Перед ней красовалось пирожное с любимыми ягодами малины и бутылочка с колой. Она встала, шагнула к столику. Тросик натянулся и врезался в кожу. Девочка вытянула руку, пытаясь достать заветную бутылку, но как не извивалась, все равно не хватало нескольких сантиметров.

Софья в бессилии упала на матрас. Тонкий тросик оставил горящую полоску на животе. Девочке хотелось плакать, но слез уже не было. Вспомнилась его слащавая улыбка, когда он специально отодвинул стол и побуждал ее к хорошему поведению.

Все хорошее в ее жизни исчезло вчера, когда она села в его машину. Занятия в музыкальной школе закончились, мама опять опаздывала, она зашла в кафе, хотя денег у нее не было. Изучила красивую витрину, представляя, как подносит ко рту красивые сладости, облизнулась и вышла на улицу.

И тут он предложил подвезти ее к дому. Софья знала этого человека и согласилась. Грела мстительная мысль. Мама может прийти в любую минуту, но она уедет и ничего ей не скажет, пусть поволнуется. Следующий раз будет приходить вовремя или давать деньги, чтобы она могла беззаботно ждать ее в кафе.

В машине он угостил ее бутылкой колы. Шипучка была теплой, ударила в нос. Он ухмыльнулся, а ее вдруг стало укачивать. Как ехали дальше, она не помнит.

Очнулась в подвале от острого запаха, пронзившего нос. Он отбросил ватку с нашатырем и придвинулся к ней. Она почувствовала его руки на своем теле и увидела, что полураздета, а трусики на ней спущены. В голове было мутно, он сопел рядом, терся о нее и стонал. В проблеске света фонарика она увидела то мужское, что никогда не видела по-настоящему, оно было большим и мерзким. Ей стало жутко противно, она закричала и стала отбиваться.

Такое поведение ему не понравилось, и он сдавил ей шею, требуя послушания. У нее помутнело в глазах до кровавого тумана, и он ослабил хватку.

Теперь она понимала, что кричать смертельно опасно. Чтобы выжить она должна перетерпеть гадкие прикосновения. Она беззвучно плакала, закрывала глаза и отворачивалась. Когда все закончилось, она надеялась, что он ее отпустят, бросит и уйдет.

Он ушел. Но предварительно пристегнул ее к стене тросиком для велосипеда. Затянул трос на талии, швырнул к ногам бутылку воды и пообещал, что скоро вернется.

Оставшись одна, она поначалу обрадовалась, а потом ей стало страшно. Она пробовала кричать, звать на помощь, но вскоре осипла. Выпила воду и снова закричала, но уже без прежнего энтузиазма. Никто ее не слышал. Она постаралась расстегнуть замок на тросике, возилась долго, но лишь сломала до крови ноготь. И в бессилии упала на матрас.

Через какое-то время он снова пришел, и стало еще страшнее.

Он схватил ее за попу растопыренной ладонью и полез целоваться, нашептывая какие-то мерзости про любовь. Девочка отворачивалась и скулила.

Он оттолкнул ее, поставил на стол пирожное и колу и объяснил, что с ним надо дружить, а если она будет продолжать брыкаться и плакать, то не получит еду. Она не кричала, но не могла сдержать слезы.

Тогда он ушел, оставив ей пирожное, на которое можно было только смотреть.

Сколько времени с тех пор прошло, она не знает.

Сердце кричало. Мама, мамочка! Где ты? Забери меня отсюда! Хочу домой.

Душевный крик сменялся мольбой. Ведь меня ищут, меня должны искать. Придите скорее, здесь так страшно! Спасите меня, я обещаю никогда не садиться в машину к чужим. А если вы не успеете, и он снова придет, что мне делать? Помогите!





Глава 15




2 июня. 20:40. 2 дня 12 часов 50 минут до казни

У дежурного офицера управления полиции Петелина взяла листовку с фотографией и приметами пропавшей девочки. Наспех отпечатанный черно-белый бланк внушал тревогу. Если на цветной фотографии Софья Дорохова выглядела радостной, светлой, а главное живой, то на листовке нечеткий образ вместе с описанием возраста, роста, цвета волос и одежды низводил ее до страницы хроники — мол, была когда-то такая девочка. Сухие строки только усиливали впечатление: была одета… при себе имела рюкзак — всё в прошедшем времени, словно из протокола осмотра места преступления.

— Как идет розыск? Что удалось узнать? — поинтересовалась Петелина.

Дежурный офицер в форме капитана полиции бросил кислый взгляд на надоедливую дамочку в ярком платье.

— Вы, вроде как, следователь. Должны знать, что у нас происходит.

«Вроде как» — самое точное определение ее нынешнего положения, мысленно согласилась Елена. И тут же себе ответила — ну и что! Даже если она сейчас только мама, тем более должна беспокоиться о судьбе пропавшего ребенка.

— Я хочу знать…

— А я должен работать.

Дежурный схватился за телефонную трубку и уставился в компьютер, чтобы сразу определить откуда идет звонок. Но все-таки успел сказать:

— Спросите во дворе старшего сержанта Брянцева. Его экипаж первым с мамочкой общался.

Пока Елена выходила из здания невольно корила себя: куда она лезет, зачем? Присоединившись утром к расследованию дела Панина, она отметила главный плюс своего нынешнего положения — прекрасно, когда ведешь только одно дело. Но не прошло и дня — вот и второе. А если задержаться на службе на неделю, то окунешься в обычную следовательскую рутину.

