– Маша, – позвал ее из прекрасного далека Петр, – а как мне найти – девочек?
– Каких? – тотчас насторожилась она.
Чтобы смягчить, Петр попробовал пошутить:
– Которые знают все.
Ошибка, мгновенно понял он. Все – знает только она сама.
Маша надула губки. В глазах холодок. Слова были проложены льдом:
– В режуправлении спросите.
Спрыгнула с жердочки. И была такова.
– Маша! – крикнул в полумрак Петр. Тут же стукнулся головой о металлическую трубку, та ответила гудящим звуком.
«Елки, – потер лоб. – Тут бы живым выбраться».
10
Как только перед ней мелькнула пресловутая корочка с неприятными словами и еще менее приятной физиономией Петра, она тут же вынула из сумочки сигареты.
– Нет, посторонних я за кулисами не видела. – И тут же сообщила: – Вообще-то курить нельзя.
Проворно встала на стул, показав стройные ноги, потянула за шпингалет высокого окна.
– Но вы курите?
Она спрыгнула, оправила узкую юбку.
– А у меня работа нервная.
В приоткрывшуюся щель врывался уличный шум.
– Нервная?
– А что?
– Я думал: театр, – протянул Петр. – Культура, красота. Успокаивает нервы.
Ольга Николаевна то ли кашлянула, то ли издала смешок.
Ей могло быть сорок, но с таким же успехом и под пятьдесят. Мелкие морщинки на лице могли быть от курения, но могли быть и от возраста.
– Ольга Николаевна…
Она перебила:
– Ольга – можно.
На столе у нее завибрировал, толчками пополз телефон. Она легкомысленно махнула рукой «подождут», кокетливо выпустила дым.
Петр привычно суммировал ее внешность для милицейского протокола. Зыкина Ольга Николаевна, заведующая режиссерским управлением балета, возраст около сорока, рост примерно метр семьдесят, сложение худощавое, волосы короткие светлые… Вообще, что-то кроличье в лице – наверное, из-за розоватых век и бледных ресниц. Только сами глаза – кстати, светло-зеленые: глаза не грызуна, скорее мелкой хищницы. Одежда среднего ценового сегмента: Zara, подпертая Ralpf Lauren, практично хапнутым на распродаже или в аутлетах. Что соответствует зарплате. Значит, ни тайных пороков, ни дополнительных источников дохода нет. Особых примет тоже.
Ольга заметила его взгляд, но истолковала по-своему.
– Между прочим, я замужем, – кокетливо предупредила.
– Я убит.
Она поперхнулась дымом. Прокашлялась сквозь улыбку:
– Ладно. Живите.
– Ольга Николаевна…
– Ольга.
– Ольга, – тут же исправился он. – Вот вы режиссер.
– Технически говоря, я не режиссер – я менеджер. Планы, афиша, расписание, явки, репетиции.
– Понятно, – отозвался Петр: – Я, конечно, все себе не так представил.
– А что вы представляли? – кокетливо отозвалась женщина.
– Я думал, вы тут типа, ну не знаю – Тарантино, – подыграл ей Петр: он бы охотно назвал имя всемирно известного режиссера-женщины, но без подсказки гугла не смог. – На двери у вас написано – режиссерское управление. Так я и подумал…
Телефон у нее на столе опять ожил: пополз, гудя. Она сбросила звонок, не глядя.
– Культура, красота, это да. Хватает. Само собой. Чего не хватает, так это четкой организации. Ее всем не хватает.
Петр понял: надо еще сиропа на самолюбие.
– Понимаю. Большой корабль, большое плавание, – он постарался, чтобы в голосе звучало уважение.
Ольга затягивалась, скосив глаза на раскаленный кончик сигареты, как будто это помогало вытянуть драгоценный никотин. А потом – щурилась на Петра. «А очки надевать, конечно, при мне не хочет», – понял он. На столе заметил два футляра: оптическая оснастка Ольге Николаевне требовалась и для чтения, и чтобы смотреть вдаль.
– М-м-м, – промычала Ольга в знак согласия, губами она сжимала сигарету, дым сквозняком бросило обратно в кабинет, Ольга замахала рукой, выгоняя его обратно в Москву. Потом перехватила сигарету пальцами и добавила: – …большие проблемы.
– Это вы о вчерашнем спектакле?
Рука Ольги остановилась, голос звучал по-прежнему доброжелательно, но уже на другой ноте – профессионально-компетентной, настороженной:
– Да, вчера весь день как-то наперекосяк, – все же признала она. – Бывают такие дни, знаете ли. Завихрения магнитных полей.
Петр решил ясно дать понять, что с ним такие номера не пройдут и такие объяснения – не устроят:
– Из-за чего именно наперекосяк? – И стал забрасывать ее фактами: – Из-за повышенной охраны зала? Из-за пожарной тревоги? Из-за потерянных чемоданов? Или потому, что одну балерину заменили на другую?
