Впрочем, и с ним справились — пристроили между валунами и закрыли воткнутыми в землю деревцами.
Дальше устроил командно-штабные учения и только после них разогнал личный состав по местам. Отряд разделил на три части: первой командовал подпоручик Собакин, второй — подпоручик Кошкин, а третьей, самой меньшей — унтер Серьга. На себя взял личное руководство, а Стерлигова со Свиньиным записал в командирский резерв. К слову, ни первый ни второй, командовать особо не рвались.
Максаков нашёл место для батареи на большой поляне, со всех сторон закрытой деревьями, почти в полуверсте от дороги. Как он оттуда стрелять собрался я категорически не понимал, но донимать вопросами моремана не стал. Вроде морячков стрелять из пушек хорошо учат, значит знает, что делает.
Пока обошёл все позиции, пока нарезал сектора стрельбы, пока ещё раз проинструктировал личный состав, начало вечереть. Умаялся просто жуть, а проклятая мошка успела довести до белого каления. К счастью, поднялся ветерок, и летающие кровососы слегка угомонились.
НП себе оборудовал на плоской вершине невысокой скалы, откуда прекрасно просматривалась дорога. Прижался спиной к ещё тёплому камню, но только раскурил сигару, как примчался один из казаков дозорных и сообщил, что по тракту в сторону Тымово едет на лошадке какой-то странный персонаж, при этом что-то во весь голос горланит.
— Что горланит?
— А бог весть… — казак пожал плечами. — Вроде матюги гнёт, а можить поёт, но тока на иноземном. А вона, гляньте сами, вашбродь… — он ткнул пальцем на дорогу. — Аккурат сейчас появится…
Я снял с бинокля крышку. Действительно, через пару минут на тракте показалась до предела загруженная вьюками лошадка, на которой восседал какой-то мужик. Худой и длинный, он громко горланил песню, энергично отмахивая при этом рукой. Выглядел он чрезвычайно странно, в первую очередь из-за того, что пел на французском языке, да ещё очень старинную солдатскую песню, очень хорошо знакомую мне. А ещё больше странностей добавляли разные сачки и даже удочки, торчавшие из вьюков.
— Прямо Паганель, какой-то… — озадачился я. — И откуда ты здесь взялся?
— Дык, что делать, вашбродь? — казак чиркнул ладонью по горлу. — Мало какая падла, можыть японов лазутчик, так его растак.
— Не надо… — я встал. — Встречу сам. Но на всякий случай перекройте ему дорогу назад.
Спустился со скалы и не скрываясь вышел на тракт.
Гость заметил меня сразу, но петь перестал, только когда подъехал поближе.
— Приветствую вас, незнакомец, — поздоровался певец и не слезая с коня поклонился. — Прошу простить меня, но я не говорю на вашем языке, а те несколько фраз, что я выучил, как недавно выяснилось, вряд ли подходят для приветствия.
При этом, как бы невзначай, положил руку на кобуру с револьвером.
Я вернул ему поклон и тоже заговорил на французском.
— Скоро начнет смеркаться, а ночь не самое лучшее время для прогулок, месье, поэтому хотел бы пригласить вас к своему очагу.
Француз покосился на томагавк у меня за поясом, потом на казачков, перегородивших ему дорогу и буркнул себе под нос.
— Все это начинает смахивать на бульварный роман, — а потом взял в себя в руки и ещё раз поклонился. — Я принимаю ваше приглашение.
— В таком случае, прошу слезть с коня, его примут мои люди, а мы с вами немного пройдёмся пешком… — предложил я, а затем добавил. — Ваш револьвер можете оставить при себе.
— Ещё интересней… — снова буркнул француз, но с седла спрыгнул и представился: — Барон Шарль д’Айю, член-корреспондент Парижской академии наук.
— Любич Александр Христианович… — для пущего успокоения француза, я тоже назвался и показал рукой дорогу. — Прошу, здесь недалеко. Сразу хочу уверить, что вам ничего не грозит.
Фамилия гостя показалась мне очень знакомой, да и внешность кого-то очень сильно напоминала. Длинный горбатый нос, породистое, слегка вытянутое, скуластое лицо, острый, ярко выраженный подбородок с глубокой ямочкой…
«Да ну нахрен! — внезапно озарило меня. — Да не может быть. Еще один попаданец? Но почему в своем теле? Или так тоже бывает?»
