Петра сняла шаль, свернула ее и положила на нагревшуюся от солнца крышу машины. Стала проверять мобильный, вдруг кто-то пытался ей дозвониться, и поэтому не заметила черную «Ауди», пока та не поравнялась с ней. Затемненное стекло беззвучно опустилось, и в окне показалась крысиная морда мужчины.
– Помни о своем обещании, – сказал он, приложив указательный палец к губам.
Петра не узнала его. Но она сразу поняла, кто его послал.
Глава 48
Сейчас
Вот и пришла зима. На разломанном дереве только кора крепила к стволу ветку, упавшую в реку. Там она крепко примерзла, согнувшись дугой. И дерево, и лед были покрыты толстым слоем снега. Посередине реки Акерсэльва оставалась только узкая полынья. Фредрик Бейер взглядом следил за журчащей водой. Внизу, у моста Саннербруэн, река расширялась, и там, в глубине гранитного свода, висели сосульки величиной с палец в ожидании потепления. И только тогда они начнут расти и становиться большими, пока под своей тяжестью не оторвутся и не поплывут к водопаду, который только называется Верхним, а на самом деле находится на двести метров ниже, и там разобьются.
Пешеходная дорожка была почищена и посыпана. Сугробы желтели от мочи. Фредрик замерз, но не торопился идти. Он знал, что его ждут в квартире Леонида Гусева. Кафа Икбаль, Себастиан Косс и Андреас Фигерас. Но Фредрик мерз и не двигался с места.
Почему Андреас не ответил тогда, когда они звонили?
Водитель эвакуатора никак не мог найти их, и Андреас пошел его встретить. В шуме мотора он не услышал звонок.
Фредрик набрал в ладонь снега и начал мять его. У него не было никаких причин не верить Андреасу. Никаких, кроме тлеющего неприятного ощущения.
Было и еще кое-что. Пока Кафа стояла, склонившись над ним в коридоре, ее шарф соскользнул. И он точно знал, что увидел. Сине-желтые синяки на ключицах и шее. Когда он спросил, она засмеялась. Сухим холодным смехом. Он даже не помнил, что она тогда ответила. Какой-то несчастный случай.
Фредрика знобило, но не из-за холода. Его трясло, потому что он боялся. Самого себя. Неужели он теряет хватку? Та ночь с таблетками. В ту ночь над ним кружились звезды снов и страха, реальности и тоски. Он лежал на улице. Свет от фонарей превратился в капли дождя, или пепел, или снежинки, они смешивались с его потом, растекались по коже и затекали в нос и рот, а он втягивал носом и слизывал все это с усов и уголков рта.
Неужели он больше не может отличать правду от лжи? Факты от фантазий? А что, если Кафа и Андреас говорили правду? И сомнения – всего лишь эхо его запутавшегося разума?
Фредрик со всей силы бросил комок. Снежок со шлепком попал по ветке, и весь снег осыпался на замерзшую реку.
Фредрик натянул бахилы на резиновом коврике, положенном у входа в квартиру. Кафа ждала в гостиной вместе с Коссом. Инспектор посмотрел на него и прикусил нижнюю губу.
– Икбаль рассказала, что это ты позвонил? И угрожал пойти к прессе, чтобы заставить людей из разведки встретиться с нами?
Зачем Кафа рассказала ему об этом? Фредрик сделал вдох через нос и приготовился к выволочке.
– Я не угрожал. Я именно так и собирался сделать, – проворчал он.
Косс только поднял ладони.
– Хорошая идея, – сказал он. – И начальник Неме тоже так думает.
Кафа самодовольно улыбнулась. И махнула рукой, подзывая Фредрика к дивану. На потертой диванной подушке лежал кусок белого полиэтилена, а на нем – фотография.
– Она была зажата между двумя книгами на полке, – сказала она.
Опять та девочка. Фредрик узнал желтизну и блеклые цвета на снимке. Но это был не портрет девочки, а общая фотография класса. Около двадцати мальчиков и девочек выстроились у доски, исписанной рядом чисел и кириллических букв. Над доской висела фотография. Михаил Горбачев. Лидер СССР с 1985 года и до распада страны шесть лет спустя. Одна из учениц жирно обведена черным фломастером. Это была она. Девочка с фотографии «Калипсо».
– На ней та же одежда… – медленно произнес Фредрик.
Кафа показала на расплывшуюся от времени печать в нижнем углу фотографии. Там было написано кириллицей: Заозерская школа 289. Фредрик непонимающе уставился на нее.
– Заозерская школа 289, – прочла она.
– Заозерская?
Кафа кончиком языка облизала верхнюю губу.
– Заозерск – город недалеко от Мурманска. Небольшой, примерно десять тысяч. До перестройки назывался просто Мурманск-150. Закрытый город.
– Закрытый город?
– Тот, в который имеет доступ только авторизированный персонал. Поскольку Заозерск – место проживания личного состава российского Северного флота. Ее родители, по крайней мере один из них, должны были быть военными.
