригания» мог занимать целый час, а то и больше. Для нее подобное было диковинным и странным. Зачем тратить время и силы, если тебе требуется только убрать излишки волос? Которые, кстати, скоро снова отрастут.
Однако оказалось, что Лидс ловок не только на острый разговор. Он достал те самые ножницы, которые Юти видела очень давно, практически в прошлой жизни, и небольшой черепаховый гребень. И всего через четверть часа в крохотное зеркальце из сундука со всякой всячиной миели, смотрел скуластый паренек с волосами до мочек ушей, которые со всех сторон будто бы обнимали голову. И делали это невероятно ровно. Юти даже показалось, что ее лицо изменилось. Стало не таким отталкивающим. Может, в этом, как называл его Лидс, «цирюльном мастерстве» и правда был некий смысл?
Холодным хмурым днем, когда рваные тяжелые облака нависли так низко, что, казалось, в хорошем прыжке их можно достать рукой, Ерикан с ученицей вновь пустились в путь. Лидс стоял на пороге землянки, поглаживая своего верного горного волка и провожая парочку задумчивым взглядом.
Ветер скрипел ветками деревьев, будто молодой музыкант, впервые увидевший инструменты, надвигающаяся стужа пыталась облапать их, подобно пьяному моряку, который после долгого плаванья оказался в доме терпимости, а солнечные лучи, изредка падающие сверху, лишь ослепляли, но никак не грели.
Юти понимала, что они ушли куда-то очень далеко от ее родных земель. Потому что даже во время сезона дождей в Шестом Пределе, впрочем, как и в Четвертом, никогда не было так зябко. Так постоянно холодно.
Однако путь теперь давался не так тяжело, как прежде. Девочка прокручивала в голове всю информацию, которую получила от Лидса, и она не давала ей покоя.
Воплощение Аншары! От подобной дерзкой мысли перехватывало дыхание, будто Юти посягнула на нечто святое. Впрочем, наверное, так оно и было.