Да, этот барон, как две капли воды, был похож на одного средневекового персонажа, которому, в самом начале своей попаданческой эпопеи, я проткнул печень. Впрочем, тот тоже не остался в долгу и засадил мне дагу в ногу. Дело было в Фуа, а дуэль случилась из-за родной сестрички Луи Паука, Мадлен Французской. Ещё та история…
И обратился к французу:
— Простите барон за бестактность, но вы не родственник баннерету графства Фуа барону Шарлю д’Айю?
Барона словно дубиной по башке стукнуло, он резко остановился и удивлённо уставился на меня.
«Вот ты и попался, голубчик…» — ехидно подумал я, законно подозревая, что отловил еще одного попаданца.
— Родственник… — ошарашенно проблеял француз. — А точнее, он мой очень дальний предок, если не ошибаюсь… примерно из пятнадцатого века. Я изучал семейные хроники, где он упоминается в числе других предков. А имение Айю до сих пор принадлежит нам. Но откуда вы узнали?
Я сначала ему не поверил, но потом понял, что ошибся. Да, похож, но не идеально. И голос другой — у того был хриплый тенор, а у этого баритон. Ну что же, так бывает, когда фамильные черты передаются через много поколений. А жаль… ещё один матёрый вояка мне точно не помешал бы. Да и плевать, что он из Средневековья, потому что умение воевать это немного другое, чем просто владение винтовкой или пулеметом. Но надо выкручиваться, сам чуть не спалился.
— И ваш французский… вы случайно не гасконец? — Шарль продолжил задавать вопросы. — А ещё у вас проскальзывают очень архаичные слова, так уже во Франции не говорят, разве что специалисты по средневековой лингвистике.
— Нет, не гасконец. Акцент объясняется просто, в своё время, я долго жил в Арманьяке, где изучал историю средневековой Франции по материалам того времени. По ним же нахватался архаизмов, что мне абсолютно не мешает. А что до вашего предка, просто вспомнилась фамилия, — и сразу сменил тему разговора. — Кстати, как вы попали на Сахалин? И почему один?
— Изучаю флору и фауну этого замечательного острова, — улыбнулся француз. — Так случилось, что я лишился носильщиков, они просто сбежали, прихватив кое-какие вещи. Вот и приходится возвращаться в Александровск одному.
— Неудачное время вы выбрали, месье барон.
— Я приехал сюда полгода назад, — Шарль пожал плечами. — Ещё до того, как началась эта ужасная война… — и внимательно посмотрев на меня, поинтересовался. — А вы? Вы что здесь делаете?
Немного подумав, я ответил откровенно.
— Мы воюем. А здесь устроили засаду на японцев.
Барон неожиданно вытянулся в струнку и даже щёлкнул каблуками.
— Месье Любич, разрешите присоединиться к вам!
Настал черёд слегка подохренеть уже мне.
— А вам-то оно зачем?
Шарль нахмурился.
— Во-первых — я полностью на вашей стороне в этой войне, а вторых… — он запнулся. — Так уж случилось, что я стал неожиданным свидетелем зверств японцев по отношению к мирным жителям. В-третьих — я не люблю азиатов, а ещё больше — японцев. В-четвёртых — считаю своим долгом оказать посильную помощь правой стороне. Уж так воспитан, простите. Кстати, сегодня в полдень, я проезжал мимо Дербинского и заметил, что оккупанты собираются куда-то выступать. Не их вы ждете?
— Вас не тронули? — вопрос учёного я пропустил мимо ушей.
Француз презрительно скривился:
— Они удивительно небрежно относятся к караульной службе, мне не составило труда проскользнуть мимо их постов. Но раньше я уже общался с японцами, и они даже выдали мне пропуск. Прошу, месье Любич, не откажите в моей просьбе. Оружие у меня есть, а перед тем как заняться наукой, я проходил военную службу в кавалерии.
У меня немедля в голове сложился немного авантюрный, но вполне состоятельный план, как оповестить материк о том, что мы ещё не сдались и организовать в прессу вброс информации о зверствах японцев. Хочешь воевать? Почему бы и нет. Как раз проверю истинную лояльность, а заодно повяжу кровью.