Старший сержант Брянцев с напарником сержантом Самохиным развернули фольгу с домашними бутербродами на капоте служебного «форда» и пили кофе из термоса. У обоих был замотанный вид, унылые взгляды, а из-под расстегнутых воротников форменных курточек виднелись несвежие футболки.

— Мы установили, что Софья Дорохова находилась в музыкальной школе до пятнадцати часов, — рассказал Брянцев, когда выслушал вопрос Петелиной. — После занятий девочка должна была ждать маму в сквере около школы, но решила заглянуть в пекарню «7 пирогов». Пекарня расположена напротив школы.

— «7 пирогов», — припомнила Елена. — Там работает Борис Панин. Тот самый, из-за которого сегодня…

Она сделала широкий жест рукой, обрисовывая огромный ком свалившихся проблем.

— Да, бывший педофил, будь он неладен, — подтвердил Брянцев, дожевывая бутерброд. — Мы с ним вчера разговаривали.


— Когда? О чем? — заинтересовалась следователь.

Брянцев глотнул кофе, вытер ладонью губы, оценил недоеденные припасы, которые активно уплетал его напарник, и с сожалением отвернулся.

— Я начну сначала, — промолвил он, отойдя на несколько шагов, и стал вспоминать. — Мама пропавшей девочки пришла в полицию часов в шесть вечера. Мы посадили ее в машину и объехали места, где могла быть девочка. Начали с пекарни, там ее видели в последний раз. Продавщица Алина припомнила девочку. С ее слов, та повертелась в кафе и вышла. Это было приблизительно в полчетвертого.

— Панин там был?

— Когда мы приехали после шести, его не было. Панин работает до шестнадцати.

— Значит, Панин видел девочку в кафе и мог ее увести, — предположила следователь.

— Видеть мог, — согласился Брянцев, — в служебное помещение ведет дверь со стеклом. Но увести — нет.

— Откуда такая уверенность?

— По времени не сходится, — пояснил старший сержант: — Около шестнадцати Дарья Дорохова, мама Софьи, заглянула в кафе, девочки там не было. Софья ушла незадолго до этого, и мама решила подождать, вдруг дочь вернется. А Панин в шестнадцать пятнадцать сдал продавщице Алине последнюю партию выпечки и уехал домой. Дорохова его видела. Он работал в подвале у печки, когда девочка исчезла.

— Это все, что вы установили?

— Обижаете. Мы допоздна сверхурочно мотались с Дороховой, искали ее дочь. Опросили директора музыкальной школы Глинскую. Она заверила, что девочка после трех ушла из школы. Потом соседей опрашивали, знакомых. Мы даже в Митино к Панину на квартиру заехали, отец Дороховой настоял.

— И как Панин вас встретил? — спросила Петелина.

— Борис Панин находился дома с матерью, права не качал, позволил осмотреть квартиру. В общем отнесся с пониманием, прекрасно знает по какой статье срок мотал. Его мать, конечно, поворчала, но подтвердила, что сын вернулся с работы после шести, принес продукты.

— Мать педофила еще тот свидетель, — усомнилась следователь.

Старший сержант пожал плечами:

— Мне Панин показался тихим, уравновешенным. Двенадцать лет — не шутки, вряд ли сразу за старое возьмется. Да и в пекарне у него чистота, видно, что дорожит работой. На дверце холодильника фото цветочков прилеплено.

Многолетний опыт следователя подсказывал Петелиной обратное. Она усомнилась:

— Хотелось бы верить в чудо перевоспитания, но единственное чему учатся педофилы в колонии, так это осторожности, чтобы больше туда не попадать. После работы Панин сразу поехал домой?

— Говорит, что заглянул в продуктовый и где-то в пол седьмого уже был дома. По времени как раз получается — дорога от пекарни до дома на автомобиле и полчаса на магазин.

— Опять с его слов.

— Если подозреваете, проверьте по геолокации его мобильника, — посоветовал Брянцев.

— Не получится. Панин забыл телефон на работе.

— Можно посмотреть видеозапись, — вспомнил Брянцев. — На углу его дома есть пункт выдачи интернет-заказов, над входом камера видеонаблюдения, в которую должна попадать парковка, где Панин оставил свою «шкоду».

— Хорошая мысль, — согласилась следователь. — Отправлю туда своих.

— Не нужно, — успокоил старший сержант. — Сегодня к матери Панина заезжали оперативники по новому делу. Я им рассказывал про камеру наблюдения, они наверняка изъяли запись.

— Тогда найду.

— Думаю, Панин не при делах, ведь раньше он никогда не похищал девочек.

— Наверняка в городе есть и другие типы с подобными наклонностями, — предположила Петелина.

— Где их нет, — буркнул Брянцев, возвращаясь к автомобилю.

Самохин, убиравший остатки трапезы, слышал конец разговора и сообщил:

— Сегодня наши троих осужденных ранее насильников и извращенцев проверили на алиби.

— Результат? — спросила следователь.

— Отрицательный.

— Был еще один подозрительный тип без криминального прошлого, — напомнил Брянцев. — Он поцапался с Паниным из-за этой девочки недели две назад. Нам Дорохова рассказала.

— Что значит поцапался? — удивилась Петелина.

— Типа бочку катил, что Панин к девочке пристает, а он ее защищает. А по словам Дороховой все наоборот было.

— Кто он?