На щеках Ольги появились два розовых кружочка. На самом деле, красные лампы, вспыхнувшие внутри: тревога! Петру показалось, что он прямо видит, как у Ольги за радужными оболочками глаз зарождается паническая Пригодная Версия.
– Ну, – потянула Ольга, выигрывая время для ответа.
И тут ей повезло – в дверь просунулась голова с волосами, зализанными в дулю на макушке:
– Оль, ну ты что, не слышишь? – сказала женщина. – Сама она была полная: большой шар задницы и средний шар туловища объединены в массивное целое длинной юбкой и длинным свитером. Крошечная дуля наверху конструкции казалась архитектурной шуткой. – Звоню тебе, звоню, – пожаловалась женщина, с любопытством разглядывая Петра. Сообщила: – Люба-Астрахань пришла. Она в оперном сейчас.
Явно гадала, что за незнакомый мужик пасется в балетном режуправлении, и что за разговор у них тут наедине.
– Хорошо, хорошо, – выпроводила ее Ольга.
Момент для атаки был упущен. Ольга уже нашлась:
– Все всегда немного нервничают, когда на спектакле… высокие гости.
Петр сменил тактику.
– Ну, могу сказать, что из зрительного зала ничего заметно не было, – любезно заверил.
– А вы были? – удивилась Ольга.
Петр сделал лицо «мы же с вами понимаем». Что бы это ни значило. Обычно все делали вид, что поняли. Сделала и Ольга:
– Ах, ну да… – спохватилась она.
– Только разве что антракт задержали, – уточнил Петр.
Ольга явно успокоилась – как будто неприятный разговор отошел от края пропасти, заметил Петр. Но что бы ни было в этой пропасти, оно его не интересовало. У них своя жизнь. У него – своя работа. Главное, о полиции в театре Ольга как раз не прочь была поговорить:
– Да уж. Кто-то из сотрудников театра ребенка с собой привел, а тот убежал. И мамаша придурочная сразу давай в полицию звонить.
«Еще одна версия, – подумал Петр. – Забавно».
Ольга покачала головой, расплющила окурок:
– Можно подумать, ребенок куда-то из театра может деться.
– А может?
– Конечно, нет! У нас режим пропусков. А когда в театре президент, даже два. Вы представляете, что здесь творится?
– Я-то? – многозначительно подмигнул Петр.
– Каких? – тотчас насторожилась она.
Чтобы смягчить, Петр попробовал пошутить:
– Которые знают все.
Ошибка, мгновенно понял он. Все – знает только она сама.
Маша надула губки. В глазах холодок. Слова были проложены льдом:
– В режуправлении спросите.
Спрыгнула с жердочки. И была такова.
– Маша! – крикнул в полумрак Петр. Тут же стукнулся головой о металлическую трубку, та ответила гудящим звуком.
«Елки, – потер лоб. – Тут бы живым выбраться».
10
Как только перед ней мелькнула пресловутая корочка с неприятными словами и еще менее приятной физиономией Петра, она тут же вынула из сумочки сигареты.
– Нет, посторонних я за кулисами не видела. – И тут же сообщила: – Вообще-то курить нельзя.
Проворно встала на стул, показав стройные ноги, потянула за шпингалет высокого окна.
– Но вы курите?
Она спрыгнула, оправила узкую юбку.
– А у меня работа нервная.
В приоткрывшуюся щель врывался уличный шум.
– Нервная?
– А что?
– Я думал: театр, – протянул Петр. – Культура, красота. Успокаивает нервы.
Ольга Николаевна то ли кашлянула, то ли издала смешок.
Ей могло быть сорок, но с таким же успехом и под пятьдесят. Мелкие морщинки на лице могли быть от курения, но могли быть и от возраста.
– Ольга Николаевна…
Она перебила:
– Ольга – можно.
На столе у нее завибрировал, толчками пополз телефон. Она легкомысленно махнула рукой «подождут», кокетливо выпустила дым.
Петр привычно суммировал ее внешность для милицейского протокола. Зыкина Ольга Николаевна, заведующая режиссерским управлением балета, возраст около сорока, рост примерно метр семьдесят, сложение худощавое, волосы короткие светлые… Вообще, что-то кроличье в лице – наверное, из-за розоватых век и бледных ресниц. Только сами глаза – кстати, светло-зеленые: глаза не грызуна, скорее мелкой хищницы. Одежда среднего ценового сегмента: Zara, подпертая Ralpf Lauren, практично хапнутым на распродаже или в аутлетах. Что соответствует зарплате. Значит, ни тайных пороков, ни дополнительных источников дохода нет. Особых примет тоже.
Ольга заметила его взгляд, но истолковала по-своему.