Но дать своё согласие не успел, потому что на взмыленной лошади примчался урядник Наумов и сообщил, что к нам по дороге идут японцы.
— Твою мать… — машинально ругнулся я.
Японцев я ожидал только утром, но, видимо они так глубоко заглотили наживку, что сорвались на ночь глядя. Впрочем, всё в масть, впереди ещё около часа светового времени, так что успеем устроить качественный карачун. Если, конечно, обойдется без неожиданностей.
— Барон, хотите воевать — воюйте, но держитесь рядом со мной. Винтовка есть? Отлично. По местам!
Через полчаса на тракте показались топающие вразнобой солдаты, но японцев оказалось как-то очень мало, всего около взвода, во главе с прапорщиком на невысокой лошадке.
— Что за нахрен? — озадачился я. Но тут же понял замысел самураев. Эти — приманка, для того чтобы вскрыть возможную засаду, а основная орда идёт сзади.
Никаких команд отдавать не стал, всё было оговорено заранее, открытие огня предусматривалось только по моему сигналу — после ракеты. Пусть шагают, в полуверсте дальше на тракте стоит Серьга со своими, на тот случай, если косоглазые вздумают прорываться в Тымово — он и встретит.
Японский прапорщик вдруг отдал какую-то команду, солдатики сошли с дороги и попадали на запылённую траву, а сам прапор, не слезая с седла, принялся обозревать окрестности в бинокль.
«Ну-ну, пялься, пялься, — с некоторой опаской подумал я. — Ещё час назад, я сам с этого же места пытался высмотреть своих. Таки высмотрел, но после того, как кое-кто получил по башке, больше никто не высовывался. Но всё равно заканчивай зырить, хренов Соколиный глаз…»
Но японец не внял и всё продолжал пялиться.
— Шоб тебе повылазило, еле-еле поц… — Яков Самуилович нырнул за валун и зачем-то закрыл голову руками.
— Какая хитрая человека… — укоризненно прошептал Тайто. — Всё смотреть и смотреть в стеклянные глаза…
— Снять бы тебя… — зло буркнул Стерлигов.
У меня самого мурашки по коже бегали, но в конце концов прапор опустил бинокль, слез с лошадки и присоединился к солдатам.
— Что за нахрен? Никак ночевать здесь собрались? — вслух подумал я. — Хотя, место удобное, решение не переть ночью, тоже вполне резонное. Большую часть пути они прошли, утром сделают рывок и уже в Тымово.
И как чуть позже выяснилось, догадка оказалась правильной. Прапорщик сел на свою кобылу и уехал назад, а через четверть часа показались передовые колонны основного отряда.
Японцы маршировали повзводно, впереди ехало несколько конных, среди которых выделялась малиновая рубаха майданщика, а позади лошади тащили пару точно таких же орудий как у нас. Пулемётов не было. Общим числом я насчитал около полутора сотен штыков, чуть поменьше роты полного состава. Правда, японцев все равно было почти в полтора раза больше, чем нас.
А ещё через полчаса, самураи уже принялись обустраиваться на ночёвку.
— Удивительное безрассудство, впрочем, чего ещё можно ожидать от азиатов? — иронично ухмыльнулся барон. — Но, думаю, вы же не будете жаловаться в японский Генеральный штаб, месье Любич?
— И не уговаривайте, месье Д`Айю, обязательно напишу жалобу самому императору Муцухито, — я тоже улыбнулся и вытащил из кобуры сигнальный пистолет.
С приятным чмоканьем в патронник вошёл толстенький патрон с жёлтой папковой гильзой. Звонко щёлкнул взводимый курок.
«Ну что, Богом…» — подумал я и нажал на спусковой крючок.
Но ничего кроме сухого удара бойка не услышал. И чуть не получил инфаркт, заметив, что несколько японцев, собиравших хворост для костров, подошли уже почти к нашим боевым порядкам.
— Тысяча чертей! — свирепо прошипел я и снова взвёл курок.
Но опять случилась осечка. И только после того, как я заменил патрон, в воздух с шипением взвилась ярко-белая ракета.
Грохнул дружный, но нестройный залп.
И тут же время для меня каким-то странным образом остановилось. Исчезли все звуки, наступила мёртвая тишина.