Фредрик снял очки. Протирая их рубашкой, подумал о мужчине, лежавшем в соседней комнате с собственными мозгами во рту.
– Гусев был генералом… мог он… мог он быть ее отцом? Может быть, поэтому он хотел в Норвегию? Чтобы… – От антидепрессантов мысли спутались. Он с силой моргнул и начал заново. – Эти морские егеря, угодившие на чужую территорию. Может быть, они что-то сделали с ней?
Кафа в сомнении покачала головой.
– Зачем ему обводить на снимке собственного ребенка?
Да уж, зачем? Но зачем тогда кому-то убивать Леонида Гусева? Информация, имеющая важное значение для королевства, как сказала Юдит Йедде. Но что такого мог знать российский генерал в отставке, что могло быть настолько важным, что на кон была поставлена человеческая жизнь? Что, если Гусев приехал сюда не для того, чтобы передать секретную информацию, а с каким-то заданием? Заданием лично от себя? Или от кого-то еще?
Фредрик повернулся на звук шарканья бахил по ковру и увидел Андреаса. Тот был как обычно безукоризненно одет, но бледный, и Фредрик понял, что он уже заходил в комнату с покойником. Он посмотрел Андреасу в глаза. Было ли… было ли в них что-нибудь? Уклончивый взгляд, какие-то признаки раскаяния за то, что оставил коллег в беде?
Андреас дружески хлопнул Фредрика по спине.
– Все нормально?
Фредрик сглотнул.
– Это не первый визит Гусева в Норвегию, – сказал Андреас. – Он подавал на вид на жительство еще восемь лет назад. И тогда получил отказ. И о нем ничего не было слышно до прошлого лета. Когда он по новой запросил разрешение.
– Значит, он приехал летом?
Андреас покосился на Кафу, которая задумчиво покачала головой.
– Мы думаем, что раньше, – сказала она и отодвинула снимок в сторону. Под фотографией класса лежал конверт, без адреса, только с краткой надписью. «Итоговая зарплата, апрель – май. Джавад».
– Джавад?
– Да хрен его знает, – сказал Андреас. – Но очевидно одно, что Гусев работал на какого-то Джавада, и тот пишет по-норвежски. Там еще осталась пара сотенных купюр. Конверт лежал в словаре в спальне.
Опять пошел снег. Крупные, мягкие как шелк хлопья ложились на улицы и на людей, и когда Себастиан Косс завел свой «Мерседес СЛС АМГ», снежные кристаллы быстро растаяли на блестящем капоте.
Фредрик постучал по стеклу.
– Есть место? – буркнул он.
Косс непонимающе помотал головой и чуть приоткрыл окно.
– Бейер?
– Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
Инспектор уставился на Фредрика с таким видом, будто он только что угостился едой из его тарелки. Через мгновение дверь «крыло чайки» у пассажирского сиденья поднялась.
– Бейер? – инспектор повторил вопрос, пока они разгонялись вниз по Маридалсвейен.
– Педер Расмуссен. Я хочу, чтобы мы установили за ним слежку. В связи с этим делом.
– Расмуссен? Из того дела, над которым работает Франке? Тот, что избивает жен?
– Колотит и убивает жен, и бьет детей.
Фредрик рассказал о фотографии, которую он увидел в подвале Морениуса.
– Андреас думает, что я ошибаюсь. Что я… вижу связи, которых нет. Но послушай… Первая жена Расмуссена была русской. Он убил ее восемь лет назад. В то же самое время Гусев запрашивает вид на жительство в Норвегии. Этой весной Расмуссена выпустили из тюрьмы, а пару месяцев спустя Гусев снова запрашивает вид на жительство. Теперь Гусев убит, а Расмуссен исчез. Я думаю, тут есть связь.
Ремень безопасности натянулся на груди, когда Косс затормозил на красный свет. Он усиленно забарабанил пальцами по звезде на руле.
– Какая связь? – спросил он. Не враждебно. Но и не дружелюбно.
В мысленных построениях все было так складно. Фотография, которая попалась ему на глаза в подвале. Свидетель, вдова в доме Морениуса, которая видела мужчину, похожего на Педера Расмуссена. Связь с Россией и совпадающие отрезки времени.
Только когда Фредрик назвал весь ряд косвенных улик, он увидел, как неубедительно все это прозвучало. И понял, что сознательно добавил кое-что от себя. Интуицию. Чувство, настаивающее на том, что он не принимает желаемое за действительное. Фредрик представил перед собой Якоба. Иногда сын откладывал ноты в сторону. Закрывал глаза и позволял пальцам просто скользить по струнам альта. И тогда гармонии находили сами себя.
В этой теории тоже была гармония. Мелодия, звучавшая так хорошо, что никак не отпускала.
Себастиан Косс был юристом. И как никто знал, что в суде часто поют фальшиво.
– Бейер. Я не говорю, что ты ошибаешься. И не говорю, что ты прав. Но ты должен дать мне что-то большее.
Фредрик откинул голову на неудобный подголовник.
– Я знаю, – простонал он. – Дай мне немного времени. И пожалуйста, не говори ничего Андреасу.