– Между прочим, я замужем, – кокетливо предупредила.
– Я убит.
Она поперхнулась дымом. Прокашлялась сквозь улыбку:
– Ладно. Живите.
– Ольга Николаевна…
– Ольга.
– Ольга, – тут же исправился он. – Вот вы режиссер.
– Технически говоря, я не режиссер – я менеджер. Планы, афиша, расписание, явки, репетиции.
– Понятно, – отозвался Петр: – Я, конечно, все себе не так представил.
– А что вы представляли? – кокетливо отозвалась женщина.
– Я думал, вы тут типа, ну не знаю – Тарантино, – подыграл ей Петр: он бы охотно назвал имя всемирно известного режиссера-женщины, но без подсказки гугла не смог. – На двери у вас написано – режиссерское управление. Так я и подумал…
Телефон у нее на столе опять ожил: пополз, гудя. Она сбросила звонок, не глядя.
– Культура, красота, это да. Хватает. Само собой. Чего не хватает, так это четкой организации. Ее всем не хватает.
Петр понял: надо еще сиропа на самолюбие.
– Понимаю. Большой корабль, большое плавание, – он постарался, чтобы в голосе звучало уважение.
Ольга затягивалась, скосив глаза на раскаленный кончик сигареты, как будто это помогало вытянуть драгоценный никотин. А потом – щурилась на Петра. «А очки надевать, конечно, при мне не хочет», – понял он. На столе заметил два футляра: оптическая оснастка Ольге Николаевне требовалась и для чтения, и чтобы смотреть вдаль.
– М-м-м, – промычала Ольга в знак согласия, губами она сжимала сигарету, дым сквозняком бросило обратно в кабинет, Ольга замахала рукой, выгоняя его обратно в Москву. Потом перехватила сигарету пальцами и добавила: – …большие проблемы.
– Это вы о вчерашнем спектакле?
Рука Ольги остановилась, голос звучал по-прежнему доброжелательно, но уже на другой ноте – профессионально-компетентной, настороженной:
– Да, вчера весь день как-то наперекосяк, – все же признала она. – Бывают такие дни, знаете ли. Завихрения магнитных полей.
Петр решил ясно дать понять, что с ним такие номера не пройдут и такие объяснения – не устроят:
– Из-за чего именно наперекосяк? – И стал забрасывать ее фактами: – Из-за повышенной охраны зала? Из-за пожарной тревоги? Из-за потерянных чемоданов? Или потому, что одну балерину заменили на другую?
На щеках Ольги появились два розовых кружочка. На самом деле, красные лампы, вспыхнувшие внутри: тревога! Петру показалось, что он прямо видит, как у Ольги за радужными оболочками глаз зарождается паническая Пригодная Версия.
– Ну, – потянула Ольга, выигрывая время для ответа.
И тут ей повезло – в дверь просунулась голова с волосами, зализанными в дулю на макушке:
– Оль, ну ты что, не слышишь? – сказала женщина. – Сама она была полная: большой шар задницы и средний шар туловища объединены в массивное целое длинной юбкой и длинным свитером. Крошечная дуля наверху конструкции казалась архитектурной шуткой. – Звоню тебе, звоню, – пожаловалась женщина, с любопытством разглядывая Петра. Сообщила: – Люба-Астрахань пришла. Она в оперном сейчас.
Явно гадала, что за незнакомый мужик пасется в балетном режуправлении, и что за разговор у них тут наедине.
– Хорошо, хорошо, – выпроводила ее Ольга.
Момент для атаки был упущен. Ольга уже нашлась:
– Все всегда немного нервничают, когда на спектакле… высокие гости.
Петр сменил тактику.
– Ну, могу сказать, что из зрительного зала ничего заметно не было, – любезно заверил.
– А вы были? – удивилась Ольга.
Петр сделал лицо «мы же с вами понимаем». Что бы это ни значило. Обычно все делали вид, что поняли. Сделала и Ольга:
– Ах, ну да… – спохватилась она.
– Только разве что антракт задержали, – уточнил Петр.
Ольга явно успокоилась – как будто неприятный разговор отошел от края пропасти, заметил Петр. Но что бы ни было в этой пропасти, оно его не интересовало. У них своя жизнь. У него – своя работа. Главное, о полиции в театре Ольга как раз не прочь была поговорить:
– Да уж. Кто-то из сотрудников театра ребенка с собой привел, а тот убежал. И мамаша придурочная сразу давай в полицию звонить.
«Еще одна версия, – подумал Петр. – Забавно».
Ольга покачала головой, расплющила окурок:
– Можно подумать, ребенок куда-то из театра может деться.
– А может?
– Конечно, нет! У нас режим пропусков. А когда в театре президент, даже два. Вы представляете, что здесь творится?
– Я-то? – многозначительно подмигнул Петр.