Дальше устроил командно-штабные учения и только после них разогнал личный состав по местам. Отряд разделил на три части: первой командовал подпоручик Собакин, второй — подпоручик Кошкин, а третьей, самой меньшей — унтер Серьга. На себя взял личное руководство, а Стерлигова со Свиньиным записал в командирский резерв. К слову, ни первый ни второй, командовать особо не рвались.
Максаков нашёл место для батареи на большой поляне, со всех сторон закрытой деревьями, почти в полуверсте от дороги. Как он оттуда стрелять собрался я категорически не понимал, но донимать вопросами моремана не стал. Вроде морячков стрелять из пушек хорошо учат, значит знает, что делает.
Пока обошёл все позиции, пока нарезал сектора стрельбы, пока ещё раз проинструктировал личный состав, начало вечереть. Умаялся просто жуть, а проклятая мошка успела довести до белого каления. К счастью, поднялся ветерок, и летающие кровососы слегка угомонились.
НП себе оборудовал на плоской вершине невысокой скалы, откуда прекрасно просматривалась дорога. Прижался спиной к ещё тёплому камню, но только раскурил сигару, как примчался один из казаков дозорных и сообщил, что по тракту в сторону Тымово едет на лошадке какой-то странный персонаж, при этом что-то во весь голос горланит.
— Что горланит?
— А бог весть… — казак пожал плечами. — Вроде матюги гнёт, а можить поёт, но тока на иноземном. А вона, гляньте сами, вашбродь… — он ткнул пальцем на дорогу. — Аккурат сейчас появится…
Я снял с бинокля крышку. Действительно, через пару минут на тракте показалась до предела загруженная вьюками лошадка, на которой восседал какой-то мужик. Худой и длинный, он громко горланил песню, энергично отмахивая при этом рукой. Выглядел он чрезвычайно странно, в первую очередь из-за того, что пел на французском языке, да ещё очень старинную солдатскую песню, очень хорошо знакомую мне. А ещё больше странностей добавляли разные сачки и даже удочки, торчавшие из вьюков.
— Прямо Паганель, какой-то… — озадачился я. — И откуда ты здесь взялся?
— Дык, что делать, вашбродь? — казак чиркнул ладонью по горлу. — Мало какая падла, можыть японов лазутчик, так его растак.
— Не надо… — я встал. — Встречу сам. Но на всякий случай перекройте ему дорогу назад.
Спустился со скалы и не скрываясь вышел на тракт.
Гость заметил меня сразу, но петь перестал, только когда подъехал поближе.
— Приветствую вас, незнакомец, — поздоровался певец и не слезая с коня поклонился. — Прошу простить меня, но я не говорю на вашем языке, а те несколько фраз, что я выучил, как недавно выяснилось, вряд ли подходят для приветствия.
При этом, как бы невзначай, положил руку на кобуру с револьвером.
Я вернул ему поклон и тоже заговорил на французском.
— Скоро начнет смеркаться, а ночь не самое лучшее время для прогулок, месье, поэтому хотел бы пригласить вас к своему очагу.
Француз покосился на томагавк у меня за поясом, потом на казачков, перегородивших ему дорогу и буркнул себе под нос.
— Все это начинает смахивать на бульварный роман, — а потом взял в себя в руки и ещё раз поклонился. — Я принимаю ваше приглашение.
— В таком случае, прошу слезть с коня, его примут мои люди, а мы с вами немного пройдёмся пешком… — предложил я, а затем добавил. — Ваш револьвер можете оставить при себе.
— Ещё интересней… — снова буркнул француз, но с седла спрыгнул и представился: — Барон Шарль д’Айю, член-корреспондент Парижской академии наук.
— Любич Александр Христианович… — для пущего успокоения француза, я тоже назвался и показал рукой дорогу. — Прошу, здесь недалеко. Сразу хочу уверить, что вам ничего не грозит.
Фамилия гостя показалась мне очень знакомой, да и внешность кого-то очень сильно напоминала. Длинный горбатый нос, породистое, слегка вытянутое, скуластое лицо, острый, ярко выраженный подбородок с глубокой ямочкой…
«Да ну нахрен! — внезапно озарило меня. — Да не может быть. Еще один попаданец? Но почему в своем теле? Или так тоже бывает?»
Да, этот барон, как две капли воды, был похож на одного средневекового персонажа, которому, в самом начале своей попаданческой эпопеи, я проткнул печень. Впрочем, тот тоже не остался в долгу и засадил мне дагу в ногу. Дело было в Фуа, а дуэль случилась из-за родной сестрички Луи Паука, Мадлен Французской. Ещё та история…
И обратился к французу:
— Простите барон за бестактность, но вы не родственник баннерету графства Фуа барону Шарлю д’Айю?
Барона словно дубиной по башке стукнуло, он резко остановился и удивлённо уставился на меня.
«Вот ты и попался, голубчик…» — ехидно подумал я, законно подозревая, что отловил еще одного попаданца.
— Родственник… — ошарашенно проблеял француз. — А точнее, он мой очень дальний предок, если не ошибаюсь… примерно из пятнадцатого века. Я изучал семейные хроники, где он упоминается в числе других предков. А имение Айю до сих пор принадлежит нам. Но откуда вы узнали?
Я сначала ему не поверил, но потом понял, что ошибся. Да, похож, но не идеально. И голос другой — у того был хриплый тенор, а у этого баритон. Ну что же, так бывает, когда фамильные черты передаются через много поколений. А жаль… ещё один матёрый вояка мне точно не помешал бы. Да и плевать, что он из Средневековья, потому что умение воевать это немного другое, чем просто владение винтовкой или пулеметом. Но надо выкручиваться, сам чуть не спалился.
— И ваш французский… вы случайно не гасконец? — Шарль продолжил задавать вопросы. — А ещё у вас проскальзывают очень архаичные слова, так уже во Франции не говорят, разве что специалисты по средневековой лингвистике.
— Нет, не гасконец. Акцент объясняется просто, в своё время, я долго жил в Арманьяке, где изучал историю средневековой Франции по материалам того времени. По ним же нахватался архаизмов, что мне абсолютно не мешает. А что до вашего предка, просто вспомнилась фамилия, — и сразу сменил тему разговора. — Кстати, как вы попали на Сахалин? И почему один?
— Изучаю флору и фауну этого замечательного острова, — улыбнулся француз. — Так случилось, что я лишился носильщиков, они просто сбежали, прихватив кое-какие вещи. Вот и приходится возвращаться в Александровск одному.
— Неудачное время вы выбрали, месье барон.
— Я приехал сюда полгода назад, — Шарль пожал плечами. — Ещё до того, как началась эта ужасная война… — и внимательно посмотрев на меня, поинтересовался. — А вы? Вы что здесь делаете?
Немного подумав, я ответил откровенно.
— Мы воюем. А здесь устроили засаду на японцев.
Барон неожиданно вытянулся в струнку и даже щёлкнул каблуками.
— Месье Любич, разрешите присоединиться к вам!
Настал черёд слегка подохренеть уже мне.
— А вам-то оно зачем?
Шарль нахмурился.
— Во-первых — я полностью на вашей стороне в этой войне, а вторых… — он запнулся. — Так уж случилось, что я стал неожиданным свидетелем зверств японцев по отношению к мирным жителям. В-третьих — я не люблю азиатов, а ещё больше — японцев. В-четвёртых — считаю своим долгом оказать посильную помощь правой стороне. Уж так воспитан, простите. Кстати, сегодня в полдень, я проезжал мимо Дербинского и заметил, что оккупанты собираются куда-то выступать. Не их вы ждете?
— Вас не тронули? — вопрос учёного я пропустил мимо ушей.
Француз презрительно скривился:
— Они удивительно небрежно относятся к караульной службе, мне не составило труда проскользнуть мимо их постов. Но раньше я уже общался с японцами, и они даже выдали мне пропуск. Прошу, месье Любич, не откажите в моей просьбе. Оружие у меня есть, а перед тем как заняться наукой, я проходил военную службу в кавалерии.
У меня немедля в голове сложился немного авантюрный, но вполне состоятельный план, как оповестить материк о том, что мы ещё не сдались и организовать в прессу вброс информации о зверствах японцев. Хочешь воевать? Почему бы и нет. Как раз проверю истинную лояльность, а заодно повяжу кровью.
Но дать своё согласие не успел, потому что на взмыленной лошади примчался урядник Наумов и сообщил, что к нам по дороге идут японцы.
— Твою мать… — машинально ругнулся я.
Японцев я ожидал только утром, но, видимо они так глубоко заглотили наживку, что сорвались на ночь глядя. Впрочем, всё в масть, впереди ещё около часа светового времени, так что успеем устроить качественный карачун. Если, конечно, обойдется без неожиданностей.
— Барон, хотите воевать — воюйте, но держитесь рядом со мной. Винтовка есть? Отлично. По местам!
Через полчаса на тракте показались топающие вразнобой солдаты, но японцев оказалось как-то очень мало, всего около взвода, во главе с прапорщиком на невысокой лошадке.
— Что за нахрен? — озадачился я. Но тут же понял замысел самураев. Эти — приманка, для того чтобы вскрыть возможную засаду, а основная орда идёт сзади.
Никаких команд отдавать не стал, всё было оговорено заранее, открытие огня предусматривалось только по моему сигналу — после ракеты. Пусть шагают, в полуверсте дальше на тракте стоит Серьга со своими, на тот случай, если косоглазые вздумают прорываться в Тымово — он и встретит.
Японский прапорщик вдруг отдал какую-то команду, солдатики сошли с дороги и попадали на запылённую траву, а сам прапор, не слезая с седла, принялся обозревать окрестности в бинокль.
«Ну-ну, пялься, пялься, — с некоторой опаской подумал я. — Ещё час назад, я сам с этого же места пытался высмотреть своих. Таки высмотрел, но после того, как кое-кто получил по башке, больше никто не высовывался. Но всё равно заканчивай зырить, хренов Соколиный глаз…»
Но японец не внял и всё продолжал пялиться.
— Шоб тебе повылазило, еле-еле поц… — Яков Самуилович нырнул за валун и зачем-то закрыл голову руками.
— Какая хитрая человека… — укоризненно прошептал Тайто. — Всё смотреть и смотреть в стеклянные глаза…
— Снять бы тебя… — зло буркнул Стерлигов.
У меня самого мурашки по коже бегали, но в конце концов прапор опустил бинокль, слез с лошадки и присоединился к солдатам.
— Что за нахрен? Никак ночевать здесь собрались? — вслух подумал я. — Хотя, место удобное, решение не переть ночью, тоже вполне резонное. Большую часть пути они прошли, утром сделают рывок и уже в Тымово.
И как чуть позже выяснилось, догадка оказалась правильной. Прапорщик сел на свою кобылу и уехал назад, а через четверть часа показались передовые колонны основного отряда.
Японцы маршировали повзводно, впереди ехало несколько конных, среди которых выделялась малиновая рубаха майданщика, а позади лошади тащили пару точно таких же орудий как у нас. Пулемётов не было. Общим числом я насчитал около полутора сотен штыков, чуть поменьше роты полного состава. Правда, японцев все равно было почти в полтора раза больше, чем нас.
А ещё через полчаса, самураи уже принялись обустраиваться на ночёвку.
— Удивительное безрассудство, впрочем, чего ещё можно ожидать от азиатов? — иронично ухмыльнулся барон. — Но, думаю, вы же не будете жаловаться в японский Генеральный штаб, месье Любич?
— И не уговаривайте, месье Д`Айю, обязательно напишу жалобу самому императору Муцухито, — я тоже улыбнулся и вытащил из кобуры сигнальный пистолет.
С приятным чмоканьем в патронник вошёл толстенький патрон с жёлтой папковой гильзой. Звонко щёлкнул взводимый курок.
«Ну что, Богом…» — подумал я и нажал на спусковой крючок.
Но ничего кроме сухого удара бойка не услышал. И чуть не получил инфаркт, заметив, что несколько японцев, собиравших хворост для костров, подошли уже почти к нашим боевым порядкам.
— Тысяча чертей! — свирепо прошипел я и снова взвёл курок.
Но опять случилась осечка. И только после того, как я заменил патрон, в воздух с шипением взвилась ярко-белая ракета.
Грохнул дружный, но нестройный залп.
И тут же время для меня каким-то странным образом остановилось. Исчезли все звуки, наступила мёртвая тишина.